Общественный строй в России в начале XX века. Столыпинская аграрная реформа.

В начале XX в. в России сохранялось сложившееся ранее деление обще­ства на сословные группы, чему в немалой степени способствовала госу­дарственная политика, препятствовавшая размыванию сословных границ. Закон разделял население Российской империи на 3 большие группы: при­родных обывателей (коренных граждан), инородцев (кочевые и другие або­ригенные группы) и иностранцев. Природные обыватели или подданные Российской короны, в свою очередь, делились на 4 сословия: дворян, духо­венство, городских и сельских обывателей.

Сословия обладали как общими, так и особенными правами и преимуще­ствами. Дворянство по-прежнему имело право на особые титулы, родо­словные книги, гербы, особые формы землевладения (майоратные, запо­ведные земли), оставалось собственником земли, хотя уже не единствен­ным. Экономический вес дворянского землевладения падал, ибо часть дворян, не умевших выживать в новых рыночных условиях, разорялась, закладывала свои имения или продавала их в руки разбогатевших кресть­ян и буржуа. В начале XX в. примерно 3/4 всей пашни (без лесов, водных массивов и неудобий) принадлежали крестьянам, и лишь 1/4 – всем ос­тальным сословиям (в первую очередь – дворянству).

Сокращалась доля дворянства, вытесняемого разночинцами, и в госу­дарственном аппарате, хотя в этой сфере роль его вплоть до революции 1917 г. оставалась ещё значительной. Дворяне занимали ведущие позиции в развитии духовного потенциала России, их вклад в «золотой век» рус­ской культуры невозможно переоценить.

Всего к началу XX в. в России насчитывалось 1 миллион 800 тысяч по­томственных и личных дворян (вместе с членами семей), что составляло около 1,5 % населения. По-прежнему пестрым оставался национальный состав дворянства. Лишь чуть более половины дворян считали родным русский язык, за русскими шли поляки, грузины, турецко-татарская, ли­товско-латышская, немецкая группы. Около 2 тысяч дворян влились в начале XX в. в состав крупных предпринимателей России.

Небывалый подъём экономики, который Россия пережила в конце XIX в., вызвал к жизни новые слои населения, которые меняют привычную картину сословий. Появляется предпринимательский слой, собственная буржуазия, крупная и средняя, численность и политический вес которой постоянно растут. Былое деление купечества на гильдии, с разными для каждой правами, уходит в прошлое, и принадлежность к буржуа опреде­ляется теперь выдаваемыми ежегодно властями «промысловыми свиде­тельствами». В них указывается сумма капитала, в рамках которого про­водится предпринимательство и наступает имущественная ответствен­ность. Остается шаг до окончательного уравнивания предпринимателей и купечества, как и уравнивания прав всех сословии. И этот шаг Россия де­лает в 1905 г.

Русские предприниматели заявляют о себе присоединением к либе­ральному движению, формируется оппозиция правительству, которая требует участия в управлении государством.

Другая новая социальная прослойка, которая формируется в России в указанное время, – это промышленный пролетариат. Численность рабо­чих, занятых в промышленности, торговле, на заработках в различных отраслях сельского хозяйства составляла около 9 миллионов человек, из них рабочими в строгом смысле слова являлись около 3 миллионов. Рус­ские рабочие в большинстве своем оставались в это время рабочими с на­делом. Как бывшие крестьяне они ещё надеялись восстановить свою, все более слабевшую связь с деревней. Но деревня все же выплеснула в город на рубеже веков огромную массу лишних рабочих рук, поглотить которую город оказался не в состоянии. Они-то и составили наиболее горючий ма­териал для последующих революционных потрясений.

Крестьянская деревня в России пережила к концу XIX в. бурный при­рост населения, численность которого за 40 последних лет века увеличи­лась на 65 %. Естественным следствием стал более ощутимый недостаток земли в Европейской России, сделавший лишними для деревни около 30 % крестьян. Экономическое развитие села тормозили сохранявшиеся в нем общинные порядки (круговая порука при уплате податей, переделы земли, невозможность распоряжаться ею без согласия общины). Они сдерживали расслоение крестьянства, формирование чувства собственника, хозяина своей земли. «Горе той стране, – писал известный государственный дея­тель России рубежа веков, С.Ю. Витте, – которая не воспитала в населе­нии чувства законности и собственности, а, напротив, насаждала разного рода коллективное владение».

У большинства крестьян, действительно, существовало твёрдое убеж­дение, что земля не должна принадлежать никому, как воздух, вода, солн­це. Отсюда – неуважение и к чужой собственности, стремление захватить помещичьи земли, леса, пастбища. Тысячи разнообразных нарушений за­конов о собственности (согласно полицейским донесениям) совершали в указанное время крестьяне российского центра.

Российское государство к началу XX в. по форме оставалось самодер­жавным, абсолютистским, ибо в стране отсутствовали представительные учреждения. В управлении страной абсолютный монарх опирался, с од­ной стороны, на централизованный бюрократический аппарат, который был строго иерархизирован. Каждое звено его занимало свое, отведенное ему место в многоступенчатой системе (министры, советники, губернато­ры и т.д.). Все чиновники назначались императором и были ответственны перед ним. Эта система была неплохо отлажена, работала споро, почти без сбоев, все ее винтики крутились в нужном направлении.

С другой стороны, в России развивались выборные структуры, прежде всего, в местном управлении. Их роль выполняли земские собрания и управы, городские думы, дворянские общественные организации. С из­вестной оговоркой можно утверждать, что Россия знала в это время и своеобразные конституционные органы, в которые входили высшие пред­ставители двора и бюрократии. Роль законосовещательного органа играл Государственный совет, члены которого назначались пожизненно царем. Он разрабатывал проекты законов, рассматривал их, привлекая к этому делу специалистов (вспомним, как готовились проекты демократических законов судебной реформы 1864 г.), но утверждение законов оставалось прерогативой императора.

Органом высшей исполнительной власти по-прежнему оставался Совет.министров, созданный, как и Государственный совет, при Александре 1. Правительствующий Сенат, исполняя роль верховного суда, обнародовал законы, разъяснял их, следил за их исполнением и контролировал закон­ность действия власти на местах. И хотя конечной властью в утверждении законов был сам император, государство в своей политике уже давно ру­ководствовалось ими. Оно стремилось также, как мы это уже видели, учи­тывать в своей политике интересы всех сословий. Формировавшийся в стране капиталистический рынок диктовал обществу законы и функции, которые не могла обойти никакая власть и никакие правительства. Для обозначения изменившейся со второй половины XIX в. формы российско­го государства учёные предлагают термин неоабсолютизм.

Однако абсолютистские черты все же превалировали в государствен­ном строе России. Главным же изъяном была политическая слепота цар­ского правительства, которое не видело путей дальнейшей его демократи­зации. «Я, – заявлял, вступая в 1894 г. на престол, новый монарх, Нико­лай II, выступавший перед представителями от земств, прибывшими по­здравить его с этим событием, – посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неукоснительно, как охранял их мой незабвенный, покойный родитель».

Достаточно стабильно, хотя и с отставанием от Запада, развивалась экономика России. Промышленность в 1880–1890-е годы давала 6–7 %ежегодного прироста. Это были не столь большие, но зато стабильные цифры. Государство осуществляло строгий протекционизм, ограждая оте­чественную промышленность от конкуренции иностранцев. Финансовая реформа 1897 г. С. Ю. Витте гарантировала стабильность, платежеспособ­ность и конвертируемость золотого рубля, который вплоть до начала пер­вой мировой войны (1914 год) оставался одной из самых устойчивых ев­ропейских валют. При- этом право эмиссии было строго упорядочено, и правительство не нарушало его, пока не разразились военные катаклизмы.

Все это позволило привлечь в российскую промышленность и торгов­лю иностранные капиталовложения (через иностранные фирмы, смешан­ные предприятия, продажу русских ценных бумаг на европейских биржах, через облигационные займы, широко распространявшиеся на рынках Европы). В акционерных компаниях России доля иностранною капитала (французского, бельгийского, германского, британского) исчислялась» начале XX в. в пределах от 15 до 30 %.

В начале XX в. политическая ситуация в России дестабилизировалась. Поднялась волна беспорядков, рабочих забастовок, крестьянских выступлений и террористических актов, спровоцированных русско-японской войной и экономическим кризисом. Известно, что японцы, стремясь осла­бить поенный потенциал противника, использовали революционные экс­цессы и оказывали финансовую помощь (в том числе поставками оружия) не только большевикам, но и другим политическим силам (эсерам, фин­ским и польским националистам и др.), истратив на эти цели 35 миллио­нов долларов по современному курсу.

События первой русской революции поставила Николая II перед необ­ходимостью определения концепции дальнейшего государственного раз­вития России. В качестве составной части модели государственного строя был сохранен традиционный, возникший ещё в допетровские времена, патернализм, теория единения царя с народом как основы управления го­сударством. Поэтому из двух возможных путей подавления революцион­ных выступлений, насильственного и парламентского, правительство Ни­колая II выбрало второй. Представительство, нося совещательный харак­тер, должно было доводить до царя «голос народа», а царь, являясь ко­нечной инстанцией в принятии закона, брал на себя обязанность свято исполнять закон, ибо законность объявлялась залогом успеха в деятельно­сти государства. На более радикальные преобразования, чем воплощение в жизнь идеи правового самодержавия, Николай II не был способен.