Впрочем, других спальных мест все равно не имелось.

Новым днем ведун повел девушку уже по второй ступеньке знаний: контроль не только своей, но и внешней энергетики:

— Ты должна понимать, что находишься с окружающим миром в постоянном контакте, что большая часть силы приходит к тебе от жизненных лучей Хорса, от матери-Триглавы. Погрузись в себя, избавься от посторонних мыслей, тревог. Ты должна остаться наедине со своим дыханием, ощутить его. Каждый вдох — это как серебряные нити, что проникают через нос в глубину твоего тела, сматываясь, словно клубок. Каждый выдох — это отдача обратно части твоей силы. Но клубочек потихоньку нарастает, становится больше, накапливается. Эти серебряные нити, эту силу ты можешь направить в свои ладони, и она, истекая на живое тело, будет исцелять его, снимать усталость. Ты можешь выбрасывать эти нити непрерывным потоком, воздействуя на что-то, либо метнуть в это что-то «шарик», собранный между ладонями. Но это будет разовое воздействие. Скажем, погасить огонь свечи можно «шариком», но вот, чтобы развеять облако — на него нужно достаточно долго излучать нити из своей руки.

Роксалана послушно сипела, вдыхая и выдыхая воздух, водила ладонями, то ловя чужие эманации, то излучая свои. Судя по ее прилежанию, эффект должен был уже получиться, особенно для слабых воздействий, и незадолго до полудня Середин предложил:

— Посмотри наверх. Видишь вон то небольшое облачко, попавшее между двумя почти правильными шариками? Направь на него ладонь и выпусти в это облачко толстую «серебряную нить».

Девушка вскинула руку — и уже через полторы минуты облака не стало.

— Ур-ра! — не веря своим глазам, захлопала в ладони кудряшка. — У меня получилось, получилось! Я стала колдуньей!

За оставшийся день Роксалана извела на небе почти всю облачность. Олег же в благодарность получил искренний поцелуй и две бутылки темного пива.

Однако ночью он все равно спал поверх одеяла.

Разбудил Олега будильник — нашлась такая функция в его «халявном» телефоне. Между занавесками и окном с трудом протискивался слабый розовый свет раннего утра, воздуховод под потолком легонько дул чуть теплым воздухом. Середин встал, неторопливо оделся, погладил Роксалану по голове. Та даже не шелохнулась. Он пожал плечами, надел пояс с оружием через плечо, пристроив саблю за спину, снова оглянулся на девушку. Ну, что же, спит — значит, спит. Не судьба. Без нее будет намного спокойнее.

Он вытянул ключ от машины из кармана кудряшки, забрал с тумбы у двери ключ от номера, повернул флажок замка, вышел в коридор и запер за собой дверь.

«Захочет погулять, всегда второй ключ у коридорной взять может», — решил он, сбегая вниз по лестнице, плюхнулся на водительское сиденье и завел двигатель.

Рассветная дорога оказалась пустынной и недолгой. Уже через десять минут он затормозил перед искусственной дубравой, запер авто и неспешным шагом преодолел последние двести метров, отделявшие его от разгадки. Поправил пояс с оружием, одернув саблю так, чтобы рукоять не торчала над плечом, и постучал в окошко.

Дверца отворилась сразу. Крепкий, наголо бритый парень лет двадцати пяти в грубой полотняной рубахе и просторных шароварах приложил ладонь к груди, слегка поклонился:

— Хорошего вам дня, господин. Я провожу вас в замковую часовню, чтобы Господь определил чистоту священной монеты.

— В часовне? — удивился Середин.

— Да, господин. Кому, кроме Господа нашего, дано видеть сущее и скрытое в сути вещей?

— Логично… — пробормотал Олег, вслед за привратником следуя через пустынный, усыпанный мелкой гранитной крошкой двор.

Часовня стояла вплотную к дому, но имела свой, отдельный вход с овальным крыльцом. Круги ступеней сходились к центру, становясь все уже и уже, к готической остроконечной двери. Сам храм напоминал ракету — не очень большой, высотой он был до третьего этажа, а шпиль и вовсе вонзался в небо тонкой десятиметровой иглой.

— Прошу, господин, — отодвинулся привратник.

Середин толкнул тяжелую дверь и оказался в прохладном сумраке. Встающее по ту сторону замка солнце высвечивало впереди собранный из тонких пластинок витраж: монах в зеленой рясе держит в одной руке книгу, а другой поднимает крест с распятым на нем тщедушным человечком. Над головой святого сиял нимб… Впрочем, нет, сиял не нимб — светились лучи над нимбом. Сам же диск над лысиной казался иссиня-черным. Один глаз святого был синим, другой — зеленым.

— Итшахр… — одними губами прошептал ведун. — Властитель мертвых!

В голове наступила полная ясность и понимание. Олег вышел на середину часовни, вытащил из-за спины саблю и громко позвал:

— Аркаим!!! Аркаим, где ты?! Аркаим, я знаю, что ты здесь!

— Ну, что ты голосишь, чужеземец? — Прямо перед витражом из ничего проявилась темно-красная фигура. — Я здесь.

— Ты? Ты… — Олег покачивал саблей и никак не мог придумать, что сказать в такой ситуации.

— Ожидал чего-то другого, чужеземец? — улыбнулся колдун. Он совсем не изменился: все те же тонкие, словно выщипанные, брови и черные густые ресницы, обрамлявшие узкие янтарные глаза. На голове высокая темно-синяя тиара, украшенная кристаллом горного хрусталя, на плечах — бордовая парчовая мантия. — А я сразу понял, что это ты. Знаешь, в чем твоя ошибка, чужеземец? Ты не назвал имени. Все, кто приходит, называют. Бессмертия хочет каждый. Кто пытается угадать, кто надеется определить нужное имя заклинаниями. Но хоть что-то говорит каждый. Ты первый проситель, который сказал: «Не знаю». И теперь последний. Я тебя нашел.

— Что ты сделал с Ксандром и Любоводом?

— С кем? — недоуменно прищурился Аркаим. — Не помню таких имен.

— Не прикидывайся, — взмахнул клинком ведун. — Что ты сделал с моими друзьями?

— Когда? А-а, тогда? Больше тысячи лет назад? — Колдун зацокал языком. — С теми самыми, которых ты бросил на произвол судьбы, удрав из моего царства вместе с жалкой, дешевой наложницей? Да-да, теперь я вспомнил. Были. Ксандр и Любовод, купец и кормчий.

— Что с ними?

— А что с ними может быть? — развел руками Аркаим. — Тысяча лет прошло. Умерли, конечно.

— Как?

— Какая разница, чужеземец? Несколькими годами раньше, несколькими позже. Тысяча лет прошла. Разве теперь это имеет такое уж большое значение?

— Что ты с ними сделал?

— У-у, — зачесав в затылке, пошел по кругу Аркаим. — Дай припомню… Стало быть, ты с самого алтаря в час жертвоприношения унес избранную Господом нашим в неведомые дали. Великое горе на меня тогда обрушилось. Да, великое. Обезумел я совсем от ненависти и горя. Ну, ты ведь понимаешь, в каком я был состоянии? Вспорол я им обоим животы, выпустил кишки и велел связать между собой, после чего их гоняли плетьми по кругу, пока они не упали. Затем я велел раздробить им камнями руки и ноги, после чего порезать на мелкие кусочки, начиная…

Ведун рубанул из-за головы, но по плечу не попал — колдун крутанулся, и клинок лишь чиркнул по ткани. Аркаим отскочил, развел руками:

— Отчего ты злишься, чужеземец? Это было так давно, что сами их кости истлели от времени. Их имена утонули в веках, их род позабыт сотнями поколений, их радости — тлен, их мечты — мусор. Что тебе их крик, чужеземец? Ах, как они кричали! Они выли, вопили и плакали часов пять, до самых сумерек. Их вопли заглушали хруст дробящихся костей, их вой распугал всех птиц на полдня пути вокруг…

Олег снова ринулся вперед, попытался перерубить колдуна пополам, но тот успел провернуться, и клинок опять лишь шелестнул по ткани, не оставив следа. Теперь Аркаим останавливаться не стал, вращение его стало стремительным, как водоворот в горной реке. Колдун придвинулся ближе — рукав зацепил клинок ведуна и едва не вырвал из рук. Середин попятился, оглядываясь, увидел какой-то медный ящик с щелью, швырнул во врага. Металл жалобно пискнул, в стороны полетели разноцветные бумажки, а емкость с разорванным боком с грохотом врезалась в стену. Аркаим быстро накатился — Олегу пришлось отбежать к массивному напольному кресту. Ведун опрокинул его, швырнул ногой под полы мантии, а сам тут же прыгнул вверх, пытаясь срубить макушку колдовского черепа. Древний чародей и вправду потерял равновесие, но именно это и спасло ему жизнь. Аркаим упал, кувыркнулся к двери, вылетел наружу и свалился вниз за ступени. Середин кинулся следом, подхватив стоявший возле выхода табурет.

Зрелище, которое ожидало его здесь, заставило ведуна сбавить гонор. По краю двора стояли десятки мужчин: в белых рубахах, в черных шароварах и коричневых полусапожках. Большинство были лысыми, но некоторые имели прически. «Волосатики» отличались также шелковыми рубахами и сверкающими кристаллами на воротах. У каждого из обитателей замка в руках поблескивала совня.

— Что скажешь, пророческий странник? — засмеялся Аркаим. — Ведомо ли тебе смирение, чужеземец?

— Ерунда, — быстрым шагом направился к нему ведун. — Их не больше сотни. Как-нибудь управлюсь.

Колдун вновь закрутился — Олег толкнул табурет вперед, потом еще и еще. Ногти колдуна раз за разом вырывали из сиденья крупные щепы, пока не разломили его на несколько частей. Ведун сделал вид, что бросает ножки табурета под мантию, а когда Аркаим подскочил — прыгнул на него, прикрываясь от рук этими самыми ножками, врезался в тело, тут же ударил саблей снизу вверх, метясь в подбородок. Вращение захватило его, отшвырнуло, он упал на землю, пару раз перекувыркнулся, тут же вскочил на ноги, выставил клинок. Колдун тоже прекратил вращаться. С некоторым недоумением он поднес руку к уху, посмотрел на пальцы, вскинул их и показал мужчинам:

— Кровь! Он отворил мне кровь!

По рядам прокатился гул.

— Я тебе еще не то выпущу! — Олег отбежал, подобрал одну из ножек, уцелевших после гибели табурета.