Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Апологетические изменения в тексте↑ ⇐ ПредыдущаяСтр 22 из 22 Содержание книги
Поиск на нашем сайте
Мы уже видели примеры текста, измененного переписчиками по апологетическим соображениям, хотя в тот раз об этих соображениях не упоминалось. Как мы убедились в главе 5, изначально в Мк 1:41 говорилось о том, что Иисус, к которому приблизился прокаженный, жаждущий исцеления, рассердился, коснулся его и сказал: «Очистись». Переписчики не решились приписать Иисусу такую эмоцию, как гнев, особенно в указанном контексте, поэтому изменили текст. В результате Иисус испытывает «сочувствие» к прокаженному. Возможно, вносить изменения в текст переписчиков побуждало не только простое стремление сделать трудный отрывок более понятным. Одним из источников постоянных споров между языческими критиками христианства и его мыслящими защитниками наверняка было поведение Иисуса и уместность этих поступков у того, кто выдает себя за Сына Божьего. Следует подчеркнуть, что это не спор о вероятности некоторой Божественной природы у человеческого существа. В этом вопросе язычники и христиане пришли к полному согласию, так как язычникам были известны случаи, когда Божественное существо становилось человеком и общалось с жителями земли. Речь шла о другом: для чего Иисус совершал те или иные поступки — чтобы подкрепить представления о нем как существе с Божественной природой, или всем своим отношением и поступками снизить вероятность того, что он и вправду Сын Божий[139]. К тому времени в среде язычников было широко распространено убеждение, что богам чужды мелочные эмоции и прихоти простых смертных — боги выше всего этого[140]. В таком случае как же определить, было ли то или иное существо Божественным? Очевидно, оно должно было демонстрировать сверхчеловеческие способности (интеллектуальные или физические), а его поведение — соответствовать претензиям на происхождение из Божественных сфер. Ряд авторов того периода утверждал, что боги не «сердятся», так как это человеческие эмоции, вызванные раздражением, в том числе из‑за окружающих, каких‑либо неурядиц, других мелких причин. Разумеется, христиане могли утверждать, что Бог «рассердился» на Свой народ за его постыдные поступки. Но христианский Бог тоже был выше какой бы то ни было раздражительности. В истории о прокаженном нет явных причин, по которым рассердился Иисус. Поскольку этот текст был изменен в период споров язычников с христианами о том, вел ли себя Иисус так, как подобает божеству, вполне возможно, что переписчик исправил текст в свете этой полемики. Иными словами, возникновение этого варианта может быть обусловлено апологетическими причинами. Еще одно подобное изменение встречается через несколько глав, в Евангелии от Марка — в известном эпизоде, где жители родного города Иисуса дивятся его поразительным проповедям и деяниям. Как в изумлении выражаются они, «не плотник ли Он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? не здесь ли между нами Его сестры?» (Мк 6:3). Как, недоумевали они, мог тот, кто вырос среди них, чью семью они все знали, быть способным на такое? Это единственный отрывок Нового Завета, в котором Иисус назван плотником. Употребленное слово, TEKTON, обычно относится в других греческих текстах ко всем, кто что‑нибудь мастерит своими руками; к примеру, в более поздней христианской литературе сказано, что Иисус делал «орала и ярма»[141]. Не следует считать его мастером, который изготавливал элегантную мебель. Вероятно, проще всего «прочувствовать» этот термин — найти привычное нам сравнение: в наше время Иисуса назвали бы рабочим на стройке. Как мог человек с такой предысторией быть Сыном Божьим? К этому вопросу языческие оппоненты христианства отнеслись со всей серьезностью, хотя, в сущности, понимали, что он риторический: Иисус явно не мог быть Сыном Божьим, если был простым TEKTON. Языческий критик Цельс особенно язвительно высмеивал христиан по этому поводу — связывал работу Иисуса с деревом, то, что его распяли (на деревянном кресте) и христианскую веру в «древо» жизни.
И повсюду в писаниях они твердят о древе жизни… полагаю, потому, что главный среди них был пригвожден к кресту, а прежде занимался плотницким ремеслом. Стало быть, если бы его сбросили со скалы, посадили бы в яму или задушили, или если бы он был сапожником, каменщиком или кузнецом, появился бы утес жизни, яма воскресения, веревка бессмертия, или же благословенный камень, железо любви, священная обувная кожа. Разве старуха, убаюкивающая дитя, не постыдилась бы шептать такие выдумки? (Против Целвса, 6, 34)
Христианский противник Цельса, Ориген, серьезно воспринял то, что Иисуса назвали «простым плотником», но как ни странно, отреагировал на оскорбление не объяснениями, как обычно, а попыткой все отрицать:
[Цельс] и в этом случае слеп: ни в одном из Евангелий, признанных в настоящее время церковью, Иисус ни разу не назван плотником (Против Цельса, 6, 36)
Какой вывод можно сделать из этого отрицания? Либо Ориген забыл о Мк 6:3, либо у него была версия текста, в которой Иисуса не называли плотником. И оказывается, у нас есть манускрипты с этой альтернативной версией. В самом раннем манускрипте Евангелия от Марка (Р45), датированном началом III века (периодом Оригена), и в нескольких более поздних свидетельствах этот стих выглядит иначе. Здесь жители родного города Иисуса спрашивают: «Не сын ли Он плотников?» Итак, вместо того, чтобы самому быть плотником, Иисус становится просто сыном плотника[142]. Если Ориген имел апологетические причины отрицать, что Иисус где‑либо назван плотником, вполне возможно, текст изменил переписчик — привел его в большее соответствие с параллельным местом Мф 13:55, чтобы опровергнуть нападки язычников, утверждающих, что Иисус не мог быть Сыном Божьим, так как он всего — навсего простой ремесленник — TEKTON. Еще один стих, который, очевидно, был изменен по апологетическим причинам, — Лк 23:32, где говорится о распятии Иисуса. В переводе этого стиха в Новой исправленной стандартной версии (NRSV) Нового Завета читаем: «Вели с Ним на смерть и двух злодеев». Но на греческом эта фраза выглядит так, что перевести ее можно как «еще двоих, которые тоже были злодеями, вели на смерть вместе с Ним». Ввиду двусмысленности греческого текста неудивительно, что некоторые переписчики сочли необходимым по апологетическим причинам изменить порядок слов, чтобы из них ясно следовало: злодеями были только двое других, но не Иисус. В текстовой традиции есть и другие изменения, внесенные явно, чтобы показать: не следует заблуждаться насчет Иисуса, истинного сына Божьего, особенно когда речь идет о будущем (поскольку Сын Божий должен знать, что будет дальше). Возможно, именно этими причинами объясняются изменения, которые мы уже обсуждали — в Мф 24:36, где Иисус напрямую заявляет, что никто не знает день и час конца света — «ни Ангелы небесные, ни даже Сын, а только Отец». Во многих наших манускриптах опущены слова «ни даже Сын». Причину понять нетрудно: если Иисус не знает будущего, уверения христиан в его Божественной природе малоубедительны. Менее очевидный пример мы встречаем спустя три главы, в сцене распятия у Матфея. В Мф 27:34 сказано, что на кресте Иисусу дали пить вина, смешанного с желчью. Но во многих манускриптах говорится, что ему дали не вино, а уксус. Возможно, это изменение внесено с той целью, чтобы текст больше соответствовал ветхозаветному отрывку, процитированному в качестве объяснения — Пс 68:22. Однако стоит задаться вопросом, не было ли у поступка переписчиков других причин. Интересно отметить, что на Тайной вечере в Мф 26:29, подав ученикам чашу с вином, Иисус открыто заявляет, что больше не будет пить вина, пока не окажется в Царстве Отца Его. Может быть, изменение в 27:34, где вино заменили уксусом, внесено для того, чтобы предсказание исполнилось и Иисус так и не попробовал вина согласно своим словам? Можно также обратиться к тому, что предсказал Иисус иудейскому первосвященнику во время испытаний, в Мк 14:62. На вопрос, действительно ли он Христос, Сын Благословенного, Иисус отвечает: «Я, и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных». Эти слова, в которых многие современные ученые видят подлинное высказывание Иисуса или максимальное приближение к нему, повергали в замешательство многих христиан ближе к концу I века. Ибо Сын Человеческий так и не прибыл на облаках небесных. Зачем же тогда Иисус предсказал, что первосвященник увидит его прибытие? С точки зрения истории можно ответить, что Иисус полагал, будто первосвященник увидит его, что это случится при его жизни. Но очевидно, что в контексте апологетики II века это пророчество могло быть воспринято как ложное. Неудивительно, что в одном из самых ранних источников Евангелия от Марка эти стихи изменены, из них исключены злополучные слова, поэтому Иисус просто сообщает, что первосвященник узрит Сына Человеческого, сидящего одесную силы на облаках небесных. В стихе не осталось никакого упоминания о неизбежном появлении того, кто так и не явился. Итак, ряд отрывков в сохранившихся манускриптах свидетельствует об апологетических соображениях ранних христиан, особенно связанных с основателем их веры — самим Иисусом. Как и в случае с богословскими конфликтами в ранней церкви, с вопросом о роли женщин и полемикой с иудеями, все споры, вспыхивавшие между христианами и презирающими их культурными язычниками, оказали влияние на тексты, в конечном счете вошедшие в известный нам ныне Новый Завет — поскольку и эту книгу, а точнее, собрание книг, переписывали непрофессиональные писцы II‑III веков, изредка внося поправки согласно контексту тех времен.
Заключение. Измененное Писание. Переписчики, авторы и читатели
Эту книгу я начал с рассказа о личном опыте — о том, как я заинтересовался текстом Нового Завета и почему он приобрел для меня такое значение. Думаю, на протяжении всех этих лет мой интерес поддерживала загадочность этого текста. Труд текстолога во многом напоминает работу детектива: и тот, и другой разгадывает тайну, собирая улики и доказательства. Эти улики зачастую двусмысленны, их можно истолковать по — разному, отдать предпочтение какому‑то одному из решений задачи. Чем дольше я изучал рукописную традицию Нового Завета, тем лучше понимал, как радикально текст менялся из года в год от рук переписчиков, которые не только способствовали сохранности Писания, но и меняли его. Безусловно, из всех сотен тысяч изменений, содержащихся в тексте наших манускриптов, очень многие совершенно несущественны, незначительны, не играют никакой роли — разве что доказывают, что переписчики способны допустить описку или отвлечься точно так же, как любой из нас. Но было бы неправильно полагать, как порой делают люди, что эти изменения никак не влияют на смысл текстов или на богословские выводы, сделанные из них. На самом деле мы имеем дело с прямо противоположным явлением. В некоторых случаях под угрозой оказывается сам смысл текста, в зависимости от того, как решается текстологическая проблема: был ли Иисус подвержен вспышкам гнева? Обезумел ли он перед лицом смерти? Говорил ли ученикам, что они могут выпить яд без какого‑либо вреда для себя? Отпустил ли прелюбодейку, всего лишь упрекнув ее? Объясняется ли напрямую в Новом Завете догмат Троицы? Действительно ли в этом тексте Иисус назван «единым Богом»? Сказано ли в Новом Завете, что даже Сын Божий не знает, когда наступит конец света? Вопросы можно продолжать до бесконечности, и все они связаны с устранением затруднений в дошедших до нас манускриптах. Следует повторить, что такие решения ни в коей мере не являются очевидными и что компетентные, благонамеренные, разумные ученые часто приходят к прямо противоположным выводам, рассматривая одно и то же свидетельство. Эти ученые — не просто группа чудаковатых, престарелых, неадекватных профессоров, обосновавшихся в нескольких библиотеках мира: некоторые из них оказывали и по — прежнему оказывают заметное влияние на общество и культуру. По любым меркам Библия — самая значительная книга в истории западной цивилизации. Благодаря чему, по — вашему, мы имеем доступ к Библии? Далеко не все мы умеем читать на языках, на которых она была написана, и даже тем, кто знает эти языки, нечасто предоставляется шанс взглянуть на манускрипт, а тем более на несколько манускриптов. Как же тогда мы узнаем, что написано в оригинале Библии? Несколько человек не поленились изучить древние языки (греческий, еврейский, латынь, сирийский, коптский и т. д.) и посвятили всю свою жизнь исследованию манускриптов и определению, что на самом деле написали авторы Нового Завета. Иными словами, кто‑то взял на себя занятие текстологией — принялся реконструировать «оригинальный» текст на основании многочисленных манускриптов, содержащих тысячи различий. Затем кто‑то другой взял реконструированный греческий текст вместе с принятыми текстологическими решениями (каким изначально был текст Мк 1:2? А Мф 1:18? Лк 22:43–44? и так далее) и перевел его на один из современных языков. То, что читаете вы — и не только вы, но и миллионы людей, — представляет собой перевод. Откуда всем этим миллионам известно, что содержится в Новом Завете? Они «знают» это потому, что ученые — безымянные, безвестные, с неизвестным прошлым, квалификацией, склонностями, верованиям и личными мнениями — объяснили им, что есть в Новом Завете. А если переводчики перевели не тот текст? Такое уже случалось. Библия короля Иакова изобилует местами, где переводчики опирались на греческий текст, найденный в издании Эразма, основанном, в свою очередь, на единственном манускрипте XII века — одном из худших, какие только имеются в нашем распоряжении! Неудивительно, что современные переводы зачастую отличаются от переводов Библии короля Иакова, и неудивительно, что некоторые христиане, чтущие Библию, предпочитают делать вид, что с этой книгой никогда не возникало проблем — ведь богодухновенна, по их мнению, не оригинальная греческая Библия, а Библия короля Иакова! (Как гласит давняя поговорка, если король Иаков недостаточно хорош для святого Павла, то сойдет для меня). Но реальность далека от идеала, в данном случае нам необходимо обратиться к фактам. Библия короля Иакова не дарована Богом, а переведена в начале XVII века группой ученых с греческого оригинала, имеющего немало изъянов[143]. Переводчики последующих периодов работали с более качественными, но не безупречными греческими текстами. Даже перевод, который вы держите в руках, подпорчен текстологическими проблемами, рассмотренными выше, — и при этом неважно, какую версию Библии вы предпочитаете: Новую международную, Исправленную стандартную, Новую исправленную стандартную, Новую американскую стандартную, Новую версию короля Иакова, Иерусалимскую, Благую весть или какую‑нибудь другую. В основе всех этих версий лежат тексты с изменениями. Есть отрывки, где современные переводы продолжают передавать текст, скорее всего не являющийся оригинальным (в пример я уже приводил Мк 1:41, Лк 2:43 и Евр 2:9; есть и другие). В Библии встречаются эпизоды, оригинальный текст которых нам совершенно неизвестен, а имеющиеся фрагменты составляют предмет непрекращающихся споров талантливых и прекрасно образованных ученых. Некоторые специалисты даже отказались от мысли, что можно вести какие‑либо разговоры об «оригинальном» тексте — по причинам, упомянутым в главе 2. Лично я считаю подобное заключение преждевременным. Я не намерен отрицать, что в процессе реконструкции оригиналов можно столкнуться с непреодолимыми препятствиями: например, если Павел диктовал Послание к Галатам, а его секретарь, писец, ослышался, из‑за того, что кто‑то в комнате кашлянул — тогда ошибка содержится уже в оригинале! В жизни еще и не то случается. Тем не менее, несмотря на трудности, не поддающиеся определению, у нас есть несколько манускриптов каждой книги Нового Завета; все эти манускрипты переписывали с других, более ранних, а те — с третьих, еще более ранних; эта цепочка должна где‑нибудь закончиться — скорее всего, манускриптом, написанным либо автором, либо его писцом, создателем «автографа» — первого манускрипта в длинной веренице, которую затем продолжали почти пятнадцать столетий, до изобретения книгопечатания. Следовательно, разговоры об оригинальном тексте все‑таки имеют смысл. *** Когда я был еще студентом и только начинал задумываться об этих пятнадцати столетиях копирования и превратностей судьбы текста, мне приходилось то и дело возвращаться к одному факту: что бы мы ни говорили о христианах — переписчиках, к какому бы периоду они не относились — к ранним векам христианства или Средневековью, — мы вынуждены признать, что все эти переписчики не только копировали Писание, но и меняли его текст. Иногда они делали это непреднамеренно — например, от усталости, по невнимательности, иногда ввиду отсутствия способностей. Но в других случаях они вносили в текст изменения намеренно, стремились подчеркнуть то, во что верили сами — например, когда речь шла о природе Христа, роли женщин в церкви, о бесчестии иудеев, противостоящих христианам. Чем дольше я изучал эти тексты, тем больше крепла моя убежденность в том, что переписчики вносили в них изменения, и со временем она переросла в уверенность. Эта уверенность преобразила мое понимание текста сразу в нескольких отношениях. В частности, как я уже говорил вначале, я стал воспринимать Новый Завет как сугубо человеческую книгу. Я понял, что Новый Завет в известной нам ныне форме — плод человеческих трудов, изделие рук переписчиков. Затем до меня постепенно дошло, что не только переписанный, но и оригинальный текст представляет собой человеческую книгу. Эти представления ничем не напоминали те, которых я придерживался в двадцать лет, когда только возродился в вере и был убежден, что Библия — непогрешимое слово Божье, а сами библейские слова явлены нам Святым Духом. Уже в аспирантуре я осознал: даже если слова оригинала и вправду богодухновенны, мы не располагаем ими. Значит, учение о богодухновенности в некотором смысле неприменимо к Библии в ее нынешнем виде — ведь слова, якобы ниспосланные Богом, были изменены, а иногда и утрачены совсем. Более того, я пришел к мысли, что мои прежние представления о богодухновенности не только неуместны, но и, скорее всего, ошибочны. Я рассуждал так: Бог ниспослал Библию по единственной причине — чтобы Его народ знал Его истинные слова, и если бы Он действительно хотел, чтобы люди узнали подлинные слова Библии, наверняка Он чудесным образом сохранил бы эти слова — точно так же, как чудом ниспослал их с самого начала. Но поскольку Он не сохранил эти слова, остается сделать вывод, что Он не удосужился даже ниспослать их, сделать богодухновенными. Чем больше я размышлял об этом, тем лучше понимал, что у авторов Нового Завета очень много общего с переписчиками, которые копировали их тексты. Авторы тоже были людьми со своими потребностями, верованиями, мировоззрением, мнениями, симпатиями и антипатиями, стремлениями, желаниями, обстоятельствами, трудностями — и несомненно, все они влияли на тексты, которые создавали эти авторы. Даже в более ощутимом смысле авторы были подобны переписчикам поздних периодов. Они тоже являлись христианами, которые унаследовали традиции, касающиеся Иисуса и его учений, узнали христианскую идею спасения, поверили в истинность Благой вести — и все это неизбежно отразилось в текстах, которые они писали. Когда представляешь их людьми с присущими им убеждениями, мировоззрением, обстоятельствами и так далее, поразительно то, что все эти авторы передавали унаследованные традиции разными словами. Тексты Матфея не похожи на тексты Марка; тексты Марка не напоминают тексты Луки, а тексты Луки — Иоанна, есть также разница между текстами Иоанна и Павла, Павла и Иакова. Как переписчики видоизменяли традиционные тексты, иногда просто выражая ту же мысль «другими словами», так и авторы Нового Завета рассказывали истории, давали наставления, излагали воспоминания, пользуясь собственными (а не только услышанными) словами — словами, с помощью которых они выражали свои мысли способом, наиболее приемлемым для данной аудитории, времени и пространства. Так я начал понимать: поскольку все авторы разные, не стоит думать, что каждый из них имел в виду то же самое, что и остальные — как нельзя сказать, что в эту книгу я вкладывал точно такой же смысл, какой вкладывает другой автор — текстолог в свой труд. Мы вполне можем иметь в виду разные вещи. Как это определить? Только с помощью внимательного чтения и попыток понять, что хотел сказать каждый из нас, а не делая вид, будто мы рассуждали об одном и том же. В словах мы часто отличаемся друг от друга. То же самое справедливо и для авторов Нового Завета. Это можно продемонстрировать совершенно явным способом. Как я указывал ранее, большинство ученых XIX века утверждали, что Евангелие от Марка было написано первым среди евангелий и что Матфей и Лука пользовались им как источником при написании своих повествований об Иисусе. С одной стороны, в этом выводе нет ничего особенно кардинального. Авторам надо откуда‑то брать материал, Лука сам указывает, что при работе над своим трудом он читал другие и пользовался более ранними источниками (1:1–4). С другой стороны, это означает, что слова Марка можно сравнить со словами Матфея и Луки в любом общем для них сюжете, и при этом мы узнаем, каким образом более поздние авторы изменили текст Марка. Вести подобную детективную работу интересно и познавательно. Более поздние авторы иногда заимствовали фразы Марка целиком, а в других случаях переписывали его текст своими словами, порой делая неузнаваемым. В этом отношении они, как и переписчики, изменяли Писание. В нашем исследовании мы видели такие примеры. Так, Марк изображает, как мучился Иисус перед смертью, говорил ученикам, что его душа «скорбит смертельно», падал на землю, молился и трижды умолял Бога избавить его от чаши страданий; на пути к месту казни он все время молчал, как молчал и на кресте, несмотря на всеобщие насмешки — даже со стороны обоих злодеев, и лишь перед самой смертью в тревоге воскликнул: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» После этого он испустил громкий крик и умер. В распоряжении Луки была эта версия событий, и он воспользовался ею, но подверг значительной переработке. Он отказался от замечания Марка о том, что Иисус ужасался и тосковал, как и от слов самого Иисуса о смертельно скорбящей душе. Вместо того чтобы пасть на землю, Иисус у Луки просто преклоняет колени, и не трижды, а только один раз просит пронести мимо чашу, предваряя свою молитву словами «если бы Ты благоволил». По пути к месту казни Иисус не молчит, а обращается к группе плачущих женщин, уговаривает их оплакивать не его, а участь, которая их ждет. Пока его распинают, он тоже не молчит, а просит Бога простить виновных, «ибо не знают, что делают». Даже на кресте он не хранит молчание: когда один из злодеев (а не оба, как у Марка) злословит над ним, а другой просит помощи, Иисус отвечает с полной уверенностью: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю». Перед самым концом, вместо того чтобы спрашивать, почему Бог оставил его, он не издает вопля покинутого, а молится, абсолютно уверенный в поддержке и участии Бога: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой». Лука изменил эту сцену, и если мы хотим понять, что он стремился подчеркнуть, нам необходимо внимательно изучить эти изменения. Я заметил, что люди не воспринимают их всерьез, предпочитая считать, что и Лука, и Марк говорят одно и то же. Марк указывал на полное забвение готового впасть в отчаяние Иисуса перед смертью. Толкователи расходятся во мнениях, зачем это понадобилось Марку; согласно одному объяснению, Марк хотел указать, что пути Господни неисповедимы и что на первый взгляд необъяснимые мучения (перед смертью Иисуса одолевает сомнение: «Для чего Ты Меня оставил?») на самом деле являются искуплением. Лука же преподает читателю иной урок. С его точки зрения, Иисус не впал в отчаяние. Он спокоен, он владеет собой, зная, что и почему с ним происходит и что будет дальше («ныне же будешь со Мною в раю»). И опять‑таки у толкователей нет единого мнения, почему Лука изобразил Иисуса именно таким, но, возможно, на его примере Лука хотел показать христианам, подвергающимся преследованиям, как им следует встречать смерть — в полной уверенности, что Бог на их стороне, несмотря на мучения («в руки Твои предаю дух Мой»). Суть в том, что Лука изменил унаследованную им традицию. Читатели совершенно неверно толкуют его текст, если не осознают это — так происходит, к примеру, когда они считают, что Марк и Лука рассказывают об Иисусе одно и то же. Если они повествуют о разном, нельзя относиться к их текстам как к единому целому — например, взять слова Марка, слова Луки, Матфея и Иоанна и все перемешать, чтобы Иисус говорил и делал все то, о чем пишет каждый из авторов евангелий. Тот, кто толкует евангелия подобным образом, не дает высказаться каждому автору; тот, кто поступает таким образом, читает автора не с целью понять смысл его слов; тот, кто поступает так, не читая сами евангелия, в сущности, создает новое евангелие из всех четырех новозаветных, не похожее ни на одно из дошедших до нас. Понимание того, что Лука менял текст предшественника — в данном случае Евангелие от Марка, — не ставит его в уникальное положение среди раннехристианских авторов. Так же, в сущности, действовали все авторы Нового Завета, все авторы христианской литературы помимо Нового Завета, да и все прочие, где бы они ни находились. Они видоизменяли имеющиеся у них источники, передавали их своими словами. Евангелие от Иоанна заметно отличается от остальных трех (например, Иисус у Иоанна не рассказывает притчи и не изгоняет беса; в отличие от остальных текстов, подробно разъясняет, кто он такой, и с помощью «знаков» доказывает, что говорит правду). Тексты Павла и согласуются, и не согласуются с теми, которые мы находим в евангелиях (например, он почти не распространяется о словах или поступках Иисуса, а сосредотачивает внимание на вопросах, которые считает решающими — например, на смерти Иисуса на кресте и его воскресении из мертвых). Иаков вкладывает в свои тексты совсем не такой смысл, как Павел, Павел — не такой, как автор Деяний, Иоанн в Откровении — не такой смысл, какой был вложен в Евангелие от Иоанна, и так далее. Все эти авторы — люди, каждый придает тексту свой смысл, каждый облекает унаследованную традицию в свои слова. В определенном смысле каждый меняет «тексты» предшественников. Именно этим занимались и переписчики. Как ни парадоксально, в некотором смысле переписчики меняли Писание не так радикально, как сами авторы Нового Завета. Когда Лука писал свое евангелие и пользовался Евангелием от Марка как источником, в его намерения не входило просто переписать текст Марка для будущих поколений. Он планировал изменить этот текст в свете иных традиций, прочитанных и услышанных им сведений об Иисусе. Вместе с тем более поздние писцы были заинтересованы главным образом в том, чтобы переписать имеющиеся у них тексты. Большей частью они не считали себя авторами новых книг — просто копировали старые. Внесенные ими изменения, по крайней мере преднамеренные, несомненно воспринимались как попытки усовершенствовать текст — потому что переписчики были убеждены, что их ранние коллеги по ошибке исказили текст. Чаще всего переписчики стремились сохранить рукописную традицию, а не менять ее. Тем не менее они все‑таки вносили в текст изменения — иногда случайно, иногда умышленно. В текстах насчитывается множество мест, в которых переписчики изменили унаследованную ими традицию; порой они поступали так, чтобы придать тексту смысл, который и без того был вложен в него. *** Шли годы, я продолжал изучать тексты Нового Завета и постепенно перестал осуждать переписчиков, которые копировали слова Писания и при этом меняли их. Ранее я был несколько удивлен и, пожалуй, даже ошарашен количеством изменений, которые внесли в текст безымянные переписчики, менявшие отдельные слова, вставлявшие вместо слов оригинала собственные слова и фразы. Но постепенно я смягчился по отношению к ним и мало — помалу осознал, что они поступали с текстом так же, как поступаем все мы каждый раз при чтении. Дело в том, что чем дольше я учился, тем лучше понимал: чтение текста неизбежно сопряжено с его истолкованием. Очевидно, в начале учебы мои представления о чтении были просты и бесхитростны: прочитать текст — просто дать ему возможность «высказаться» и понять, какой смысл вложен в его слова. Но со временем я сообразил, что единственно возможного смысла быть не может и что тексты не говорят сами за себя. Если бы тексты могли говорить за себя, тогда все, кто честно и внимательно прочитал текст, сходились бы во мнении о том, что он говорит. Но толкований текстов существует множество, люди воспринимают их по — разному и не соглашаются друг с другом. Очевидно, это справедливо для текстов Писания: только вспомните о сотнях и даже тысячах способов истолкования Откровения или задумайтесь о множестве христианских течений. Их последователи — умные люди, движимые благими намерениями, знающие, что сказано в Библии об организации и функциях церкви, однако приходящие к прямо противоположным выводам (баптисты, пятидесятники, пресвитериане, римские католики, аппалачские змеедержцы, греческие православные и так далее). Или вспомните, как однажды вы ввязались в жаркий спор, упомянули в нем Библию, и кто‑то истолковал стих из Писания так, что вам осталось лишь удивляться и разводить руками: как могло кому‑то прийти в голову такое? С подобными явлениями мы постоянно сталкиваемся в дискуссиях о гомосексуализме, женщинах в церкви, абортах, разводах и даже внешней политике США, причем обе стороны цитируют в подтверждение своих слов одну и ту же Библию, а иногда и одни и те же строки из нее. Может быть, это происходит потому, что некоторые люди просто более упрямы или менее умны, и потому не в состоянии понять простой смысл текста? Конечно, нет — тексты Нового Завета не просто собрание слов, смысл которых очевиден любому читателю. Безусловно, эти тексты следует толковать, а не просто читать в надежде, что их значение будет понятно и без толкования. И это, конечно, относится не только к Новому Завету, но и к текстам любого рода. Иначе почему существует столько радикально разных представлений о Конституции США, «Капитале» Маркса, «Миддлмарче» Элиота? Тексты не просто открывают свое значение тем, кто внимательно читает их. Тексты следует толковать, и их толкуют (как и пишут) живые, дышащие человеческие существа, способные понять смысл текстов, объяснив их в свете собственных знаний, разобравшись в том, что они означают, изложив суть «другими словами». Но излагая текст другими словами, читатели меняют его. Это не осознанный выбор в процессе чтения, не то, от чего можно отказаться, изучая текст. Единственный способ понять, о чем говорится в тексте, — прочитать его, единственный способ прочитать его — изложить другими словами, а единственный способ изложить текст другими словами — заменить прежние слова своими; эти другие слова способен найти только тот, кто живет, следовательно, чья жизнь полна стремлений, желаний, потребностей, мечтаний, верований, взглядов, воззрений, мнений, симпатий, антипатий и многого другого, благодаря чему человек является человеком. Значит, чтение текста неизбежно сопровождается его изменением. Именно это делали переписчики Нового Завета. Они читали имеющиеся у них тексты и передавали их смысл другими словами. Но иногда они в буквальном смысле вставляли в текст другие слова. С одной стороны, при этом они делали то же самое, что делаем все мы во время чтения, но с другой, их опыт существенно отличался от нашего. Ибо когда мы излагаем текст другими словами мысленно, мы не меняем слова на странице физически, между тем так и поступали порой переписчики — меняли слова, поэтому последующие читатели видели в тексте уже другие слова, которые им приходилось облекать в собственные, чтобы понять их смысл. Таким образом, переписчики меняли тексты Писания так, как обычно не делаем мы. Но в более широком смысле мы преображаем Писание точно так же, как они, при каждом чтении. Ибо переписчики, подобно нам, пытались понять, что написали авторы, и в то же время увидеть, какое значение имеют для них слова автора и как эти слова помогают им понять смысл собственной жизни и ее обстоятельства.
[1]Мой друг Джефф Сайке говорит: читать Новый Завет на греческом все равно, что видеть его в цвете, а когда читаешь в переводе, словно видишь черно — белое изображение — общий смысл понятен, но масса нюансов ускользает.
[2]Наиболее близка к этим вопросам книга Дэвида Паркера «Живой текст евангелий» (David С. Parker, The Living Text of the Gospels, Cambridge: The Univ. Press, 1997).
[3]Современные ученые заменяют термином «н. э.» («наша эра») прежний «Р. Х.» («от Рождества Христова»), поскольку первый из них может относиться к любой вере.
[4]Краткое описание процесса формирования иудейского канона писаний см. в статье Джеймса Сандерса «Канон, еврейская Библия», в библейском словаре (James Sanders, «Canon, Hebrew Bible», in The Anchor Bible Dictionary, ed. David Noel Freedman, New York: Doubledau, 1992, 1:838–852).
[5]Называя Иисуса раввином, я указываю не на то, что он имел какой‑либо официальный статус в иудаизме, а просто на то, что он был иудейским проповедником и учителем. Разумеется, он был не просто проповедником — следовало бы назвать его «пророком». Подробнее об этом см. Барт Д. Эрман, «Иисус: апокалиптический пророк нового тысячелетия» (Bart D. Ehrman, Jesus: Apocalyptic Prophet of the New Millennium, New York: Oxford Univ. Press, 1999).
[6]Об этой аббревиатуре см. сноску 1 ранее.
[7]К ним относятся три «девтеропавловых» послания — к Колоссянам, Ефесянам и Второе послание к Фессалоникийцам, и в особенности три «пастырских» послания — 1 и 2 к Тимофею и Титу. О том, почему ученые сомневаются, стоит ли приписывать эти послания самому Павлу, см. в Барт Д Эрман, «Новый Завет: историческое введение в раннехристианскую литературу» (Bart D. Ehrman, The New Testament: A Historical Introduction to the Early Christian Writings, 3d ed. New York: Oxford Univ. Press, 2004, chap. 23).
[8]Впоследствии появилось несколько поддельных писем, которые выдавали за послания к лаодикийцам. Одно из них сохранилось до сих пор, его обычно включают в число так называемых апокрифов Нового Завета. Это послание представляет собой не что иное, как компиляцию из фраз и абзацев Павла, собранных вместе и по виду напоминающих послания апостола. Другое письмо, озаглавленное «К Лаодикийцам», было, очевидно, сфабриковано «еретиком» II века Маркионом; это послание не сохранилось.
[9]Несмотря на то что источник Q утрачен, есть все основания полагать, что этот документ существовал на самом деле — даже если нам неизвестно в точности его полное содержание. См. Эрман, «Новый Завет», глава 6. Название Q — сокращение от немецкого слова Quelle, «источник» (то есть источник множества высказываний Матфея и Луки).
[10]Например, в трактатах, известных под названиями «Апокалипсис Петра» и «Второй трактат великого Сета», обнаруженных в 1945 году в тайнике с документами гностиков близ деревни Наг — Хаммади в Египте. Переводы см. в кн. «Библиотека Наг — Хаммади на английском» под ред. Джеймса М. Робинсона (James M. Robinson, ed., The Nag Hammadi Library in English, 3d ed. San Francisco: HarperSanFrancisco, 1988, 362–378).
[11]Слово «гностик» произошло от греческого gnosis, означающего «знание». Гностическими называются религии начиная с II века, в которых особая важность придавалась получению тайного знания для спасения от материального мира зла.
[12]Подробнее об этом см. в Барт Д. Эрман «Утраченные христианские вероучения: битвы за писание и веру, неизвестные нам» (Bart D. Ehrman, Lost Christianities: The Battles for Scripture and the Faith We Never Knew, New York: Oxford Univ. Press, 2003), особенно в главе 11. Больше сведений об этом процессе в целом можно найти у Гарри Гэмбла в труде «Новозаветный канон: его создание и значение» (Harry Gamble, The New Testament Canon: Its Making and Meaning, Philadelphi
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-07-14; просмотров: 192; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.138.178.162 (0.014 с.) |