Глава 5. Happy birthday to you

 

Духовно‑нравственная переписка с томящимися за океаном кандидатами на мое сердце и руку с немного облупившимся маникюром продвигалась семимильными шагами. Наибольший интерес, по мнению общественности, представлял активный новозеландец Кристиан, который был то ли фермером, то ли животноводом. Женщины в Новой Зеландии были довольно дефицитным товаром, поэтому среднестатистический представитель среднего класса Крис был настроен решительно и серьезно. Настолько решительно, что к концу сентября мы вплотную подошли к возможности вызова и моей поездки на первое свидание.

– Я не могу дождаться, когда смогу рассказать тебе о своих чувствах, глядя в глаза. Я очень хочу детей, – читал мне Илья письмо пугающе нежного новозеландца. Самым ужасным для меня было то, что Крис был всерьез готов платить за мой перелет из московской осени в новозеландские весенние экологически чистые субтропики. Он так устал искать себе девушку с семейными мечтами, что готов был принять меня в любящие объятия, не взвешивая и не измеряя. Единственный вопрос, который его волновал – могу ли я рожать детей.

– Как я буду жить с ним на этом его пастбище? – паниковала я, глядя, как Илья переводит мои корректные многообещающие ответы.

– Ну, скорее всего поначалу тебя захватит романтика. Большой дом с видом на реку, катание на лошадях по саванне, поцелуи при луне. А потом ты родишь ребенка, разведешься с ним, оттяпаешь половину его имущества и посоветуешь поискать жену в Таиланде, – усмехнулся Илья. – Как написать? «Ценю близкие доверительные отношения» или «хочу найти взаимопонимание»?

– Напиши «ценю банковский счет и отсутствие больших сексуальных претензий», – мрачно бросила я и вышла из комнаты. Илья с пониманием проводил меня взглядом. Мы тренировали английский у меня дома, где, обложившись учебниками, я с восторгом пыталась предлагать to drink a cup of tee or a cup of cafe.

– May be the bottle of Martini or wine? – хотелось сказать мне на самом деле. Говорить с Ильей на любом языке было приятно и не напряжно. А вот читать вместе с ним письма моих англоговорящих претендентов было не так уж здорово. Подруги криком кричали, что пора менять Илью и его сомнительные знания на платные и очень перспективные курсы, но я, делая вид, что мне не хватает денег, продолжала уроки. Если честно, с момента «Принятия Решения» утекло уже столько воды, что я бы давно забила на этих Крисов, Смитов и Лайонов, если бы не возможность под этим предлогом сидеть за моим маленьким столом у меня дома и склоняться над одним и тем же учебником, по которому со смехом можно было разыгрывать самые нелепые сценки.

– My mother’s house dispose in the village, – с серьезным лицом вещала я, думая, какой смысл в том, чтобы по‑английски оповестить кого‑то, что моя матушка сеет укроп в воронежской деревне.

– Really? – деланно потрясался Илья и мы хохотали.

– I very‑very like to eat a candy! – делилась я самым наболевшим, поскольку разгрузочные дни вызывали во мне непреодолимое стремление к конфеткам и к шоколаду вообще, в любом его виде.

– What are you think about it? – с садистской улыбкой Илья доставал из какого‑нибудь кармана своей объемной кожаной сумки шоколадку.

– И что мне теперь делать? Отказаться по‑английски? – сглатывала слюну я.

– Слопать по‑русски, – смеялся он. – Тебе совсем не так уж и нужно худеть, и потом, никогда нельзя отказывать себе в необходимом.

– Да уж, этот обломок сладкой жизни мне категорически необходим, – соглашалась я. В таком ключе изучать язык я могла бы вечно. Однако на работе все требовали динамики. Дело шло к моему дню рождения, я должна была что‑то предпринять в связи с вызовом Кристиана.

– Ты поедешь в Зеландию? – допрашивала меня с пристрастием Римма.

– Сколько ты весишь? Ты когда последний раз взвешивалась? – спрашивала Таня Дронова. – Почему от тебя вечно пахнет шоколадом?

– Я вешу столько же, сколько и два дня назад. Или ты думала, я похудею за два дня? – зверела я.

– Ладно, живи, – выпускала она меня из своих цепких объятий. – Но контроль за тобой совершенно необходим! Ты и сама должна это понимать.

– Конечно‑конечно, – сюсюкала я и выметалась в столовку. Странное дело, у меня иногда появлялось такое ощущение, что я раздваиваюсь. Как‑то раньше была Катя Баркова и все. А теперь Катя Баркова как личность и Катя Баркова как физиологический организм. И у них разные цели и задачи.

– А какие задачи у организма? – заинтересовалась Римка, когда я в очередной раз мучалась совестью из‑за лишней плюшки.

– Организм только и делает, что хочет шоколада. И пирожок, и салатик. Старается меня обдурить, запутать и измотать. «Слопай это сейчас, а завтра станешь самой правильной изо всех правильных, похудеешь так, что все ахнут!».

– Это точно, кстати! – отреагировала Анечка. – Я тоже это замечала. Наверное, это реакция организма на стресс. Ты его прекращаешь кормить, а он думает, что пришла война. И готовит запасы, чтобы пережить долгую ядерную зиму.

– И вовсе это не это! – гавкнула Селиванова. – Одна сплошная лень с малодушие. Безволие.

– Наверное, – уныло кивнула я, подумав про себя, что не очень‑то это приятно, спорить с самой собой, как шизофреник. Раньше я не задумывалась о похудении, лопала, что под руку попадет и никак не страдала. И не поправлялась. Ну, может, чуть‑чуть. По килограмму в три года. А теперь я испытываю приливы паники, когда меня заставляют взойти на весы. Хорошо хоть, что весы у меня дома показывают числа с погрешностью в пару кило в любую сторону.

– Когда худеешь, можно слопать конфет больше, чем когда спокойно живешь и не думаешь об этом, – поддержала меня Римка. Все‑таки не такая уж она была злая внутри. Просто хочется ей сделать из меня мечту поэта. А как тут по‑другому, если в день моего рождения придется признать, что я уже не так молода для инфантильного одиночества. Завтра, двадцать пятого сентября мне официально присвоят очередное звание, на погонах нашьют лычки «тридцатилетней», и ничего с этим поделать было нельзя.

Гороскоп, который я по привычке читала пару раз в месяц, пытаясь жить в соответствии с мировой гармонией, утром моего первого в четвертом десятке дня высказался необычно подробно, словно бы пытался предостеречь меня – непутевую блудную дочь, от множества невидимых и ужасных подводных камней.

«Сегодня не лучший день для общения со старшими, родители станут настаивать на своем, переубеждать их бесполезно. Напряженная домашняя атмосфера побудит Вас провести вечер в обществе друзей. Если решается жилищный вопрос, то необходимо будет „покрутиться“, чтобы не остаться в дураках. Успешны знакомства и поездки».

Я долго вчитывалась в строчки, пытаясь понять, пора ли мне уже спасаться бегством или еще можно погодить. В целом, общения со старшими я особенно не ожидала, если не акцентировать внимание на том, что Римка и Илья все же были несколько старше меня. Мама с утра прекрасно проявилась в телефонной трубке, пожелала мне обычных в такой день радостей жизни и отчалила собирать кабачки.

– Будь хорошей девочкой, веди себя как подобает, уважай старших и заботься о близких и будет тебе счастье, – в обычном для моей мамы ключе напутствовала меня она, а я, на секунду забывшись, почувствовала себя девочкой‑первоклассницей, которой поправляют сбившиеся банты и плечики кружевного фартучка.

– Спасибо, мамочка, – елейным тоном лила на нее дочернюю любовь я.

– Как здоровье Олега Петровича? – формально проявила интерес к моему «мужу» мама. Я поперхнулась. Потому что как‑то давненько о нем не вспоминала.

– Прекрасно, – с максимальной степенью естественности в голосе выдавила я. – Жаль только, что он в командировке.

– Да что ты? – удивилась мама. Не то чтобы командировка была таким уж редким явлением, но за все время моей жизни с псевдомужем он ни разу не покидал города. Зная маму, я попыталась моментально искренне поверить в то, что он действительно уехал у командировку и что он действительно все еще мой официальный муж. Потому что если я хочу, чтобы в это поверила мамуля, то ни на секунду не должна усомниться в этом сама.

– Вернется только через неделю, какая жалость.

– А что он тебе подарил? – огорошила меня мама. Странно, что она не посвятила свою жизнь следственным действиям, к ним у нее явный талант.

– Подарок! – я тоже не лыком шита.

– Хороший? – засомневалась мама.

– Цепочку с кулоном, очень красивую, – ляпнула я и сразу же пожалела, потому что теперь надо было срочно думать, где взять напрокат такую цепочку. Мама у меня добрая женщина, но она никогда ничего не забудет и не перепутает. Врать ей было также сложно, как и запихивать голову в пасть тигра. В первый же приезд в Воронежский рай красоты и природы надо нацепить подарок. Я кусала ногти, пытаясь выработать план, а также пытаясь поднять себя с кровати и заставить трудиться над именинным столом. Но в этот момент с затейливыми поздравлениями позвонил Илья и я тут же принялась самозабвенно трепаться. Я вняла всем его пожеланиям, покраснела от затейливых до обратного эффекта комплиментов и принялась жаловаться на горькую жизнь, создающую мне проблемы на ровном месте.

– А когда ты туда поедешь? – переспросил меня Илья, которому я по уже хорошо сложившейся привычке выболтала всю проблему.

– К Новому Году точно поеду. Но мама может соскучиться в любую минуту, поэтому любые праздники могут быть объявлены Днем Семьи. В том числе Ноябрьские, а они через месяц.

– Чуть больше.

– Все равно мало чтобы раздобыть приличный кулон. Потому что Олег Петрович не стал бы мне дарить говна, ой, то есть дряни. То есть… – запуталась в нецензурной лексике я.

– Я примерно понял, – засмеялся Илья. – Слушай, а почему бы не сказать маме, что ты уже почти гражданка Новой Зеландии? А Олега Петровича давно можно почтить как павшего смертью храбрых?

– Что ты! – ужаснулась я. – Мама тут же примется устраивать мою судьбу с яростью, перед которой окажутся бессильными все. Это будет куда хуже Римки «сотоварищи».

– Н‑да, – хмыкнул Полянский. – Так во сколько приходить?

– Сразу после работы. К половине шестого. Раз уж я взяла отгул по такому грустному поводу, как тридцатилетие, надо этот отгул достойно отгулять. Я уже практически приступила к изготовлению праздничного стола! – гордо похвасталась я. Это была не совсем правда, хотя действительно еще с вечера я мужественно сгоняла Ромку на рынок и теперь любовалась на ряды сумок с ингредиентами, которые надо бы превратить во что‑то праздничное, восхитительное. Буду вспоминать наши Юго‑Западные изыски. Подругам бы я наметала оливье с жареной курицей, потому что им после второй стопки будет вполне все равно, чем закусывать. Но вот Илье хотелось продемонстрировать свои кулинарные таланты. Должны же у меня быть какие‑то другие качества кроме алчности и способности к вранью.

– Зачем ты его пригласила! – разоралась Римка, когда спросила про список гостей. – Как далеко у вас все зашло?

– Совсем недалеко. Даже past continuum до конца не прошли, – включила глухаря я. Ничего не хочу знать, потому что во всем этом моем тридцатилетии Илья будет единственным, что действительно по‑настоящему может порадовать меня. Вернее, его шутки, смешки, дразнилки. Его еле заметный саркастический ум, его легкость, его обычность, которой так не хватает в Крисе и ему подобных.

– Дура. Все дело испортишь! Завтра же будешь подавать на визу. Вызов уже неделю как пришел, а она, понимаешь, Илью пригласила! – пыхтела Римма.

– А еще минута, тебя я вычеркну из приглашенных, – пригрозила я. Римка отдышалась, вполне вежливо уточнила, что мне подарить, как будто не собиралась ограничиться покупкой туалетной воды около метро и пообещала «не портить мне праздник». Я еще раз вчиталась в гороскоп. «Напряженная домашняя атмосфера побудит Вас провести вечер в обществе друзей». Что‑то пока все наоборот.

К пяти часам я, под воздействием вдохновения, накрыла стол, который потряс даже меня саму. Я не нарушила заветы «Лиги худеющих женщин среднего возраста». Салаты заправляла только легким майонезом, торт купила с надписью «низкокалорийный», хотя и знала, что это дикая чушь и вранье. Какая разница, если это все равно торт, в котором килограмм теста, сахара, сливок, пусть даже и растительных. Просто надпись «низкокалорийный» приятно грела душу и давала полные моральные основания слопать не один маленький, а два больших куска. Или больше, но это если дадут. Короче, в целях конспирации все маскировалось под диетическую пищу. Даже колбасу, сыр и прочие конфетки‑бараночки я замаскировала зеленью, чтобы сохранялась имитация овощной направленности. Вечер обещал быть томным. Сначала проснувшийся братец подарил мне какие‑то суперстильные кроссовки для моего утреннего бега. Оказывается, эти физкультурные ухищрения не оставили его равнодушным.

– Они легкие, дышащие и не сдавливают ногу, – промямлил он, переминаясь с ноги на ногу, а я вдруг расчувствовалась, потому что какой‑то излишней любви в Ромке никак не предполагалось.

– С днем рожденья поздравляем, счастья‑радости желаем, – глупо ухмыляясь, оттарабанили мои Полинки‑Наташки, завалившись дружною гурьбой в мой дом. Я заглянула в пакет, который, по идее, должен был содержать подарочки. Там было… Конечно!

– Бейлиз? Вау! И Виски!

– Мы знали, чем порадовать нашу Катюшу, – нежно глядя на накрытый стол, пояснила Наташа Намбер Ван.

– Не слопайте все сразу, умоляю, – пыталась я сохранить внешний дизайн до прихода Ильи. Однако он приехал позже всех, заставив меня изрядно подергаться. Я дергалась, прислушиваясь ко входной двери, дергалась, потому что это звонил не он, а Римма, дергалась, потому что не хотела, чтобы Римма поняла, что я дергаюсь. Поэтому, к тому времени, когда он пришел, я уже совершенно задолбалась дергаться и принялась переживать и бояться, что он вообще не придет. Я смотрела на веселящихся по поводу моей начинающейся старости подружек и представляла себе причины Илюшкиной неявки. У меня выходили прямо противоположные варианты. То он попал под автобус, который протащил его десять метров, и теперь он лежит без сознания на операционном столе в институте Склифосовского. То он просто не захотел прийти, потому что у меня скучно, глупо и сама я страшная, толстая врушка, не заслуживающая внимания. Надо сказать, на таких фантазиях я с трудом сдерживала слезы. Первый вариант мне нравился куда больше, по крайней мерее, тогда я могла бы героически проводить дни и ночи на кушетке около его палаты. Стол планомерно уничтожался, народ планомерно набирался. Точнее даже так: содержимое стола планомерно перемещалось внутрь гостей. Я пила Бейлиз. Надо было хоть чем‑то радовать себя.

– Ждешь Илью? – с пристрастием посмотрела в мои грустные, как у коровы зимой, глаза Римка.

– Вот еще. Он просто учит меня английскому. И все. Было просто неудобно не пригласить его, – вальяжно врала я.

– Звонят! – поднял вверх указательный палец Ромка. Я рванула к двери. Римма неодобрительно посмотрела мне вслед. Я понимала, что еще буду платить по этому счету, но на этот раз за дверью стоял Илья Полянский, обычный мужчина в джинсах и теплом пуловере как будто домашней вязки, к которому я пообещала относиться с полнейшим равнодушием.

– С Днем рождения, – улыбнулся он. Его очки блеснули, отсвечивая свет лампы в прихожей. Я улыбнулась в ответ, в первый раз за весь день почувствовав радость и ощутив праздник. – Желаю счастья и прочих сопутствующих радостей.

– Спасибо, – вежливо присела в книксене я.

– Это тебе подарок, – протянул он мне большую цветастую коробочку с бантом.

– Что это? – распахнула все глаза я. Коробка была настолько большой, что в ней поместился бы кухонный комбайн. Непонятно, что такого мог туда засунуть Илья. Я попыталась что‑то прочитать по его глазам, но у меня ничего не получилось. Он как всегда насмешливо улыбался.

– Раскрой!

– А можно? – как‑то с опаской осмотрела роскошную обертку я. Но тут подскочили остальные участники беспредела и стали требовать, чтобы я открыла эту тайну. После этого я в полной мере ощутила все удовольствие от аттракциона «коробка в коробке». Я разрывала одну обертку и обнаруживала под ней еще одну. Потом еще и еще. Сначала я складывала бумажки и коробки аккуратненько, но потом уже одновременно и злилась, и смеялась, и пыхтела. Конечный размер конечной коробки составлял примерно пенал из‑под ручки. Я распахнула его и обомлела. С замершим от восторга сердцем я держала на ладонях прекрасный кулон. То ли с рубином, то ли с его имитацией. То ли из золота, то ли, как я надеялась, нет. Потому что объяснить себе, что мы с Ильей просто «дружим» на предмет иностранных языков, если он преподнес мне золотое колье с рубином, я никак не смогу.

– Какая красота! Но это же, наверное, невероятно дорого! Я не могу принять такой подарок, – еле заставила себя вымолвить положенные в таком случае слова.

– Это еще почему? – возмутился он.

– Это уж слишком.

– Больше тянет на взятку! – кивнула Римма.

– Я вас уверяю, это совсем не так и дорого. Это же ведь просто бижутерия. И потом, тебе не полтора года исполняется, а самый крутой юбилей в жизни, – помолчав, стал объясняться он.

– Это не драгоценности?

– Нет, – искренне удивился вопросу он. У меня отлегло от сердца.

– Тогда спасибо! – улыбнулась я. – Но с чего бы это ты… Мог бы принести туалетной воды… Все равно ее все носят, – от растерянности несла какой‑то бред.

– Помнишь, утром мы говорили, – засмеялся он.

– О чем? – не въехала с первого раза я.

– О маме. О подарке Олега Петровича, – я вспомнила мое вранье для мамы и все поняла. Вот умничка!

– То есть, мне есть, чем отмазаться перед мамой! – наконец осознала всю полезность подарка я. Он и был роскошен. Невероятно красивая вещь, для подделки. Все‑таки и у нас могут делать, когда захотят. Или это импортная? Кто ее знает. Очень тонкой работы дико красивая цепочка с тоненьким золотым кулоном, свисающим золотой каплей. И красноватый камень внутри. Настоящее колье. Смотрится дико дорого, а я могу нацепить ее и таскать, не испытывая никакой двусмысленности. Красота! Тут же я не стала тянуть, перешла от слов к делу и нацепила колье на шею, мы принялись пить‑гулять, день рожденья справлять. Илья удивительным образом радовал меня, даже когда просто лопал остатки салатов. Мои изыски канули в лету еще за час до его прихода, я радовалась тому, что осталось хоть что‑то. Илья пришел, не попав под автобус, и жизнь казалась мне очень приятной штукой. Пока мой гороскоп не начал сбываться в самом неожиданном соответствии.

Случилось это примерно часов в девять вечера. В дверь позвонили. Нельзя утверждать достоверно, что мы услышали звонок с первого раза. Все‑таки мы довольно рано начали, к тому же страдая в ожидании Ильи, я нахлопалась ирландским ликером, который удивительно легко и приятно пьется, невзирая на довольно высокий градус. Ромка, радуясь, что наконец‑то в дом пришел праздник, завел свой излюбленный кислотный «хаус», так что, вполне возможно, в дверь звонили довольно долго. Наконец Полянский, как самый трезвый в силу своего опоздания человек, дернул меня за рукав и прокричал в ухо:

– Катюш, там, кажется, звонят!

– Что?

– Звонят в дверь! Не слышишь?

– Я никого не жду, – пожала плечами и пошла открывать я. На пороге стоял самый страшный кошмар. Мама собственной персоной, нежданно‑негаданно материализовавшаяся на нашем пороге. С виду моя мамочка тянет на самый нежный изо всех возможных божьих одуванов. Ее чистенький шелковый платочек обрамляет морщинистое доброе лицо старушки, основной радостью которой должна быть прополка огорода, что, в общем‑то, соответствует действительности. Но только не сегодня. Сегодня мамуля снова была политработником, матерью с большой буквы и единственным человеком, способным понимать, что для нас с Ромкой лучше. Меня, соответственно, парализовало.

– С днем рождения, – сухо, по‑военному отрапортовала мама и, отставив меня в сторону как вешалку с пальто, прошла в наш вертеп. Я попыталась сбросить оцепенение и предупредить брата.

– Ромочка, к нам мама приехала, вот радость! – прокукарекала я срывающимся голосом. Мама недобро посмотрела на меня, потом на Полянского, с интересом разглядывавшего нашу немую сцену из коридора и быстро прошла внутрь помещения. Но не успела. То ли мой слабый крик все‑таки долетел до адресата, то ли Илья просек фишку и предупредил всех заранее, но музыка моментально стихла. Квартира погрузилась в тишину.

– Ромочка, здравствуй, – тоном директора школы изрекла мама, оглядывая окрестности. Я с ужасом заглянула в комнату через ее плечо. Увиденное позволило мне, с одной стороны, немного расслабиться, а с другой, потребовало мобилизации всех сил. Ромочка успел. На столе красовались только бутылки с «Колокольчиком». Спиртное, за исключением пары никому до этого не интересных бутылок шампанского, исчезло. Раскрасневшиеся лица подруг и друзей детства излучали позитивизм и положительное влияние. Из динамиков потекла тихая мелодия Самоцветов.

– Мамочка, как ты тут оказалась? Вот это сюрприз! – растянулся в улыбке Ромкин рот.

– Прошу за стол! – радушно развела в стороны руки я.

– Я не голодна. Только попить бы чего‑то, – присела на стул мама. Ее лицо было еще более обеспокоенным, чем когда она только вошла и ожидала увидеть царство порока, пьянства и безответственности. Интересно, что к порокам и безответственности она всегда была готова.

– Чай? Кофе? Минералка? – суетилась Полинка, пытаясь сбросить опьянение.

– Кофейку, – милостиво разрешила мама. – Ну, познакомь меня со своими друзьями, Катенька. Я смотрю, у тебя появились и новые лица.

– Да. Это Римма, моя коллега по работе, – кивнула в сторону смущенной разбором полетов Риммы.

– Как жаль, что Олега Петровича нет. Когда он приезжает? – поинтересовалась мамуля, вызвав молчаливый переполох среди моих друзей. Далеко не все были посвящены в наш обман. Я в панике оглядела всех, пытаясь телепатировать призыв к молчанию ягнят.

– Где‑то через неделю, – опустила глаза я. Римма возмущенно фыркнула, но промолчала. Все‑таки есть у нее на плечах что‑то, кроме копилки диет.

– А что это за молодой человек? – показала пальцем на Полянского мама. Сколько раз я слышала от нее, что показывать пальцем на человека крайне неприлично. Но, видимо, мама не считала, что мои друзья заслуживают высокого звания человека. Не больше питекантропа, однозначно. А какая проблема ткнуть пальцем в питекантропа?

– Меня зовут Илья. Я коллега Олега Петровича. Мы работаем в одном отделе, – внезапно понес Полянский. У меня отвисла челюсть, но мама не заметила этого, так как пыталась вернуть на место свою.

– Вы работаете с Олегом Петровичем? – переспросила мама. Она всегда все понимает с первого раза, так что ее действительно «вставило». За долгие годы моего «замужества» не появилось ни одного фигуранта со стороны «мужа». Это было чем‑то очень новым.

– Да. Конечно, у него более важный участок, ведь он пробивает совершенно новое направление. Я решаю задачи попроще, приходится признать. Но ведь рабочие несоответствия не должны мешать дружбе? – засыпал мою маму словами Илья. Я смотрела на него в немом восхищении.

– Конечно, не должно. А чем именно занимается Олег Петрович. Катя мне про него совсем ничего не рассказывала, – повелась на разговор мама.

– Он делает всю основную работу, необходимую для принятия решения о долгосрочных контрактах с партнерами из регионов. Жаль, конечно, что эта работа требует такого количества командировок, но что делать? Кроме Олега, никто не справляется с этим так быстро. И знаете что?

– Что? – обалдело смотрела на Полянского мама.

– Он ни разу не ошибался. Это просто удивительно. Вот, в том году его посылали провести экспертизу во Владивосток. Все знают, какие деньги крутятся во Владике, все‑таки, это не совсем простой регион, верно?

– Да, – шелестела запутанная, как клубок в руках кота, мать.

– А он категорически воспротивился этому контракту. Я тебе рассказывал, помнишь, – обратился ко мне Илья, толкая локтем в бок. Я сбросила оцепенение и принялась кивать.

– Это перед прошлым Новым Годом? – подала реплику я. Интересно, откуда Полянский умеет так виртуозно врать? У него, что, тоже было трудное детство?

– Именно. Он так и сказал: «Категорически!». Впрочем, что я вас гружу дурацкими проблемами. Кому интересно говорить о работе на юбилее такой очаровательной девушки? – Илья широким жестом разлил присутствующим Колокольчик.

– Выпьем за Катюшку, – вмешалась Наташка Намбер Ту.

– Может, все‑таки шампанского? – неуверенно предложила мама, дезориентированная положительностью нашей компании. Ей тут же налили шампанского, которое по‑праздничному шарахнуло в потолок. Мы мирно пили Колокольчик. А кому какое дело, что пока Илья поднимал рейтинг моего «мужа», Ромик долил в газировку Виски? Никому.

– Вы видели, что Олег Петрович подарил Кате? – аккуратно спросила у мамы Полина. Я подмигнула ей с благодарностью и принялась сиять кулоном Полянского. День Рождения удался, это было несомненно. Нейтрализовать маму, которая в порыве недоверия к детям преодолела кучу километров, уже было несомненной удачей. Конечно, где‑то на окраине сознания я понимала, что день, когда вскроется вся страшная правда, будет последним в моей самостоятельной жизни, но, с другой стороны, я могу ведь и правда, выйти замуж за Криса. Вряд ли мама с таким же энтузиазмом прилетит вправлять мне мозги в Новую Зеландию. С этого момента замужество предстало передо мной с совершенно другой стороны. Надо срочно делать визу. Есть в идее жить на другой стороне земного шара своя невинная прелесть.

– Может, слинять отсюда как‑нибудь? – тихо прошептал мне на ухо Полянский. Я вспомнила гороскоп, который еще с утра рекомендовал мне не злоупотреблять общением с родителями, и кивнула. Он (гороскоп) ведь предупреждал, что «напряженная домашняя атмосфера побудит Вас провести вечер в обществе друзей». Напряженная домашняя обстановка была налицо. Пить водку, выдавая ее за Ессентуки становилось все сложнее, а провести вечер в обществе друзей, и правда, хотелось все больше. Тем более что с каждым часом угроза, что кто‑то что‑то ляпнет и испортит весь, с таким трудом достигнутый, эффект. Что там было дальше? «Если решается жилищный вопрос, то необходимо будет "покрутиться", чтобы не остаться в дураках». И правда, легко можно остаться в дураках, то бишь с мамой, бросившей свой экологический рай и принявшейся «ставить нас на ноги». Мы будем уходить и приходить по часам, отчитываться за каждую лишнюю минуту и выслушивать упреки в безвременной кончине кабачков и томатов, которые требовали засолки, закатки, мариновки и прочих трудоемких действий. Мой жилищный вопрос напрямую зависел от происходящего. «Успешны знакомства и поездки». Нет, допустить маминого переезда в столицу было никак нельзя. Раз гороскоп говорит, что поездки сегодня успешны, надо тикать.