Современные методы текстологии

 

Сегодня большинство специалистов по текстологии могли бы назвать себя «рациональными эклектиками» в том, что касается принятия решений о самой ранней форме текста. Это означает, что они «выбирают» (значение корня слова «эклектика») из всех разночтений то, что наилучшим образом отражает самую раннюю форму текста, и при этом пользуются (рациональными) текстологическими аргументами. Эти аргументы основаны на признаках, которые могут быть по характеру как внутренними, так и внешними[96].

 

Внешние признаки

 

Аргументы, основанные на внешних признаках, имеют отношение к самим сохранившимся манускриптам, в которых присутствует то или иное чтение. В каких манускриптах оно содержится? Надежны ли эти манускрипты? Почему их надежность внушает или не внушает сомнение?

Когда думаешь о том, сколько манускриптов содержит тот или иной вариант чтения, порой подмывает просто провести подсчеты и посмотреть, какой вариант встречается в большинстве сохранившихся источников. Но слишком многие современные ученые отнюдь не убеждены, что текст, встречающийся в большинстве манускриптов, обязательно наилучший. Причины такого мнения легко объяснить на примере.

Допустим, что после написания оригинального манускрипта с него сняли две копии — назовем их А и В. Разумеется, в этих двух копиях найдутся различия: значительные — вполне возможно, мелкие — скорее всего. Теперь предположим, что копию А переписал еще один писец, а копию В — пятьдесят писцов. После этого оригинальный манускрипт вместе с копиями А и В был утрачен, в итоге осталась 51 копия второго поколения, из которых одна сделана с копии А и пятьдесят — с копии В. Если какое‑либо чтение в пятидесяти манускриптах (с копии В) отличаются от чтения в единственном манускрипте (с копии А), значит ли это, что оригинальным с большей вероятностью окажется первое из этих чтений? Вовсе нет, но если обратиться к методу подсчета, в пользу первого чтения говорит в пятьдесят раз больше источников. В итоге распространенность чтения определяется не количеством манускриптов, сколько бы их ни было, пятьдесят или один, а различиями всего лишь между двумя копиями (А и В). Следовательно, простой вопрос о встречаемости того или иного чтения неуместен, когда надо выяснить, какое чтение соответствует оригинальной (или наиболее ранней) форме текста[97].

Поэтому ученые в большинстве своем убеждены, что при выборе чтения, соответствующего наиболее ранней форме текста, гораздо важнее прочие факторы. Один из таких факторов — возраст манускриптов, содержащих это чтение. Вероятность того, что самая ранняя форма текста содержится в древнейшем из сохранившихся манускриптов, значительно выше — по причине того, что текст меняется тем чаще, чем дольше он существует. Но это, конечно, не значит, что во всех случаях надо слепо следовать тексту самых ранних манускриптов. Причин две: историческая и логическая. Если рассуждать с точки зрения логики, предположим, что в манускрипте V века содержится одно чтение, а в манускрипте VIII века — другое. Обязательно ли будет чтение из манускрипта V века более ранней формой текста? Нет, не обязательно. А если манускрипт V века — копия манускрипта IV века, но при этом манускрипт VIII века переписали с документа III века? В этом случае более раннее чтение сохранится в манускрипте VIII века.

Вторая, историческая, причина, по которой нельзя просто доверять чтениям из самых ранних манускриптов, не принимая во внимание другие факторы, заключается в том, что, как мы уже видели, в наиболее ранний период процесс создания рукописных текстов был также наименее упорядоченным. В то время тексты копировали в основном непрофессиональные переписчики, делая множество ошибок.

Следовательно, возраст манускрипта имеет значение, но не может быть абсолютным критерием. Именно по этой причине большинство текстологов считает себя рациональными эклектиками. Они убеждены, что должны рассматривать для каждого чтения целый ряд аргументов, а не просто считать манускрипты или выбирать из них только наиболее ранние. И все‑таки в конечном счете, если большинство самих ранних рукописей содержат преимущественно одно чтение, такая комбинация факторов должна быть определяющей для текстологического решения.

Еще один внутренний признак — географическое распространение манускриптов, содержащих какое‑либо чтение. Предположим, некое чтение найдено в ряде манускриптов, но все они происходят из Рима, в то время как ряд других манускриптов, скажем, из Египта, Палестины, Малой Азии и Галлии, содержит какое‑то другое чтение. В этом случае текстолог может заподозрить, что одно из этих чтений было «локальным» (во всех римских копиях встречается одна и та же ошибка), а другое является более ранним и с большей вероятностью соответствующим оригинальному тексту.

Пожалуй, самый важный внешний критерий, которого придерживаются ученые, сформулирован следующим образом: чтобы некое чтение считалось «оригинальным», оно должно содержаться в лучших манускриптах и в лучших группах манускриптов. Это довольно каверзный метод оценки, действующий так: определенные манускрипты по различным причинам признаются превосходящими все остальные. Например, в тех случаях, когда решающими для оценки чтения признаны внутренние признаки (о них — далее), эти манускрипты почти всегда содержат такое чтение, а другие (как правило, более поздние) — альтернативный вариант чтения. Заключенный здесь принцип гласит: если известно, что некие манускрипты превосходят другие в чтениях, когда наиболее ранняя форма очевидна, скорее всего, они будут превосходить другие и в чтениях, в которых внутренние признаки не настолько очевидны. В некотором смысле это все равно, что иметь на своей стороне свидетелей в суде или знать друзей, слову которых можно доверять. Когда знаешь, что человек склонен ко лжи, невозможно доверять ему полностью, но когда знаешь об абсолютной надежности человека, можно верить ему, даже если способов проверить его слова не существует.

То же самое справедливо для групп источников. В главе 4 мы видели, что Уэсткотт и Хорт развили идею Бенгеля об объединении манускриптов в текстологические семейства. Некоторые из подобных групп, как выясняется, заслуживают доверия в большей мере, чем другие, так как содержат наиболее ранние и наилучшие тексты из сохранившихся и на поверку оказывается, что фигурирующие в них чтения превосходят прочие. В частности, большинство рациональных эклектиков считает, что так называемый текст александрийского типа (по Хорту — нейтральный), изначально связанный с упорядоченной практикой переписывания рукописей, которой придерживались христианские писцы в Александрии, Египет, содержит форму текста, превосходящую прочие, и в большинстве мест, где имеются расхождения, дает нам наиболее ранний, или «оригинальный», текст. С другой стороны, чтения в текстах византийского и западного типа с меньшей вероятностью оказываются наилучшими, если они не подтверждены александрийскими манускриптами.

 

Внутренние признаки

 

Текстологи, считающие себя рациональными эклектиками, выбирают чтения из числа существующих по ряду критериев. Помимо внешних признаков манускриптов обычно учитываются два вида внутренних признаков. К первому относятся собственные вероятности, зависящие от того, что скорее всего мог написать сам автор. Разумеется, мы можем изучить его стиль и слог, лексикон и богословские воззрения. Если в манускриптах обнаружено два и более разночтений и в одном из них содержатся слова или стилистические черты, не встречающиеся в других трудах автора, или же если в них изложена точка зрения, расходящаяся с типичной для него, значит, вероятность написания этих слов самим автором мала, особенно если другой вариант чтения в точности совпадает со стилем и воззрениями, которые автор демонстрирует повсюду в тексте.

К внутренним признакам также относятся вероятности переписывания. Они помогают принять решение, когда чтение возникло не по воле автора, а в результате вмешательства переписчика. В конечном счете этот признак отражает принцип Бенгеля, согласно которому оригинальным с наибольшей вероятностью будет «наиболее трудное» чтение. Принцип основан на предположении о большей вероятности, с которой переписчики пытались исправить то, что принимали за ошибки, привести в соответствие отрывки, которые считали противоречивыми, и добиться большего сходства богословских положений текста с собственными богословскими представлениями. Следовательно, чтение, которое на первый взгляд казалось «ошибочным», противоречивым или содержащим непривычные богословские идеи, чаще вызывало у переписчиков стремление изменить его, чем более «простые» чтения. Кратко этот критерий иногда формулируют следующим образом: чтение, наилучшим образом объясняющее существование других, скорее всего окажется оригинальным [98].

***

Я перечислил различные внутренние и внешние признаки, которые принимают во внимание текстологи, не для того, чтобы каждый читатель овладел основными принципами их работы и начал применять их к рукописной традиции Нового Завета, а потому, что важно помнить: когда мы пытаемся выявить оригинальный текст, необходимо учитывать несколько факторов и выносить немало оценочных суждений. Случается, что признаки противоречат друг другу — к примеру, когда более трудное чтение (вероятность переписывания) редко встречается в ранних манускриптах (внешний признак) или когда более трудное чтение не соответствует литературному стилю автора, известному по другим текстам (собственная вероятность).

Словом, выявление оригинального текста — непростой процесс! Он требует напряженной работы мысли и тщательного изучения признаков. В результате ученые неизменно приходят к выводам, касающимся не только мелких сложностей, не влияющих на смысл фрагментов текста (такими сложностями могут быть написание слова или измененный порядок слов в греческой версии, который невозможно отразить в английском переводе), но и вопросов первостепенной важности, от которых зависит толкование отдельных книг или всего Нового Завета.

Чтобы проиллюстрировать важность некоторых текстологических решений, обратимся к трем фрагментам текста, относящимся к последней категории, когда выбор оригинального чтения оказывает значительное влияние на представления о смысле, которое вложили в Новый Завет авторы[99]. Как вы вскоре убедитесь, я считаю, что в каждом из этих трех случаев большинство переводчиков ошиблись в выборе чтения, в итоге перевод отражает не оригинал, а текст, измененный писцами в процессе копирования оригинала. Первый из этих фрагментов взят из Евангелия от Марка, в нем говорится о том, как Иисус рассердился, когда несчастный прокаженный умолял исцелить его.