Педагогика. Жизненные позиции ребенка: выявление детей-лягушек

Итак, мы с вами занимаемся ситуативным тестированием. Ситуационное тестирование, несмотря на внешнюю простоту, достаточно сложная процедура. Она требует тренировки, поскольку основана на регистрации и анализе мельчайших вариаций поведения, что достаточно затруднительно без систематической практики — деталей слишком много и трудно их выделить, классифицировать и еще сделать на «IX основе выводы — то есть все то, что в обычном тестировании делает за исследователя уже готовый тест.

Преимуществом ситуативного тестирования является то, что оно обязательно включает в себя обратную связь, проверку сделанных выводов непосредственно на месте, буквально в ту же минуту, в которую было осуществлено умозаключение. Если полученный результат ему не соответствует, можно сразу же собрать новый материал и сделать более точное заключение. Мы будем постепенно вводить новые элементы ситуационного тестирования, чтобы у начинающих было время потренироваться, так сказать, «порционно», пока вы дочитываете одну главу и переходите к следующей.

Стало быть, мы начинаем с тестирования принцевости и лягушачести. Возьмом самое простое — смотрят вам в глаза или нет ваши ученики. Если, в основном, не смотрят в глаза, когда разговаривают с вами, то они, скорее всего, зеленые или серые лягушки. Если же смотрят, но вы явно чувствуете некоторую «наглецу» в их взгляде — это, скорее всего, коричневые лягушки. Их трудно спутать с принцами, которые в основном смотрят в глаза в процессе беседы. Но в общении с принцем вы не чувствуете себя ни выше, ни ниже его в психологическом плане, конечно.

Следует, несомненно, обратить внимание и на общий «рисунок» поведения ребенка. Если он всегда, непременно старается быть первым — иными словами, когда, как говорится, человек «хочет быть на каждой свадьбе — невестой, на каждых похоронах — покойником» — то перед вами — лягушка. Если забивается в уголок и оттуда его никакими силами не вытащить, а уж чтобы руку поднять по своей воле — так и подавно, то это — лягушка. Если в жизни ему ничего не мило, на все наплевать — вызов родителей, двойка или пятерка, отношения с учителями и товарищами, то это — лягушка. Если он завидует окружающим, их одежде, внешности, силе, уму, знаниям, чему угодно, то это — лягушка. Если ему радостно, когда другому плохо — лягушка. Если постоянно выпячивает свои достоинства, старается быть на виду, хвастает — лягушка. Если непрерывно жалуется — на здоровье, учителей, задающих непомерно большие задания, родителей, забывших его вовремя поднять, учеников, плохо к нему относящихся, — лягушка. Если грубит — лягушка. Если эмоционально слишком сдержан, либо навязывает свою любовь или общество — лягушка. Все это легко можно заметить, если потратить на наблюдение некоторое время.

Существуют, однако, более тонкие признаки, позволяющие выделить лягушку. Стоит внимательно прислушаться к тому, что говорят дети. Естественно, откровенным признаком лягушачести будет употребление упомянутых жалобных девизов. Кроме того, у лягушек есть особые слова и выражения, позволяющие достаточно уверенно проводить дефиницию.

Для того, чтобы эффективнее разобраться в этих признаках, мы обратимся к нейролингвистическому программированию, разработанному Ричардом Бэндлером и Джоном Гриндером. Они задались вопросом: почему одни люди, попадая в напряженные ситуации, проявляют удивительную энергию, находят многочисленные нетривиальные решения и практически всегда выходят из сложных положений победителями; в тоже время другие люди в тех же самых ситуациях зарабатывают одни лишь разочарования, боль, неудовлетворенность, ненависть к другим и себе? (Вы, вероятно, заметили, что данная дефиниция очень близка к Бёрновским принцам и лягушкам).

Бэндлер и Гриндер предположили, что первым (принцам), помогает в их способности продуцировать множество решений и справляться с любой трудностью то, что они обладают возможностью всесторонне анализировать события, не замыкаться только на каком-то одном аспекте. Такой расширенный анализ дает достаточно материала для выработки большого количества вариантов выхрда, из которых можно выбирать наиболее соответствующий для данной ситуации.

По-другому обстоят дела у лягушек. Их способность к анализу слишком ограничена, узка. В результате они получают недостаточно материала для производства множества решений и поэтому вариантов решений обычно очень мало, чаще всего — один. Но даже если и два или три, все равно ни одно из них не прельщает лягушку. Она наперед знает, что обязательно проиграет.

Проблема лягушек не в том, что они постоянно делают неправильный выбор, такое случается и с принцами, а в том, что у них слишком мало этих выборов, поскольку их картина мира — тесна и бедна. У лягушек есть специфические, только им присущие механизмы получения, переработки информации и выработки на ее основе решений, позволяющих им быть несчастными, разочарованными, испытывать неудовольствие и постоянно совершать одни и те же ошибки. Таких механизмов три: генерализация, стирание и искажение.

Генерализация — это процесс, позволяющий делать обобщения на основе нескольких случаев, а иногда даже одного, и вырабатывать на этом материале правила реагирования во всех сходных ситуациях. Наша способность к генерализации очень полезна для жизни в этом мире. Например, маленький ребенок, раз обжегшись спичкой, затем будет избегать открытого огня в любой:его форме всю жизнь.

Предположим, что в детстве ребенок пьет из пластмассового стаканчика и с удовольствием бросает его на пол. Из этого он может сделать генерализацию — «стаканы можно бросать на пол». Понятно, его ждет горькое разочарование, когда он столкнется со стеклянным стаканом. В результате итоговая генерализация может быть — «не бросай на пол стаканы вообще». Однако другой ребенок способен сделать генерализацию — «можно бросать пластиковые стаканы и нельзя — стеклянные». Что касается представления о мире, то вторая модель дает гораздо более полную картину, нежели первая.

Такой же процесс генерализации может привести человека к правилу «Не выказывай своих чувств». В обстановке концентрационного лагеря это очень полезное правило, позволяющее не провоцировать дополнительные наказания. Однако человек, пробующий применять подобное правило в браке или в преподавательской деятельности, ограничивает себя в установлении тесных связей с окружающими, в результате чего будет чувствовать одиночество, удаленность, отстраненность от людей. Такой человек чувствует, что у него нет выхода, поскольку генерализованное правило не позволяет поступать иначе.

Иными словами, одна и та же генерализация, одно и то же правило могут быть полезны или нет: все зависит от ситуации, от контекста, то есть в принципе не может быть «правильной» генерализации — каждая из них должна соответствовать месту и времени применения. Это дает нам ключ к пониманию поведения людей, которое нам иногда кажется предельно странным и неприемлемым — стоит лишь реконструировать ситуацию, в которой это поведение было генерализировано.

Другой механизм, помогающий адаптации к миру, либо способствующий поражению в борьбе с жизнью, — стирание. Стирание — это процесс, позволяющий избирательно обращать внимание на одни события или характеристики этих событий, и не замечать другие события или их (характеристики. Например, стирание помогает слушать важное для вас сообщение диктора в очень шумной комнате.

То же самое стирание позволяет людям не слышать важные вещи, которые им говорят другие люди. Как-то девочка (Лена Н.) на консультации пожаловалась, что ее мать никогда не говорит с ней ласково. Мы пригласили на следующую консультацию мать и убедились, что девочка не совсем права. Тогда мы попросили мать в нашем присутствии специально сказать девочке что-нибудь ласковое. Мать громко сказала: «Леночка, милая, я так тебя люблю!». Перед тем, как она это произнесла, мы обратились к девочке с просьбой прислушаться, какие чувства вызывают у нее слона матери. Самым поразительным было то, что девочка вообще не услышала материнского текста. Она повернулась к нам и сказала: «Вот видите, она даже слов таких не знает!»...

Несомненно, стирание может быть, как и генерализация, полезно в одних ситуациях и вовсе не полезно в других.

Наконец, третий механизм — искажение. Искажение —)то процесс, позволяющий нам оторваться от чувственного опыта и создать свой собственный, особый, фантазийный мир. В основе творчества всех видов лежит искажение. Однако этот же самый процесс может существенно сузить мир человека. Например, в случае указанной выше девочки, мы попросили ее мать еще раз повторить фразу, а дочь — послушать. Теперь девочка услышала, но смысл фразы был немедленно искажен и она заявила: «Ну конечно, это она перед вами хочет казаться хорошей!».

Такая способность не слышать приятное в случае, когда это противоречит усвоенному отношению к жизни (а здесь наблюдается именно отношение к жизни), может принести и приносит много долгожданного несчастья лягушкам, доказывая еще раз, что они правы, подобным образом относясь к себе и миру.

Рассмотрим теперь, каким образом эти механизмы проявляются в поведении лягушки и как их можно идентифицировать. Начнем со стирания. Оно часто проявляется в словесных конструкциях, содержащих сравнение. Для лягушки характерно «редуцированное» сравнение.

 

Как известно, описывая соотношение вещей или явлений, мы можем использовать сравнительную или превосходную степень, вставляя в свои речевые конструкции прилагательные в соответствующей форме. Эта форма может быть образована за счет приставок, окончаний и суффиксов: «длиннее, короче, старше, красивее, быстрее, медленнее,' либо длиннейший, кратчайший, старейший, красивейший, быстрейший, наимедленный, наидлинный. Кроме того, могут использоваться слова «более, менее, самый»: «более длинный, менее короткий, более взрослый, менее красивый, более быстрый, менее медленный; либо самый длинный, самый короткий, самый красивый, самый старший, самый быстрый, самый медленный».

Сравнительная степень предполагает наличие хотя бы двух сопоставляемых вещей или явлений:

— Мне больше нравится физика, нежели химия.

Это высказывание содержит обе сравниваемые части Однако возможен и другой вариант:

— Мне больше нравится физика.

В этом случае мы имеем дело с работой механизма стирания, поскольку не ясно, с чем происходит сравнение.

Превосходная степень предполагает, что один предмет или явление выбирается из целого множества:

— Он — лучший ученик в классе.

В этом случае понятно из чего сделан выбор. Но можно сказать так:

— Он — лучший ученик.

В этом случае невозможно выяснить, среди кого «Он — лучший ученик» — среди учеников класса, школы, планеты.

 

Для лягушек характерно при использовании в своей речи с равнений употреблять их, по большей части, в неполном, редуцированном виде.

Следующий речевой признак, указывающий на работу стирания у лягушки, связан с использованием наречий типа «ясно», «понятно», «очевидно», «определенно», несомненно», «удивительно» и т.п.

— Понятно, что мои родители меня не любят.

Стирание в данном случае проявляется в том, что слушателю, а часто и говорящему совершенно не ясно, кому это «понятно».

— Очевидно, что она прогуливает уроки.

— Ясно, что он ей нравится.

— Удивительно, как родители не понимают своих детей. Несомненно, подобные формы проявления стирания в речи

легко различимы. (Чтобы снять стирание в этом высказывании, укажем, что «несомненно» — для нас, а «легко» — для вас).

Другую прекрасную возможность определения лягушек дает использование ими в речи так называемых «модальных операторов».

— Я должен любить людей.

— Каждый должен любить людей.

— Необходимо любить людей.

Вы уже можете заметить, в чем здесь стирание — кому я или каждый должен; почему я или каждый должен; почему и кому необходимо и т.п. Кроме этих модальных операторов долженствования используются еще модальные операторы возможности.

— Невозможно слушать музыку и делать уроки одновременно.

— Никто не может слушать музыку и делать уроки одновременно.

— Никто не способен слушать музыку и делать уроки одновременно.

И здесь легко определить стирание, препятствующее адекватному пониманию и реагированию лягушки на события, происходящие с ней: что делает это невозможным/ Что препятствует одновременному слушанию музыки и деланию уроков? Почему никто не способен? и т.п.

Таким образом, тестовым признаком в данном случае будет использование модальных операторов: должен, обязан, следует, необходимо, возможно, может, способен либо неспособен, ие может, невозможно, не следует, не обязан, не должен.

Искажение в речи лягушек проявляется в так называемой «номинализации». Номинализация представляет собой явление, когда в речи глагол заменяется существительным.

— Смех директора вызывает у меня раздражение. Номинализациями здесь будут два слова — «смех» и «раздражение».

На самом деле, если убрать номинализацию, фраза должна звучать следующим образом:

— Когда директор смеется, я начинаю раздражаться. Почему это так важно — различать номинализации и почему вообще номинализации — атрибут лягушки? Ведь язьжовые средства позволяют выражать одну и ту же мысль в разнообразной словесной оболочке.

Преобразование глагола в существительное производит некоторые изменения в смысле выказывания. Событие, описываемое в нем, начинает выступать как законченное и лежащее вне контроля говорящего («Ничего не могу с этим поделать»); тогда как событие, описываемое глаголом, является текущим и вполне поддается корректировке.

— Решение выплачивать сыну деньги за отличные оценки оказалось не слишком удачным.

Номинализация в данном случае «решение». Но событие произошло, ничего изменить в этом невозможно и неизвестно, кто автор этого решения. Таким образом, лягушка снимает с себя ответственность за происходящее, произошедшее и за необходимость производить перемены.

Не все существительные поддаются деноминализации. Например, «решение», «сопротивление», «гнев» вполне можно заменить глаголами «решать», «сопротивляться», «угнетаться». Однако существительные типа «стул», «окно», «серьга» такой операции не поддаются. Для того, чтобы выявление номинализации в речи лягушки происходило бы-4 тро и без значительных затруднении, Гриндер и Бэндлер предлагают простой способ. Представьте себе, мысленно, тележку, в которую вы складываете предметы, обозначае-мые существительными, которые имеются в высказывании. Те, которые вы смогли уложить в тележку, номинализациями не являются, остальные — номинализации.

— Я хочу сделать стул.

— Я хочу сделать решение.

В первом случае вы вполне уложите стул в тележку, во втором это не удастся. Попробуйте сами:

— Я ожидаю ребенка.

— Я ожидаю вдохновения.

— Я хочу мяса.

— Я хочу счастья.

— Осколки пугают меня.

— Неопределенность пугает меня.

Вы видите, что таким образом задача распознавания номинализации облегчается.

Механизм генерализации проявляется у лягушек в речи, прежде всего, в отсутствии референтных индексов.

— Люди пугают меня.

— Вася пугает меня.

В первой фразе слово «люди» не имеет референтного индекса — совершенно не понятно, кто конкретно имеется в виду, тогда как во второй это ясно.

— Никто не обращает внимания на то, что я говорю, Здесь слова «никто» и «что» не имеют референтных индексов — не ясно, кто этот «никто» и что при этом говорится.

— Я вчера видел свою тещу.

Здесь все существительные имеют референтные индексы.

— Ты понимаешь, что нам это неприятно, наблюдать твое поведение.

Слова «ты», «вам», «это», «поведение» не имеют референтных индексов.

— Со всяким может случиться такое в любое время. Слова «всяким», «такое», «любое», «время» не имеют референтных индексов.

Отсутствие референтных индексов показывает, в каком месте дала сбой генерализация. Например, вывод «Петров меня не любит» мог быть распространен на все случаи, в результате чего получилось «Дети меня не любят».

Очень часто лягушки используют так называемые «уни-версальнеые квантификаторы»: «все, все, каждый, любой, всякий, везде, всегда»; а также их отрицательный эквивалент: «ничего, ничто, никогда, нигде, никто, некий». Универсальные квантификаторы, а также фразы и части фраз, в которые они включены, не имеют референтных индексов.

— Никто не обращает на меня никакого внимания.

— Никогда нельзя доверять никому.

Лягушки также слишком много употребляют недостаточно специфицированных глаголов.

— Моя мать делает мне больно.

В этом случае не понятно, что имеется в виду под «делать больно» — бить ремнем, колоть ножом; либо говорить неприятные слова, оскорблять; либо не обращать внимания, игнорировать.

— Иванов всегда требует к себе внимания.

Каким образом, как конкретно он требует внимания? Что он делает, требуя внимания?

— Ваш Петенька игнорирует мои замечания.

Как конкретно он игнорирует ваши замечания? Что он делает для того, чтобы игнорировать ваши замечания?

— Сидоров мягко сжал своей ладонью мой локоть.

Вот в этом случае употребленный глагол полностью специфицирован, ясно, как происходил контакт, кто его произвел и в каком месте он был произведен.

 

Речь лягушек изолирует неопределенностями. так как они часто используют предположения, которые относятся к процессу искажения.

— Если мои родители будут такими же несговорчивыми, какими они были в последний раз, когда я пытался говорить с ними об этом, я больше вообще не буду ничего обсуждать с ними.

Из этого высказывания мы можем только узнать, что говорящий предполагает не делать чего-то, если что-то будет не так, как ему хочется. Остается непроясненным, как конкретно были несговорчивы родители и в чем, когда это было и о чем шел разговор.

— Если ваша дочь и далее будет вести себя также пассивно на уроках, я не буду пытаться помогать ей.

Остается неясным, в чем конкретно проявляется пассивность.

Лягушки зачастую считают, что другие люди похожи на них и поэтому для них, лягушек, якобы не представляет труда понять, что эти другие думают.

Это называется «чтением мыслей».

— Все дети в классе завидуют моему новому платью.

— Он злится на меня.

— Я знаю, что для тебя лучше.

— Ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду?

— Я уверена, что тебе понравится мой подарок.

 

— Если бы она любила меня, она бы понимала, что мне нравится, а что нет.

— Мне казалось, что ты понимаешь, как она относится к тебе.

Попытка чтения мыслей — одна из самых распространенных причин глобального непонимания, возникающего между людьми. Оно является прямым следствием лягушачьего отношения к жизни, поскольку лягушка в своем иллюзорном мире даже не может допустить возможности, что ее кто-то не поймет (хотя и боится этого). Поэтому, когда общаются две лягушки, на самом деле это контакт четырех участников. Каждая лягушка общается со своим воображаемым собеседником, понимает его, а он ее; а сбои происходит при совмещении реального и воображаемого собеседников — реальный никак не хочет походить на прототип. Если к этому добавить, что вторая лягушка испытывает те же самые чувства, то проблема понимания людей выглядит совсем неразрешимой.

Лягушки используют в своей речи оценки: хорошо, плохо, правильно, неправильно, слабо, корректно, честно, глупо и т.п.

— Ты плохо себя ведешь.

— Нехорошо заставлять людей ждать.

— Глупо раскрывать свою душу другим людям.

— Есть только один способ правильно воспитывать детей — бить их.

— Ошибочно думать, что в этом мире можно добиться справедливости.

Лягушка говорит так, потому что она считает: только она знает, как действительно надо вести себя с другими людьми, как жить в этом мире, что хорошо и что плохо для нее и, следовательно, для других людей.

Очень часто лягушки употребляют в речи слова, показывающие возвратность и повторяемость действий: снова, опять, тоже, также, вновь, еще раз.

— Ты опять не выучил уроки.

— Еще, раз вам говорю, Марья Ивановна, вы снова забыли заполнить журнал.

Лягушки пользуются также «квалификатораии»: «только, даже, просто, исключительно».

— Только ты могла это сделать.

— Подобные случаи происходят исключительно с тобой.

Применяют лягушки и негативные вопросы.

— Ты не* хочешь ничего рассказать мне?

— Тебе не говорили, как надо вести себя?

— Раэве ты не знаешь, как надо решать эту задачу!" Очень любят использовать риторические вопросы.

— Кого интересует, учил ты уроки или нет?

Этих признаков вполне достаточно, чтобы определить лягушку. Следует только учитывать момент, на котором мы старались сделать ударение. Для лягушки характерно, что она в основном употребляет вышеприведенные речевые конструкции, в то время как принц их в основном не употребляет. Тем не менее мы предлагаем не делать выводов на основе только одной услышанной фразы, а попытаться собрать достаточное количество материала.