Очищенное мышление в карманном компьютере. Горячие новости

Журнализм, мой бич, появляется в этой книге одновременно с Джорджем Биллом, который оперирует исключительно случайными результатами. На следующем шаге я покажу, как моя игрушка Монте-Карло научила меня «чистому мышлению», под которым я подразумеваю мышление, основанное на информации вокруг нас, очищенной от увлекательного, но бессмысленного беспорядка.

Различие между шумом и информацией (шум имеет большую долю случайности) в этой книге имеет аналог: различие между журналистикой и историей. Чтобы быть компетентным, журналист должен рассматривать вопросы подобно историку, и преуменьшать ценность информации, которую он предоставляет, говоря, что-нибудь типа, "сегодня рынок повысился, но эта информация не многого стоит, поскольку это произошло, главным образом, благодаря шуму". Он потерял бы работу, упрощая значимость информации, которой он обладает. Но мало того, что журналисту трудно думать подобно историку, так еще и, увы, историк все больше становится похож на журналиста.

Для идеи, возраст - это красота (пока преждевременно обсуждать математику этого вывода). Применимость предупреждения Солона к жизни в случайности, в отличие от строго противоположных выводов, поставляемых преобладающей массовой культурой, укрепляет мою инстинктивную преимущественную оценку очищенного мышления перед более новым мышлением, независимо от его очевидной сложности. И это еще одна причина складировать древние тома около своей кровати.

Кроме отшлифованности древней мысли в противоположность грубости свежих чернил, я потратил некоторое время, выражая идеи посредством эволюционных аргументов и теории вероятности. То, что идея остаётся живой так долго, на протяжении многих циклов, показывает ее соотносительную силу. Шум, по крайней мере, частично, был отфильтрован. Математически прогресс означает, что некоторая новая информация лучше, чем прошлая информация, а не то, что усредненная новая информация вытесняет прошлую информацию. Это означает, что в случае сомнений, оптимальный выход — систематически отклонять новую идею, информацию или метод — ясно и однозначно. Зачем?

Аргументы в пользу "новых вещей" и "новых новых вещей" обычно заключается в следующем: взгляните на драматические изменения, которые были вызваны достижениями новых технологий, типа автомобиля, самолета, телефона и персонального компьютера. Вывод обывателя (вывод, не отягощенный вероятностным мышлением): все новые технологии и изобретения революционизируют нашу жизнь. Но ответ не столь очевиден: ведь мы видим и считаем только победителей, исключив проигравших. А это подобно утверждению, что все актеры и писатели являются богачами, игнорирующему тот факт, что актеры в большинстве своем являются официантами, и удачно оказываясь более миловидными, чем писатели, обычно подают французское жаркое, а не бигмаки. Неудачники? Субботние газеты публикуют списки множества новых патентов на изделия, которые могут революционизировать наши жизни. Люди имеют склонность заключать, что если некоторые изобретения революционизировали нашу жизнь, эти изобретения хороши и мы должны предпочесть новое старому.

У меня противоположное мнение. Возможная стоимость отсутствия "новых новых вещей", подобных самолету и автомобилю, очень мала по сравнению с токсичностью всего того мусора, который пришлось перелопатить, чтобы добраться к этим драгоценным зернам (даже если безусловно предположить, что они усовершенствовали нашу жизнь, в чем я частенько сомневаюсь).

 

Теперь тот же самый аргумент применяется к информации. Проблема информации не в том, что она отвлекает или бесполезна, но в том, что она токсична. Мы будем далее обсуждать сомнительную ценность слишком частых новостей, а также фильтрацию сигналов и снижение частоты наблюдения. Я скажу со всей ответственностью, что такой подход в течение длительного времени легко обеспечивает минимальную подверженность влиянию средств массовой информации в качестве руководящего принципа любого человека, принимающего решения в условиях неопределенности. Если в массе срочных новостей и есть что-нибудь большее, чем шум, то это походит на иглу в стоге сена. Люди не понимают, что средствам информации платят, за наше внимание, а они, в свою очередь, платят, чтобы заполучить его. Для журналиста любое слово превыше молчания.

В редких случаях, когда я садился на поезд 6:42 до Нью-Йорка, я с изумлением наблюдал орды деловых депрессивных жителей пригородов, погруженных в чтение "Уолл Стрит джорнал", информирующем о мелочах тех компаний, которые на момент написания книги, вероятно, уже вышли из бизнеса. На самом деле, трудно установить, кажутся ли они депрессивными потому, что они читают газету, или люди в состоянии депрессии имеют тенденцию читать газету, или люди, живущие вне их природной среды обитания, обычно читают газету и выглядят сонными и депрессивными. Вначале моей карьеры такое сосредоточение на шуме задевало бы меня интеллектуально, поскольку я бы считал такую информацию статистически несущественной, чтобы делать любое значимое заключение, но в настоящее время смотрю на это с восхищением. Я счастлив видеть такой массовый масштаб идиотского принятия решений, такую чрезмерную реакцию инвестиционной политики на сиюминутные новости - другими словами, в настоящее время, я вижу в том, что люди читают такие материалы, страховку для моего продолжения этого интересного бизнеса — опционной торговли против дурачков, подкидываемых случайностью.

 

Вернувшийся Шиллер

Множество мыслей об отрицательной стоимости информации для общества было высказано Робертом Шиллером. И не только на финансовых рынках. Его работа 1981 года (?), может быть впервые, математически формулирует способы обращения общества с информацией. Шиллер отметил в своей статье в 1981 году волатильность рынков и решил что, если цена акции - есть ожидаемая стоимость "чего-нибудь" (скажем, дисконтированный денежный поток корпорации), то рыночные цены есть слишком волатильный способ оценки относительно материальных проявлений этого "чего-нибудь" (он использовал дивиденды, как заменитель). Цены колеблются значительно больше, чем фундаментальные параметры, которые они, как предполагается, отражают - они явно чересчур сильно меняются, время от времени находятся слишком высоко (когда выстреливают на хороших новостях или когда повышаются без любой видимой причины) или слишком низко. Разница в волатильности между ценами и информацией означает, что кое-что из "рациональных ожиданий" не работает. (Цены не отражали рационально долгосрочную стоимость ценных бумаг, промахиваясь в любом направлении). Рынки вынуждены быть неправильными.

Тогда Шиллер объявил, что рынки не столь эффективны, как устанавливает финансовая теория («эффективность рынка» означает, в двух словах, что цены должны приспособиться ко всей доступной информации таким способом, чтобы быть полностью непредсказуемыми для нас, людей и препятствовать людям в получении прибыли). Это заключение приводит нас к религиозному порядку высоких финансов, который разрушает язычника, совершившего отступничество. Интересно, по некоему странному совпадению, именно этот же самый Шиллер был побит Джорджем Биллом всего одну главу назад.

 

Принципиальная критика Шиллера прозвучала в работах Роберта К. Мертона. Нападение шло на методологические основания, (анализ Шиллера был чрезвычайно приближен; например, его использование дивидендов вместо дохода, было довольно слабым). Мертон также защищал позицию официальной финансовой теории, что рынкам необходимо быть эффективными и, возможно, они не могут предоставлять возможности на серебряной тарелочке. Хотя тот же самый Роберт К. Мертон позже представил себя как "партнера-учредителя" хеджевого фонда, который нацелился на извлечение выгоды из рыночной неэффективности. Отставив факт, что хеджевый фонд Мертона довольно эффектно "взорвался" благодаря проблеме черного лебедя (с характерным опровержением), "основание" им такого хеджевого фонда, косвенно подразумевает, что он соглашается с Шиллером по поводу неэффективности рынка. Защитник догм современных финансов и эффективных рынков учредил фонд, который пользовался преимуществами рыночной неэффективности! Как будто Римский папа перешел в ислам!

 

Дела идут всё лучше и в наши дни. Когда я пишу эту книгу, поставщики новостей уже предлагают любые мыслимые и немыслимые способы доставки горячих новостей — каждую минуту, каждую секунду. Коэффициент отношения недистиллированной информации к очищенной, повышается, насыщая рынки. Устаревшие сообщения не должны доставляться вам как последние новости.

 

Это не означает, что всех журналистов дурачат поставщики случайного шума: есть множество вдумчивых журналистов в этом бизнесе; просто та журналистика, которая на виду – это бездумный процесс заполнения людского внимания шумом и не существует никакого механизма для отделения зёрн от плевел. Фактически, толковых журналистов часто штрафуют. Подобно адвокату, действующему по Главе 11 //(Глава в своде законов о банкротстве США, которая обеспечивает реорганизацию бизнеса и активов должника, к которой прибегают находящиеся в затруднительном финансовом положении корпорации, в случаях, когда им необходимо время для реструктуризации их долгов, (прим. перев.))//, который не заботится о правде, но об аргументах, которые могут убедить жюри, чьи интеллектуальные возможности и недостатки он отлично знает, журналистика идет к тому, чтобы захватывать наше внимание всё плотней и профессиональней. Мои академические друзья задались бы вопросом, почему ястоль эмоционально излагаю очевидные факты о журналистах; Проблема моей профессии состоит в том, что мы зависим от них в той части информации, которую мы должны вовремя получить.

 

Геронтократия

Очищенное мышление подразумевает ориентанцию старых инвесторов и трейдеров, которые являются инвесторами, на тех, кто продержался на рынке самое длительное время, что напрямую противоречит обычной практике Уолл-Стрит — предпочтению тех, кто наиболее прибылен, и предпочтению более молодых всегда, когда это возможно. Я играл методом Монте-Карло с моделями гетерогенных популяций трейдеров при разнообразных режимах (близко напоминающих исторические), и нашел существенное преимущество в выборе пожилых трейдеров, используя в качестве критерия выбора совокупную продолжительность их деятельности, вместо абсолютной величины их успеха (при условии, что они выживают без "взрыва"). "Выживание наиболее пригодных " — термин, который так затаскан в инвестиционных средствах информации, кажется, понимают неправильно. Как мы увидим в главе 5, при изменении режима будет неясно, кто фактически наиболее пригоден, и те, кто выживут, будут необязательно теми, кто кажется наиболее пригодным в начале. Любопытно, что это будут самые старые, просто потому, что старшие люди более долго подвергались вероятности редкого события и могут быть более стойкими к нему. Я был удивлен, обнаружив схожий эволюционный аргумент, который утверждает, что в выборе партнера женщины предпочитают (в среднем) сочетаться браком со здоровыми старшими мужчинами, чем со здоровыми, но более молодыми (при прочих равных), поскольку первые обеспечивают некоторое свидетельство лучших генов. Седые волосы сигнализируют об увеличенных способностях выжить, подразумевая, что, достигнув стадии седых волос, он, вероятно, будет более стойким к жизненным капризам. Любопытно, что страховщики жизни в Италии эпохи Возрождения пришли к тому же самому заключению, требуя одинаковую страховую сумму для человека в 20 лет и для человека в 50, признак того, что они имели одинаковые ожидания в отношении их жизней. Если человек пересекал 40летнюю отметку, он тем самым показывал, что очень немногие болезни смогли повредить ему. Теперь мы переходим к математическому перефразированию этих аргументов.