Авторская позиция в произведениях Набокова

Владимир Набоков признанным стал в эмиграции в середине 20-х годов (ранние стихотворные сборники не обеспечили ему литературной известности), но лишь во второй половине 80-х, после публикации подборки стихов в журнале «Октябрь» (1986.—№ 11) и «Защиты Лужина» в «Москве» (1986,—№ 12) он, имеющий мировую славу, оказался доступен российскому читателю.
Среди ценителей набоковского таланта в эмиграции были такие мастера, как Е. Замятин, В. Ходасевич, И. Бунин. «Многие им восхищались, почти все ему удивлялись»,— писал Г Струве. Прочитав «Защиту Лужина», И. Бунин готов был, кажется, уступить ему первенство: «Этот мальчишка выхватил пистолет и одним выстрелом уложил всех соперников, в том числе и меня». Однако существовали и иные мнения. В. Набокова обвиняли в разрыве с гуманистической традицией русской литературы, в демонстративной приверженности «чистому искусству», в покушении на авторитеты Чернышевского и Достоевского. Противоречивость суждений — «талантливое, но бессодержательное», «красивое, но бесцельное» — характерна для многих критиков и часто объясняется простым непониманием набоковских книг.
Во многом расходясь с русскими эмигрантами, В. Набоков сохранил свою самостоятельность, независимость. Перед ним не вставал вопрос о возвращении на родину, поскольку не могло быть ни под каким видом примирения с диктатурой, а расхождения с советским государством, по признанию писателя, «никак не связаны с имущественными вопросами». Россия для В. Набокова была больше, чем «тема воспоминаний», звучащих постоянно в его произведениях. Устами одного из автобиографических героев Федора Годунова-Чердынцева («Дар», 1937) писатель объясняет свою кровную, независимую от политических систем и режимов, связь с Россией: «Мне-то, конечно, легче, чем другому, жить вне России, потому что я наверняка знаю, что вернусь — во-первых, потому, что я увез с собой от нее ключи, а во-вторых, потому, что все равно когда, через сто, через двести лет,— буду жить там в своих книгах или хотя бы в подстрочном примечании переводчика». Сейчас это возвращение осуществилось.
Как складывался творческий путь В. Набокова? В первом его романе «Машенька» (1926) видна еще бунинская традиция лирико-психологической прозы. Действие романа происходит в одном из берлинских пансионов, населенном русскими эмигрантами, которые постоянно грезят Россией. С образом Машеньки связано воспоминание героя не только о возлюбленной далекой юности, но и о покинутой родине. Россия тоже потеряна, и кажется, что безвозвратно. Но зов души подавить нельзя. Мотив этот вновь прозвучит в «Подвиге» (1932), герой которого, понимая обреченность своей попытки, не сможет противостоять желанию перейти границы.
В 1929 году завершен роман «Защита Лужина». В нем В. Набоков обратился к теме таланта, творческого начала в человеке, к судьбе неординарной личности. Шахматы в жизни Лужина не только профессиональное занятие, не просто призвание, но способ самоосуществления. Мир шахмат воспринимается В. Набоковым как мир искусства. Он противостоит квартирному быту, разговорам о политике, имущественным проблемам и отношениям. Для героя и для писателя именно в искусстве видится настоящая реальность. Не случайно неловкий, неповоротливый, неряшливый, некрасивый («полное серое лицо», «плохие прокуренные зубы») Лужин преображается за шахматным столом. В обыденной жизни в его мир постоянно врываются «призраки», «зрители»,— он им противостоять не может. Но и шахматы тоже требуют противостояния. Поражение в партии с итальянцем Турати воспринимается Лужиным как крах. Попытки близких оградить его от шахмат бесполезны. Ни женитьба, ни другие соблазны обыкновенной жизни не могут заменить счастья, которое давали шахматы. Талант несовместим с прагматизмом. Лужин выбрасывается в окно. Это уход из обыденной реальности, которую не принимает душа героя. Подобные «уходы», «растворения» героя будут встречаться и в других произведениях В. Набокова (например, в «Приглашении на казнь»).
Развивается тема творчества в романе «Дар». Герой здесь уже не шахматист, а поэт, писатель. Годунов-Чердынцев, как и его создатель, не признает литературы «с направлением», «писателей, греющих руки на злобе дня». В этом автор и герой единодушны. Вместе с тем имен но на примере этого романа хорошо виден сам процесс выбора «маски», введения приема, примеривания различных вариантов сюжета. Творчество понимается В. Набоковым как самораскрытие. Герой объясняет своей возлюбленной (Зине Мерц), как жизнь претворяется в художественную ткань текста: «...так пропитаю собой, что от автобиографии останется только пыль, но такая пыль, конечно, из которой делается самое оранжевое небо».
Почти одновременно с «Даром» В. Набоков заканчивает роман «Приглашение на казнь», в котором читатель оказывается в вымышленном городе вымышленного государства. Этот роман многие исследователи относят к числу антиутопий, ставя рядом с «Мы» Е. Замятина, «О, этот дивный мир» О. Хаксли. Но у книги В. Набокова есть и принципиальное отличие. Мир, в котором живут герои,— буквальный театр абсурда. Тюрьма выглядит не страшной, а вполне «домашней». Палач любит свою жертву, адвокат — брат прокурора. В. Набоков избегает психологического анализа характеров. Основной его прием — пародия. Пародируются и тюремные порядки, и вся система жизни, отторгающая человеческую индивидуальность.
Вина Цинцината в том, что он не захотел быть прозрачным при всеобщем законе прозрачности, запрещающем тайные (свои) мысли, желания. Он не может принять правила игры и поэтому осужден. Однако состоялась ли казнь в финале, остается неясным. Палач сделал свое дело, но казнь как бы не помешала герою уйти. Как пишет А. Долинин, «за секунду до казни „внутренний человек" осознал, что в его силах вырваться из „тюрьмы на свободу"». Очевидно, поэтому и возможен финал после финала, движение после отсечения головы, переход в другую реальность, к другим, таким же, как он, людям.
К пародии В. Набоков обращался достаточно часто. Как вызов идее тоталитаризма, диктатуре воспринимается пьеса «Изобретение Вальса» (1938). Изобретатель аппарата «телемор», который может уничтожить целую страну, становится диктатором, «ленивым и развратным». Ему подстать министры с «игрушечными» внешностями и именами: Берг, Бриг, Брег, Герб, Гроб и т. п. Последние трое представлены куклами, ничем не отличающимися от прочих генералов. Выступая продолжателем М. Салтыкова-Щедрина, В. Набоков главным своим оружием избирает смех.
В 1940 году В. Набоков переехал в Америку и стал не только американским гражданином, но и англоязычным писателем.
На английском языке написаны романы «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» (1938—1940), «Под знаком незаконнорожденных», «Другие берега» (1954), «Лолита» (1955), «Пнин» (1953—1957), «Бледный огонь» (1962), «Ада» (1965), «Прозрачные вещи» (1972), «Взгляни на арлекинов» (1974), рассказы, стихи, эссе. В. Набоков продолжал разрабатывать те же темы — творческой личности, абсурдности современного государства, утраченных иллюзий, тоски по детству. Он занимался переводами на английский язык русских классиков (Пушкина, Гоголя); написал комментарии к «Евгению Онегину», составившие четыре тома; преподавал русскую литературу сначала в колледже Уэллесли, а с 1948 года в Корнелльском университете.
Именно в Корнелле написана «Лолита» (первая публикация — в Париже в 1955 году) — одно из самых знаменитых произведений В. Набокова, с которым связаны были и скандальные истории, и начало настоящей известности и успеха.
Еще в 1951 году он писал о «Лолите»: «Я сочиняю сейчас роман, в котором речь идет о проблемах весьма нравственного господина средних лет, который весьма безнравственно влюбляется в свою тринадцатилетнюю падчерицу». Поскольку роман написан от первого лица, кое-кто воспринял его как автобиографический, а пикантные подробности позволили цензуре и читателям считать книгу порнографической. Русская литературная община в Нью-Йорке выставила моральный счет автору, нарушившему канон целомудрия отечественной литературы. «Лолиту» противопоставляли «Доктору Живаго» Б. Пастернака,— между прочим, романы в один год (1958) оказались американскими бестселлерами.
Непривычность (для многих скорее уж прямо и неприличность) сюжета препятствовала пониманию авторского замысла. 3. Шаховская в книге «В поисках Набокова» пишет: «„Лолиту" прочла в первый раз в запрещенном издании Жиродиаса. Мы еще не были приучены к такому жанру, но как прекрасны были описания, как всюду сверкало набоковское мастерство. Да и было в этой истории что-то очень трагичное, искупающее то, что не нравилось».
Постепенно начали появляться вдумчивые исследования. Среди них эссе Н. Берберовой, работы К. Проффера «Аннотация „Лолиты"» и «Ключи к „Лолите"». За внешним сюжетом романа угадывали философский смысл, мотив тоски по утраченному детству. Утвердилось мнение, что поклонение Гумберта Лолите — истинная драма. После всех переживаний, разочарований, ревности к сопернику он понимает, что им владеет не страсть, но любовь,— и в этом цель автора.
Мотив детства в разных аспектах крайне важен в произведениях В. Набокова. Детство у него всегда связано с любовью, с образом дома, с памятью об отце и матери, о родных местах, которые никогда (до старости) от себя не отпустят. «Лолита» написана сразу после «Других берегов» (1954) — автобиографического повествования, в котором поэзия детства достигает наивысшей концентрации. Сопоставление столь разных произведений помогает войти в творческую лабораторию писателя. «Я считаю этот роман,— говорил В. Набоков о „Лолите",— лучшим из написанного мною по-английски, и, хотя тема и положения имеют отчетливо чувственный характер, поэтика чиста и фантазия безудержна». Он противопоставлял свой взгляд фрейдистскому психоанализу, который «подменяет любую поэзию половыми комплексами», не уставал издеваться над смакованием половых проблем в литературе.
Многие произведения В. Набокова автобиографичны. Но если «Другие берега» — это в полном смысле автобиография, то в иных случаях происходит, по словам писателя, «выворачивание наизнанку своего опыта». Как и его герой Себастьян Найт, раненный грубостью мира, скрывал писатель свою боль за маской. Именно маску видит читатель во многих произведениях, но она так естественна, что трудно определить, не срослась ли она с лицом, не стала ли реальностью.
Читая В. Набокова, нельзя забывать, что перед нами не публицист, а художник. Как писал В. Ходасевич еще о первых произведениях писателя, «при тщательном рассмотрении Сирин оказывается по преимуществу художником формы, писателем приема... Сирин не только не прячет прием, но выставляет наружу, как фокусник, который, поразив зрителя, тут же показывает лабораторию своих чудес».
Взаимоотношения автора и героя — всегда игра с определенными правилами. В игру вступает писатель и с читателями. Именно эту школу прошли у В. Набокова (и по-разному ее опыт усвоили) современные постмодернисты.
Изображая современный мир в его жестокости, показывая торжество пошлости и посредственности, В. Набоков обращается, как уже говорилось, к форме пародии, считая ее действеннее сатиры. На вопрос своего бывшего ученика А. Аппеля он ответил предельно кратко: «Сатира — поучение. Пародия — игра».
Занимаясь интерпретацией произведений В. Набокова, очевидно, стоит помнить о тех оценках и рекомендациях, которые он высказывал в адрес критиков. Смысл и оправдание литературной критики писатель видел в том, чтобы объяснить читателю, как сделано произведение. Начинающим критикам он давал совет научиться распознавать пошлость и помнить, что посредственность преуспевает за счет идей.
Изучение творчества В. Набокова на Западе началось давно и успешно развивается. После смерти писателя стал выходить журнал «Набоковианец». Защищены десятки диссертаций, напечатано несколько монографий. Наиболее популярные (хотя обе отнюдь не бесспорные) принадлежат Э. Филду и Б. Бойду. В 1995 году появилась первая русская биография писателя — книга Б. Носика «Мир и дар Набокова». Россия включилась и в организацию международных набоковских конференций, проведенных в 1989 году в Париже, в 1990 году в Ленинграде, в 1992 году в Ницце. Заслуживает внимания монография Е. Анастасьева «Феномен Набокова» (М., 1992) и полемическая работа В. Липовецкого «Анти-Бахтин—лучшая книга о Набокове» (СПб., 1994). Выпущенное в России в 1990 году четырехтомное собрание сочинений В. Набокова включает только произведения, написанные на русском языке. В 1997-1999 годах вышло в пяти томах собрание сочинений американского периода.