Второй медный век – сплавы. Меч и топор

 

Использование меди, как я уже заявлял, естественно, является переходным. Открытие того, что можно плавить один металл, тут же повлечет за собой открытие того, что можно плавить и другие и что их можно смешивать. Более того, когда процесс отливки стал общеизвестен, оказалось, что не смешанную ни с чем медь плавить тяжело, а будучи расплавленной, она густая и тягучая, и, если в нее ничего не добавлять, она вряд ли хорошо зальется во все извивы формы. В этой главе я хотел бы остановиться на втором медном веке – веке самых ранних комбинаций металла, их разработчиков, на их применении в оружии.

Россиньоль, вслед за мистиками и символистами, такими, как барон де Сент‑Круа, Крузье, Фрере и Лобек, приписывает металлургии божественное происхождение, присоединяя ее в этом смысле к таким актам, как Творение, появление членораздельной речи и открытие зерна и вина. Так он понимает θεολογούμενα (предмет теологической природы), упоминаемый Страбоном. Это старая гипотеза о сверхъестественном воздействии на чисто природные явления, вроде миражей, которая устарела уже во времена Горация. Он называл куретов и корибантов, кабиров Лемноса и Имброса, дактилей с Крита и тельхинов с Родоса металлургическими δαίμονες, или духами, воплощенными в человеческом обличье и типизирующими успешные стадии технологии. В наше время мы вряд ли можем признать божественное вмешательство в тех случаях, когда человеческой природы достаточно, чтобы ослабить узел, не считаем мы и что наш род пошел от богов. Люди всегда боготворили одно: себя, и только себя, во плоти ли, в духе ли – то есть без плоти, как объективное Ничто, – пока не появился, как трансцендентальный Человек, высшая точка, идеал Себя.

Как мало известно нам о вышеупомянутых таинственных племенах, становится понятно, если взглянуть на классиков. Предполагается, что все шесть – азиатские, поклонялись Рее (Земле), великой матери богов и повелительнице работников по металлу. Страбон объясняет происхождение слова «куреты» от греческих слов κόροι (мальчики), κόραι (девочки), κουρά (тонзура) и κουροτροφεîν (восхождение Юпитера). Также и их собратья, корибанты, получили свое имя по своей танцующей походке и дикому мотанию головой κορύπτοντας. Они населяли Самофракию (Samothracia alta); этот почтенный и священный остров, в седой древности место встреч «вольных каменщиков», или, скорее, вольных кузнецов, формирует треугольник вместе с металлическим Фасосом и вулканическим Лемносом.

Три или четыре кабири [125]носят семитское имя; кабир – великий или старый. Кажется, сначала они представляли Пта‑Сокар‑Озириса [126], и Геродот (III, 37) упоминает их монастырь в Мемфисе. Они стали первыми мореходами Финикии, или первыми кораблестроителями; некоторые идентифицируют их с сесенну, или египетской восьмеркой, другие – с семью планетами, или звездами, Тифона – нашей Большой Медведицы [127]; а третьи – с семью Кхмену (гномами) или пигмеями, которые ждут своего отца Пта‑Вулкана. Они жили на Лемносе, где Гефест, когда его, как Адама, изгнали с нижних небес, нашел убежище среди пеласгов; так последние сохранили свое божество. Дамасций («Жизнь Изидора») заявляет: «Асклепий из Берита – не грек и не египтянин, а имеет финикийское происхождение; поскольку (семь) сыновей было рождено у Садыка, именовались они Диоскуры и Кабири, а восьмым был Эсман (т. е. Октавиус, «Восьмой»), что перевели как Асклепий.

Идеанские дактили («пальцы») входившие в Иды [128], состояли из пяти братьев, представлявших «dextra», или «счастливую руку» (науки, искусства), и пяти сестер, составлявших «sinistra», или руку «несчастную» (колдовство, злые знамения). Имена этих «рук» (работников по железу) были таковы: Келмис (огонь или жар – плавильщик), Дамнаменеус (молот, или правящий силой, Тор), Геркулес (сила, животная или духовная) и Акмон (наковальня или пассивный принцип). Так, циклоп Пиракмон – один из семи братьев‑архитекторов, которые, по сведениям Страбона, прибыли с Ликии и построили «стену циклопов» в Арголиде. Эти циклопы [129](одноглазые великаны) были кузнецами, и под их волшебными руками

 

Fluit aes rivis aurique metallum;

Vulnificusque chalybs vasta fornice liquescit [130].

 

Более поздние авторы считали циклопов, которые «…с шипением погружали медь в озеро», сицилийцами.

Тельчины («чародеи», от θέλγειν, «очаровывать») упоминаются как металлурги Стесихором Сицилийцем (р. 632 до н. э.); они были сыновьями Таласса, то есть вышли из моря, заселив Тельчинис и делая оружие и статуи богов, как дедалиды или семьи художников из поздних Афин. Синти («грабители», от τό οίνεσθαι – «грабить»), которые, если верить Хелленикусу Лесбийскому (р. 496 до н. э.), были не только кузнецами (χαλκυές), но и пиратами и были в конце концов убиты собственными женами, представленными древними лемнийцами. Так, Гомер (Одиссея. VIII, 290) говорит о «варварском народе Синти», который принял Вулкана после того, как того выгнали из Рая. Современные цыганологи определили бы их как доисторических цыган, среди которых до сих пор есть племя, называющее себя «синди»; но по этой теории получилось бы, что искусства исходят из Индии на запад, а на самом деле течения направлены прямо в противоположную строну. В конце концов, Геродот (I, 28), посвященный в тайны, называет халибов [131], или «кузнецов», соседями (и родственниками?) фригийцев.

Нетрудно увидеть общую суть этих легенд. Все эти племена, возможно, вышли (как пелопы, танталы и ниобе), из одного места: из Фригии, плодородного плоскогорья в Малой Азии, и ее вулканического тракта Катакекаумене. Насколько нам известно, это был первый западный центр развития «арийских», или несемитских элементов древнеегипетского языка. Здесь же сформировалась отправная точка европейской (неверно именуемой еще индоевропейской) ветви семьи, которой принадлежала страна Ария (Арианем‑Ваеджо), чьим этническим центром был варварский регион возле Рая, Эри или Герата [132]. Так, Геродот утверждает, что по сравнению с египтянами фригийцы могли превзойти их в древности. Эмигранты переходили на острова Самофракию, Лемнос, Тера [133], Киклады и Крит, в Грецию, Фессалию и Эпир, Аттику, Аргос и дальше на юг, где «Пелопс Фригиец», сын царя Тантала, колонизировал Моpea и основал нацию пелопидов. Там они нашли приют в Италии, Этрурии и Япигии (она же Мессапия), Пеуцетии и Даунии и в конце концов осели в Иберии, Испании и Португалии, где бриги (фригийцы) оставили свое имя в современном названии «Браганза».

Эти протофригийцы и фригоевропейцы, несколько племен которых вернулось в Азию, были доисторическими кузнецами. На заре истории слово «кузнец» было священным, и уж никак не меньше него значило слово «оружейник». Те, кто видел, с каким благоговением и почтением варвары и дикари смотрят на европейского механика, стоящего за прессом, имеют живой пример того эмоционального ощущения, которое вело к становлению человека сверхчеловеком.

Первым шагом на пути упрочнения металлов было, по Гезихиусу, смешивание меди и олова. Сплав в основном был известен как «chalcos» (основной металл), а конкретно – χαλκός μέλαινος – черный «chalcos». Римляне упорно именовали ее просто «aes», например – «aes inauratum» (позолоченная бронза). Наше слово «бронза» происходит от «brunus» (темный, мрачный, коричневый) – «brunum aes». Отсюда в вульгарной латыни «Ьгипеа», «brunia», или «bronia», – латы или кираса, а в народном греческом – πόρτας μπρούτξινες, «бронзовые ворота». Выводится это слово и от баскского и иберийского «bronsea».

Олово, один из наименее прочных металлов, но в то же время и один из самых легкоплавких и легче всех поддающихся металлургической обработке, греками именовался κασσίτερος, а латинянами – «cassiteron» [134]. Еврейское название этого металла – «бадил», то есть замена, разделение, сплав. Хут (белый металл) в египетском включает в себя серебро и олово. В коптском это «трам», «тран» или «басенш». Калаи («Калаем» Линсхотена) – это популярное в Индии обозначение олова. Само слово имеет скорее арабское, чем турецкое происхождение. «Тенекех» (оловянная пластина) в арабском языке явно сродни ассирийскому «Анакер» и замечательно напоминает скандинавское «din», германское «Zinn» и английское «tin». Поскольку у Чосера и других старых писателей встречается «teyne», то можно предположить, что английское слово «tin» происходит от того, что его легко «thin», то есть выплавлять. Латиняне позже заменили «plumbum album», или «белый свинец» Плиния (IV, 30), на «stannum»: в этом виде слово дожило до наших дней с помощью неолатыни. Происхождение «касситерона», «касдира», «кастира» еще обсуждается, и филологи замечают, что «касси» – это британский (кельтский) префикс, как, например, в слове «касси‑беланус». Олово находили на Кавказе, в Индии, в Южной Персии (стране Дранге), в Тоскане, в Иберии (Испания и Португалия) [135], в Швеции, Саксонии, Богемии, Венгрии, Англии. Россыпи еще находятся возле современной Темемсары (Паннония), и гранитные холмы Галиции и Заморы еще не истощены. Сейчас олово добывают в России, Гренландии, Бразилии и Соединенных Штатах. Уилкинсон относит древнеегипетские сплавы к Испании, Индии, Малакке и даже к Банке между Суматрой и Борнео; оловянные шахты Банка, долгое время разрабатываемые китайцами, вперые были посещены португальцами в 1506 году. Но составляющие из олова и свинца были распространены в Египте во время Шестой династии (3000 г. до н. э.). Олово упоминается еще в 1452 году до н. э. в Книге Чисел (XXXII, 22), с золотом и серебром, «латунью» (медь, особенно пириты), железом и свинцом. В 760 г. до н. э. в книгах пророчеств от Исайи (I, 25) и Иезекииля (XXII, 18, 20) олово называлось сплавом серебра.

Египтяне в первую очередь получали свои металлы из Верхнего Египта; их первые «кхефт» – шахты по добыче золота и меди – лежали в Фиваиде. Кроме того, они обращались к стране Мидии (лежавшей к востоку и на юг к длинному узкому заливу Эль‑Акаба: этот великий хребет Гатс, или Прибрежных гор, был в ге дни выдающимся центром добычи, и его промышленные перспективы до сих пор велики) и финикийцам, которые явно научили металлургии греков, сами переняв ее в Египте, они импортировали олово из Южной Франции, Испании и Англии [136].

Спорным вопросом остается, открыли ли финикийцы оловянные камни и оловянную россыпь Касситерид [137]или же руду разрабатывали «валлийцы рога» – варвары из Корнуолла и Девоншира, которые в те дни жили небольшими группами у берега. Геродот действительно ничего не знал (III, 115) об «островах, именуемых Касситериды (оловянные острова), откуда приходит олово». Эти острова Силуры, или Сцилли, были, очевидно, лишь перевалочными центрами, а не местами добычи. Финикийцы хорошо хранили свои секреты и готовы были скорее потерять свои корабли, чем выдать их (так заявляет Страбон (III, 5, 11), чьи Касситериды оказываются Азорами [138]). Когда именно началась торговля, еще обсуждается; некоторые приводят дату 1500 год до н. э., другие сокращают этот срок до 400 г. до н. э. Диодор Сицилийский (V, 21–2) повествует нам, что олово добывалось и отливалось в слитки около «Belerium promontory» («края земли»), каковое место было определено на карте как Иктис (Вектис, не остров Могущества, а гора Сан‑Мишель и остров Любви) [139], и в конце концов на лошадях перевозилось через Галлию к Роне. В музее Труро находится слиток олова, плоский сверху и рельефный снизу (из‑за следов формы отливки), два фута одиннадцать дюймов в высоту и одиннадцать дюймов шириной, с клеймом, как предполагается, финикийский. «Оловянная улица» в Бодмине, как предполагается, сохранила классическое имя. Второй четверг после Рождества в Корнуолле называют «Пикров день» – по имени человека, который открыл промывку олова. Страбон дает плохую характеристику двенадцати Касситеридам и их народу – корнцам, говоря, что последние «напоминают фурий, которых мы видим в трагических представлениях». Эти «приятные личности» нашли жилы олова, почти уже готового к использованию, на поверхности рядом с пиритами меди; последние были тверже олова, но все же сравнительно мягки и ковки. Обе руды легкоплавки, в то время как расплавить железо достаточно трудно. А эти же два (медь и олово), если их соединить, становятся не только более плавкими, но и дальше пребывают в жидком состоянии, что облегчает процесс отливки. Так, Уорзее считает, что Англия была в древности центром производства бронзы, откуда этот сплав распространялся по всей Европе. Принято считать, что в Англии бронзовый век установился между 1200‑м и 1400 годами до н. э. и длился восемь – десять столетий, а вторжение Цезаря произошло в начале железного века.

Впервые производство бронзы такого масштаба, чтобы мы приняли это в расчет, началось в Египте. Точно установить среднее соотношение составляющих сплава сложно [140], содержание олова колеблется от 10 до 20 процентов, а меди, соответственно, от 80 до 90.

Кинжал, анализ которого провел Воклен, содержал 85 процентов меди, 14 процентов олова и один процент железа. Бронзовое долото Уилкинсона, девяти с четвертью дюймов в длину и весом в один фунт двенадцать унций, найденное в каменоломне в Фивах, содержало на сто частей 94,0 части меди, 5,9 части олова и 0,1 части железа; соответственно его край загнулся от твердого камня. Уилкин‑ сон постоянно упоминает бронзовые зубила и, кажется, подозревает, что их наконечники были из стали. Конечно же его ставил в тупик вопрос о том, каким образом «бронзовые или латунные лезвия приобретали определенную степень эластичности» [141].

Результаты египетской металлургии восхитительны, как в материале, так и в итоге. Когда появилась бронза, мы не знаем; цилиндр для отливки, несущий на себе имя Пепи, датируется примерно 3000 годом до н. э., периодом Шестой династии Среднего Египта, что включает в себя Нитакер (Нитокрис). Ножи фигурируют в еще более древних памятниках. Бронзовый кинжал в Берлинском музее, найденный Пассалакуа в гробнице в Фивах, удерживается пружиной, возможно стальной. Мой друг мистер У. П. Хейнс из Александрийского портового завода показывал мне образец, привезенный из Фив мистером Гаррисом, сделанный из бронзы и, несмотря на это, несколько пластичный. Полная его длина – один фут, половина ее – лезвие; слегка листообразной формы, оно имеет ширину один дюйм в самом узком месте. Хвостовик, тянущийся до конца ручки (четыре дюйма), имеет минимальную ширину пять двенадцатых дюйма. Рукоять, состоящая из двух пластин, из гиппопотамовой шкуры, возможно, прокипячена и, подобно дереву, имеет на себе двадцать шесть колец для удобства захвата; на шестом и двадцать третьем кольце находятся бронзовые заклепки. Головка на конце рукоятки отсутствует, та просто закруглена.

Принято считать, что мумии Одиннадцатой династии хоронили с бронзовыми мечами; есть здесь и бронзовый кинжал Тутмоса III (Восемнадцатая династия), примерно 1600 года до н. э. Во времена Мене‑Пта II из Девятнадцатой династии (1300–1266 гг. до н. э.) в списке добычи после битвы в Прозописе мы читаем о бронзовых мечах и кинжалах. У этрусков, еще до основания Рима, были бронзовые статуи; говорят, что Ромул поставил бронзовый памятник себе, коронуемому Победой, в бронзовой квадриге; позже его увезли в Комерциум. По сведениям Павсания (III, 12, 8), Теодорус из Самоса изобрел отливку в бронзе (800–700 гг. до н. э.); этот автор не доверяет аркадийской легенде о том, что Нептун посвятил бронзовую статую Посейдону (Сидонскому?) Гиппиосу (Уилкинсон. II. Гл. VIII). Но самиане отлили бронзовую вазу в 630 году до н. э.

Важность повторного открытия Учатиуса, что бронзу, как и медь, делали тверже с помощью гидравлического пресса, а не фосфора [142], становится очевидной с помощью рассуждений Уилкинсона. «Нам неизвестны средства закатки меди, в любой форме, в составе любых сплавов, чтобы она стала достаточно твердой для таких целей» (как вырезание иероглифов). Он предполагает, что древнеегипетские письменные знаки, иногда вырезанные глубиной более двух дюймов, рельефы по девять дюймов в высоту или гранитные саркофаги вырезались с помощью подобия точильного колеса или наждачного порошка. Также египтяне владели секретом золочения бронзы, что доказывают многие находки; более того, с помощью кислот они получали патину темных и светлых оттенков зеленого.

Ассирийцы в области металлургии стали достойными соперниками своих учителей – египтян: их технологии распространились еще дальше на восток, в Персию, наследницу цивилизаций Ассирии и Вавилона. Диодор Сицилийский, вслед за Стезием, часто цитируемым современником Ксенофонта, описывает многочисленные бронзовые изваяния, украшавшие сады Семирамиды. В Ассирии пропорции сплавов сильно менялись. Лэйярд [143]приводит такой анализ ассирийской бронзы:

Предмет 1 – это бронзовое блюдо из Нимруда; 4 – это колокол и передняя нога быка, отлитого из 11,33 части олова и 99,70 части меди. Месопотамцы умели отливать бронзу очень тонко, что, впрочем, несложно; они делали из нее оружие, храмовые принадлежности и бытовые предметы, искусно «украшая их драгоценными камнями и вычурным орнаментом». Месопотамцы использовали ее в самом роскошном оформлении, как показывают троны; красота их ваз демонстрирует выдающееся мастерство в обращении с бронзой. Позолоченные изделия из Ниневии есть в Британском музее.

Доктор Шлиман ставит под сомнение популярное убеждение о том, что во времена Гесиода и Гомера не знали сплавов и плавки, знали только расковку в листы металла, где листы были «обработаны молотами» (Одиссея. III, 425).

Этот исследователь обнаружил слой меди и свинца в так называемой Трое на глубине от двадцати восьми до двадцати девяти с половиной футов. Он отмечает также небольшие тигли и литейную форму из слюдяного сланца, найденную на глубине двадцати шести футов. Железа он не нашел; зато медь и ее сплав – бронза – были представлены очень широко. М. Дамур из Лиона проанализировал пробы из двух «медных» боевых топоров из «Илиума», в действительности из «сокровищницы Приама». В них содержалось 0,0864 и 0,0384 части олова и 0,9067 и 0,9580 части меди. Примерно такое же сочетание составляющих сплава было обнаружено и в обычном двустороннем топоре, откопанном на глубине трех с четвертью футов, и, следовательно, в слое останков, относимых к греческой колонии. Доктор Перси проанализировал ручку бронзовой вазы и один меч; результаты были следующими:

Удельная масса этих предметов при температуре 60° по Фаренгейту составляла 8,858. Наибольший разброс в пропорциях между ингредиентами сплава в других предметах составлял от 10,28 олова к 89,69 меди (обычное соотношение для древней бронзы [144]) до 0,09 олова к 98,47 меди, где последняя была почти чистой.

Монж из Института Франции, описывая найденный во Франции бронзовый меч, приводит следующие пропорции: 87,47 процента меди и 12,53 процента олова. Анализ греческих бронзовых предметов, находящихся в Британском музее, показал 87,8 процента меди и 12,13 процента олова. Бронзовый нож был найден в Палафитах (свайных поселениях) Невшателя, Швейцария [145]. Уорзее («Первобытная древность») утверждает, что в Дании и Северной Европе бронзовый век начался где‑ то от 600‑го до 500 г. до н. э. и длился около 1100 лет. У норманнов, похоже, его не было. Но бронзу использовали в Ирландии и Шотландии, в Китае и Японии, в Мексике и Перу; Сьеза де Леон отмечает восхитительные бронзовые работы империи инков.

Перуанское зубило, анализ которого провел М. Воклен, содержало 94 процента меди и 0,06 процента олова. В других инструментах содержание последнего металла колебалось от двух до четырех, шести и даже семи процентов. Как правило, этот народ использовал лишь наполовину верную пропорцию олова, которое они именовали чаянтанка – имя, в котором слышится происходящее из Старого Света «танук». Гумбольдт упоминает режущий инструмент, найденный неподалеку от Куско, состоявший на 94 процента из меди и на шесть – из олова. Риверо отмечает в Перу латунные (?) молотки и патрубки мехов, топоры, струги, багры и другие инструменты как бронзовые, так и медные. Мексиканцы отливают свои золотые слитки Т‑образной формы. Перуанцы упрочняли медь также и с помощью серебра для инструментов для обработки камня и ломов. Веласко повествует нам, что, когда Инку Хуаска вели в тюрьму по приказу его брата, некая женщина тайно передала ему прут из металла, «серебра с бронзой, латунью, или сплавом серебра, меди и олова»; с его помощью он ночью проломил стену тюрьмы. Хатчисон отмечает щит из Ипиджапы в Эквадоре, а Эубанк отмечает древний перуанский бронзовый нож.

Замечательная бронза Китая и Японии хорошо известны на английском рынке, и Рафаэль Пумпелли, который учился прямо у туземных «металлургов», опубликовал интересные заметки по сплавам для орнаментов, или «моку‑ ме», в применении к мечам и другим предметам. Дамас‑ екая сталь производится путем наложения друг на друга тридцати – сорока чередующихся слоев розовой меди, серебра, «шакдо» (сплав меди с золотом один к десяти) и «гуи ши бу ичи» (серебра с медью). Затем получившуюся массу нарезают на шаблоны зубилом. Сплав серебра (содержащий тридцать – пятьдесят процентов меди) и придает характерный цвет – густо‑серый, а потом делается иссиня‑черным, как бы черненым, когда кипятится после полировки в растворе сульфата меди, квасцов и медянки. Доктор Перси описывает плавку серебросодержащей меди в Японии [146].

Доктору Джорджу Пирсону мы обязаны различными экспериментами со сплавами, в которых впервые определилось, что нормой в Старом Свете и наилучшей пропорцией для оружия и инструментов является одна часть олова к девяти меди.

Расплавляя металлы, он обнаружил, что:

соотношение свинца к меди 1:20 (5 процентов) приводит к образованию темной бронзы с красными фракциями чистого металла; 1:15 (6,5 процента) дает более прочный сплав и устраняет красный цвет;

1:12, 9, 8, 7, 6, 5, 4 и 3 приводят соответственно к возрастанию твердости и ломкости;

1:2 дает сплав почти такой же ломкий, как стекло.

Нижеследующая таблица [147]относится к ныне используемым сплавам и целям, в которых они применяются.

[148] [149]

Следующий по популярности за бронзой сплав меди – это латунь; она тверже и более стойка к износу, чем чистый металл. Изначально, как и сейчас, это был сплав меди и цинка, обычно именовавшийся «сырой цинк», «спелтер» (в древности – «спотр», «спотер», «спиотер», «спиалтер») [150]. Пропорции его сильно колебались, самая древняя – одна часть цинка на две части меди, а плотность в зависимости от содержания меди возрастала от 8,39 до 8,56.

Бекмэн в своей ценнейшей «Истории изобретений» [151] рассказывает нам, что «с течением времени к меди была добавлена руда, являвшаяся, видимо, каламином (карбонатом цинка) или сфалеритом [152](сернистым цинком), что придало ей желтый цвет. Это добавление сделало металл более твердым, лучше плавящимся и звенящим, легко поддающимся обработке, более экономичным в обработке и менее теплопроводящим, чем чистый металл». У нас есть несколько образцов древних произведений искусства из латуни, хотя при анализе цинк был обнаружен и в одном древнем мече, в основном медном. Гибел уверяет нас, что цинк встречается только в римских сплавах, а в греческой бронзе ничего не содержалось, кроме меди, олова и свинца. Умели римляне и лакировать латунь, но откуда они переняли эту технологию – неизвестно. Перси отмечает (с. 521), что латунь производилась «в самом начале христианской эпохи, если еще не до ее наступления». В доказательство он приводит большой медальон рода Кассиев (20 г. до н. э.), содержащий 82,26 процента меди и 17,31 процента цинка; Веспасиана (Рим, 71 г.), императора Траяна (Кария, около 110 г.), Геты (Карийская Милаза, 189–121 гг.), Каракаллы (199 г.) и много других. В наше время цинконосная руда импортировалась португальцами с востока за столетие до того, как стала известна всей Европе [153]. В начале XVII века голландцы захватили один из их груженных рудой кораблей, и тайна стала всем известна. Епископ Ричард Уотсон назвал в 1783 году этот груз «калаем», объединяя его с «каламином»; последнее же слово, как и германское «галмей», происходит от «кадмия».

В современности от слова «aes» происходит «airain». Французские слова «leton», «laton», «latton», или «laiton» (cuivre jaune – «желтая медь» (фр.); итальянские слова «lattone», «lottone» и, в конце концов, «ottone», испанские «lata» и «laton», немецкое «latun» и английское «latten» (тонкая листовая латунь), «latoun» Чосера («Pardoner's Prologue») происходят либо от «luteum», желтый (металл), либо от растения «luteum» (Reseda luteola), которое использовали для того, чтобы красить медь до кремнекислого состояния [154]. Английское слово «brass» происходит, скорее всего, от скандинавского «bras» – цемент, замазка, – а немецкое «Mosch», «Meish» и «Messing» – от «mishen» – «смешивать» [155].

Можно посоветовать обратить также внимание на ορειχάλκον [156]Гомеридов и Гесиода, которое Страбон называет также ψευδάργυρος, «ложное серебро», и «aurichalcum» и которое столь таинственным веществом сделало лишь извращенное мастерство комментаторов. Для поэтов, которые любят неопределенность, эта «горная медь» была мифическим природным металлом, ценность которого была где‑то между золотом и серебром, и сказочным, как «chalkolibanon» [157]из Апокалипсиса. Это имя не встречается ни у Пиндара, ни у драматистов. Платон, рассказывая об Атлантиде [158], говорил, что «oreichalc», «от которого ныне осталось лишь название», было самым драгоценным металлом после золота. Плиний довольно заявляет, что «aurichalcum» более не существует; тут с ним не поспоришь.

Следующим материалом, к которому применялось это слово, была «красная медь» (?), закись, красивые кристаллы которой формируются естественным образом. Поллюкс и Гесизиус Грамматик (380 г. до н. э.) определяют ее как медь, напоминающую золото; а Цицерон ставит вопрос: если человек предлагает на продажу кусок золота, считая, что он выставляет лишь кусок «orichalcum», честный человек должен его проинформировать о том, что это на самом деле золото, или может честно купить за копейку то, что стоит в тысячи раз больше? Баффон сравнивает его с томпаком, или китайской медью с содержанием золота [159]. Бекмэн отмечает «aurichalcum», или коринфскую латунь, в Плаутусе, «Auro contra carum». Фестус говорит о «orichalcum» (меди), «олове» (цинке или сплаве олова со свинцом), «cassiterum» (олове) и «aurichalcum» (латуни). Те же значения мы встречаем и у Амброза, епископа Миланского (IV век), у Примасиуса, епископа Африканского Адруметума (VI век), и у Изидора, епископа Севильского (VII век). Альберт Великий (XIII век), монах‑доминиканец, в своем трактате «De Natura et Commixtione Aeris» описывает, как «cuprum» превратился в «aurichalcum».

Страбона не понять. В одном месте он пишет, что только кипрская медь производит кадмейский камень, купоросную воду и оксид меди. В другом же месте он говорит: «Есть камень неподалеку от Анд, который, будучи брошен в огонь, превращается в железо. Затем его помещают в печь, вместе с определенным видом земли [160], и из него (камня? земли? обоих?) вытапливается ψευδάργυρος (ложное серебро? цинк?), из которого, при добавлении меди, получается «смесь», некоторые называют ее еще oreichalcum». «Pseudargyros», который также находили в окрестностях Тмолуса, кажется, будет означать в данном случае цинк или Cadmia fossilis (природный каламин или карбонат цинка). Плиний создает путаницу с галмеем, печным каламином, и медной рудой, противопоставляемой карбонатной. Когда Диоскорид упоминает вроде бы искусственный, или «печной», каламин, грязный оксид пинка, то, возможно, он имеет в виду более современную «tutiya» (Авиценна), «toutia», «thouthia» [161]«cadmie des fourneaux», или «тутти». Растерев в порошок и смешав с равным количеством увлажненного угля путем добавления плавня, его плавят вместе с медью для создания латуни. Адвокат де Лони (1780) и епископ Уотсон соглашаются с тем, что «orichalcum» Страбона – это латунь.

В последнее время «aurichalcum» стал синонимом электрона [162], естественного или искусственного. Слово Хгктрос; [163]принято считать происходящим от «Гелиос», как якобы соперничающий с Солнцем в сиянии. Если верить Лепсусу, то это «юсем» – металл Тутмоса III. Бругш считает, что «юсем» – это латунь, а «асмара» или «асмала» – эквивалент еврейского «хашмаль» – «электрон» [164]. У Бунсена «ка‑ сабет» и «кахи» – это медь («aurichalcum»), а «хесбет» – металл, связанный с «kassiteros» – оловом. Этот сплав был известен Гесиоду. Софокл применял словосочетание «сардинский электрон» к золоту, а не к серебру. Геродот в историческую эру (480–430 гг. до н. э.) придает имя мифического металла «слезам Гелиад», которые латиняне называли «succinum», в «народной латыни» – «ambrum», арабы – «анбар», а мы зовем янтарем. Плиний, а за ним и Павсаний отмечают две его разновидности – естественную («в любой золотой руде содержится немного серебра» [165]) и искусственную; в последней содержание серебра не должно было превышать одну пятую. Статиры лидийского Креза, которые греки считают самыми древними монетами, были сделаны, если верить Бекху, из электрона – три четверти золота и одна четверть серебра. Луциан называет этим термином стекло; а в конце концов им стали называть латунь и смешали с «aurichalcum».

Я бы предположил, что этот «aurichalcum» может быть и ирландской «бронзой Доуриса», которая получила свое название по городу Доурис, под Парсонтауном, графство Кинге, где она впервые была обнаружена. Уайлд предполагает, вместе с остальными, что золотой цвет сплава зависит от примеси свинца в определенной пропорции, и сравнивает его с цветом кипрской меди, которую римляне называли «coronarium» (используя ее в театральных коронах) и покрывали бычьей желчью. Предметов из «or molu» много в Дублинском музее; они сохранили свой желто‑золотой блеск. Наверное, их лакировали, как современную латунь; а патина может оказаться какой‑нибудь камедью‑смолой. Когда они тускнели, их очищали, подержав над огнем, а затем погружая в слабокислотный раствор, как это делают с современными отливками. Были проанализированы два предмета, меч и кинжал, и выяснилось, что меди в них от 87,67 до 90,72; олова – от 8,52 до 8,25; свинца – от 3,87 до 0,87 [166], а в мече присутствовала еще и сера. Удельный вес предметов составлял от 8,819 до 8,675. В наконечнике копья были найдены, помимо меди, олова и свинца, 0,31 процента железа и 0,09 процента кобальта.

Есть и другие сплавы, о которых мы читаем, но знаем мало: например, таковы «aes aegineticum», «demonnesium nigrum», «aes deliacum», секрет которой был утерян во времена Плутарха, и Τατήσσιος χαλκός из Южной Испании, возможно привозимая на кораблях из Гибралтара. «Ollaria», или горшечная медь (латунь), содержала три фунта «plumbum argentarium» (олова и свинца поровну) на сто фунтов меди. «Aes caldarium» только можно было плавить. И наконец, «graecanicum» представляла из себя переплавленную медь («formalis seu collectaneus») с добавлением 10 процентов «plumbum nigrum» (свинца) и пяти процентов «серебряного свинца» («argentiferous galena»?).

Металл, когда он только появился, был редок и дорог; большие современные мечи, топоры и молоты вряд ли могли быть воспроизведены в меди, бронзе или железе. Ранние попытки развития кельта [167]не привели к появлению ничего более искусного, чем режуще‑колющий клин из дорогого материала (рис. 85). С прогрессированием технологий плавки и литья заостренный конец развился в нож, кинжал и меч; а широкий – в топор. Это сложносоставное оружие, в котором дубинка объединялась с кельтом, или ручной топор, появившееся в Европе в начале неолита, сыграло замечательную роль в истории – древней, средневековой и даже современной; а связь его с мечом становится очевидной, если посмотреть на короткий меч глейв [168]. Эволюция режущих кромок привела к появлению двух принципиально новых форм. Для рубки дерева лучше всего подходящей оказалась форма длинная и узкая, а для случаев, в которых грубая сила была менее востребована, оружие приняло вид широкого лезвия с длинными краями в виде полумесяца.

Акху, боевой топор, был известен в Древнем Египте с раннего времени. Один золотой топор и несколько бронзовых были найдены погребенными в качестве амулетов в саркофаге царицы Асхепт, наследницы Восемнадцатой династии. Еще одно бронзовое оружие встретилось в погребении другой царицы, из Семнадцатой династии (1750 г. до н. э.). Полезное в ведении военных действий, это орудие стало, возможно еще в каменном веке, божественным символом: несомненно, в этом корень появления в конце бронзового века hâches votives (жертвенные топоры) без режущей кромки, который не могли быть использованы для работы или боя, а только для религиозных нужд. Оружие с двумя наконечниками однозначно определялось как лабрандийский йов, получивший свое название от λάβρα, что в лидийском языке равнозначно πέλεκυς. Эта же эмблема появляется и на медальонах трех карийских царей, самым выдающимся из которых является Мавсол, с 353 г. до н. э. По Плутарху (De Pythiae Oraculis), тенедийцы «взяли топоры у крабов, потому что только панцирь краба имеет форму топора». Так, оружие с двумя наконечниками с монет Тенеда является скорее священным, а не воинственным символом. Тенедский Аполлон тоже держал топор, который некоторые даже считали символом Тенеда. Аристотель и другие придерживались мнения, что один из царей Тенеда постановил, что виновные в супружеской неверности должны умерщвляться топором, и то, что он собственноручно привел в исполнение приговор, вынесенный собственному сыну, породило поговорку Τενέδιος πέλεκυς, означающую «скор на расправу».

Хотя еще Гомер упоминает πέλεκυς («Илиада» и «Одиссея») и как оружие, и как инструмент, греки, как и ассирийцы, не особенно на него повлияли. Римляне, поклонявшиеся Квири‑ ну в лице копья, обвязывали топор пучком прутьев (фасций), носили его как символ власти и изображали на консульских монетах. Оружие опускали при приветствии, и, возможно, отсюда пошла наша практика опускать кончик меча, неизвестная на Востоке. Топор с широким лезвием на колонне Траяна – в руках рабочего.

Возможно, жители классической Европы презирали это оружие потому, что оно было атрибутом изнеженного Востока. Еще во времена Геродота армянский «сакр» и римский «секурис», делавшийся либо из золота, либо из меди, был любимым оружием амазонок [169]и всадников массагетов [170]. В Ирландии топор фигурирует в рассказах о Гобауне Сауре: этот создатель гоблинов выполнил опасное задание по отделке королевской крыши, нарубив деревянных кольев, бросая их по одному на место и вбивая их путем кидания волшебного оружия в каждый из кольев в правильной последовательности.

Из Египта топор распространился и в самое сердце Африки, где он до сих пор является, помимо прямого назначения, обменным средством; и перемещение его таким образом от племени к племени объясняет, почему столько различных форм его заполонили Черный континент. Из долины Нила он снова отправился на восток, через земли хеттов и Ассирию в Персию и Индию, где боевой топор в форме полумесяца долго оставался излюбленным оружием. Дуарте Барбоса отмечает различные формы и цвета, описывая стоянку на острове Ормуз. Приняли их на вооружение и турецкие всадники, носившие его на луке седла. Клемм в своей книге «Werkzeuge und Waffen» [171]отмечает, что у скандинавов это было любимое оружие; они носили его в ременной петле за спиной. Большинство жертв «Сожженного Ньяла» – дело этого инструмента. Норманнский топор с длинной ручкой часто встречается на ковре из Байо. Скандинавский боевой топор начала XVII века был найден на поле боя в норвежском Крингелене; ручка его изогнута таким образом, чтобы соответствовать гнезду сзади. В Германии его повсеместно использовали в XV веке; в Англии – в XVI; а в XVII он распространился по всей Европе, за исключением земель славян и венгров. Немецкий процессионный топор показывает его выживание в дальнейшем: лезви