Культурная потребность в философии

Потребность в философии можно ближе определить следую­щим образом: дух, который в качестве чувствующего и созерца­ющего имеет своим предметом чувственное, в качестве обладаю­щего воображением — образы, в качестве воли — цели и т.д., в противоположность этим формам своего наличного бытия и своих предметов или просто в отличие от них удовлетворяет так­же свою высшую внутреннюю сущность, мышление и делает по­следнее своим предметом. Таким образом, он приходит к само­му себе в глубочайшем смысле этого слова, ибо его принцип, его чистую, лишенную примесей самость составляет мышление. Но, делая это свое дело, мышление запутывается в противоречиях, т. е. теряет себя в постоянной нетождественности мысли и, та­ким образом, не доходит до самого себя, а, наоборот, остается в плену у своей противоположности. Высшая потребность духа обращается против этого результата мышления, остающегося лишь рассудочным, и эта высшая потребность основана на том, что мышление не отрекается от себя, а остается верным себе так­же и в этой сознательной утрате своего у-себя-бытия, «дабы пре­возмочь и победить», в самом себе осуществляет разрешение своих собственных противоречий.

Примечание. Уразумение того, что диалектика составляет при­роду самого мышления, что в качестве рассудка оно должно впа­дать в отрицание самого себя, в противоречие, уразумение этого составляет одну из главных сторон логики. Мышление, потеряв

надежду своими собственными силами разрешить противоречие, в которое оно само себя поставило, возвращается к тем разреше­ниям и успокоениям, которые дух получил в других своих фор­мах.

<...>

Возникшая из вышеуказанной потребности философия имеет своим исходным пунктом опыт, непосредственное и рассужда­ющее сознание. Возбужденное опытом как раздражителем, мыш­ление ведет себя в дальнейшем так, что поднимается выше есте­ственного, чувственного и рассуждающего сознания в свою соб­ственную, чистую, лишенную примесей стихию и ставит себя, таким образом, сначала в отстраненное (entfernendes), отрица­тельное отношение к этому своему исходному пункту. Оно сна­чала находит свое удовлетворение в себе, в идее всеобщей сущ­ности этих явлений; эта идея (абсолют, бог) может быть более или менее абстрактной. Опытные науки со своей стороны, далее, служат стимулом к преодолению той формы, в которой богат­ство их содержания предлагается в качестве лишь непосредствен­ного и преднайденного, рядоположного друг другу и, значит, вообще случайного многообразия, и к возведению этого содержа­ния в необходимость. Этот стимул вырывает мышление из ука­занной всеобщности и лишь β себе испытываемого удовлетворе­ния и принуждает его к развитию из самого себя. Последнее есть, с одной стороны, лишь воспринимание содержания и предлагае­мых им определений, с другой стороны, оно одновременно сооб­щает этому содержанию форму свободного развития изначаль­ного (ursprünglichen) мышления, определяемого лишь необходи­мостью самого предмета.

<...>

... философия своим развитием обязана опыту. Эмпиричес­кие науки, с одной стороны, не останавливаются на наблюдении единичных явлений, а, двигаясь навстречу философии, с помо­щью мысли обрабатывают материал: отыскивая всеобщие опре­деления, роды и законы, они подготовляют, таким образом, со­держание особенного к тому, чтобы оно могло быть включено в философию. С другой стороны, они понуждают само мышление перейти к этим конкретным определениям. Воспринимая содер­жание эмпирических наук и снимая свойственную ему форму не­посредственности и данности, мышление есть вместе с тем/?аз-

витие мышления из самого себя. Философия, обязанная, таким образом, своим развитием эмпирическим наукам, сообщает их содержанию существеннейшую форму свободы мышления (ап­риорную форму) и достоверности, основанной на знании необхо­димости, которую она ставит на место убедительности преднай-денного и опытных фактов, с тем чтобы факт превратился в изоб­ражение и иллюстрацию первоначальной и совершенно самосто­ятельной деятельности мышления.

Философия и история философии

История философии показывает, во-первых, что кажущиеся различными философские учения представляют собой лишь одну философию на различных ступенях ее развития; во-вторых, что особые принципы, каждый из которых лежит в основании одной какой-либо системы, суть лишь ответвления одного и того же целого. Последнее по времени философское учение есть резуль­тат всех предшествующих философских учений и должно поэто­му содержать в себе принципы всех их; поэтому оно, если только оно является философским учением, есть самое развитое, самое богатое и самое конкретное.

Примечание. Из-за этой видимости существования многочис- яенныкразличных философий необходимо отличать всеобщее от особенного в их собственных определениях. Взятое формально и наряду с особенным, всеобщее само также превращается в некое особенное; неуместность и несуразность такого отношения в при­менении к предметам обиходной жизни сами собой бросились бы в глаза, как если бы, например, кто-либо требовал себе фрук­тов и отказывался бы в то же время от вишен, груш, винограда, потому что они вишни, груши, виноград, а не фрукты. Но когда речь идет о философии, то пренебрежительное отношение к ней оправдывается тем, что существуют различные философские уче­ния и каждое из них есть лишь одна из философий, a не филосо­фия вообще, как будто бы вишни не являются также и фруктами. Бывает и так, что философское учение, принципом которого яв­ляется всеобщее, ставится в один ряд с такими философскими учениями, принципом которых является особенное, и даже с та­кими учениями, которые уверяют, что совсем не существует фи­лософии. И это сопоставление делается на том основании, что все они представляют собой лишь различные философские точки

зрения. Это то же самое, как если бы мы сказали, что свет и тьма суть лишь два различных вида света.

<...>

То же самое развитие мышления, которое изображается в ис­тории философии, изображается также и в самой философии, но здесь оно освобождено от внешних исторических обстоятельств и дается в стихии чистого мышления. Свободная и истинная мысль конкретна в себе, и, таким образом, она есть некая идея, а в своей завершенной всеобщности она есть идея как таковая, или абсолютное. Наука о ней есть существенно система, пото­му что истинное как конкретное есть развертывающееся в самом себе и сохраняющее себя единство, т. е. тотальность, и лишь посредством различия и определения различий может существо­вать их необходимость и свобода целого.

Примечание. Философствование без системы не может иметь в себе ничего научного; помимо того, что такое философствова­ние само по себе выражает скорее субъективное умонастроение, оно еще и случайно по своему содержанию. Всякое содержание получает оправдание лишь как момент целого, вне которого оно есть необоснованное предположение, или субъективная уверен­ность. Многие философские произведения ограничиваются тем, что высказывают, таким образом, лишь умонастроения и мне­ния. Под системой ошибочно понимают философское учение, основывающееся на ограниченном, отличном от других принци­пе; на самом же деле принцип истинной философии состоит имен­но в том, что он содержит в себе все особенные принципы.

<...>

Каждая часть философии есть философское целое, замкну­тый в себе круг, но каждая из этих частей содержит философс­кую идею в ее особенной определенности или как особенный момент целого. Отдельный круг именно потому, что он есть в самом себе тотальность, прорывает границу своей определенности и служит основанием более обширной сферы; целое есть поэто­му круг, состоящий из кругов, каждый из которых есть необхо­димый момент, так что их система составляет целостную идею, которая вместе с тем проявляется также в каждом из них в от­дельности.

<...>

Философия и частные науки

Философия как целое составляет поэтому подлинно единую науку, но она может также рассматриваться как целое, состоя­щее из нескольких особых наук. Философская энциклопедия от­личается от других обычных энциклопедий тем, что последние представляют собой агрегат наук, соединенных случайным и эмпирическим образом, агрегат наук, среди которых есть и та­кие, которые только носят название науки, а на самом деле есть голое собрание сведений. Так как науки включаются в этот агре­гат лишь внешним образом, то их единство есть внешнее един­ство, расположение в определенном порядке. Поэтому, да еще и потому, что материал наук носит случайный характер, этот поря­док должен оставаться всего лишь попыткой и постоянно обна­руживать свою неудовлетворительность. Итак, в философской энциклопедии не могут найти себе места: 1) простые агрегаты сведений, каковыми, например, является филология. Кроме того, в нее не могут входить 2) науки, в основании которых лежит только произвол, как, например, геральдика; науки последнего рода насквозь позитивны; 3) другие виды наук, которые также называются позитивными, но, однако, имеют рациональное ос­нование и начало. Только эта рациональная сторона наук принад­лежит философии, тогда как другая, позитивная сторона оста­ется исключительно их собственным достоянием. Позитивное в науках имеет различный характер: 1) рациональное само по себе начало науки переходит в случайное вследствие того, что всеоб­щее низводится в область эмпирической единичности и действи­тельности. В этом царстве изменчивости и случайности понятие не имеет силы, а могут иметь силу лишь основания. Юриспру­денция, например, или система прямых и косвенных налогов требуют окончательных, точных решений, лежащих вне пределов в-себе-и-для-себя определенного понятия, и поэтому они остав­ляют широкое место для определений, которые могут быть теми или иными в зависимости от выбранного основания, и, таким образом, не обладают окончательной достоверностью. Точно так же идея природы, взятой в ее единичности, блуждает в царстве случайностей; естественная история, география, медицина и т. д. приходят к определениям существования, к видам и различиям, которые зависят от внешнего случая и произвола, а не от разума. История также принадлежит к этому разряду наук, поскольку ее

сущность составляет идея, а ее явления случайны и принадлежат царству произвола. 2) Науки позитивны так же и постольку, по­скольку они не знают, что их определения конечны и не показы­вают перехода этих определений в более высокую сферу, а берут их просто как наличные. В этих науках перед нами выступает конечность формы, точно так же как в науках первого рода — конечность материала. С этой конечностью формы связана 3) ко­нечность основания познания, каковое основание есть отчасти ре-зонирование, отчасти чувство, вера, авторитет других, вообще авторитет внутреннего и внешнего созерцания. Сюда принадле­жит также та философия, которая кладет в свое основание антро­пологию, факты сознания, внутреннее созерцание или внешний опыт.[4)] Может, однако, случиться, что лишь форма научного изложения эмпирична, а вдумчивое созерцание организует то, что суть лишь явления так, как это соответствует внутреннему движению понятия. Такие эмпирические науки характеризуются тем, что благодаря противоположению друг другу многообразия сопоставляемых явлений внешние, случайные условия опускают­ся, в результате чего перед умственным взором выступает всеоб­щее. Осмысленная экспериментальная физика, история и т. д. начертят, таким образом, рациональную науку природы, челове­ческих событий и дел в виде образа, являющегося внешним изоб­ражением понятия.