Партизанская война и позиция США

Узнав о заявлении Ф. Кастро, что 1956 г. обязательно станет началом вооруженной борьбы, диктатор с присущим ему апломбом изрек: «…это только дает возможность потренировать в стратегии и тактике вооруженные силы страны[A221]». Уверенность Батисте и его приближенным придавала стоящая за ними многотысячная армия, оснащенная американской техникой, выпестованная военной миссией США.

Основные черты каждой армии определяются характером государства, составной частью которого она является, и интересами тех классов, которые она защищает. С первых же дней своего существования кубинская регулярная армия воспитывалась в духе служения американским монополиям и связанным с ними крупной кубинской буржуазии и латифундистам.

Какими же силами располагала правительственная армия Кубы по состоянию на 30 оября 1956 г.?

Сухопутные войска насчитывали 21 307 человек.

Военно-морской флот имел на вооружении 29 военных судов и 4 самолета новейшей по тому времени конструкции. Численность личного состава ВМФ – 5946 человек.

Военно-воздушные силы располагали 78 самолетами.

В полиции служили 7655 человек, в морской полиции – 361.

Бюджет министерства обороны Кубы на 1956-1957 гг. составлял 55 324 188 песо[A222]. Но финансы кубинской военщины отнюдь не исчерпывались этим. США оказывали щедрую военную помощь своей креатуре, режиму Батисты. По мере накала политической обстановки в стране эта помощь все возрастала.

В 1955 г. она составляла 69 млн. долл., в 1956 г. – 94 млн., в 1957 – 100 млн. долл[A223].

После высадки десанта с «Гранмы» 2 декабря 1956 г. в провинции Ориенте и труднейших первых месяцев, когда отряд неоднократно оказывался на краю гибели, после существенных потерь и первых побед, примерно с середины 1957 г. партизаны Ф. Кастро стали представлять военную силу. Однако они должны были опасаться не только батистовской армии. Повстанцам все время приходилось помнить о перспективе возможной военной интервенции со стороны Соединенных Штатов. «нас очень беспокоила обстановка, при которой империализм мог осуществить военный переворот до того, как мы собрали бы достаточно сил, чтобы принять решающее участие в событиях[A224]», - говорил Ф. Кастро.

Вашингтон, напуганный радикальными реформами Гватемальской революции (1944 – 1954), стремился всеми средствами не допустить появления «новой Гватемалы» в Западном полушарии. Поэтому Соединенные Штаты оказывали кубинскому диктатору всестороннюю помощь.

Бывший исполнительный директор ЦРУ Л. Киркпатрик-младший писал в мемуарах: «Я ездил на Кубу 1956, 1957 и в 1958 гг. для оказания правительству в помощи организации в организации эффективной борьбы с коммунизмом[A225]». В системе батистовской армейской разведки работали сотрудники американского посольства в Гаване Ч. Е. Вильсон, Д. Ваштер, Е. Т. Презер, А. Д. Вон, Д. Моралес и др. С 1956 г. под личиной корреспондента «Чикаго трибюн» подвизался на Кубе профессиональный антикоммунист, агент ФБР, полковник Жюль Дюбуа. По некоторым данным, в системе кубинских репрессивных органов действовали около тысячи агентов США. В течение 1957-1958 гг. в Сьерра-Маэстре побывали более 20 американских журналистов, которые в большинстве своем являлись агентами ЦРУ.

Паломничество американских «журналистов» в Сьерра-Маэстру отнюдь не свидетельствовало о желании помочь повстанцам. В создавшейся обстановке американская разведка сочла тогу журналиста самым надежным маскировочным халатом. «Кто есть Кастро?» «Что представляет собой его программа?» - вот главные вопросы, задававшиеся тогда в Вашингтоне[A226]», - писал в воспоминаниях пресс-атташе американского посольства в Вашингтоне в период диктатуры П. Безел. На разрешение этих вопросов и была направлена и была направлена «Операция Журналист», о которой Безел рассказывает так: «В 1958 г. агент ЦРУ Вильям Паттерсон обосновался в Сантьяго, где ему удалось завоевать доверие подпольщиков кастровского «Движения 26 июля». Его цель состояла в получении максимальной информации о партизанских отрядах Кастро, расположенных в Сьерра-Маэстре и ее окрестностях. Паттерсон был главным связным со всеми американскими и прочими журналистами, отправлявшимися в горы для интервьюирования Ф. Кастро и других командиров его партизанских групп. Обычно Паттерсон просил журналистов перед их отправкой в горы выяснить интересующие его вопросы, а по возвращении в Сантьяго получал от них информацию. Таким образом, они часто поставляли разведывательные данные, исключительно ценные для правительства США[A227]».

В середине 1957 г. на Кубу приехал новый американский посол Эрл Смит, сменивший на этом посту печально известного среди кубинцев Артура Гарднера, который, по едкому замечанию журнала «Боэмия», «знал столько же о кубинцах, об их темпераменте, надеждах и проблемах, сколько знал об этом какой-нибудь эскимос или сомалиец[A228]».

«Политика Соединенных Штатов по отношению к Кубинской революции, - говорилось в заявлении госдепартамента США, опубликованном в январе 1959 г., - была строгой политикой невмешательства в кубинские внутренние дела, а роль послов всегда соответствовала этой политике[A229]». О каком невмешательстве может идти речь, когда, по свидетельству английского историка Х. Томаса, А. Гарднер в личной беседе с ним признался в том, что предлагал Батисте через агентов ЦРУ и ФБР организовать покушение на Ф. Кастро.

Гарднер и Смит представляли не только госдепартамент. Оба были теснейшим образом связаны с действовавшими на Кубе американскими компаниями «Моа бей майнинг», «Фрипорт сульфур» и телефонной компанией. Их интересовала не только политика, но и перспектива деловой конъюнктуры.

Во время смены послов журнал «Тайм» отмечал, что «назначение Смита представляет наиболее трудную дипломатическую акцию на континенте. Он должен поддерживать сердечные отношения с Батистой,

не теряя из виду возможность хотя и далекую, что восставшие смогут захватить власть[A230]».

Новый посол, по заверениям госдепартамента, должен был предотвратить вмешательство американского посольства в кубинские внутренние дела, убедить Батисту восстановить конституционные гарантии, отменить цензуру. Это был обычный прием американской демагогии, рассчитанный на обман латиноамериканской общественности, все решительнее требовавшей от Вашингтона прекращения поставок оружия правительству Батисты. Вся деятельность Смита, как и его предшественника, сводилась укреплению диктаторского режима. Смит не скрывал своей ненависти к повстанцам и Ф. Кастро, которого называл не иначе как «бандитский лидер». Вскоре после приезда в Гавану посол направил телеграмму главе ЦРУ А. Даллесу, в которой рекомендовал заслать агента в Повстанческую армию. Этот агент должен был поставлять данные об участии коммунистов в партизанской борьбе.

Вашингтон прилагал большие усилия, чтобы узнать окончательные планы Ф. Кастро. «Но, хотя ЦРУ, ФБР и военная разведка изучали во всех аспектах восстание, - писал Г. Мэтьюз, - они никак не могли найти доказательств того, что Фидель или кто-либо из людей, боровшихся вместе с ними, были с коммунистами[A231]».

США не разделяли неоднократных заявлений Батисты, что партизанская борьба в Сьерра-Маэстре инспирирована коммунистами. Официозная кубинская пропаганда сумела настолько раздуть «красную опасность», что на пресс-конференции нового посла, состоявшейся 23 июля 1957 г., Смиту был задан вопрос, наивность которого не может не вызвать улыбки: «Побывал ли Никита Сергеевич Хрущев в Сьерра-Маэстре[A232]?» На что посол с полной серьезностью заявил: «Пока нет веских оснований разделять это мнение».

Разногласия теоретического характера, существовавшие в начальной фазе борьбы между Народно-социалистической партий и «Движением 26 июля» (внешне казавшиеся более острыми, чем были на самом деле), в известной мере способствовали тому, что и правящие круги США, и буржуазная оппозиция на Кубе оказались в полном заблуждении относительно истинного характера кубинского революционного процесса.

Хотя революция носила отчетливо выраженный антиимпериалистический характер, руководство «Движения 26 июля», очевидно, помня горькие уроки Гватемальской революции, в своих интервью и документах практически не употребляли слово «антиамериканский». Кроме того, открытая антиамериканская позиция могла отпугнуть от «Движения» определенную часть буржуазии, сделать ее активным союзником Батисты.

По мере усиления партизанского движения тон американской прессы становился все более тревожным, а в выступлениях официальных лиц все чаще звучал вопрос: «Что же будет, если диктатура рухнет под ударами повстанцев?» Но в 1956-м и в начале 1958 г. Пентагон и госдепартамент нисколько

не сомневались в исходе борьбы между партизанами и регулярной армией: ведь нескольким сотням плохо вооруженных патриотов противостояла многотысячная регулярная армия, обученная офицерами американской военной миссии, оснащенная новейшим оружием.

Вашингтон не увидел глубоко народного характера Кубинской революции. Американские политические деятели считали, что она выльется в борьбу за власть между сторонниками Прио и лагерем Батисты. От этой междоусобицы интересы Соединенных Штатов не могли пострадать.

Большую роль в работе пропагандистской машины диктатуры играло вашингтонское агентство «Юниверсл ризерч энд консалтэнтс инк». В апреле 1958 г. сотрудники этого агентства подготовили для советников Батисты доклад «О психологии войны и пропаганде», в котором предлагался план идеологических диверсий против повстанцев, предусматривавший:

«а) отождествлять Фиделя Кастро и его движение с коммунизмом;

б) развенчивать созданный вокруг Ф. Кастро ореол лидера, доказывая при этом его зависимость от лиц, которым абсолютно безразличны и нынешние, и будущие интересы Кубы.

в) высмеивать Фиделя Кастро перед народом;

г) представлять существующую демократическую систему как единственную систему, способную разрешить все национальные проблемы[A233]».

Белый дом все еще рассчитывал на «демократическую систему» военно-полицейского режима, хотя и заявил о прекращении поставок оружия Батисте с 31 марта 1958 г.

Одним из факторов, заставивших США прибегнуть США прибегнуть к фарсу с эмбарго, мощное общенациональное движение на Кубе против диктатора, которое Вашингтон не сумел взять под свой контроль. Заявляя о прекращении поставок оружия Батисте, госдепартамент рассчитывал завоевать расположение патриотически настроенной части кубинцев, выступивших против диктатуры.

Американские правящие круги по-прежнему пребывали в полном неведении относительно истинных планов Ф. Кастро. Этим и объясняется возросшая с весны 1958 г. активность агентов ЦРУ и ФБР, а также некоторых представителей госдепартамента и служащих американского посольства в Гаване. Они не только устанавливали связи с кубинскими эмигрантами за границей, но и пытались проникнуть в подпольные организации, действовавшие на Кубе. Вот, например, печень вопросов, которые в августе

1958 г. должен был, проникнув в ряды гаванского подполья, выяснить один из агентов Пентагона: 1. Будет ли армия Батисты участвовать в его свержении? 2. Объединились ли все революционные силы, которые выступают против революционной диктатуры? 3. Что думают руководители «Движения 26 июля» в отношении коммунизма? 4. Какую форму правления хотя установить революционеры и кто будет президентом? Будут ли входить представители «Движения 26 июля» в новое правительство? 6. Согласно ли «Движение 26 июля» принять Венесуэлу и Мексику в качестве посредников в качестве посредников при разрешении кубинского кризиса[A234]»?

Резолюция о прекращении поставок оружия Батисте явилась не только следствием «озабоченности» Соединенных Штатов судьбой Кубы, она должна была стать одним из главных «козырей» вице-президента США Р. Никсона во время его поездки по странам Южной Америки. 25 апреля газета «Уолл-стрит джорнэл» сообщила, что США начинают новую и психологическую кампанию «для того, чтобы держать каждый раз все более недовольных латиноамериканцев на стороне дяди Сэма в холодной войне[A235]». Газета указывала, что эту кампанию откроет Р. Никсон 27 апреля 1958 г. «миссией доброй воли» по Латинской Америке.

Латиноамериканцы устроили настоящую обструкцию вице-президенту Соединенных Штатов.

В отчете за 1958 г. специальный помощник президента Д. Эйзенхауэра по латиноамериканским вопросам

М. Эйзенхауэр что во всех странах Южной Америки, где побывал Никсон, и в странах Центральной Америки, которые он посетил сам в июне того же года, высказывалось открытое недовольство поддержкой США диктаторских режимов.

После вояжа Никсон заявил, что теперь Соединенные Штаты будут ограничиваться «лишь формальным рукопожатием с диктаторами». Но отношение Вашингтона к реакционным режимам Трухильо, Сомосы, Батисты и им подобным ни на йоту не изменилось.

Несмотря на заверения госдепартамента, правительство США продолжало оказывать Батисте военную помощь. Несомненный интерес представляет в этой связи письмо американского посольства в министерство иностранных дел Кубы. Это письмо, найденное в архивах Батисты, раскрывает с другой, не изученной пока историками стороны деятельности американских компаний на Кубе. В нем в частности говорилось: «Посольство информировано о многих случаях, когда представители американских корпораций, главным образом в провинции Ориенте, получали петиции от местных военных властей, в которых последние просили о поставках важнейших видов оружия и запасных частей, необходимо, согласно их заявлению, для проведения боевых операций в этой зоне. Посольство информировано о том, что некоторые виды поставок компаниями могут оказать отрицательный эффект на характер их нормальных операций. Посольство внушило частным компаниям, чтобы они продолжали широкое сотрудничество но при этом урегулировали бы вопрос о поставках оружия с местными властями, выполнение чрезмерных заявок которых не должно идти в ущерб производственной деятельности компании[A236]».

Военная помощь Батисте оказывалась Соединенными Штатами до тех пор, пока в правящих кругах США теплилась надежда на сохранение на Кубе диктаторского режима.

 

«План ФФ»

24 мая батистовское командование приступило к выполнению «Плана ФФ», что, по словам

Р. Кастро, означало: «заключительная фаза» (Fase final),или «конец Фиделю» (Fin de Fidel[A237]).

«Последнее», «решающее», «генеральное» - как только не величали военные стратеги диктатора начатое наступление. Его главная цель – разгром колонны № 1 во главе с Ф. Кастро. Перед правительственно армией ставилась задача выбить повстанцев из Сьерра-Маэстры, оттеснить их к морю, а затем комбинированным ударом военно-воздушных, военно-морских, и сухопутных сил нанести им сокрушающий удар.

Батиста и его генералитет называли эту кампанию последней, потому что нисколько не сомневались в ее победном исходе. В Ориенте было стянуто 14 пехотных батальонов и 7 отдельных рот, которым были приданы танки, огнеметы, горная артиллерия, и авиация. В своем отчете Батисте, датированном концом июля 1958 г., начальник Объединенного генерального штаба Ф. Табернилья писал, что численность правительственных войск в Ориенте в это время составляла 7010 человек[A238]. В разгар наступления она возросла до 10 тыс.

Этим силам противостояли 300 повстанцев, вооруженных в основном винтовками «гаранд» и «спрингфельд» образца 1903 и 1906 гг. Для отражения «решающего наступления» командование Повстанческой армии собрало в единый кулак все группы, действовавшие на юге и в центре провинции. В результате колонны Ф. Кастро, Э. Че Гевары, Х. Альмейды, Р. Вальдеса и К. Переса к началу наступления сумели объединиться В приказе Главного командования Повстанческой армии указывались основные принципы обороны: 1) располагать базовой территорией, где функционировали бы госпитали, оружейные мастерские и т.д.; 2) постоянно вести передачи «Радио Ребельде; 3) с каждым разом оказывать противнику все более решительное сопротивление… и занимать наиболее выгодные стратегические пункты для перехода в контрнаступление[A239]». «В те дни, - вспоминал Фидель Кастро, - Повстанческая армия переживала один из самых трудных этапов борьбы. Мы должны были скрупулезно считать запасы продовольствия и боеприпасов[A240]».

Командование Повстанческой армии распределило свои силы по линии фронта протяженностью

30 км. к югу и северу от главных вершин Сьерра-Маэстры, заняв стратегически наиболее важные позиции. 24 и 25 мая противник начал наступление в северном направлении, одновременно атаковав населенные пункты Лас-Минасде-Буэйесито и Лас-Мерседес. С самого начала этой кампании повстанцы оказывали батистовцам исключительно упорное сопротивление. Более суток (30 часов) части регулярной армии, поддержанные танками и авиацией, вели боевые действия с целью захватить населенный пункт

Лас-Мерседес, который защищали лишь 14 повстанцами! За 15 дней наступления батальон под командованием подполковника Санчеса Москеры продвинулся всего на 10 км[A241].

С 28 мая противник начал наступление и на Втором фронте. Усиленной бомбардировке подверглись населенные пункты Ла-Лима, Ла-Хуба, Эль-Агуакате и Ла-Эскондида. 3 июня, преодолев отчаянное сопротивление повстанцев, войска Батисты захватили Баяте. На линии обороны между Баяте и Бомби, используя исключительно благоприятные природные условия, бойцам Р. Кастро удалось приостановить продвижение правительственных войск.

Высадкой 17-го пехотного батальона в Лас-Куэвасе началось наступление и в южном направлении. Повстанцы были вынуждены отступить вглубь Сьерра-Маэстры. Кульминационным моментом наступления батистовцев стал 19 июня. Противник вступил в Лас-Вегас-де-Хибакоа, расстояние до повстанческого центра Ла-Плата составляла всего 4 часа марша. Под угрозой окружения оказались выдвинутые вперед группы повстанцев. Высокая мобильность и хорошее знание местности помогли им разорвать сжимавшееся кольцо окружения.

«Свободная территория Кубы» сократилась до нескольких десятков километров. «С севера и юга, - говорил Ф. Кастро 19 августа 1958 г. в своем выступлении по «Радио Ребельде», - противник далеко продвинулся вглубь Сьерра-Маэстры. Между войсками, атаковавшими с обеих сторон, расстояние по прямой едва составляла семь километров. Но моральный дух наших бойцов был непоколебим. Нам почти полностью удалось сохранить свой резерв боеприпасов и имевшиеся у нас снаряды для миномета. Противник вынужден был затратить много времени и энергии для захвата гористой территории[A242]».

В этот критический момент повстанцы получили небольшое (40 человек), но столь необходимое подкрепление. Выполняя приказ Ф. Кастро, колонна № 2 под командованием К. Сьенфуэгоса прибыла в расположение основных повстанческих сил. Сразу же после этого тяжелого, изнурительного марша Камило сообщил Ф. Кастро: «Мы все желаем, чтобы нам поручили самую опасную позицию, где труднее всего, где надо больше всего воевать. Обещаю, что они к нам не поднимутся». По приказу Главнокомандующего Повстанческой армией вновь прибывшая колонна уже через несколько часов, на рассвете, должна была вступить в бой. «Хотя мы и умираем от усталости, - ответил К. Сьенфуэгос, - мы готовы драться в любое время[A243]».

Этот, казалось бы, незначительный эпизод красноречиво характеризует высокий уровень воинской дисциплины и моральный дух Повстанческой армии. Убежденность в правоте и исторической необходимости своей борьбы, нравственная стойкость были, пожалуй, главным фактором, определившим то, что повстанцы не дрогнули в столь критический момент. Противостоявшие им силы преследовали антинациональные, антиобщественные цели. Две армии – две морали. «Предыдущей ночью у меня было совещание с командирами, - сообщил Ф. Кастро в своем июньском донесении Р. Кастро. – Все хорошо. Боеприпасов мало, но моральный дух на две тысячи процентов. Ребята готовы драться». И далее в том же сообщении: «Позавчера в одном из боев сержант ил лейтенант противника кричал своим ордам: «Вперед, трусы, пусть погибнет хоть сотня, но зато те, кто останется в живых, смогут больше насиловать в Баяте», - все это он сопровождал грязной, нецензурной бранью… Они почти все пьяны, некоторые, очевидно, употребляют наркотики. Все вместе они представляют беспорядочную толпу бандитов, карманников, самых злостных преступников. Они насилуют, грабят и убивают[A244]». Подобного рода «вояки» не готовы были к напряженным, изнурительным, тяжелым боям. Моральный потенциал батистовской армии был крайне низок и подвержен резким колебаниям в зависимости от военной обстановки. Как всегда, генштаб Батисты был уверен в неминуемом разгроме повстанцев. Командующий войсками в Ориенте генерал Э. Кантильо даже прислал Ф. Кастро послание, предлагая прекратить «бесполезное сопротивление». Но «герои» «Колумбии», у которых лопались мундиры от многочисленных орденов, полученных за «наведение должного порядка в стране», явно недооценивали боеспособность повстанцев. Правительственные войска, атакуя партизан небольшими группами, несли потери, не добиваясь никаких успехов.

23 июня 1958 г. Батиста, обеспокоенный бесплодными операциями своей армии, обратился к начальнику Объединенного генерального штаба Ф. Табернилье с рядом вопросов, касавшихся положения дел в Ориенте. Из ответов генерала следовало, что против повстанцев воевало 7010 человек, но для успешного завершения наступления необходимо подкрепление – 1800 солдат и 90 офицеров. Табернилья сетовал на слабое обеспечение этих войск оружием и боеприпасами, что явно не соответствовало действительности. Только одних патронов, по его же собственному признанию, в подсумках этих солдат было 8 млн. 700 тыс. штук.

Согласно ответам генерала, потери регулярной армии с января 1957 по май 1958 г. составляли 264 человек убитыми. 30 военнослужащих дезертировали или отказались воевать. Табернилья считал, что для разгрома повстанцев и подавления революции необходимо готовить ежемесячно 2 тыс. новобранцев. Главную причину неудач своих солдат он видл в том, что войска в Ориенте до сих пор были разъединены на три практически полуавтономные группы под командованием генералов Э. Кантильо, П. Чавиано и полковника С. Эрнандеса, не поддерживавших между собой должных контактов. Табернилья предложил централизовать командование всеми силами в руках генерала Э. Кантильо. Но и эта мера не принесла ожидаемых результатов.

В то время как военные стратеги диктатора считали положение повстанцев почти безнадежным, последние перешли в контрнаступление. 29 июня в местечке Санто-Доминго была разбита одна из лучших частей правительственной армии, батальон, возглавляемый подполковником Санчесом Москерой. Бойцы Ф. Кастро искусно вели войну в условиях горной местности, используя преимущество своих позиций.

 

Победа революции

Основными силами Кубинской революции являлись «Движение 26 июля», «Революционный директорат 13 марта» и Народно-социалистическая партия. Вопрос о боевом единстве этих партий стал одним из самых стержневых. Каждая из них имела свое руководство, свою тактику, свою программу свою программу и определенную сферу действий. Хотя контакты и взаимопомощь существовали между ними с первых дней борьбы, подлинно революционное единство этих организаций окрепло только во второй половине 1958 г.

В октябре 1958 г. был образован Объединенный национальный рабочий фронт (ФОНУ), в состав которого вошли рабочие лидеры Народно-социалистической партии, «Движения 26 июля», Революционного директората и других революционных организаций. ФОНУ взял в свои руки руководство рабочим движением в стране.

Основными направлениями деятельности этого руководящего рабочего центра были агитационно-пропагандистская работа среди пролетариата, подготовка всеобщей забастовки, оказание помощи повстанцам. Для реализации этих задач по всей стране были образованы сотни комитетов ФОНУ, сыгравшие большую роль в дальнейшем укреплении революционного единства левых сил. С момента возникновения «Движения 26 июля», а позже во всех основных документах Повстанческой армии центром социально-экономической программы была аграрная реформа. Необходимость ее проведения вытекала из объективного положения кубинской деревни и настоятельных потребностей аграрного и промышленного развития страны. В ней были заинтересованы крестьянство, рабочий класс мелкая и средняя буржуазия.

В своей революционной пропаганде повстанцы придавали решающее значение аграрной реформе, которую Э. Че Гевара называл «острием копья Повстанческой армии».

10 октября 1958 г. закон № 3 о проведении аграрной реформы был провозглашен в Сьерра-Маэстре. Его основное положение – превращение в собственников земли тех, кто ее обрабатывает.

Гибкая революционная тактика, проводимая Ф. Кастро, нашла отражение и в этом документе. Во избежание разрыва с оппозиционными партиями в этот закон не было включено главное требование аграрной реформы – ликвидация латифундий. Тем не менее интересы многих крупных землевладельцев были сильно ущемлены, так как в бесплатное пользование крестьянам передавались государственные земли, почти полностью контролируемые латифундистами, а также плантации, принадлежавшие прислужникам тирании, и те земельные наделы, которые были захвачены в результате насильственного сгона крестьян.

Крупные латифундии остались нетронутыми прежде всего потому, что осенью 1958 г. Батиста уже не пользовался большой поддержкой их владельцев и владельцев сахарных заводов, многие из которых платили налоги повстанцам, а некоторые даже предлагали им ради сохранения сафры материальную помощь. В этих условиях было бы преждевременно наносить прямой удар по интересам местных и иностранных латифундистов.

В конце 1958 г. Повстанческая армия представляла собой внушительную военную силу.

В освобожденных районах она имела надежные тыловые базы. «Свободная территория Кубы» снабжала повстанцев всем необходимым, за исключением боеприпасов и оружия, которые, как и прежде, добывались в бою и изредка присылались из-за границы.

«Паника царила, - писал Батиста о последних месяцах своего правления, - среди капиталистов и, кажется, в важнейших секторах вооруженных сил. Среди лидеров еще наблюдался энтузиазм, хотя политическими партиями уже овладел скепсис… Положение на фронте с каждым днем ухудшалось[A245]».

Практически парализована была экономическая жизнь провинции Ориенте. В середине декабря была прекращена добыча никеля в шахтах Никаро, дававших 11 % этого ценного металла во всем капиталистическом мире. В Баямо и Гуантанамо из-за отсутствия бензина ездили на лошадях, в Ольгине

в течение 15 дней не было электроэнергии. Впервые с 1862 г., со дня основания, был закрыт завод «Бакарди» по производству рома. Цены на многие продовольственные товары выросли на 40 %.

На заключительном этапе борьбы Повстанческая армия по-прежнему значительно уступала в численности войскам диктатора. По словам Ф. Кастро, ее максимальная численность составляла 3 тыс. человек, но за ними стоял практически весь народ.

9 декабря 1958 г. госдепартамент через своего эмиссара Уильяма Д. Паули предложил Батисте следующий план: 1) образование временного правительства из наиболее умеренных противников диктатора (как только оно будет образовано, США окажут ему помощь оружием на сумму 10 млн. долл.); 2) Батисте и его семье будет разрешено жить в Дейтоне, где он имел собственный дом; 3) новое правительство не будет преследовать сторонников Батисты; 4) через 18 месяцев оно должно будет провести президентские выборы; 5) временное правительство должно быть враждебным к Ф. Кастро и его движению[A246]. Однако Батиста отказался признать эти условия.

Ночью 17 декабря на загородной вилле диктатора «Кукине» состоялась последняя встреча американского посла с Батистой. «Лицо Батисты, - писал Смит, - не выражало ни малейших признаков волнения. Пока мы беседовали, он не сводил с меня своих темных пронизывающих глаз… В соответствии с полученными мною инструкциями я сообщил президенту, что государственный департамент скептически смотрит на любой его план и на всякое намерение оставаться на Кубе неопределенное время[A247]».

В ночь на 1 января 1959 г. Батиста бежал. В мемуарах Батиста писал, что еще в самолете он долго колебался, не зная куда лететь. Испания отказала в визе. США в нем уже не нуждались. Когда один из пилотов доложил ему, что кончились кубинские территориальные воды и экипаж держит курс на Флориду, Батиста, к удивлению всех пассажиров самолета, приказал направиться в Доминиканскую республику.

3 января в Сантьяго-де-Куба, провозглашенным Ф. Кастро временной столицей Кубы, М. Уррутиа принял присягу в качестве президента страны. В полночь с 4 на 5 января Ф. Кастро отдал приказ о прекращении всеобщей забастовки, так как, по его словам, «триумф обеспечен, воинские подразделения уже на стороне революции, а Уррутиа – президент[A248]».

Сформированное М. Уррутиа правительство состояло в основном из представителей той части буржуазной оппозиции, которая лишь формально примыкала к «Движению 26 июля» или заявляла о своей солидарности с ним. От «Движения 26 июля» в него вошли лишь Ф. Перес и А. Харт, занявшие весьма скромные посты. Премьер-министром Кубы был назначен крайне правый по своим взглядам М. Кардона[A249], а министром иностранных дел - Р. Аграмонте. Но, несмотря на это, реальная власть находилась в руках Повстанческой армии, Главнокомандующим которой являлся Ф. Кастро.

Такой состав правительства успокоил американские правящие круги, ревностно следившие за развитием событий в Гаване. В одном из донесений службы разведки президенту Д. Эйзенхауэру говорилось: «Министром иностранных дел Кубы назначен Аграмонте, влиятельный деятель, на наш взгляд, дружески настроенный по отношению к Соединенным Штатам[A250]». Уже 7 января 1959 г. Вашингтон признал новое кубинское правительство, причем, по свидетельству некоторых политических обозревателей, госдепартамент торопился сделать это как можно скорее, так как боялся, что «опередят русские».

8 января ликующая Гавана встречала растянувшийся на несколько километров караван повстанцев, прибывший из Сантьяго-де-Куба, во главе с Ф. Кастро. В тот же день на многотысячном митинге Ф. Кастро отметил, что победа революции отнюдь не означает, «что все проблемы Кубы уже решены, и что каждый из нас будет иметь теперь по дворцу и в будущем жизнь будет для нас для нас легкой прогулкой[A251]». «Первого января, - говорил в те дни Фидель Кастро, - мы только завоевали право начать[A252]».

Одной из наиболее значимых для народа акций революционной власти стало подписание Ф. Кастро 17 мая 1959 г. закона об аграрной реформе.

Партизанская война, начатая в Сьерра-Маэстре, привела к движению народные массы, способствовала их мобилизации на борьбу против диктатуры, до предела обострила противоречия военно-полицейского режима. Ф. Кастро, характеризуя обстоятельства, способствовавшие успешному ходу борьбы, начатой им и его товарищами, писал: «Нам благоприятствовало, во-первых, то, что враги нас вначале не принимали всерьез; во-вторых, многие люди думали, что мы просто романтики и что мы идем на верную смерть; в-третьих, кое-кто думал, что нами движет тщеславие; в-четвертых, существовало мнение, что наша группа революционных руководителей – проводники консервативных или нерадикальных идей[A253]».

 

ГлаваVI

«ОСАЖДЕННАЯ КРЕПОСТЬ»

1960-1991