Первое оружие человека – камень и палка. Ранняя стадия развития оружия. «деревянный», «костяной» и «роговой» века

 

Так что же было первым оружием человека? Он рождается беспомощным и безъязыким, в отличие от всех других зверей. Вырастая, он обретает некоторое оружие, но это плохое оружие. Мышцы первобытного человека были, наверное, сильнее наших, но все равно хилый нетренированный удар его кулака нельзя было сравнить, скажем, с ударом копыта осла. По выдающейся его челюсти видно, что он мог кусаться, и зубы его, без сомнения, были великолепны [33], но все же, в силу формы челюстей, как оружие уступали зубам гиены и даже собаки. Человек царапался и рвал ногтями, как и сейчас поступают женщины; но ногти его были не более опасны, чем челюсти мелких кошачьих.

Однако у древнего человека были руки – самое совершенное изо всех хватательных приспособлений, и необходимость вынуждала его использовать это орудие. Камень, первое «оружие» первобытного человека, достойное этого наименования, мог служить ему в двух качествах – в качестве метательного снаряда и ударного инструмента. Еще задолго до начала исторических времен наш первобытный предок напрягал мышцы‑разгибатели и расслаблял мышцы‑сгибатели, швыряя в воздух то, что поднимал с земли, и таким образом бессознательно увеличивал пределы своей досягаемости и предпринимал первые шаги на пути создания науки баллистики. Его потомки добились чрезвычайных успехов в бросании камней, и здесь опять добиться совершенства позволила постоянная практика. Диодор Сицилийский (44 г. до н. э.), который так замечательно повторил Геродота, утверждает, что ливийцы «не используют ни мечей, ни копий, ни другого оружия – лишь три дротика и камни в специальных кожаных сумках, которые они швыряют, преследуя или отступая». Уанши (гуанчи) [34]– ливийские или берберские народы Канарского архипелага, по сведениям Ка да Мосто (1505 г.), были опытными метателями камней.

Они проводили поединки «на площади, бойцы забирались на два каменных помоста, расположенные на противоположных ее краях, каждый из которых был плоским и с пол‑ярда в диаметре. Там они стояли, не сходя с места, пока каждый не бросит в противника по три круглых камня. Будучи хорошими метателями, они все же, как правило, уворачивались от этих снарядов, ловко изгибаясь. Затем, вооружась острыми кусками кремня (обсидиана?) и дубинкой, соперники прыгали вниз и принимались избивать и резать друг друга до изнеможения». Рассказывали случай, когда один из гуанчи с одного броска свалил пальмовую ветвь, способную выдержать удар топора. Кольбен, писавший около полутора веков назад, так описывает обезьяноподобные жесты хои‑хои (они же готтентоты [35]): «Наиболее впечатляющим образом их сноровка проявляется в том, как они бросают камни. Они попадают в цель с потрясающей точностью, будь она даже на расстоянии в сотню шагов и не крупнее монеты в полпенни. Я с огромным удовольствием и изумлением наблюдал, как они выполняют это, и никогда не уставал от этого зрелища. После множества удачных попаданий я все еще ожидал промаха – но ожидал тщетно. Камень все так же точно ложился в цель, и мое удовольствие и изумление удваивались.

Можно прийти к выводу, что либо камню не положено промахиваться, либо вам не положено этого видеть. Но безошибочность руки готтентота – не единственное здесь, что достойно удивления; не меньше поражает сам способ, каким метатель целится. Он не замирает с поднятой рукой, пристально всматриваясь в цель, как это сделали бы мы, а постоянно движется, прыгает туда‑сюда, внезапно наклоняется, внезапно выпрямляется; то нагнется в одну сторону, то в другую. Его глаза, руки и ноги находятся в постоянном движении, и можно прийти к выводу, что он валяет дурака и думает о чем угодно, но не о мишени; и вдруг камень яростно вылетает вдаль и попадает прямо в центр мишени, как будто управляемый какой‑то невидимой силой».

Ближе к нашим краям современные сирийцы все еще сохраняют былое проворство: я часто слышал, и у меня нет причин не верить этому, что ливанцы убивали бурого медведя ударом между глаз [36]. Когда арабские бедуины во время набега не хотят использовать свои ружья с фитильным замком, то нападают ночью и обрушивают на своих жертв град камней. Подвергнутые нападению тщетно расстреливают свои боеприпасы по теням, которые подобно призракам скользят по скалам; а когда огонь прекращается, убийцы бросаются вперед и заканчивают свою работу. Использование камней почти всеохватно среди диких племен Азии, Африки и Америки. В Европе это занятие оставлено школьникам, но дикие ирландцы, рано начиная, с возрастом становятся специалистами в этом деле. Как правило, везде искусными метателями камней являются пастухи.

Тернер описывает «кавас» людей племени танна, Новые Гебриды, как камень длиной такой же, а шириной в два раза больше, чем обычный краеугольный камень, закладываемый при постройке дома; его бросают с большой точностью на расстояние двадцать ярдов. Этот же автор упоминает о том, что камни, круглые, как пушечное ядро, употреблялись населением острова Дикарей и Эроманга. Командир Байрон отмечает, что камни использовались в качестве метательных снарядов жителями островов Разочарования. Бичи, чья экспедиция подверглась нападению жителей острова Пасхи, утверждает, что их камни, бросаемые сильно и точно, сбили нескольких моряков под шварты. Кранц свидетельствует о том, что дети эскимосов обучаются кидать камень в цель сразу же, как только вообще начинают пользоваться руками.

Недавно сэр Р. Шомбург описал один обычай индейцев демагара. Когда мальчика посвящают в юноши, ему дают твердый круглый камень, который он шлифует руками, пока тот не станет гладким; часто мальчик становится мужчиной прежде, чем успевает выполнить это задание. Наблюдатели предположили, что единственный смысл этой традиции в том, чтобы преподать «урок настойчивости, каковое качество, по мнению многих, лучше всего приобретается, когда юноша концентрирует свой ум на вопросах, не приносящих никакой практической пользы».

В более цивилизованные времена нож, как метательный снаряд, занял место камня. Мы знаем, что древние египтяне тренировались на деревянном чурбане, а германские чемпионы, сидя на скамьях, вели дуэли путем метания друг в друга трех ножей, которые следовало отбить щитом. Современные испанцы с детства начинали учиться искусству метания ножа‑кучильо или фальчиона [37].

«Жнецы» Римской Кампании, будучи просто цивилизованными варварами, тоже «метали» серп с удивительной точностью.

Обычай швырять камни в конце концов не мог не привести к изобретению пращи, которая, как пишет Меррик в «Критическом исследовании древнего оружия» (1842), является «самым ранним и самым простым оружием античности». В самой грубой форме это пастушеское оружие использовалось только на открытых пространствах и представляло собой шар и шнур; позже последовали различные усложнения в виде струнных или ременных – пращей. Последняя – раздвоенная палка, задерживавшая камень до момента собственно броска, могла представлять собой как раз примитивное оружие: Лепсий показывает египтянина, у которого в руках была такая праща, а рядом – куча запасных камней. Нильсон предположил, что Давид был вооружен именно так, когда Голиаф обратился к нему со словами: «Я что, собака тебе, чтобы ты шел ко мне с ремнем?» – то есть пастушеская принадлежность, превращенная в пращу. И именно в этой форме она просуществовала дольше всего, как римская «fustibulus», искаженная в наше время до «фустибулы»: последняя, со своей деревянной рукояткой, использовалась в Европе в XII веке и применялась для метания ручных гранат вплоть до века XVI. Простейший шар на шнуре, известный еще в Древнем Египте, все еще сохранился в виде боласов южноамериканских гаучо. В то же время был изобретен и еще один метательный снаряд – метательная дубинка и ее модификация – бумеранг, о котором я еще скажу. А использование гибкости и упругости, ныне хорошо известное, привело к изобретению лука и стрел [38].

Это изобретение, следующее по важности за умением разводить и поддерживать огонь (хотя и очень сильно от него отстающее), стало первым принципиальным отличием оружия человека от оружия животного. Нильсон и многие другие придерживались мнения, что это изобретение инстинктивно и свойственно всем народам; и мы не должны удивляться, что его приписывают полубогам – Нимроду, Скифу [39], сыну Юпитера, или Персу, сыну Персея [40].

Появление метательного оружия наконец‑то количественно, если не качественно, разделило человека и зверя и сыграло, наверное, наиболее заметную роль из всех видов оружия в анналах человечества. От него произошла греческая гастрафега, римская аркибалиста (арбалет) [41], баллиста и арбласта (огромные луки, предназначенные для метания больших дротиков), катапульта, скорпион, онагр и другие замечательные виды классической артиллерии [42], которые предшествовали «дешевому и отвратительному» изобретению – химической взрывчатке.

Вот что можно сказать о камне, взятом в руку, как о предшественике метательных снарядов и науки баллистики. Зажатый в кулаке, он давал удару момент, вес, скорость, силу и ударную мощь. В этом случае он выступает предшественником дубинки, прямой и изогнутой, боевого цепа, морнингстара, кропила и всего куста оружия схожего толка, которое добавило руке человека еще один, самый сильный, сустав.

Дубинки, целью которых обычно является голова – в отличие от копий, которые обычно направляются в тело, легко сделать, вырвав с корнем молодое прямое деревце или отломав сук от ствола и оборвав с него веточки и листья. На дубинках из Австралии (континента, который мы так любим за присущие ему оригинальные формы) основания сучков, от ходящих от ствола дубинки, не удаляют и расщепляют, а специально оставляют, чтобы они служили шипами; более того, для остановки или отбивания оружия противника дубинка была превращена в булаву с утолщением на конце. Действительно, утолщение, шар, шишка или шляпка древесного гриба были родоначальниками австралийского щита. Следующим шагом было обматывание оружия тряпками и поджигание его; снабжение его кремневыми ножами, ракушками и прочими зубцами для превращения еще и в режущий инструмент, помимо ударно‑дробящего; и в этом и есть одно из множества начал меча и его производных, кинжала и ножа. Заостренная на одном конце, дубинка могла стать пикой и копьем, шпагой и пальстабом, дротиком, метательным копьем и ассегаем.

Немало авторитетов считают, что самыми первыми видами оружия всегда и везде были копье и топор и что топор являлся результатом дальнейшего развития заостренного кельта [43], копье – листообразного или миндалеобразного инструмента. Но это касается, во‑первых, лишь стран, где каменный век достиг больших высот в своем развитии [44]; во‑вторых – камень в оружие такого рода мог бы превратиться гораздо позже, чем дубинка или заостренная палка.

Геродот, отец древней истории в ее современном виде, ученый‑путешественник и великий гений, чья поэма в прозе (ведь она является именно таковой!) оказалась для нас несравнимо более ценной, чем любой из трудов его последователей, описывая скульптуру Сесостриса‑Рамсеса в скале, заставляет того держать в правой руке копье (египетское), а в левой – лук (ливийский или эфиопский). Поэтому некоторые авторы трудов по хоплологии приписывают ему мнение, что эти виды оружия – старейшие. Но древние не изучали доисторического человека, пока не стали находить человеческие кости рядом с костями вымерших млекопитающих. Август Цезарь был одним из первых коллекционеров, по мнению Светония: «Сам же, однако… выискивал тщательно вещи примечательной древности и редкости; среди них Capraeis – огромные члены зверей, красивые и большие, которые именуются гигантскими костями и оружием героев».

Император (которого позже так напоминал Наполеон, даже своей манерой носить скрытое оружие [45]) предпочитал эти редкости статуям и картинам. Древние тоже, как и Марко Поло и слишком многие в наши дни, говорили о мире в целом, изучив подробно лишь малую его часть.

Здесь галикарнасец, очевидно, имеет в виду ту эпоху, в которую были сделаны замечательные шаги к родичу обезьян четвертичного периода. Мы должны вернуться к более ранней эпохе. Лукреций, чей проникновенный гений был особенно проницателен, писал, как современный ученый:

 

Древним оружием людей были руки, ногти и зубы,

Камни, а также лесных деревьев обломки и сучья,

Пламя затем и огонь, как только узнали их люди.

Силы железа, потом и меди были открыты,

Но применение меди скорей, чем железа, узнали.

 

Насколько же освежает великолепная антропология этих язычников после чудо‑мифов о сотворении человека, провозглашаемых так называемыми «обновленными» религиями!

С самых ранних времен все без исключения металлы использовались без разделения для оружия защиты и нападения; кроме того, все три эпохи перемешиваются по всем странам и захлестывают одна другую; они скорее сосуществуют, чем сменяют друг друга. Как говорит один современный автор, как три основных цвета радуги, эти три стадии цивилизации отбрасывают друг на друга отсветы; и все же их смену, по крайней мере, в том, что касается Западной Европы [46], кажется, можно достаточно четко определить, как и основной цвет, хотя пропорция спектра может в разных странах быть разной.

И хотя смешение идей, особенно в том, что касается североевропейского меча, и будет создано с отрицанием этой превосходной классификации, я сохраню его, занимаясь отслеживанием развития «белого оружия» в этих весьма условных пределах.

Более того, я должен отметить, что это условное разделение мало того что не имеет абсолютного хронологического значения и не предоставляет никаких датировок, кроме сравнительных, но и является недостаточным. Во время каменного века, а возможно, и до него широко использовались также дерево, кость, зубы и рог; их использование продолжалось еще долго на протяжении и железного века. По всей нижней долине Амазонки, где камень полностью отсутствует, первобытные люди должны были вооружиться чем‑то другим. Твердые и тяжелые деревья и в тропических, и в умеренных широтах представляли собой ценный материал, который можно было обрабатывать с помощью одного только огня, без участия металла или даже камня. Рамузио упоминает некое «дерево саго», из которого жители острова Суматра делают короткие копья: один конец его заостряется и обугливается в огне, и, будучи обработанным таким образом, копье это протыкает любую броню гораздо лучше, чем это сделало бы железо.

Оружие обрабатывалось кропотливым трудом в течение многих дней и даже недель – зарыванием в горячие угли, паром и дымом, обугливанием и трением, обскребанием ракушками и зубами животных, шлифованием множеством материалов: например, шагренеподобной кожей многих рыб, особенно ската, травами с грубой фактурой; листьями различных деревьев, шершавыми, как язык кошки. Первым шагом вперед стало снабжение оружия кремнем, обсидианом и другими режущими камнями. Описание «деревянной сабли», которую пословица несправедливо ставит в один ряд с pistolet de paille [47], я оставлю для следующей главы.

Кость, частным случаем которой является зуб, представала перед дикарем твердым и долговечным материалом для обработки деревянного оружия. Теледам, или Телегон, сын Цирцеи и основатель Тускула и Пренеста, по традиции убил своего отца, Улисса, копьем с наконечником из рыбьей кости – из кости aculeum marinae belluae. Зубы Squalus (акулы) и другие gigantum ossa (гигантские кости) или останки эпохи мегатерия предоставляли основу для самых первых экземпляров оружия прокалывающего действия и добавляли протыкающей мощи к удару палицы. Таким образом, по всему миру можно проследить «костяной век», и то, что фраза «народы, использующие кость и камень», верна, доказано на Всемирной выставке в Вене (1873), превосходная коллекция которой нашла себе талантливого описателя в лице профессора А. Уолдриха.

В пещерах Святого Мустьера (департамент Дордонь) в Бельгии и Лхерма (департамент Аррьедж) было найдено множество челюстных костей пещерного медведя (Ursus spelaeus); восходящее ответвление нижней челюсти было отрезано, чтобы удобнее было держаться, а мощные глазные зубы образовывали орудие, инструмент или оружие. Пещеры Пеггау в Штейермарке (Сирия) или Палкау и Пфальбаутен в Моравии [48]или деревни на сваях в Ольмютце предоставили большое количество костных элементов и останков пещерного медведя. Эти грубые инструменты напоминают нам об орудиях, которые с таким успехом использовали библейский Самсон, еврейский Геркулес, силач, убийца чудовищ и бог‑солнце (Шамсун) [49].

Дикие племена Камбоджи превратили костяной рог меч‑рыбы в наконечник копья, с которым они вполне уверенно нападают на носорогов.

В Коцебу‑Саунд капитан Бичи нашел пику из дерева, на конце которой находился моржовый клык; это средство применялось также и в томагавках. Племена Новой Гвинеи используют в качестве наконечников стрел зубы рыбы‑пилы и шипы рыбы‑шара. Жало малаккского королевского краба (Limunus), ракообразного, которое достигает иногда двух футов в длину, тоже применяется в качестве наконечника стрел.

Аборигены залива Короля Джорджа в Австралии используют в качестве наконечников своих копий острые рыбьи шипы; аборигены острова Сан‑Сальвадор, когда их открыл Колумб, насаживали на острия своих копий рыбьи зубы. Нугуит гренландцев (рис. 23) Гранц описывает как имеющий на конце рог нарвала, с деревянной рукояткой, украшенной барельефом с изображением двух мужчин. Сбоку находится еще одно копье (рис. 24) с перекладиной в виде нарвала; древко его сделано из такой же кости и вставлено в мундштук, чтобы представлять собой естественную защиту.

Здесь мы видим связь в сознании создателя между животным, от которого происходит само оружие, и разрушительной целью, для которой оно в основном используется. Также оно хорошо иллюстрирует близкую всеобщую практику среди дикарей делать оружие, имитируя животные формы. Причиной тому может быть суеверие, которое все еще предстоит объяснить.

Костяные раструбы и наконечники все еще используются в стрелах южноафриканских бушменов. Перемежаясь с деревянными, сланцевыми и металлическими, они встречаются по всей Северной Америке, от земель эскимосов до Калифорнии. Замечательное сходство прослеживается между костяной дубинкой «индейцев» залива Нутка и новозеландских дикарей патту‑патту или мери. Следовательно, подозревается, что это короткое, плоское оружие, овальной или листообразной формы, сделанное таким образом, чтобы хорошо лежать в руке, изначально представляло собой имитацию плечевых костей. Как и кельт, который является каменной дубинкой, что нашел полковник А. Лэйн Фокс в ложе реки Баун в Северной Ирландии.

Длинные кости животных, косой срез на которых обнажал пустоту внутри, прикреплялись к палкам и жердям; в результате получались замечательные дротики и копья. Таковы же и бамбуковые наконечники стрел североамериканцев, полость в середине которых служит для того, чтобы хранить яд [50].

Более того, ломанием и трением о твердую и грубую поверхность они легко превращаются в мечи и кинжалы. Фенни, или финны, Тацита, не имея железа, использовали стрелы с костяными наконечниками. Инуиты, или эскимосы из Гренландии и других северных мест, делают из китовых ребер челноки, так же как и мечи. «Кремневые обломки» свидетельствуют нам о том, что у древних жителей Мексики были костяные кинжалы. Уайлд приводит уникальный образец такого оружия, найденный в ложе реки Бойн «в затвердевшей голубой глине, под четырьмя футами песка, вместе с несколькими каменными наконечниками для копий». Сделанное из бедренной кости одного из крупных жвачных, оно имеет десять и одну шестую дюйма в длину, из которых грубая ручка составляет всего два с половиной дюйма [51]; лезвие обработано до очень гладкого состояния.

Этот скейн (ирландское «скьян») [52]похож на уменьшенный вариант металлического клинка колюще‑рубящего действия (рис. 27). Не менее интересен и клинок ножа (рис. 29), найденный вместе со многими другими костяными изделиями в кранноге («свайных раскопках») Баллиндерри [53](графство Вестмит): общая длина его – восемь футов, а рукоятка – богато украшена.

Другие костяные ножи упомянуты в «Каталоге». Кости, подготовленные для того, чтобы из них делали ручки или даже ферулы для мечей и кинжалов, тоже упомянуты там: этот материал, ввиду своей легкости в обработке и сравнительной долговечности, никогда не оставался без использования. Будучи сделанными из слоновой кости [54], моржового клыка или зуба гиппопотама, они становятся предметом роскоши. В последнюю очередь кость служила основой для режущих средств. В музее профессора Свена Нильсона выставлен (рис. 31) гладкий, заостренный расщепленный кусок, около шести дюймов в длину, в котором с обеих сторон прорезаны пазы около четверти дюйма глубиной. В каждом из этих пазов закреплен смолой ряд из острых и слегка волнистых кусочков кремня.

Похожее орудие (рис. 30) представлено в иллюстрированном каталоге Копенгагенского музея. Об этом приспособлении я буду говорить более подробно, когда речь пойдет о деревянном мече. Кость чрезвычайно широко использовалась первобытным человеком, а в местах, изобиловавших таким материалом, как рог, он заменял ее. В озерных поселениях Швейцарии находили оленьи рога и деревянные рукоятки или черены, в которых были продолблены пазы; сверла, шила или буравы; жернова, точильные бруски и множество других инструментов. Пещеры «оленьего» периода на юге Франции не менее богаты. Топоры из оленьего рога часто встречаются в Скандинавии, и тот экземпляр, который хранится в Стокгольмском музее, содержит на себе выведенный талантливой рукой контур оленя. В Англии находят бородки, кнопки и другие украшения. Этот материал, если брать его от старого оленя, имеет большую плотность, чем кость, и почти каменную твердость, поскольку переплетенная структура рога содержит известковые соли; более того, она к тому же еще и легко обрабатывается огнем и паром.

Диодор (III, 15) описывает, что ихтиофаги используют рога антилоп при ловле рыбы, «поскольку нужда есть учитель всем вещам». Самое первое упоминание об оружии из рога встречается у Гомера (Илиада. II, 827 и IV, 105), где он описывает, как Пандарус, Лициан, сын Ликаона, использует лук, сделанный из шестидюймовых [55]кусков рога «проворного горного козла». Это оружие могло сохраниться в первозданном виде. Луки древних греков могли быть как простыми, так и составными. Персы [56]предпочитали, и использовали впоследствии очень долгое время, дерево и рог, протравленный, лакированный и украшенный как только можно. Дуарте Барбоса описывает турецкий лук с острова Гормуц как «сделанный из рога буйвола и негибкого дерева, позолоченный и раскрашенный в приятные цвета».

В «Песни о Нибелунгах» упоминается «хорнбоуг» (роговой лук), а венгры появились в Европе с луками из рога и отравленными стрелами.

Луки индейцев сиу и юта сделаны из рога и обиты для увеличения упругости полосками из сырой кожи. Лук племени черноногих сделан из рога горной овцы (Кэтлин), а шошоны со Скалистых гор придают рогу форму, нагревая и увлажняя его, а затем комбинируют его с деревом. Эскимосы крайнего севера Америки, где недоступно другое дерево, кроме принесенного морем, вынуждены мастерить свои луки из нескольких кусков дерева, рога и кости, сгибая их до нужной формы посредством копчения или пропаривания.

Изумительные луки из рога буйвола – небольшие, но далеко стреляющие и сильные – все еще делают в долине Индусов неподалеку от Мултана. Для такого использования рога обрезают, обскабливают, шлифуют для придания им эластичности; у основания их усиливают деревянными гвоздями, щепками или колышками, которые удерживаются на месте, будучи приклеенными или примотанными жилами. Человек вскоре научится заострять свои деревянные рукоятки кончиками рогов, отнятых у своей добычи. Так, древние египтяне использовали рог в своих легких тростниковых стрелах.

В коллекции Кристи есть стрела из Южной Америки, на конце которой – клин из оленьего рога. На полуострове Мелвилл, где ощущался недостаток материалов, использовали в качестве наконечников стрел рога мускусного быка (овцебыка – в большей степени овцы, чем быка) и – в отшлифованном виде – рога северного оленя, усиленные жилами.

Рога антилопы до сих пор еще используются в качестве наконечников копий нубийцами, шиллуками и денка с верховьев Нила, джибба из Центральной Африки и племенами южного континента.

Народ банту, или «кафиры», зулусы и прочие делают свои кири (керри) или из дерева, или из носорожьего рога. Длина кири колеблется от фута до ярда, и завершает их набалдашник размером с куриное яйцо или с кулак мужчины: поэтому это оружие называется «палка с набалдашником», или «палка‑бросалка». Га‑не‑у‑га‑о‑дус‑ха («боевая дубинка из оленьего рога») ирокезов заканчивается наконечником около четырех дюймов в длину; поскольку этот народ встречался с европейцами, то его представители научились делать оружие, похожее на европейское, но заменяя при этом металл. Форма оружия позволяет предположить, что martel‑de‑fer [57], оружие, распространенное в Персии и Индии, которое использовалось в Европе в XIV и XV веках, произошло от чего‑то подобного: наконечники, годящиеся для того, чтобы увенчивать его, были найдены в Англии и

Ирландии. В Дублинском музее содержится рог марала, превращенный в ударно‑дробящее оружие. Примером подобного рода является арабский джимбуйя (кривой кинжал), персидский и индийский ханджар [58], предтеча иберийского афганга («эль‑ханджар») и нашего глупого «крюка», из формы и предназначения которого ясно, что изначально это была половина продольно расщепленного рога буйвола. У современного оружия, с металлическим лезвием и ручкой из слоновой кости, одна сторона последней – плоская, что и выдает его происхождение, оставляя за собой эту ничем более не обоснованную причуду. То же самое происходит и в том случае, когда вся джимбуйя, как это часто случается, целиком сделана из металла [59](рис. 6).

То, что рога было вполне достаточно для удовлетворения скудных потребностей нецивилизованных обществ, замечательно иллюстрирует обнаружение свайной постройки, краннога, где‑то милях в трех к югу от Лайбаха, столицы Карниолы, и чуть севернее деревни Брюннсдорф. Само место представляет из себя низкую котловину, опоясанную горами, прежде бывшую озером или дельтой реки Лаикум‑Сава; во время ливней она до сих пор затопляется. Единичные находки случались там в 1854–1855 годах, а регулярные раскопки начались в июле 1875 года.

В течение этого года было раскопано сотни две предметов. Материалом их был в основном олений рог, точнее, отростки, срезанные у основания. В основном этими предметами, многие из которых были произведениями искусства «оленьей эпохи» Франции, были топоры, молотки, иголки, веретена, зубила из рога и расщепленной кости; рыболовные крючки, зажимные инструменты и скребки для кожи из свиной челюсти; кость с резьбой и бусы из зубов. На многих из этих предметов есть надпилы или зарубки, где роль пилки, скорее всего, выполняла нить, покрытая песком. Там были причудливой формы наконечники гарпунов, кажется, содержавшие свистки с не просверленными насквозь отверстиями [60]– очевидно, они делались, чтобы выдавать месторасположение раненой добычи во время охоты на старом озере на сомов – крупных рыб, длина которых доходила до шести футов.

Деревянный раструб, присоединенный нитью к его наконечнику, служил поплавком, выдающим местонахождение жертвы. Это – третья стадия развития гарпуна: на первой он представлял из себя всего лишь тяжелую заостренную палку, на второй – копье с зазубренным наконечником. Там были шесть роговых «Dolche» (дротиков) и один странный предмет – край отшлифованного камня, всаженный в рукоятку из рога: последнее говорит об изобилии кости и о дороговизне и недостатке минерала, который, возможно, принадлежал только богатым. Эти восемь каменных инструментов принадлежали к палеолитическому типу; немногие же металлические – лезвие меча листообразной формы, грубый нож, наконечники копий и стрел, иголки и шила – были в основном медными, только пять из них были бронзовыми; гончарные же изделия похожи на керамику неолита, имеющуюся в музеях Копенгагена и Стокгольма. Таким образом, эта находка, как и еще несколько в Швейцарии, показала обилие в этих местах рогов, костей и зубов во время переходного периода, когда вся остальная Европа пользовалась отшлифованными камнями и металлическими изделиями [61].

В лайбахских болотах до сих пор нередко встречаются доисторические находки (1882). Лауэрза, селение на краю затопленного участка, внесло свой вклад (7 ноября) в виде большого каменного топора (Steinbeil), просверленного и отшлифованного, из кварцевого конгломерата, широко представленного в окрестных горах. Этот предмет – исключение, большинство каменных орудий – предметы палеолита. Под Ауссергорицем были обнаружены останки керамики (в том числе римской), и «пальстаб» [62], тоже из бронзы: последний представляет собой отделанный зубилом топор, кромка которого повернута так, чтобы соответствовать ручке; длина его – 16,5 сантиметра, а диаметр в нижней части – 3,5. Также пески Гросскупа выдали различные превосходные бронзовые браслеты этрусков, которые были найдены на закопанных скелетах. Все находки были выставлены в музее провинции Лайбах.

Рог, как и кость, еще используется и в наши дни – в качестве материала для рукояток ножей, кинжалов и шпаг. Существует множество его разновидностей, и стоят они по‑ разному, в зависимости от строения ткани, знаков на ней и прочих мелочей, известных торговцам [63].

 

Глава 3