Самое сильное потрясение в жизни

Итак, капканы были расставлены, ловушки вырыты, и охотники готовилисьзаполучить большую добычу, - вопрос заключался лишь в том, согласится лизверь дать себя заманить. Если бы Чел-ленджеру сказали, что истинная цельвстречи - представить ему убедительные доказательства общения с духами итаким образом обратить его в спиритуализм, он бы рассвирепел илирассмеялся им в лицо. Но хитрый Мелоун при поддержке Энид убедилпрофессора, что его присутствие необходимо для того, чтобы разоблачитьмошенничества и объяснить, как и почему их водят за нос. Пребывая в этомзаблуждении, Челленджер в присущей ему надменной и снисходительной манересогласился удостоить своим присутствием собрание, которое, по его мнению,больше подходило бы для пещерных дикарей эпохи неолита, чем для человека,представляющего всю культуру и мудрость, накопленные человечеством. Энид сопровождала отца, который привел с собой какого-то странногосубъекта, ни Мелоуну, ни остальным собравшимся не известного. Это былбольшой угловатый шотландец с веснушчатым лицом и мощной фигурой, крайненеразговорчивый. От него так и не удалось добиться, какие именно аспектыдуховных проблем его интересуют; единственное, что из него вытянули, - эточто зовут его Николл. Мелоун и Мейли пришли в Голландский парк вместе; тамих уже ждали Делисия Фримен, преподобный Чарльз Мейсон, мистер и миссисОгилви как представители колледжа, мистер Болсоувер из Хаммерсмита и лордРокстон, который чрезвычайно увлекся спиритуализмом и весьма в немпреуспел. Всего собралось девять человек, компания разношерстная инеоднородная, от которой трудно ожидать хороших результатов. Когда всевошли в комнату, где должен был проводиться сеанс, Линден восседал вкресле, возле него расположилась жена; его представили собравшимся, многихиз которых он уже хорошо знал. Челленджер тут же взялся за дело с видомчеловека, который не потерпит всякой там чепухи. - Это медиум? - спросил он, глядя на Линдена с явной неприязнью. - Да. - А его обыскали? - Нет еще. - Кто будет обыскивать? - Кто-нибудь из нас, лучше вдвоем. Челленджер недоверчиво хмыкнул: - Кто именно, позвольте спросить? - Лучше, чтоб это сделали вы и ваш друг мистер Николл. Можете пройтив спальню - это рядом. Несчастного Линдена вывели из комнаты словно под конвоем, неприятнонапомнив ему о пребывании в тюрьме. Он и без того волновался, а это новоеиспытание и присутствие Челленджера совсем выбили его из колеи.Вернувшись, он посмотрел на Мейли и печально покачал головой. - Боюсь, сегодня у нас ничего не получится. Может, лучше отложим? Мейли приблизился и потрепал его по плечу, миссис Линден взяла заруку. - Все в порядке, Том, - сказал Мейли. - Помните, что вы под охранойдрузей, которые не допустят, чтобы вами манипулировали. Затем он обратился к Челленджеру - более сурово, чем это было в егоправилах: - Прошу вас не забывать, сэр, что медиум - это столь жечувствительный инструмент, сколь и любой из тех, какими вы пользуетесь всвоей лаборатории. Бережно обращайтесь с ним. Надеюсь, вы не нашли у негоничего подозрительного? - Нет, сэр, не нашел. Наверное, поэтому он говорит, что сегодняничего не получится? - Просто его взволновало ваше поведение. Вам следовало бы болееделикатно с ним обращаться. Однако выражение лица Челленджера не предвещало ничего хорошего. Еговзгляд упал на миссис Линден. - Я так понимаю, что эта особа - его жена. Ее также необходимообыскать. - Разумеется, - согласился Огилви. - Это могут сделать ваша дочьвместе с моей женой. Только умоляю вас, держитесь как можно дружелюбнее ипомните, что мы не меньше вашего заинтересованы в хороших результатах, ивсе пострадают, если вы разрушите необходимую среду. Тут поднялся мистер Болсоувер, бакалейщик, да с таким важным видом,словно он председательствовал на собрании общины. - Я требую, - заявил он, - чтобы профессора Челленджера тожеобыскали! От гнева борода профессора встала дыбом. - Обыскать меня?! Да как вы смеете, сэр! Но Болсоувера не так-то просто было запугать. - Вы пришли сюда как враг и торжествовали, если бы вам удалосьпоказать обман, - улавливаете мою мысль? Вот я и говорю, что надо бы васобыскать! - Это гнусная инсинуация, сэр! Значит, вы намекаете, что я способенна обман! - проревел Челленджер. - Увы, профессор, нас всех по очереди в этом обвиняют, - с улыбкойпроизнес Мейли. - И мы все сначала негодуем, а потом, со временем,привыкаем. Меня называли лжецом, сумасшедшим, - да Бог знает как еще! Ичто же из того? - Ваше предложение переходит всякие границы! - заявил Челленджер,бросая вокруг свирепые взгляды. - Ну что ж, сэр, - вмешался Огилви, который был весьма неуступчивымшотландцем, - никто вас силой не держит, можете в любую минуту уйти. Ноесли уж решите остаться, мы должны быть уверены в научной чистоте опыта.Сами посудите, можно ли говорить о научности эксперимента, если среди наснаходится человек, известный своим враждебным отношением к нашемудвижению, который не желает предъявить нам свои карманы. - Ладно, ладно, - предпринял попытку примирения Мелоун, - конечно же,мы можем поверить профессору на слово. - Не берусь спорить с вами, молодой человек, - сказал Болсоувер, - ночто-то сам профессор не очень верил на слово мистеру и миссис Линден. - У нас есть все основания соблюдать меры предосторожности, - заметилОгилви. - Смею вас уверить, что мошенничества, направленные противмедиумов, случаются ничуть не реже, чем те, что практикуются ими самими, ия могу привести тому множество примеров. Нет, сэр, вас необходимообыскать! - Было бы о чем говорить! - воскликнул лорд Рокстон. - Да мы сМелоуном мигом произведем осмотр! - Вот и прекрасно, давайте! - поддержал Мейли. Челленджера, всем своим видом напоминавшего быка с налитыми кровьюглазами и раздувающимися ноздрями, вывели из комнаты. Через несколькоминут приготовления были закончены, все расселись кружком, и сеансначался. Однако настрой был разрушен. Ох уж мне эти допотопные исследователи!- они требуют, чтобы медиума связали по рукам и ногам, словнокакого-нибудь цыпленка, или еще до начала сеанса высказывают ему своиподозрения прямо в глаза! Да это все равно что подмочить порох, а потомнадеяться, что он не утратил своих свойств и в нужный момент сможетвзорваться! Из-за них все усилия медиума сводятся на нет, а когда сеансоканчивается провалом, приписывают это своей проницательности, неподозревая даже, что во всем виновато их нежелание вникнуть в суть. Вот и получается, что во время сеансов, собирающих вокруг себяскромных, но дружелюбных и благожелательных людей, происходят события,которые холодным и беспристрастным служителям науки увидеть не суждено. Все были возбуждены, а уж как препирательства подействовали начеловека, которого они касались прежде всего! Для него комната быланаполнена разнонаправленными потоками и завихрениями психической энергии,и ему было так же трудно ими управлять, как, например, быстриной внизовьях Ниагары. От отчаяния он даже застонал. Началось, как всегда, сясновидения, но имена, которые улавливал тончайший слух Линдена, казалось,не имели смысла и сливались в однообразный гул. Отчетливее всего звучалоимя Джон, и он произнес его вслух. Значит ли оно что-нибудь дляприсутствующих? Ответом был лишь глухой смешок Челленджера. Затем возниклафамилия Чэпмен. Да, у Мейли был приятель с такой фамилией, но он умермного лет назад, и его появление казалось странным и неуместным. К тому жеМейли не мог вспомнить, как того зовут по имени. Бадуорт. - тоже нет. Домедиума доносились вполне отчетливые фразы, но они не имели никакогоотношения к присутствующим. Все складывалось из рук вон плохо, и Мелоунсовсем пал духом. Челленджер хмыкал так откровенно, что Огилви возмутился. - Вы только осложняете дело, сэр, - заявил он, - когда так явновыражаете свои эмоции. Я уже десять лет практикую спиритизм, но никогдаеще не видел, чтобы медиум находился в столь затруднительном положении. Помоему мнению, во всем виноваты вы. - Именно так, - Челленджер довольно кивнул. - Боюсь, будет мало толку, Том, - вмешалась миссис Линден. - Как тысебя чувствуешь, дорогой? Не пора ли прекратить? Но Линден, несмотря на свой кроткий вид, по натуре был боец. Природанаградила его теми же качествами, благодаря которым его брат еще немного иполучил бы Пояс Лонздейла. - Может, я слегка перевозбужден, и, если погружусь в транс, этопройдет? Сейчас, мне кажется, лучше задействовать телесную оболочку.Пожалуй, я попытаюсь. Приглушили свет, и теперь в комнате лишь едва мерцал красноватыйогонек. Шторы, огораживающие кабину, были задернуты; по одну сторону откабины смутно виднелся силуэт Тома Линдена, впавшего в транс, - он тяжелодышал - с другой стороны за всем происходящим наблюдала его жена. Но ничего не произошло. Прошло четверть часа, потом еще пятнадцать минут. Все терпеливождали, и только Челленджер начал ерзать на стуле. Воцарилась мрачная ихолодная атмосфера, - всем казалось, что ничего уже и не может произойти. - Все без толку! - в конце концов воскликнул Мейли. - Боюсь, что так, - согласился Мелоун. Медиум шевельнулся и застонал- он начал приходить в себя. Челленджер демонстративно зевнул. - По-моему, мы только зря тратим время, - изрек он. Миссис Линден гладила мужа по голове. Он открыл глаза. - Ну, что? - спросил он. - Это бесполезно, Том. Мне кажется, лучше отложить. - И я того же мнения, - поддержал Мейли. - Это для него слишком большая нагрузка, учитывая сложившиесянеблагоприятные обстоятельства, - заметил Огилви, сердито сверкнув глазамина Челленджера. - Я думаю, - отозвался тот с самодовольной улыбкой. Но Линден не привык легко сдаваться. - Конечно, условия неподходящие, - сказал он, - и колебаниянепривычные, но я попробую изнутри кабины. Она способствует концентрацииэнергии. - Это наш последний шанс, - сказал Мейли. - Действительно, почему быне попробовать еще раз? Кресло внесли внутрь кабины, туда же проследовал медиум и задернул засобой занавеску. - Кабина конденсирует потоки эктоплазмы, - пояснил Огилви. - Вне всякого сомнения, - согласился Челленджер, - однако должензаявить, что в интересах истины исчезновение медиума из нашего поля зрениявесьма огорчительно. - Ради всего святого, прекратите! - воскликнул Мейли, теряя терпение.- Давайте прежде получим результат, а потом уж будем дискутироватьотносительно его научной ценности! И вновь потянулись томительные минуты. Потом вдруг из кабиныпослышался глухой стон. Все напряглись в ожидании. - Эктоплазма, - прошептал Огилви. - Возникая, она всегда причиняетболь. Только он это произнес, как занавеска резко распахнулась, громкозвякнули кольца. На темном фоне возникли очертания какой-то белой фигуры.Медленно и неуверенно она вышла на середину комнаты. В красноватом сумракеее контур оказался и вовсе размыт, и она выглядела в темноте движущимсябелым пятном. С большой осторожностью, за которой скрывался страх, видениеприблизилось к профессору. - Ага! - громовым голосом проревел профессор. Раздались шум, крик, треск. - Поймал! - заорал кто-то. Чей-то голос потребовал: - Включите свет! - Осторожнее! Вы же медиума убьете! Все вскочили. Челленджер бросился к выключателю и зажег огни. Переходиз темноты к яркому свету был настолько резким, что понадобилось время,прежде чем ошарашенные и ослепленные зрители смогли понять, что жепроизошло. Когда они обрели способность видеть, их взору открылась удручающаякартина. Том Линден, бледный, больной, не успевший прийти в себя, сидел наполу, а над ним стоял здоровяк-шотландец, который и сбросил его вниз.Миссис Линден, опустившись на колени возле мужа, с негодованием глядела наобидчика. Все застыли в молчании, наблюдая эту сцену, как вдруг заговорилпрофессор Челленджер: - Ну что ж, господа, полагаю, вам нечего добавить к происшедшему. Вашмедиум, как он того и заслуживает, разоблачен. Теперь вы сами убедились,что такое ваши призраки. Я должен поблагодарить мистера Николла,знаменитого футболиста, за то, что он исполнил свои обязанности грамотно иточно. - Я быстро его скрутил, - сказал детина. - Он и сопротивляться нестал. - У вас это здорово получилось. Вы исполнили свой общественный долг,помогая разоблачить бессовестный обман. Думаю, нет нужды говорить, что поэтому делу будет возбуждено судебное преследование. Но тут вмешался Мейли. Он говорил с таким напором, что заставилЧелленджера слушать себя. - Вы допустили весьма распространенную ошибку, сэр, хотя избранныевами методы, которые свидетельствуют только о вашем невежестве, моглииметь для медиума роковые последствия. - И вы смеете говорить о невежестве! В таком случае я заявляю вам,что отныне стану рассматривать вас не как жертв обмана, а каксоучастников! - Минуточку, профессор! Я задам вам прямой вопрос и хотел бы получитьна него такой же прямой ответ. Фигура, которую мы все видели, прежде чемпроизошел этот инцидент, была белой, не так ли? - Да, именно так. - Но ведь медиум одет в черный костюм. Так где же белое одеяние? - Для меня это несущественно. Не сомневаюсь, что он и его жена готовык любого рода неожиданностям и уж наверняка знают способ быстренькоспрятать куда-нибудь простыню или что это там было. Подробности будутвыясняться в суде. - Нет уж, давайте сейчас. Обыщите комнату, может, и найдетечто-нибудь белое. - Я впервые нахожусь в этой комнате, она мне незнакома. Яруководствуюсь лишь здравым смыслом: человека разоблачили, когда онпереоделся духом, а уж в какое потайное место он спрятал свой костюм, дляменя значения не имеет. - Напротив, это имеет принципиальное значение. То, что вампосчастливилось наблюдать, - это не обман и не надувательство, этосовершенно достоверное явление. Челленджер хмыкнул. - Да, сэр, самое что ни на есть истинное. Вы видели так называемоепредвоплощение, переход к материализации. Поймите же вы, чтодухи-проводники, которые управляют этими вещами, не принимают в расчетваши подозрения. Они настраивают себя на определенный результат, и еслислабости участников сеанса не дают им возможности достичь его однимспособом, они избирают другой путь, не считаясь с вашими предрассудками,мало заботясь о вашей выгоде. В данном случае вы сами создали стольнеблагоприятные условия, что им не удалась попытка оформитьэктоплазматическую фигуру, и вместо этого они обернули находящегося втрансе медиума в оболочку из эктоплазмы и выбросили его вон из кабины. Онтак же непричастен к обману, как и вы. - Клянусь всем святым, - сказал Линден, - что не помню ничего с тогомомента, как вошел в кабину. Очнулся я уже на полу. Пошатываясь, он поднялся; его била нервная дрожь, так что он едваудерживал стакан с водой, который подала жена. Челленджер пожал плечами. - Ваши объяснения, - произнес он, - лишь показывают, насколько далекоможет простираться человеческое легковерие. Я знаю свой долг и исполню егодо конца. Все, что вы имеете сообщить, будет, без сомнения, в должной мереоценено судьей. С этими словами профессор повернулся, чтобы уйти, - с видом человека,с честью выполнившего миссию, ради которой пришел. - Идем, Энид! - бросил он. Но тут возникло обстоятельство настолько неожиданное, настолькодраматическое, что оно навеки запечатлелось в памяти тех, кто егонаблюдал. Челленджеру никто не ответил. Все уже поднялись, и лишь Энид оставалась сидеть. Голова еесклонилась на плечо, глаза были закрыты, из прически выбилась прядь волос,- вид, достойный кисти художника. - Она уснула, - удивился Челленджер. - Энид, проснись! Я ухожу! Но девушка не ответила. Тогда Мейли склонился над ней. - Тсс! Не трогайте ее - она в трансе! Челленджер бросился к дочери. - Что вы наделали! Ваши гнусные проделки испугали ее, и она лишиласьчувств! Мейли приподнял ей веко. - Нет, нет, у нее глаза закатились. Она в трансе. Ваша дочь, сэр, -медиум, обладающий большими возможностями. - Медиум! Да вы с ума сошли! Проснись, дочка, проснись! - Ради Бога, оставьте ее, иначе вам придется сильно пожалеть. Оченьопасно внезапно прерывать транс. Челленджер был явно озадачен. Впервые присутствие духа изменило ему.Его дитя подстерегает какая-то неведомая опасность, так неужто он ее иподтолкнет?! - Что же мне делать? - беспомощно спросил он. - Не бойтесь, все будет в порядке. Садитесь! Все садитесь! Ага, онасобирается заговорить. Девушка выпрямилась на стуле. Губы ее дрожали, одна рука былавытянута вперед. - Это ему! - воскликнула она, указывая на Челленджера. - Он не смеетобижать моего медиума! Это послание. Ему. Все затаили дыхание. - Кто говорит? - спросил Мейли. - Виктор говорит. Виктор. Пусть не обижает моего медиума! У меняпослание - для него! - Да-да. Так что за послание? - Здесь его жена. - Да! - Она говорит, что уже приходила к нему - с помощью этой девушки. Этослучилось сразу после кремации. Она стучит, он слышит ее стук, но непонимает, что происходит. - Профессор Челленджер, вам это о чем-нибудь говорит? Из-под нахмуренных бровей с подозрением глядели глаза, в которыхзастыл немой вопрос, - как загнанный зверь, профессор свирепо озирался посторонам. Это обман, подлый обман, и они вовлекли в него его собственнуюдочь. Это отвратительно! Но он им покажет! Он выведет их на чистую воду!Нет, у него нет вопросов: он видит их насквозь! Они ее совратили. Конечно,он от нее такого не ожидал, но, к сожалению, так и есть. Она пошла на эторади Мелоуна. Ради любимого человека женщина готова на все! Да,отвратительная история! Он не смягчился, напротив, он жаждал мести.Разъяренный вид и отрывистая речь отчетливо выражали его настрой. Девушка вытянула руку. - Еще одно послание! - Кому? - Снова ему. Человеку, который хотел обидеть моего медиума. Он недолжен его обижать! Вот мужчина - двое мужчин - они хотят ему что-тосообщить! - Да, мы слушаем, Виктор. - Первого зовут... - Девушка слегка наклонила головку, словноприслушиваясь. - Ага, понял! Ол... Олдридж. - Вам это имя что-нибудь говорит? Челленджер вздрогнул; на его лице отразилось безграничное удивление. - А кто же второй? - Уэр. Да-да, Уэр. Внезапно Челленджер сел и провел рукой по лбу. Он был смертельнобледен, на лице выступил пот. - Вы их знаете? - Я знал людей с такими именами. - Они хотят нам что-то сказать, - промолвила девушка. Челленджер словно подготовился к удару. - Что же это? - Слишком личное. Нельзя сказать, пока все здесь. - Мы можем подождать за дверью, - сказал Мейли. - Пойдемте, друзья,пусть профессор услышит, что ему должны передать. Все направились к двери, оставив профессора наедине с дочерью.Внезапно им овладела непривычная робость. - Мелоун, не уходите! Дверь закрылась; в комнате остались трое. - Так что же это за послание? - Оно касается порошка. - Да, слушаю. - Серого порошка. - Да, ясно. - Эти двое хотят, чтобы я передал: Вы не убили нас. - Тогда спросите их - да-да, спросите их, как они умерли, - профессоредва мог говорить, он весь дрожал от волнения. - Они умерли от болезни. - От какой болезни? - Нев... нев... Что бы это могло быть?...От пневмонии! Челленджер, издав вздох облегчения, откинулся на стуле. - Боже мой! - вскричал он, отирая пот со лба. - Мелоун, позовитеостальных! Все устремились в комнату. Челленджер поднялся им навстречу. Первымделом он обратился к Тому Линдену. По его тону было видно, что он глубокопотрясен и готов - хоть на миг - смирить гордыню. - Имею ли я право судить вас, сэр! Сейчас со мной произошло нечтонастолько странное и в то же время не подлежащее сомнению, - если моичувства на этот раз не изменили мне, - что я не могу не принятьобъяснений, проливающих свет на ваши поступки. Прошу вас не принимать насвой счет оскорбительные замечания, которые я, возможно, позволил себе. Том Линден был истинным христианином. Он без долгих колебаний от всейдуши простил профессора. - Теперь я вижу, что моя дочь обладает удивительными способностями, иу меня нет оснований сомневаться во многом из того, о чем вы говорили,мистер Мейли. Надеюсь, вы не станете оспаривать мое право на научныйскептицизм, но сегодня вы представили мне настолько неопровержимыедоказательства, что их нельзя ставить под сомнение. - Все мы через это прошли, профессор. Сначала сомневаемся мы, потомсомневаются в нас. - Вряд ли кто-нибудь усомнится в моем свидетельстве на этот счет, - сдостоинством ответил Челленджер. - У меня есть все основания утверждать,что сегодня я получил такие сведения, какими не может располагать ни одиниз живущих на земле: уж слишком все сходится. - Наша юная леди приходит в себя, - сказала миссис Линден. Энид в недоумении озиралась вокруг. - Папа, что случилось? Кажется, я спала. - Все в порядке, любовь моя, мы после об этом поговорим. А сейчасидем домой, мне нужно многое обдумать. Мелоун, не составите ли вы намкомпанию? Мы должны объясниться. Придя домой, профессор отдал распоряжение Остину ни под какимпредлогом никого к себе не пускать и прошел в библиотеку. Там онрасположился в своем огромном кресле: Мелоун сел слева, а Энид - справа отнего. Профессор протянул руку и накрыл маленькую ручку дочери своейогромной клешней. - Любовь моя, - начал он после долгого молчания, - сегодня яубедился, что ты обладаешь поразительными способностями, которые открылисьмне с удивительной ясностью и полнотой. Но раз они есть у тебя, значит,могут быть и у других, и вот благодаря тебе я расширил свои представленияо реальном и постиг роль медиума в спиритизме. Я не готов пока обсуждатьэтот вопрос, поскольку сам еще не во всем разобрался и мне нужно будеткое-что обсудить с вами и вашими приятелями, Мелоун, чтобы составитьокончательное суждение по данному поводу. Скажу лишь, что мой разумполучил новый импульс и передо мной открылись новые научные перспективы. - Для нас большая честь помочь вам, - отозвался Мелоун. Челленджер криво усмехнулся: - Да уж, не сомневаюсь, что заголовок Обращение профессораЧелленджера. в вашей газетенке произведет фурор. Не обольщайтесь, это нетак. - Мы не будем торопиться с оглаской, и ваша точка зрения останется вполной тайне. - У меня всегда хватало мужества открыто заявить о своих убеждениях,когда они окончательно оформлялись, но в данном случае этого еще непроизошло. И тем не менее сегодня я получил два послания и склоненприписывать их происхождение внематериальным факторам. Конечно, я исхожуиз того, что ты, Энид, действительно была в бессознательном состоянии. - Уверяю тебя, отец, я ничего не знаю. - Охотно верю. Ты не способна на обман. Сначала было послание оттвоей матери. Помнишь, я говорил тебе, что слышал характерный стук - такмогла стучать только она. Так вот, она сказала, что это она и была.Теперь-то я понял, что ты тогда не спала, ты находилась в трансе. Все этоневероятно, непостижимо, поразительно - но похоже на правду. - Крукс, помнится, выражался примерно так же, - заметил Мелоун. - Онписал, что все это абсолютно невозможно и вместе с тем совершенно реально. - Я очень виноват перед ним. Впрочем, я должен извиниться передмногими людьми. - В этом нет нужды, - успокоил его Мелоун. - Эти люди устроены иначе,чем мы. - Позвольте мне остановиться и на другом послании, - профессорбеспокойно повернулся в кресле. - Дело это очень деликатное, я о немникогда и никому не говорил, и о нем не может знать ни один человек наземле. Раз уж вы столько знаете, я могу вам доверить и его. Случилось всееще в те годы, когда я был начинающим врачом, и не будет преувеличениемсказать, что эта история омрачила все мое дальнейшее существование вплотьдо сего дня. Кто-нибудь объяснил бы случившееся телепатией, причудамиподсознания, да чем угодно, но у меня нет ни малейшего сомнения в том, чтопослание пришло с того света. В те времена обсуждали свойства нового лекарства. Сейчас нет смыславдаваться в подробности, которые вам все равно не дано понять. Скажу лишь,что делали его из дурмана, из которого можно приготовить и смертельный яд,и целебное снадобье. Я одним из первых получил образцы этого лекарства,ибо хотел, чтобы меня знали как человека, впервые применившего его вмедицинской практике. Я прописал его двум больным, Уэру и Олдриджу, какмне казалось, в неопасных дозах (они, как вы понимаете, были моимипациентами в клинике), - так вот, наутро оба были мертвы. Я дал лекарство тайком, никто об этом не знал. Все обошлось безпоследствий, поскольку их состояние было критическим и ничегоудивительного в том, что они умерли, не было. Но в глубине души я оченьпереживал, я боялся, что ускорил их смерть, и мысль об этом с тех поромрачала мою жизнь. А сегодня вы своими ушами слышали их признание, чтоумерли они от болезни и лекарство тут ни при чем. - Бедный мой папочка, - прошептала Энид, гладя его волосатую лапу. -Бедный папочка! Ты так страдал! Челленджер был слишком горд, чтобы позволить кому-либо, дажесобственной дочери, себя жалеть, - он отдернул руку. - Я служил науке, - сказал он, - а в ней без риска не обойтись,поэтому я не считаю, что меня можно в чем-то обвинять. И все же... все жеу меня сегодня как-то особенно легко на душе!

Глава XVII

В КОТОРОЙ ТУМАН

ОКОНЧАТЕЛЬНО РАССЕИВАЕТСЯ

Мелоун лишился работы и обнаружил, что путь на Флит-стрит ему теперьзаказан из-за распространившихся слухов о его независимой позиции. На егоместо в газету взяли молодого пьяницу-еврея, который сразу же завоевалпопулярность серией веселеньких статеек, посвященных проблемам спиритизма,от души сдобренных уверениями в непредвзятости и объективности подхода.Большой успех также имела его идея предложить пять тысяч фунтов духу,который угадает трех призеров предстоящего дерби, а также предпринятая импопытка доказать, что эктоплазма - это не что иное, как пивная пена,искусно спрятанная медиумом. Все эти его шутки еще на памяти читателей. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.Челленджеру, с головой погруженному в свои эксперименты и воплощение самыхдерзких своих замыслов, уже давно был нужен энергичный помощник со светлойголовой, который вел бы его дела и контролировал использованиеизобретений. А таковых у профессора было предостаточно - плоды многих летнеустанного труда, они приносили неплохой доход, но за соблюдениемавторских прав нужно постоянно следить. Автоматическое устройство,предупреждающее капитана о том, что корабль попал на мелководье,приспособление для отражения торпеды, новый и весьма экономичный способвыделения азота из воздуха, значительные усовершенствованиябеспроволочного телеграфа и оригинальный способ обогащения уранита, - всеэто было весьма прибыльно. Возмущенный поведением Корнелиуса, профессорвверил все эти дела будущему зятю, который ревниво охранял интересыпатрона. Сам Челленджер сильно изменился. Его знакомые и коллеги заметилиперемену, хотя и не могли объяснить ее причин. Он стал скромнее,деликатнее, душевнее. Поборник научной методологии и точного знания, вглубине души он чувствовал, что долгие годы напрасно тратил силы, чиняпрепятствия попыткам человеческого разума разобраться в тайнах неведомого.Он сурово себя осуждал за прежние заблуждения, и произошедшая переоценкаценностей сильно изменила его. К тому же с присущей ему увлеченностью онпогрузился в изучение трактатов по данной проблеме, и теперь, избавившисьот прежних предрассудков, постигал выдающиеся труды Гейра, де Моргана,Крукса, Ломброзо, Баррета, Лоджа и многих других и поражался, как это онраньше мог полагать, что столь удивительное единодушие основывается назаблуждении. Страстный и открытый по натуре, он теперь стал отстаиватьспиритуализм с тем же рвением и, как ни удивительно, с той женепримиримостью, с какой прежде его отвергал. Старый лев огрызался и рычална тех, кого еще недавно считал единомышленниками. Его выдающаяся статья в Спектейторе. начиналась так: Идиотскоеневерие и тупое упрямство церковников, которые не желали даже взглянуть втелескоп Галилея и своими глазами увидеть спутники Юпитера, в наши днинамного превзойдены крикливыми полемистами, позволяющими себе высказыватьпоспешные суждения по поводу тех связанных со сферой духа проблем, окоторых они даже не удосужились прежде узнать. В заключение он писал, чтоего оппоненты.не только не являются истинными представителями научноймысли XX века, но выражают идеи, больше подходящие для эпохи раннегоплиоцена. Критики тут же, по своему обыкновению, подняли шум, протестуяпротив резкого тона статьи, хотя прежде считали это вполне дозволенным поотношению к противной стороне. Итак, мы можем теперь покинуть Челленджера,чья буйная шевелюра уже подернулась сединой, но чей разум лишь окреп ивозмужал. Отныне профессор смело смотрит в будущее, ибо оно сулит ему несмерть, но вечную жизнь - с безграничными возможностями и перспективами. Сыграли свадьбу. Церемония была скромной, и никакой провидец не смогугадать, кого именно счастливый отец пригласит в Уайтхолл-Румз. Собраласьдружная и веселая компания, кружок посвященных, которым противостоялостальной мир. Там был преподобный Чарльз Мейсон: он венчал молодых, - всвоем черном одеянии, но сияющий белозубой улыбкой, он обходилсобравшихся, пробуждая в душах мир и любовь. Мейли, закаленный в боях, ножаждущий новых сражений, стоял подле жены, своего верного оруженосца, втрудную минуту всегда готового его поддержать. Приехал из Парижа докторМопюи; он долго пытался втолковать официанту, что желал бы выпить чашечкукофе, но тот принес ему пачку зубочисток, к вящему удовольствию лордаРокстона. Пригласили и милейшего Болсоувера, и кое-кого из Хаммерсмитскогокружка. Тома Линдена с супругой, Смита, этого бойцового петуха, доктораАткинсона, издателя Марвина с его добрейшей женой, чету Огилви,миниатюрную мисс Делисию с ее бездонной сумкой и бесконечными брошюрами,доктора Росса Скоттона, ныне исцелившегося, и даже доктора Фелкина,который немало способствовал его излечению, по крайней мере в техпределах, в каких его земной представитель, сестра Урсула, могла егозаменить. Их и немало других вполне можно было различить в пределахцветового спектра, воспринимаемого человеческим глазом, и звуковогодиапазона, различимого ухом. Но кто знает, сколько еще гостей, невключенных в эти узкие рамки, почтили молодых своим присутствием и осенилиблагословением! Прежде чем мы закончим наше повествование, хотелось бы остановитьсяеще на одном эпизоде. Перенесемся мысленно в один из номеров гостиницыИмпериал., что в Фолкстоне. Мистер и миссис Мелоун сидят у окна и смотрятна хмурое вечернее небо над проливом. Из-за горизонта, извиваясь, ползутпо небу огромные пунцовые щупальца, таящие угрозу посланцы мира невидимогои загадочного. А внизу, выбиваясь из последних сил, стремится к роднымберегам утлый челн. Чуть дальше видны большие океанские корабли - словночуя опасность, они застряли посреди пролива. Смутное чувство опасности,исходящее от этого неба, подсознательно подействовало на молодых людей. - Энид, - начал Мелоун, - расскажи мне, какие из наших спиритическихвпечатлений больше всего подействовали на тебя? - Так удивительно, что ты спросил именно об этом, Нэд, ведь я толькочто сама о том же подумала. Мне кажется, что эти мысли нам навеяло небо,такое оно жуткое, пугающее. Я размышляла о Миромаре, таинственном человекес его мрачными пророчествами. - И я тоже. - А ты слыхал о нем что-нибудь с тех пор? - Лишь однажды. Как-то воскресным утром я забрел в Гайд-парк, и там,перед небольшой группкой слушателей, выступал он. Я тихо подошел иприслушался. Он говорил все те же жуткие слова. - А как его восприняли окружающие? Они не рассмеялись? - Но ты же сама слышала, что он говорит. Разве тебе хотелосьсмеяться? - Да нет, конечно. Но ведь не станешь же ты воспринимать всесерьезно, правда, Нэд? Посмотри, на какой твердой почве стоит старушкаАнглия! Или взгляни на наш величественный отель, на людей, живущих здесь,на эти нудные утренние газеты, да на весь уклад жизни цивилизованнойнации. Неужели ты и правда веришь, будто что-то это все может уничтожить? - Кто знает? Миромар ведь не единственный, кто так говорит. - Что ж, выходит, по его мнению, грядет конец света? - Нет-нет, это будет возрождение мира, мира истинного, такого, какимзамыслил его Господь. - Тогда это величайшее предсказание! Но чем провинился мир, есливсе-таки должен свершиться столь страшный суд? - Причиной всему грубый материализм, косность церковных обрядов,пренебрежение духовными помыслами, отрицание существования невидимогомира, осмеяние, которому подвергается это новое откровение, - так считаетон. - Но ведь раньше мир был еще хуже. - Но тогда не было нынешних достижений - ни образования, ни науки, нитого, что мы называем цивилизацией, которые, казалось бы, должны вести кновой духовности. К сожалению, все это обратилось во зло. Появилисьаэропланы, но с их помощью бомбят города. Мы учимся создавать подводныелодки и губим моряков. Мы познаем мир химических веществ, превращая их вовзрывчатку и ядовитые газы. И дела становятся хуже день ото дня. Сейчаснет такой страны, где втайне не обдумывали бы, как испортить жизнь всемостальным. Разве для этого Бог создал нашу планету, и допустит ли Он,чтобы мир шел по такому пути? - Это кто говорит: ты или Миромар? - Как тебе сказать? Я и сам размышлял над этим и пришел к тем жевыводам, что и он. Однажды я прочитал записанное Чарльзом Мейсономпослание: Самое опасное для человека или даже для целого народа - этокогда интеллект развит сильнее духовности. Как будто специально сказано осегодняшнем дне! - А как все произойдет? - Тут я могу сослаться только на Миромара. Он говорит, что придетконец смутам и войнам, голоду и чуме, землетрясениям, потопам инаводнениям и воцарятся несказанные гармония и покой. Огромные пунцовые полосы опоясали небо. На западе пылалогненно-красный закат, постепенно переходивший в тусклое красноватоесияние. Энид вздрогнула, взглянув туда. - Мы знаем только одно, - вновь нарушил молчание Мелоун. - Двелюбящие души вместе проходят через все сферы. Так стоит ли нам боятьсясмерти или тех испытаний, что уготовит нам жизнь? Она улыбнулась и вложила в его руку свою ладонь. - А ведь верно, - сказала она.