Значение в структуре языкового знака

Семиотические идеи Пирса

Чарлз Сандерс Пирс (1837–1914) был логиком; его работы по семиотике стали известны уже в 1930-е годы. Пирсу принадлежит разделение семиотических знаков на индексы (знаки непосредственно указывающие на объект), иконы, или иконические знаки (знаки с планом выражения, сходным с феноменом изображаемой действительности) и символы (знаки с планом выражения, не соотносящимся с обозначаемым объектом). Пирс различал экстенсионал, т.е. широту охвата понятия (множества объектов, к которым применимо данное понятие), и интенсионал, т.е. глубину содержания понятия. В анализе предложения им были введены понятия Субъекта, Предиката и Связки; при помощи понятия Связки, играющей важную роль в его теории, Пирс обозначал противопоставление (в современных терминах) предложения и высказывания.

При своём появлении в языке науки термин прагматика, по свидетельству Ч.У. Морриса, явным образом ориентировался на философское направление прагматизма, распространённое в США с 70-х гг. 19 в. и до середины 20 в. Оно утверждало необходимость решения жизненно важных проблем не на основе отвлечённых спекулятивных размышлений, а с активных позиций в процессе целенаправленной практической деятельности в непрерывно меняющемся мире.

Одним из основоположников прагматизма как раз и явился создатель семиотики Ч.С. Пирс. Философскую эстафету он передал У. Джемсу (W.James), Дж. Дьюи (J. Dewey), Дж.Г. Миду (G.H. Mead) и др. Сам Пирс объединял в своём лице философа, логика, математика, естествоиспытателя, филолога. Высоко ценя его научные заслуги, Р.О. Якобсон иронически заметил, что Ч. Пирс был великим учёным такого масштаба, которому в своё время не нашлось места ни в одном американском университете.

Генетическая связь с чуждой диалектическому и историческому материализму философией долгое время мешала отечественным учёным принять термин прагматика. Иногда изобреталось какое-либо “маскировочное” название. Однако уже Ч. Моррис, сам придерживавшийся принципов бихевиористской философской системы, справедливо подчеркнул, что этот термин должен получить свою собственную интерпретацию как специфически семиотический, а не философский, так как он именует специальную дисциплину, изучающую отношения знаков к их интерпретаторам. К тому же термин прагматика прочно закрепился в литературе на разных языках, он стал интернациональным, и заменять его другим, естественно, не стоит.

Ч. Пирс первым отметил важность учета в общей теории знака фактора субъекта практической и коммуникативной деятельности (последняя выступает у него как знаковый процесс, семиозис).

По Пирсу, знак конституирует трёхчленное отношение. В качестве членов выступают:

а) знак (в его терминологии репрезентамен), понимаемый как знаковое средство, т.е. некая величина, имеющая физическую природу и способная замещать что-либо;

б) производимый этим знаком другой знак, локализуемый в сознании интерпретатора и определяемый как интерпретанта первого знака;

в) объект, представляемый знаком.

Понятие знака было поставлено в центр внимания. При этом признавалось, что знаки не даны сами по cебe и не образуют отдельных классовобъектов вне деятельности субъекта. Они возникают в процессе семиозиса. Знака нет вне семиотического процесса, вне деятельности интерпретатора, устанавливающего триадическое знаковое отношение. Не существует знака без воздействия на интерпретатора. Это воздействие Ч. Пирс и называетинтерпретантой.

Интерпретанты, по Пирсу,

(а) могут вызывать определённые эмоции (эмоциональные, или непосредственные, интерпретанты),

(б) обусловливать какое-либо действие (энергетические / динамические интерпретанты) и

(в) влиять на ход мыслей или поведение (логические / нормальные / финальные интерпретанты).

Ч. Пирс иногда именовал интерпретанту значением (significance, signification). В его модели знакового отношения она занимает то же место, которое в логико-философской и лингвистической традиции отводилось значению (Э. Гуссерль / E. Husserl, Г. Стерн / H. Stern)), смыслу (Г. Фреге / G. Frege), означаемому (Ф. де Соссюр), содержанию (Л. Ельмслев), мысли или референции (Ч. Огден / Ch. Ogden и А. Ричардс / I. Richards). У него эта составляющая трактуется не по её предметной или концептуальной соотнесённости, а как динамический, деятельностный фактор. Интерпретанта выступает в качестве доминанты семиотического процесса. Её можно сближать с прагматической силой (как её понимает Джоффрей Н. Лич / GeoffreyN. Leech).

Ч. Пирсу принадлежит главный принцип философии прагматизма, в соответствии с которым значение должно рассматриваться в свете могущих иметь место последствий, практических результатов, с точки зрения выбора действий, ведущих к успеху и получению пользы. Интерпретанта как раз ивбирает в себя те моменты, которые пыталась осмыслить философия прагматизма.

Особо важно отметить такие моменты, как включение Пирсом в общую теорию знака фактора субъекта знакового действия и скрупулёзную характеристику различных прагматических видов воздействия знака на пользователя знака (интерпретатора).

Пирсу принадлежит деление множества знаков на три класса: знаки-копии, или иконические знаки, индексы и символы. Для знаков первого рода характерно их сходство со своими объектами. В последнее время лингвисты часто отмечают действие в языке принципа иконичности. Так, в знаменитом высказываний Юлия Цезаря Veni, vidi, vici ‘Пришёл, увидел, победил’ явно просматривается, что последовательность языковых компонентов соответствует последовательности описываемых событий. Анализ особенностей индексальных знаков стимулировал исследование проблемы дейксиса.

Семиотические идеи Ч. Пирса нашли применение в семиотике текста и литературы. В них исследователей привлекала возможность рассматривать текст как знаковый объект не с позиций статической системы отношений, а в перспективе процесса. Текст принимался за репрезентамен того или иного вида, рассматривалась его специфика в зависимости от жанра текста. Учитывались объектная соотнесённость текста и его функционирование как знака иконического, индексального или символического в качестве доминанты в определённых видах литературы. С учётом соотнесённости с интерпретантой были разграничены подходы текстосемантический и текстопрагматический.

Последний подход даёт возможность с учётом разных видов интерпретант (непосредственной, эмоциональной и финальной) различать тексты-знаки:

(1) по отношению к первому виду — экспрессивные, императивные и сигнификативные;

(2) по отношению ко второму виду — симпатетические (эмоционально возбуждающие литературные тексты), провокационные (агитационные тексты) и конвенциональные (предполагающие знание литературных конвенций);

(3) по отношению к третьему виду — воздействующие на формирование коллективных мнений, стилей, течений моды, идеологий и т.д.; они имеют своей целью действенное влияние на изменение способов поведения интерпретаторов.

Однако в семиотике литературы и искусства интерпретационные возможности идей Ч. Пирса всё-таки не разрабатывались активно. Лингвистическая прагматика, насколько можно судить, к ним вообще не обращалась.

Семиотические идеи Якобсона(Мечковская)

Индексальные знаки в естественном языке(смотреть билет 9)

Семиотика литературы

Знаки литературы менее иконичны, чем знаки-образы

в других искусствах. Как и знаки всех искусств, литературные

образы (индивидуально-авторские тропы; персонажи; пейзажи;

сцены взаимодействия героев; размышления; лирические отступ­

ления и др.) иконичны. Однако литературные образы создаются

при помощи слов, т.е. единиц того класса знаков, в котором

подавляющее большинство составляют знаки-символы — неизоб­

разительные, конвенциональные, абстрактные и левополушар-

ные. Поэтому литературные образы в целом менее

иконичны и в большей степени обращены к интеллекту, чем

знаки-образы других искусств.

В области литературы есть три основные семиотические системы — лирика,

эпос и драма, которые различаются как своими семантическими

возможностями, так и по структуре. Кроме того, для словесных

искусств, как для содержания, так и для структуры произведе­

ний, исключительно важна оппозиция двух типов художествен­

ной речи: стихов и прозы. Лирические, эпические и драматиче­

ские произведения бывают и в стихах, и в прозе.
Начнем с термина "семиотика". В этом слове заключена целая концепция, основанная на убеждении в том, что целесообразно объединить все виды знания об объектах, называемых "знаками". Между тем подобное утверждение отнюдь не самоочевидно. Одно из двух: либо верно, что любые знаки подобны знакам естественного языка, изученным лучше, чем все остальные, и, следовательно, - в более широком смысле - все знаки похожи друг на друга. Однако этот тезис не может быть принят в качестве аксиомы, он нуждается в доказательстве. Даже поверхностное ознакомление с предметом позволяет привести множество контрпримеров. Допустим, однако, что приведенный тезис правилен. Но тогда речь должна была бы идти не о создании новой науки. семиотики, а всего лишь о расширении границ уже существующей науки - лингвистики. Либо верно, что все остальные знаки не подобны знакам естественного языка и, следовательно, - в более широком смысле - не похожи друг на друга, хотя и обладают некоторыми общими чертами, оправдывающими их объединение. Однако, начав искать общий признак, свойственный всем возможным знакам, мы неизбежно обнаружим его крайнюю бедность (это будет, приблизительно, синоним "ассоциативности" или "эквивалентности"). Пытаться создать целую дисциплину на столь узком (или, если угодно, столь широком) пространстве - это примерно то же самое, что утверждать целесообразность "науки об отношениях" или "науки об импликациях". Остается, следовательно, третья возможность: одни и те же термины, употребляемые в различных областях семиотики, следует - пока не доказано обратное - рассматривать как омонимы (число их к тому же невелико: означающее - означаемое, синтагма - парадигма, иконическии знак - знак-признак). В настоящее время довольно неясно, чему именно "семиотика музыки" может научиться у "семиотики городской архитектуры", а последняя - у "семиотики, изучающей языки науки", короче, неясно, какую пользу можно извлечь из объединения этих дисциплин под общим названием "семиотика". Впрочем, не станем делать из приведенного рассуждения каких-либо выводов относительно настоящего конгресса.

Обратимся теперь к "литературе". Задача состоит не в том, чтобы выяснить, "существует" ли она, ибо последнее очевидно, а в том, чтобы установить, может ли подобное понятие иметь научный, в частности семиотический, статус. До настоящего времени никто не сумел дать устойчивого определения литературы. Напомним два из них, наиболее распространенные Согласно первому, отличительная особенность литературного дискурса заключается в том, что составляющие его предложения не являются ни истинными, ни ложными, но создают представление о вымышленной действительности. Однако, с одной стороны, не всякая литература является вымыслом (fiction) - вне этого определения остаются лирическая поэзия, некоторые культовые тексты (sapientiaux), эссе; с другой - не всякий вымысел является литературой: таков миф. Согласно второму определению, отличительной чертой литературного дискурса, благодаря систематическому характеру его организации, является сосредоточение внимания на сообщении ради него самого. Однако, если уточнить смысл слов, входящих в это определение, мы поймем, что и оно либо слишком узко, либо слишком широко: с одной стороны, организованностью и систематичностью отличается всякий дискурс; с другой - язык романа, например, не может восприниматься только "ради него самого". Любое свойство, присущее литературным произведениям, можно встретить и вне этих произведений; отсюда - уязвимость любого теоретического исследования, основанного только на понятии "литература".

Термины "семиотика" и "литература" не обладают теоретическим существованием; парадоксально, но это обстоятельство не ведет к уничтожению "литературной семиотики", ибо фактом является существование "специалистов по семиотике литературы". Каков смысл этого выражения? Прежде всего его можно определить негативно: речь идет об исследовании таких языковых явлений, которые, по причинам преходящего или принципиального характера, не изучаются самой лингвистикой. Несколько огрубляя, эти явления можно распределить по трем группам - переносные (не совпадающие с лексическими) значения; способы организации единиц дискурса, больших, чем предложение; наконец, отношения носителей языка друг к другу и к их собственным высказываниям, могущие быть выведенными из самих этих высказываний. Отметим, что все эти три области входили в рамки уже почившей, но обладавшей богатыми традициями дисциплины - риторики. Действительно, риторика, помимо прочего, исследовала ситуации речевого общения, способы построения целостных речевых высказываний и значения, отличающиеся от номинативных значений отдельных слов. Поэтому будет удобно обозначить совокупность исследований о языке, не вкладывающихся в рамки лингвистики, термином "риторика" (не питая при этом предубеждения относительно возможного в будущем обособления таких исследований или, наоборот, их слияния с лингвистикой). Все вышесказанное можно резюмировать следующим образом: оставаясь на почве науки, мы можем употреблять выражение "семиотика литературы" только в том случае, если разумеем под этим риторику.

Восстановление в правах термина "риторика" не освобождает нас от необходимости изучать поднимаемые ею проблемы. Первая из них состоит в самом разнообразии этих проблем. Мы распределили их по трем группам, исходя из чисто эмпирических соображений; но как обосновать такое распределение? Почему именно три, а не две или не пять? Этот вопрос сможет решить только комплексная теория риторического анализа; в настоящей работе мы не пытаемся на него ответить. Ограничимся тем, что выдвинем несколько предположений, касающихся отношений между двумя выделенными областями - областью непрямых (indirect) значений и областью дискурса. Более того, сопоставим лишь некоторые виды переносных значений с некоторыми типами речевых структур.

Начнем с тропов. Известно их классическое определение: метафора - это троп, основанный на принципе сходства, метонимия - троп, основанный на принципе смежности (причем авторы классических руководств, едва успев дать определение метонимии, сразу же разлагают ее путем перечисления различных ее разновидностей: содержащее и содержимое, причина и следствие, производитель действия и само действие, явление и его временное или пространственное положение и т. п.), синекдоха - троп, в основе которого лежит отношение между частью и целым или родом и видом. Пока считалось, что эти тропы несводимы друг к другу, и все вместе - несводимы к каким-либо иным, более изученным, типам отношений, сохранялась вера в специфичность самого феномена тропов. Однако не так давно система отношений, создающих тропы, была подвергнута логическому анализу, в результате чего взгляд на проблему изменился. В основе синекдохи лежит отношение включения (инклюзии), принимающее различные формы в зависимости от того, разлагается ли целое на части или же на признаки; в основе метафоры - отношение перекрещивания (интерсекции); в основе метонимии - отношение исключения (эксклюзии), при котором, однако, оба термина, взаимно исключающие друг друга, в то же время совместно включены в некоторое более широкое целое (Rhetorique generale, группа i, 1970). Категории, использованные в приведенных определениях тропов, хорошо известны. именно с их помощью принято описывавать отношения, изучаемые в paмках классического исчисления предикатов в логике. Но на этом сходство кончается. Известно, что Аристотелева силлогистика, которая частично использует исчисления предикатов, знает всего четыре, и только четыре фигуры. Эти четыре фигуры образуются путем комбинации двух категорий (каждая из которых имеет два термина), а именно категория экстенсии (быть включенным или включать в себя; обобщение или спецификация) и категория направления (идентичное оно или различное). Эти же самые комбинации позволяют дать определение четырех основных тропов, каковыми являются: обобщающая и специфицирующая синекдохи, метафора (обобщение, затем спецификация) и метонимия (спецификация, затем обобщение). Разница между тропами, с одной стороны, и утвердительными суждениями - с другой, заключена, следовательно, не в природе отношений, связывающих два термина (смысл выраженный и вложенный, субъект и предикат), а в том, что в одном случае наличествуют оба из них, а в другом - только один. Выражение Все люди смертны есть обобщающее утвердительное суждение, тогда как употребление слова смертные вместо слова люди есть обобщающая синекдоха.

Тропы - не единственный способ ввода непрямого (indirect) значения. Другой подобный способ принято обычно называть "подразумеваемым". Воспользуемся еще одним классическим примером: можно сказать У этой женщины есть молоко, подразумевая при этом: Эта женщина родила. Этот вид подразумевания также может быть описан в терминах логики. Знание, которым располагает некоторое общество, включает в себя известное число постулатов, среди которых следующий: Если у женщины есть молоко, значит, она родила; таким образом, этот постулат имеет форму условного суждения: "Если р, то q". Говорящий ограничивается указанием на антецедент р. Поскольку правилами вывода владеет каждый из нас, достаточно определенным образом сориентировать процесс восприятия, чтобы слушающий немедленно понял р и сделал вывод: следовательно, q (консеквент). Реально произнесенная фраза в равной мере отсылает и к общей истине, и к вытекающему из нее следствию; но фокализованной оказывается только сама произнесенная фраза, что и позволяет ей превратиться в подразумеваемое. Логика подразумевания имеет отношение к исчислению высказываний; разница между подразумеванием и умозаключением состоит не в природе отношений, связывающих два простых высказывания, а в том, что в одном случае наличествуют оба из них, а в другом - только одно.

Оба приведенных сопоставления подсказывают ряд выводов, гипотетический характер которых тем не менее не следует упускать из виду: (1) Механизмы формирования косвенных (иносказательных) смыслов в основе своей тождественны с механизмами, управляющими организацией дискурса. Существенная (это не значит - единственная) разница между ними заключена в операции конденсации (импликации), которой подвергается дискурс, чтобы тем самым превратиться в троп или в подразумеваемое. (2) Отсюда следует, что дискурсивным соответствием тропу служит не отдельное слово, а предложение, а подразумеванию - не предложение, но умозаключение. (3) Категории дискурса (дискурсивные категории) могут послужить описанию различных видов косвенного (иносказательного) значения: такова оппозиция между предикатом (синтагмой) и предложением или между предложением и умозаключением; так же между различными модальностями каждой из этих категорий. (4) Специфику косвенных (иносказательных) значений следует искать не в отношении между наличным и отсутствующим смыслом, но в иной плоскости.

 

 

БИЛЕТ № 17

Семиотические идеи Пирса

Чарлз Сандерс Пирс (1837–1914) был логиком; его работы по семиотике стали известны уже в 1930-е годы. Пирсу принадлежит разделение семиотических знаков на индексы (знаки непосредственно указывающие на объект), иконы, или иконические знаки (знаки с планом выражения, сходным с феноменом изображаемой действительности) и символы (знаки с планом выражения, не соотносящимся с обозначаемым объектом). Пирс различал экстенсионал, т.е. широту охвата понятия (множества объектов, к которым применимо данное понятие), и интенсионал, т.е. глубину содержания понятия. В анализе предложения им были введены понятия Субъекта, Предиката и Связки; при помощи понятия Связки, играющей важную роль в его теории, Пирс обозначал противопоставление (в современных терминах) предложения и высказывания.

При своём появлении в языке науки термин прагматика, по свидетельству Ч.У. Морриса, явным образом ориентировался на философское направление прагматизма, распространённое в США с 70-х гг. 19 в. и до середины 20 в. Оно утверждало необходимость решения жизненно важных проблем не на основе отвлечённых спекулятивных размышлений, а с активных позиций в процессе целенаправленной практической деятельности в непрерывно меняющемся мире.

Одним из основоположников прагматизма как раз и явился создатель семиотики Ч.С. Пирс. Философскую эстафету он передал У. Джемсу (W.James), Дж. Дьюи (J. Dewey), Дж.Г. Миду (G.H. Mead) и др. Сам Пирс объединял в своём лице философа, логика, математика, естествоиспытателя, филолога. Высоко ценя его научные заслуги, Р.О. Якобсон иронически заметил, что Ч. Пирс был великим учёным такого масштаба, которому в своё время не нашлось места ни в одном американском университете.

Генетическая связь с чуждой диалектическому и историческому материализму философией долгое время мешала отечественным учёным принять термин прагматика. Иногда изобреталось какое-либо “маскировочное” название. Однако уже Ч. Моррис, сам придерживавшийся принципов бихевиористской философской системы, справедливо подчеркнул, что этот термин должен получить свою собственную интерпретацию как специфически семиотический, а не философский, так как он именует специальную дисциплину, изучающую отношения знаков к их интерпретаторам. К тому же термин прагматика прочно закрепился в литературе на разных языках, он стал интернациональным, и заменять его другим, естественно, не стоит.

Ч. Пирс первым отметил важность учета в общей теории знака фактора субъекта практической и коммуникативной деятельности (последняя выступает у него как знаковый процесс, семиозис).

По Пирсу, знак конституирует трёхчленное отношение. В качестве членов выступают:

а) знак (в его терминологии репрезентамен), понимаемый как знаковое средство, т.е. некая величина, имеющая физическую природу и способная замещать что-либо;

б) производимый этим знаком другой знак, локализуемый в сознании интерпретатора и определяемый как интерпретанта первого знака;

в) объект, представляемый знаком.

Понятие знака было поставлено в центр внимания. При этом признавалось, что знаки не даны сами по cебe и не образуют отдельных классовобъектов вне деятельности субъекта. Они возникают в процессе семиозиса. Знака нет вне семиотического процесса, вне деятельности интерпретатора, устанавливающего триадическое знаковое отношение. Не существует знака без воздействия на интерпретатора. Это воздействие Ч. Пирс и называетинтерпретантой.

Интерпретанты, по Пирсу,

(а) могут вызывать определённые эмоции (эмоциональные, или непосредственные, интерпретанты),

(б) обусловливать какое-либо действие (энергетические / динамические интерпретанты) и

(в) влиять на ход мыслей или поведение (логические / нормальные / финальные интерпретанты).

Ч. Пирс иногда именовал интерпретанту значением (significance, signification). В его модели знакового отношения она занимает то же место, которое в логико-философской и лингвистической традиции отводилось значению (Э. Гуссерль / E. Husserl, Г. Стерн / H. Stern)), смыслу (Г. Фреге / G. Frege), означаемому (Ф. де Соссюр), содержанию (Л. Ельмслев), мысли или референции (Ч. Огден / Ch. Ogden и А. Ричардс / I. Richards). У него эта составляющая трактуется не по её предметной или концептуальной соотнесённости, а как динамический, деятельностный фактор. Интерпретанта выступает в качестве доминанты семиотического процесса. Её можно сближать с прагматической силой (как её понимает Джоффрей Н. Лич / GeoffreyN. Leech).

Ч. Пирсу принадлежит главный принцип философии прагматизма, в соответствии с которым значение должно рассматриваться в свете могущих иметь место последствий, практических результатов, с точки зрения выбора действий, ведущих к успеху и получению пользы. Интерпретанта как раз ивбирает в себя те моменты, которые пыталась осмыслить философия прагматизма.

Особо важно отметить такие моменты, как включение Пирсом в общую теорию знака фактора субъекта знакового действия и скрупулёзную характеристику различных прагматических видов воздействия знака на пользователя знака (интерпретатора).

Пирсу принадлежит деление множества знаков на три класса: знаки-копии, или иконические знаки, индексы и символы. Для знаков первого рода характерно их сходство со своими объектами. В последнее время лингвисты часто отмечают действие в языке принципа иконичности. Так, в знаменитом высказываний Юлия Цезаря Veni, vidi, vici ‘Пришёл, увидел, победил’ явно просматривается, что последовательность языковых компонентов соответствует последовательности описываемых событий. Анализ особенностей индексальных знаков стимулировал исследование проблемы дейксиса.

Семиотические идеи Ч. Пирса нашли применение в семиотике текста и литературы. В них исследователей привлекала возможность рассматривать текст как знаковый объект не с позиций статической системы отношений, а в перспективе процесса. Текст принимался за репрезентамен того или иного вида, рассматривалась его специфика в зависимости от жанра текста. Учитывались объектная соотнесённость текста и его функционирование как знака иконического, индексального или символического в качестве доминанты в определённых видах литературы. С учётом соотнесённости с интерпретантой были разграничены подходы текстосемантический и текстопрагматический.

Последний подход даёт возможность с учётом разных видов интерпретант (непосредственной, эмоциональной и финальной) различать тексты-знаки:

(1) по отношению к первому виду — экспрессивные, императивные и сигнификативные;

(2) по отношению ко второму виду — симпатетические (эмоционально возбуждающие литературные тексты), провокационные (агитационные тексты) и конвенциональные (предполагающие знание литературных конвенций);

(3) по отношению к третьему виду — воздействующие на формирование коллективных мнений, стилей, течений моды, идеологий и т.д.; они имеют своей целью действенное влияние на изменение способов поведения интерпретаторов.

Однако в семиотике литературы и искусства интерпретационные возможности идей Ч. Пирса всё-таки не разрабатывались активно. Лингвистическая прагматика, насколько можно судить, к ним вообще не обращалась.

Значение в структуре языкового знака

Знаковая теория языка А.Ф.Лосева и когнитивная грамматика Р.Лангакера имеют много точек соприкосновения. Так, основным положением теории А.Ф.Лосева является существование самого факта знака, смысл которого заключается в отражении той или иной действительности. В то же время когнитивная грамматика Р.Лангакера - это особый тип описания языка, в котором делается попытка дать объединенное описание лексикона и синтаксиса, предлагая для характеристики участвующих в их строении единиц понятие двустороннего знака, или символа. Символические структуры организуются как биполярные, т.е. устанавливающие ассоциативную связь между определенной фонологической последовательностью и ее семантическим содержанием. Кроме того, семантические структуры характеризуются по отношению к знаниям о действительности, объем которых неограничен.

Другой важнейшей характеристикой знака в этих двух теориях является наличие структуры и модели. Согласно взглядам А.Ф.Лосева, структура понимается как отношение или как система отношений. Структура является единораздельной цельностью, так как цельность может рассматриваться в свете составляющих ее элементов, а элементы цельности могут рассматриваться в отношении этой цельности. Причем структура является моделью для каждого входящего в нее элемента. Таким образом, без понятия структуры и модели невозможно конструктивное понимание знака. Кроме того, структурная сторона знака - это отношение знака к но-сителю знака, к означаемому, к различным сферам применения знака, превращающим знак в значение. В когнитивной грамматике Р.Лангакера лю-бой знак имеет свою структуру, которая изображается в виде схем. Для определения структуры языкового знака Р.Лангакер использует такие понятия, как профиль/база и траектор/ориентир. Кроме того, семантические структуры отражают не только содержание ситуации, но и то, как организовано и истолковано это содержание. Р.Лангакер также отмечает наличие в грамматике моделей, по которым символические выражения объединяются во все более сложные формы.

Другим важным вопросом является проблема многозначности языкового знака. А.Ф.Лосев отмечает, что в языке знак может употребляться в бесконечном множестве контекстов, в каждом из которых он приобретает определенное значение, отличное от значений этого же знака в других контекстах. Следовательно, языковой знак может приобретать бесконечное количество значений. А.Ф.Лосев отмечает также возможность динамического перехода знака в символ. Знак может приобретать бесконечное множество значений и становиться символом. Р.Лангакер в отношении языкового знака употребляет термин "символ", подчеркивая, что большинство единиц языка имеет группу взаимодействующих смыслов, которые можно считать связанными сетью. При этом значение единицы языка равно всей сети.

Для выявления специфики языкового знака А.Ф.Лосев обращается к области человеческого сознания и мышления. Языковое мышление отличается от чистого мышления тем, что оно всегда является не чистым мышлением в понятиях, но особым пониманием этого мыслительного процесса, особой его конкретизацией в целях обозначения вещей и общения между людьми, т.е. особой его интерпретацией. Языковой знак вещи рассматривается как предикат вещи, где предицирование понимается как полное или частичное отождествление. Р.Лангакер отмечает, что семантическая структура - это конвенциализированная концептуальная структура, т.е. форма, которую наши концептуализации должны принимать для своего скорейшего языкового выражения при данных символических конвенциях и ресурсах языка. Семантическая структура - это концептуализация, которая функционирует как семантический полюс устойчивого или впервые создаваемого языкового выражения. Все такие структуры называются предикациями, а семантический полюс единицы языка - предикатом.

В качестве другой специфической характеристики языкового знака А.Ф.Лосев выделяет его бесконечную валентность, т.е. способность вступать в структурные отношения с другими знаками. Бесконечная валентность языкового знака обусловливается тем, что он является актом мышления, а мышление - отражением действительности, которая обладает свойством бесконечности. Р.Лангакер также указывает на существование между языковыми знаками отношений валентности, которые базируются на соответствиях между составными частями соединяемых структур.

Особую важность приобретает проблема соотношения знака и значения. А.Ф.Лосев отмечает, что значение есть не что иное, как структура знаковой операции. Между знаком и значением существует отношение выражения. Знак есть выражающее, значение есть выражаемое. Между знаком и значением, с одной стороны, и объективной действительностью, с другой, существует другое отношение. Это отношение обозначения для знака и отношение отражения для значения знака. Знак - обозначающее, объективная действительность - обозначаемое. Значение знака - отражение, объективная действительность - отражаемое. В когнитивной грамматике Р.Лангакера признаются концептуальные основы значения, причем концептуализация включает в себя как устоявшиеся, так и новые концепты, сенсорный, двигательный и эмоциональный опыт.

Итак, знаковая теория языка А.Ф. Лосева и когнитивная грамматика Р.Лангакера имеют ряд точек соприкосновения по таким вопросам, как структура языкового знака, переход в символ, связь с мышлением и объективной действительностью, его бесконечная семантическая валентность, а также соотношение знака и значения

 

БИЛЕТ № 4