Военный переворот 10 марта 1952 г.

Политическая ситуация, создавшаяся на Кубе в начале 50-х годов, предвещала победу на президентских выборах кандидату «ортодоксов» (после смерти Э. Чибаса им стал его последователь

Р. Аграмонте, профессор Гаванского университета). Усиление позиций левых сил, кризис буржуазных партий и явный развал крупнейшей из них, партии «аутентиков», заставили внутреннюю и внешнюю реакцию искать «сильную личность», способную предотвратить победу на выборах Партии кубинского народа и повести новое наступление на демократические и прогрессивнее силы страны. «Слабохарактерный» Прио для этой цели уже не годился. «Куба, - писал журнал «Ньюсуик» за неделю до военного переворота, - кажется, превращается в главного представителя мирового коммунизма в Карибском бассейне. Это вовсе не означает, что правительство Карлоса Прио Сокарраса «испортилось». Прио заработал себе репутацию противника коммунизма в свою бытность в свою бытность министром труда. Будучи президентом, он изгнал красных с руководящих постов Конфедерации кубинских рабочих и закрыл коммунистической газету «Ой», но его правительство прилагает слишком незначительные условия для пресечения подпольной деятельности красных[A188]».

Кричащая обложка журнала – «Карибские страны – красный кинжал в спину США» и статья в нем – «Красное вторжение в Центральную Америку – серьезная угроза безопасности США», - в основном посвященная Кубе, явно подготавливала общественное мнение Американского континента к военному перевороту на «жемчужине Антил». Впоследствии Батиста прямо заявил, что «целью революционного движения (военного переворота 10 марта 1952 г. – Авт.) было укрепление демократической системы нашей родины и более тесное сближение со свободным миром. Мы, - продолжал он, - должны были стать заградительным валом против красной опасности[A189]». «Роль, которую отводили батистовской тирании ее вдохновители, - писал Б. Рока, - состояла в том, чтобы противостоять подъему народного и национально-освободительного движения, обеспечивать интересы сахарных трестов, усиливать империалистическое господство путем предоставлений новых обременительных концессий. Она должна была покровительствовать американским экспортерам, хотя это и вело к истощению валютных запасов, осуществлять рекомендации, содержащиеся в плане Траслоу и направленных против интересов трудящихся, усилить огосударствление профсоюзов, назначения сверху их руководящих органов посредством установления обязательного профсоюзного взноса, вмешательства в дела профсоюзов, назначения сверху их руководящих органов и пропаганды идеологии подчинения американскому империализма, идеологии антикоммунизма[A190]».

Выбор реакции пал на Ф. Батисту. Возвратясь на Кубу, он образовал Партию объединенного действия. В этой партии объединились маловлиятельные политические деятели, бывшие деятели, сотрудничавшие с диктатурой Батисты и его конституционным правительством, а также весьма разнородные деятели, входившие в состав различных организаций, которые возникали и исчезали в период с 1933 по 1951 г[A191]. Партия Батисты придерживалась теории географического и экономического фатализма и выступала за полное подчинение Кубы американскому империализму. Ее политическое влияние в стране было ничтожным. Более мощной и реальной силой, на которую мог рассчитывать «сержант-генерал», являлась армия. Несмотря на чистку командного состава, проведенную Грау Сан-Мартином, авторитет Батисты в кубинской армии был достаточно высоким. По свидетельству журнала «Ньюсуик», «во время администрации Грау и Прио молодые офицеры трижды хотели захватить власть и передать ее Батисте[A192]».

Но Батиста выжидал и, как показали факты, выбрал наиболее благоприятный момент, когда окончательно дискредитировавшее себя правительство Прио Сокарраса в течение нескольких десятков минут уступило власть новоявленному узурпатору. Центром переворота стал военный городок «Колумбия», офицеры которого перешли на сторону Батисты, появившегося там ночью 10 марта 1952 г. Из «Колумбии», этой цитадели реакционной военщины, Батиста связался по телефону с важнейшими военными и полицейскими центрами и почти повсюду получил заверения в поддержке его «революции». Сработал определявший в течение десятилетий политическую жизнь страны догмат: «Тот, кто владеет «Колумбией, владеет Кубой». Только начальник воинского гарнизона г. Матансас подполковник Э. Мартин Элена поставил под сомнение законность действий Батисты, на что последний бесцеремонно отрезал в стиле Людовика XIV: «Закон – это мы. Или выполняйте приказания, или слагайте с себя полномочия[A193]».

Уверенность Батисте придавало присутствие в ту ночь в «Колумбии» американского военного атташе Хука. Позже сам Хук подтвердил это. В 1959 г. он написал письмо в защиту генерала Э. Кантильо, предавшего конституционное правительство и перешедшее на сторону Батисты. Судя по этому письму, Хук в ту мартовскую ночь играл одну из главных ролей в сценарии переворота. Именно он предложил «растерявшемуся, со слезами на глазах» генералу поддержать новый режим. «Этот человек, - писал Хук, - не участвовал в заговоре и не знал, что делать. Я посоветовал ему оставаться в «Колумбии[A194]»». Э. Кантильо воспринял этот «совет» как приказ и впоследствии стал одним из самых верных прислужников Батисты.

Паника и неразбериха царили в правительственных кругах. Во дворце никто не помышлял о сопротивлении. Безвольный президент и его приближенные укрылись в мексиканском и других посольствах. К вечеру 10 марта Батиста был полновластным хозяином дворца.

10 марта начиная с 13 часов несколько официальных сообщений нового режима, первым среди них стал первым среди них стало обращение военно-революционной хунты, как претенциозно именовали себя 14 капитанов и 12 лейтенантов из «Колумбии» и военной крепости «Ла Кабанья». Среди лидеров хунты находился лейтенант Рафаэль Салас Каньисарес, получивший в тот же день чин полковника и назначенный начальником национальной полиции. Объясняя причины переворота, «капитан-лейтенанты» цинично заявляли: «Мы, представители армии, флота и полиции, входящие в состав военно-революционной хунты и подписавшие этот документ, сообщаем народу, что цель нашего движения – избавить Кубу от позора кровавого, проворовавшегося режима… породившего в республике состояние беспорядка и анархии». Далее они уверяли кубинский народ: «Мы любим Родину, как верные солдаты республики. Поэтому отдаем судьбу этой революции в руки генерала Батисты-и-Сальдивара, которому имеем честь служить[A195]». Батиста не остался в долгу. В тот же день в целях укрепления своей опоры он приказал повысить жалованье в полиции и денежное содержание в армии.

На первой же короткой пресс-конференции, состоявшейся 10 марта, в военном городке «Колумбия», кубинский диктатор, отвечая на вопрос о мотивах переворота сказал: «Этот переворот был организован военной хунтой, в состав которой входили капитаны и лейтенанты, недовольные, так же как и вся армия, отсутствием со стороны правительства достаточных гарантий для солдат и полицейских, карающих участников противозаконных актов. Кроме того, были еще три причины. Одна из них непосредственно связана с борьбой за власть. Мне сообщили о намерении Карлоса Прио совершить военный переворот 15 апреля, если не укрепится уверенность в победе на выборах К. Эвиа. Узнав об этом и получив приглашение возглавить столь серьезное движение, я твердо решил послужить республике[A196]». О том, каким образом Батиста намеревался служить Кубе, стало известно уже на следующий день.

11 марта были опубликованы «Правительственные статуты», согласно которым кубинский конгресс лишался своих прав, а вся законодательная власть переходила к совету министров, который возглавил сам диктатор. На 45 дней отменялись конституционные гарантии. В «Правительственных статутах» цинично утверждалось, что конституция «будут полностью соблюдаться до тех пор, пока не последуют выступления против режима[A197]».

Но уже 4 апреля 1952 г. Конституция 1940 г. была заменена разработанными советниками Батисты якобы на ее основе «Конституционными статутами». В действительности же последние не имели ничего общего с Конституцией. Ни одна из статей Конституции не вошла в прежней редакции в текст «Статутов», все содержание которых было направлено на законодательное закрепление диктаторского военно-полицейского режима.

Многие статьи «Конституционных статутов» были направлены на еще большее усиление террора против революционных и демократических сил страны. Так, например, статья 41 Конституции 1940 г. предусматривала отмену конституционных гарантий на 45 дней, а «Конституционные статуты» развязывали руки диктатору, так как гарантии отменялись на «время, которое будет необходимо», т.е. на неограниченный срок. Статья 42 Конституции, гласившая, что арестованные могут задерживаться властями не более 10 дней с последующей передачей их следственным органам, было модернизировано таким образом, что из нее исчез 10-дневный срок. Батистовские палачи получили право чинить произвол без суда и следствия, чем они в дальнейшем с лихвой воспользовались. ««Конституционные статуты», навязанные народу, - писал один из кубинских правоведов, - вернули Кубу во времена колонии, во времена капитан-генералов[A198]».

Отменив Конституцию 1940 г., разогнав конгресс, Батиста порвал дипломатические отношения с Советским Союзом и заверил США, что в случае необходимости пошлет войска в Корею.

Государственный департамент незамедлительно признал правительство Батисты. Американская пресса запестрела, по словам Ф. Кастро фразами: «Революционеры 10 марта…», «революционное движение 10 марта…», «великий революционер Фульхенсио Батиста». С восхищением встретили переворот хозяева американских компаний, действовавших на Кубе. В посланной ими 2 апреля 1952 г. телеграмме в газету «Нью-Йорк таймс» говорилось: «Военный переворот и отмена конституционных гарантий покончили со всеми забастовками и требованиями рабочих[A199]». Рупор американского бизнеса – журнал «Уолл-стрит джорнэл» высказал уверенность в том, что «военное правительство Батисты будет твердой рукой управлять рабочими[A200]».

Военно-полицейский режим и деловым, официальным кругам Вашингтона. Американский посол на Кубе Артур Гарднер даже заявил, что «история Кубы начинается с 10 марта 1952 г[A201].».

Военный переворот показал всю зыбкость режима «аутентиков» и стал закономерным итогом глубокого кризиса буржуазной демократии на Кубе. Так штык стал новой кубинской «конституцией», так в год 50-летия республики на Кубе начался еще один этап национальной трагедии.

Зная о ненависти народа к совершенному им перевороту, диктатор сразу же недвусмысленно предупредил: «Если когда-нибудь, к несчастью, на Кубе настанет трудный момент, который заставит нас непосредственно вмешаться, чтобы сохранить общественный порядок и гражданские гарантии, то терпение и великодушие, столь присущие нам, будут иметь границы, которые подскажут обстоятельства[A202]». Готовность Батисты, опиравшегося на узкую социальную базу в стране, поддерживать власть с помощью штыков привела в один лагерь различные оппозиционные силы, несмотря на существование между ними серьезные классовые противоречия.

Наибольшие репрессии диктатура обрушила на рабочий класс и Народно-социалистическую партию, которая была запрещена и работала в подполье.

Разобщенность оппозиционных сил позволила Батисте повести широкое наступление на демократические права и свободы и, по выражению одного из кубинских журналистов, превратить Кубу в концентрационный лагерь.

 

ГЛАВА V

 

КУБИНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

1953 -1959

 

«Поколение столетия» - поколение революции

«Снова сапоги, опять «Колумбия» диктует законы, вновь танки зловеще рычат на наших улицах и грубая сила возвышается над человеческим разумом… Я обращаюсь к мужественным кубинцам. Настал час самопожертвования и борьбы[A203]», - писал молодой адвокат Ф. Кастро спустя несколько дней после военного переворота Батисты.

Фидель Кастро Рус родился 13 августа 1926 г. в местечке Биран (провинция Ориенте) в семье зажиточного земледельца. В 1942-1945 гг. учился в католическом колледже. В 1945 г. поступил на юридический факультет Гаванского университета, который окончил в 1950 г. получив диплом доктора права. Очевидно, что 1947 г. можно считать началом активной политической деятельности Ф. Кастро.

В этом году он принимал участие в подготовке вооруженной экспедиции, целью которой было свержение доминиканского диктатора Р. Трухильо. Экспедицию возглавлял и финансировал находившийся на Кубе в эмиграции доминиканский генерал Х. Родригес. По приказу Грау Сан-Мартина ее осуществление было сорвано.

Путь Ф. Кастро в революцию – это путь отречения от своего класса. Еще на студенческой скамье он начал искать способы вывода Кубы из социально-экономического и политического кризиса.

На формирование мировоззрения Ф. Кастро большое влияние оказали жизнь, борьба и революционное наследие выдающегося кубинского поэта и революционного демократа Хосе Марти.

В 1948 г. Ф. Кастро вступил в Партию кубинского народа («ортодоксы»). В следующем году он начал посещать марксистский кружок в Гаванском университете. Среди работ, изучение которых входило в программу кружка, были произведения В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», «Империализм, как высшая стадия капитализма», книга Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», «История ВКП(б) и др.

«В это время (до военного переворота 10 марта 1952 г. – Авт.) – говорил впоследствии Ф. Кастро, - я читал марксистские произведения и знал многие вещи, хотя все еще имел несколько романтическое мировоззрение. Но я понимал нужды масс и отдавал себе отчет о том, что борьба, эпизоды борьбы могут мобилизовать их[A204]».

В начале 50-х годов у Ф. Кастро сложились, по его словам, «некоторые политические идеи о необходимости структурных перемен». «До переворота, - говорил он в интервью американскому журналисту Л. Локвуду, - я думал об использовании легальных средств, хотел сделать парламент отправным пунктом в создании революционной платформы и мобилизации масс… Именно мобилизации, - подчеркивал Ф. Кастро, - а не как прямое средство реализации этих перемен. Уже тогда я был убежден, что осуществить их можно только революционным путем. Я уже имел достаточное представление о действительности, чтобы понять ее именно так. Однако некоторые аспекты моих суждений были еще наивны и ошибочны. Я еще не был марксистом и не считал себя коммунистом[A205]».

Сразу же после военного переворота Ф. Кастро выступил с резким осуждением Батисты и установленного им режима, с разоблачением обещаний диктатора обеспечить «работу, мир и прогресс». «Конечно, надо было сбросить правительство казнокрадов и убийц. Именно это мы и пытались гражданским путем при поддержке общественного мнения и с помощью народных масс. Но какое право имеют на это те, кто безгранично воровал и убивал вчера, а сегодня действует от имени штыков? Это не мир, а семена гнева. Это не радость, а траур и грусть, в которые погрузилась нация при виде столь трагичной панорамы[A206]».

В борьбе против тирании Фидель хотел быть «одним из солдат». «Ружье и приказ – вот все, что я желал в тот момент[A207]», - говорил он. Но лидеры распавшейся на фракции партии «ортодоксов» проявляли крайнюю нерешительность. По словам Рауля Кастро, они «проповедовали пассивность, призывали вести себя «достойно», направляли без конца бесчисленные жалобы в ОАГ (Организация американских государств – Авт.) и обращались с малодейственными призывами – не покупать одежду и обувь, не ходить в кино, покупать как можно меньше, выразить моральное порицание и т.д. и т.п[A208].».

Радикально настроенная молодежь «ортодоксов» решительно отмежевалась от лидеров буржуазной оппозиции, от всякого рода политиканов, этих, по выражению Р. Кастро, «людей-пробок», остававшихся на поверхности при любых политических бурях. Возникло патриотическое движение «Поколение столетия Апостола свободы», поставившее своей целью достойно отметить 100-летие со дня рождения Х. Марти.

В эту организацию входили рабочие, студенты и представители интеллигенции. Вскоре к ним примкнули несколько десятков крестьян. Возглавили это движение его создатели Фидель Кастро и Абель Сантамария.

Руководящее ядро «Поколения столетия» (Ф. Кастро, А. Сантамария, Р. Кастро, Н. Лопес и др.) стояла на позициях боевого демократизма и критически-революционного отношения к кубинской деятельности. Лидерам движения были присущи и социалистические тенденции. Они понимали, что для свержения тирании нужно было прежде всего поднять народные массы. Для того, чтобы завоевать доверие народа и убедить его в возможности успешной вооруженной борьбы против диктатуры, чтобы, наконец, захватить необходимое оружие, Ф. Кастро и его товарищи решили захватить военную казарму Монкада в Сантьяго-де-Куба и казарму в Баямо.

Около года шла подготовка к штурму. Патриотам пришлось преодолеть огромные трудности. Чтобы собрать средства, необходимые для приобретения оружия, многие из них, например, Монтане, Ченард, Алькальде и другие, отдавали все, что имели. Ренато Гитар и Абель Сантамария хорошо изучили схему казарм и распорядок дня воинского гарнизона. В условиях строжайшей конспирации 165 человек, в том числе 2 женщины, собрались 15 июля 1953 г. в усадьбе «Сибоней», находившийся в 15 минутах езды от Сантьяго-де-Куба.

Накануне штурма Ф. Кастро, обращаясь к товарищам по борьбе, сказал: «Через несколько часов мы можем победить или стать побежденными. Но знайте, наше движение все равно восторжествует. Если мы завтра победим, скорее осуществится то, о чем мечтал Марти: если окажемся побежденными, наши действия послужат примером для народа Кубы, и из этого народа выйдут новые люди, готовые поднять знамя и идти вперед, готовые умереть за Родину. Народ поддержит нас в Ориенте и на всем острове. Молодежь «Столетия Апостола», как в 1868 и 1895 г. здесь в Ориенте, мы впервые призовем: «Свобода или смерть!»»

26 июля в 5 часов 15 минут одновременно в Сантьяго-де-Куба и Баямо начался штурм воинских казарм. Основные силы патриотов, сосредоточенные в Сантьяго, были разделены на три группы. Самая большая, в составе 95 человек, во главе с Ф. Кастро, штурмовала Монкаду.

Численное соотношение сражавшихся было 1 к 15 в пользу правительственных войск. Несмотря на героизм и мужество молодежи «Поколения столетия», ей пришлось отступить. На специальном совещании, созванным Батистой в Гаване, диктатор заявил, что считает позором и стыдом для армии, что она понесла в три раза больше потерь, чем нападавшие, а потому приказал за каждого убитого солдата расстрелять десять пленных. Многие попавшие в плен молодые революционеры были убиты, некоторых из них заживо закопали со связанными за спиной руками, остальных предали суду.

Своеобразие кубинского революционного процесса, начавшегося 26 июля 1953 г., состояла в том, что возглавляли его представители мелкой буржуазии. Самая радикальная ее часть решительно и твердо, хотя в теоретическом плане еще не всегда осознанно, встала на защиту «своих будущих интересов».

 

«Движение 26 июля»

Судилище над участниками штурма Монкады (сентябрь – октябрь 1953 г.) превратилось в суд над диктатурой. Обвиняемый Ф. Кастро стал главным обвинителем кровавого военно-полицейского режима.

В своей 5-часовой речи на суде «История меня оправдает» он призвал народ к борьбе за выполнение предложенной им революционной программы преобразования кубинского общества. Это была по существу антиимпериалистической, народно демократической революции. Завоевание политической власти, проведение аграрной реформы, национализация электрического и телефонного трестов, принадлежавших американским компаниям, разрешение жилищной проблемы и проблемы образования и здравоохранения, ликвидация безработицы – вот те основные пункты, на разрешение которых нацелил Ф. Кастро в своей речи.

В тюремной камере Ф. Кастро, по его словам, «долгие часы» думал о том, какой должна быть революционная организация «Движение 26 июля». «В первую очередь я должен организовать всех людей 26 июля, - писал он в одном из писем с острова Пинос, - и объединить в монолитный строй всех борцов, находящихся в эмиграции, в заключении и на свободе». Решающее значение при создании этой организации Ф. Кастро придавал «прекрасно дисциплинированному ядру», которое, по его расчетам, должны были войти более 80 человек. «Обязательные условия… для создания настоящего гражданского движения – считал он, - идеология, дисциплина руководство. Важны все три условия, но руководство – главное[A209]».

В то время Ф. Кастро придавал большое значение разъяснению народу целей и задач, которые ставила перед собой рождавшаяся новая революционная организация, поэтому он решил издать подпольно свою речь на суде. «История меня оправдает!» в 1954 г. была напечатана подпольно 20-тысячным тиражом.

Говоря впоследствии о характере своей речи на суде, Ф. Кастро отмечал: «Этот документ помимо всего прочего написан с достаточной осторожностью, дабы изложить ряд главных пунктов и в то же время не допустить, чтобы наше поле деятельности в рамках революции было ограничено, не допустить, чтобы этот документ сузил наши силы… Если бы мы не написали этот документ с достаточной осторожностью, если бы он представлял собой более радикальную программу… то разумеется, революционное движение, борьба против Батисты не приобрели бы того размаха, какой она приобрела, сделав возможной победу[A210]».

Разумная, точнее сказать, стратегическая осторожность отличала кубинских руководителей «Движения 26 июля» на всех этапах борьбы против Батисты. И это было оправданно, так как с момента возникновения организации и вплоть до победы революции в рядах «Движения состояли разнородные социальные группы, отличающиеся пестротой идеологических наслоений.

Политическая обстановка на Кубе в 1953-1955 гг. характеризовалась ростом сопротивления кубинского народа. Бастовали рабочие сахарной и табачной промышленности, железнодорожники и рабочие портов. Ярким подтверждением слабости военно-полицейского режима стал стали президентские выборы 1954 г., когда, несмотря на мобилизацию всего репрессивного аппарата, по явно завышенным данным правительственной администрации, в голосовании участвовали только 60 % кубинцев. Батиста был «избран» президентом и «официально» вступил на этот пост 24 февраля 1955 г.

В мае диктатор, следуя традиции, сложившейся среди избираемых глав государств, объявил амнистию. Ф. Кастро (осужденный на 15 лет) и его товарищи вышли на свободу, полные решимости продолжать борьбу.

Кризис в кубинской сахарной промышленности (1952 г. – 7 011 438 т., 1953 г. – 5 077 690; 1954 г. – 4 813 202 т.; 1955 г. – 4 456 113 т; 1956 г. – 4 664 965 т[A211].) повлек за собой ухудшение за собой экономической жизни страны. Причиной кризиса явился монопольный контроль Соединенных Штатов над кубинской экономикой. С 1945 по 1952 г. почти половина потребляемого в США сахара вывозилась с Кубы. К 1952 г. восстановили свою сахарную промышленность Филиппины, Пуэрто-Рико, Гавайские острова, возросло производство сахара из сахарной свеклы в самих Соединенных Штатах. В целях поддержания высоких цен и защиты американских сахарных магнатов от конкуренции со стороны более дешевого кубинского сахара конгресс США в 1952 и 1956 гг. сильно урезал выделенные для Кубы квоты. Правительство Батисты в угоду Вашингтону и в ущерб интересам своего народа пошло на резкое сокращение производства сахара. 1750 тыс. т. сахара не было пущено в продажу после урожая 1952 г. В общей сложности 140 тыс. кабальерий плантаций сахарного тростника не убирались в течение 1953-1955 гг. Сокращение производства сахара прежде всего отразилось на торговых связях Кубы с европейскими и азиатскими странами, с которыми она всегда имела активный торговый баланс. Так, в 1954 г. европейским странам было продано на 20,9 % меньше, чем в 1953 г.

С каждым днем народные массы все более убеждались, что военный переворот был направлен

не против правительства Прио Сокарраса, а прежде всего против них самих, против их чаяний, против их борьбы за разрешение кубинского социально-экономического кризиса, за достижение подлинной национальной независимости. Недовольство Батистой охватило широкие слои кубинского общества, но отсутствие единого руководящего центра и разобщенность оппозиционных сил привело к стихийному развитию революционного процесса в 1953 – 1956 гг., что позволило диктатору легко подавлять с помощью штыков все выступления, направленные против его режима. В стране имелись десятки различных групп и организаций с самой разнообразной политической ориентацией. Многие из них видели цель борьбы в физическом уничтожении диктатора или контрперевороте.

До 19 марта 1956 г. руководящее ядро «Движения 26 июля» формально принадлежало к партии «ортодоксов». Но это ни к чему не обязывало ни Ф. Кастро, ни его товарищей по борьбе, придерживавшегося самостоятельного, независимого курса с момента подготовки штурма Монкады.

В «Движение 26 июля» вошли члены «Поколения столетия», а также другие революционные организации и группы, состоявшие в основном из рабочих, студентов, представителей мелкой буржуазии.

В августе и декабре 1955 г. руководство «Движения 26 июля» обратилось с двумя манифестами к народу, в которых нашли свое отражение цели и задачи «Движения». В этой связи осбый интерес представляет «Первый манифест 26 июля народу Кубы», написанный Ф. Кастро 8 августа 1955 г.: «26 июля – не политическая организация, а революционное движение. Его ряды будут открыты для всех кубинцев, искренне желающих восстановить на Кубе политическую демократию и установить социальную справедливость».

Программа «Движения 26 июля», помещенная в этом документе, включала следующие пункт

1. Ликвидация латифундизма. Распределение земли между крестьянскими семьями. Экономическая и техническая помощь государства трудовому крестьянству. Сокращение налогов.

2. Восстановление всех рабочих завоеваний, уничтоженных диктатурой. Право рабочих на широкое участие в распределении прибыли всех крупных промышленных, торговых и горнодобывающих предприятий.

3. Немедленная индустриализация страны на основе большого плана, разработанного и реализованного государством.

4. Резкое снижение оплаты всех видов жилплощади в интересах 2 млн. 200 тыс. человек, занимающих ее; строительство государством «достойных жилищ» для 400 тыс. семей, живущих в «отвратительных лачугах»; электрификация сельской местности.

5. Национализация предприятий сферы обслуживания, производящих электроэнергию, газ и обслуживающих телефонную сеть.

6. Строительство 10 детских городов для проживания и полного обучения в них 200 тыс. детей рабочих и крестьян, которые не имеют возможности одеть и прокормить их.

В манифесте предусматривалась также реформа образования и налоговой системы, реорганизация административного аппарата, уничтожение всех форм расовой дискриминации. В последнем пункте этого документа говорилось о конфискации имущества всех расхитителей казны предыдущих правительств без какого-либо исключения. Полученные таким образом сотни миллионов песо предназначались бы для реализации отдельных преобразований, изложенной выше программы[A212].

Основные требования манифеста фактически совпадали с программой, изложенной в речи «История меня оправдает», и соответствовали интересам абсолютного большинства кубинского народа. В манифесте нашли отражение задачи аграрной, антиимпериалистической революции, борьбы за национальную независимость.

Второй манифест 26 июля «К народу Кубы» был написан Ф. Кастро 10 декабря 1955 г. Этот документ убедительно опровергает утверждения тех авторов, которые считают, что Кубинская революция стала плодом заговора небольшой группы революционеров. «Революция в отличие от путча – дело народа», - говорилось в нем. «Второй манифест», как и все документы «Движения 26 июля», обращен ко всему кубинскому народу. «Сегодня, - заявляло руководство «Движения 26 июля», - мы можем сделать то, чего не могли тогда (во время штурма Монкады – Авт.), - обратиться публично к народу с призывом помочь нам подготовить страну к великой революции».

В 1955-1956 гг. география «Движения 26 июля» значительно расширилась. Из кубинских политических эмигрантов были образовано инициативные группы этой организации в Мексике, Венесуэле, Коста-Рике, Сальвадоре, Пуэрто-Рико и в ряде американских городов – Майами, Чикаго, Бостоне и др.

Во многих городах США кубинские эмигранты основали патриотические клубы. Основной задачей этих групп и клубов были сбор средств и приобретение оружия[A213].

Кампания по сбору средств, несмотря на трудности ее реализации, имела значительный успех на Кубе. Распространялись «боны свободы», которые добровольно приобретали за определенную сумму состоятельные граждане, довольно популярным среди народа стал лозунг «Каждый гражданин должен пожертвовать одно песо». Но военный и экономический потенциал диктатуры, пользующейся большой поддержкой правительства США, был весьма высок. Вот почему финансовый вопрос и проблема приобретения оружия оставались для «Движения 26 июля» наиболее сложными вплоть до победы революции.

На Кубе в 1955-1956 гг. организации «Движения 26 июля» действовали в нескольких городах. Наиболее сильными они были в Гаване и Сантьяго-де-Куба. В этот период их деятельность была направлена на сбор материальных средств, приобретение оружия, пропаганда целей движения, вовлечение новых членов, осуществление различных актов саботажа. Большую работу по организации «Движения 26 июля» на Кубе и за границей проводили Фидель Кастро, Рауль Кастро, Франк Паис, Армандо Харт, братья Амейхейрас, Селия Санчес, Вильма Эспин, Ньико Лопес, Пепито Тей, Педро Мирет, Лестер Родригес, Фаустино Перес, Айде Сантамария, Мельба Эрнандес и другие.

Центром борьбы против Батисты было решено оставить провинцию Ориенте, поэтому во второй половине 1956 г. национальное руководство «Движения 26 июля» переехало из Гаваны в Сантьяго-де-Куба.

В то время как на Кубе велась интенсивная работа по укреплению «Движения 26 июля», Ф. Кастро руководил в Мексике подготовкой к развертыванию вооруженной борьбы против Батисты.

Кроме «Движения 26 июля» подлинно революционные силы кубинского общества представляли Народно-социалистическая партия (НСП) и Революционный директорат, объединявший в основном патриотически настроенное гаванское студенчество.

Кубинские коммунисты, осудившие военный переворот, отдавая дань мужеству молодых патриотов, в целом отрицательно отнеслись к попытке «Молодежи столетия» захватить казармы Монкада, считая эту акцию недостаточно подготовленной, похожей на мелкобуржуазный путч.

Несогласие с формой борьбы, избранной Ф. Кастро и его товарищами, отнюдь не означало полной недооценки того революционного потенциала, который был заложен в политической деятельности молодежного крыла партии «ортодоксов». Еще в начале 1949 г., анализируя изданную молодежным отделом Партии кубинского народа («ортодоксы») брошюру «Идеологическое и политическое мышление кубинской молодежи», один из руководителей НСП, Карлос Рафаэль Родригес, отмечал антиимпериалистическую направленность борьбы молодых «ортодоксов» и влияние марксистско-ленинской теории на формирование их мировоззрения.

Активное участие в борьбе против военно-полицейского режима принимал Революционный директорат.

Федерация университетских студентов (ФУС) резко осудила военный переворот 1952 г. в «Декларации принципов» от 14 марта 1952 г. В этом документе, в частности, говорилось: «Необходимо уточнить отныне и навсегда… Мы не защищаем интересы никакой политической партии и никакой группы. Мы защищаем Конституцию, народный суверенитет и гражданское достоинство[A214]».

Но это была не более чем декларация. Впоследствии Ф. Кастро отмечал, что большинство лидеров ФУС в начале 50-х годов занимали антикоммунистические позиции, тем самым крайне затрудняя мобилизацию молодежи на борьбу с диктатурой.

У студентов еще не было четкой революционной программы. Они были убеждены, что всеобщая ненависть и его режиму требовала немедленного, решительного шага, который бы вдохновил бы народные массы на борьбу. Таким толчком к революционному энтузиазму народа они считали физическое уничтожение диктатора и его ближайших пособников. Отсюда и главный лозунг Революционного директората – «наносить удар сверху».

 

Экспедиция «Гранмы»

В 1956 г. Ф. Кастро руководил более крупной, чем в 1953 г., чем в 1953 г., революционной организацией, группы которой действовали по всей стране и за границей. Боевой опыт, приобретенный

Ф. Кастро и его товарищами при штурме Монкады, был использован в процессе подготовки новых боевых отрядов.

Вместе с Ф. Кастро эмигрировали в Мексику оставшиеся в живых участники штурма Монкады. Они часть кубинских политических эмигрантов в Мексике образовали отряд, численность которого превосходила 100 человек. Обучал их искусству ведения партизанской войны полковник испанской Республиканской армии Альберто Байо[A215], который так рассказывал о своем первом знакомстве с Ф. Кастро: «Кастро пришел ко мне домой в Мехико и попросил, чтобы я уделил три из моих немногих часов отдыха обучению его товарищей технике партизанской войны. Я ответил, что он может рассчитывать на меня все 24 часа, начиная с завтрашнего дня. Оставив все свои дела в Мехико, я начал посещать дома-лагеря, где жили революционеры, подчиненные строгой дисциплине[A216].

В процессе боевой подготовки большое внимание уделялось штабной работе, ведению уличных боев в городах, изготовлению и применению динамитных бомб. На «выпускных экзаменах» лучшим оказался молодой аргентинский врач Эрнесто Че Гевара, встретившийся с Ф. Кастро в июле 1955 г. и с тех пор связавший свою судьбу с Кубинской революцией. Первая же встреча с Фиделем произвела огромное впечатление на Че Гевару. Они беседовали около 10 часов, с восьми вечера до следующего утра. Рассказывая об этой встрече Ильде Гадеа, Че, восторженно отозвавшись о Ф. Кастро, сказал: «Только такому человеку, как он, я готов помогать во всем[A217]».

Вопрос о мировоззрении членов отряда, созданного под руководством Ф. Кастро в Мексике, представляет большой научный интерес, ведь Монкада, Сьерра-Маэстра – важнейшие этапы формирования революционного ядра «Движения 26 июля», которое в процессе революции проделало путь от революционно-демократического движения до научного социализма.

Необходимо отметить, что в целях создания широкого фронта руководство «Движения»

не стремилось в этот период к какой-либо идеологической унификации своих членов. Некоторые из них видели цель только в захвате любыми средствами власти, включая и новый государственный переворот. Че Гевара вспоминал об одном из таких борцов против диктатуры, оказавшемся в Мексике. Во время подготовки вооруженной экспедиции на Кубу он говорил Геваре: «Все очень просто. Мы должны совершить государственный переворот. Батист совершил переворот и захватил власть. Надо сделать еще один и лишить его этой власти… Батиста предоставил американцам сто концессий, мы им предоставим сто одну». «К счастью для нас, - писал Э. Че Гевара, - он и те, кто поддерживал эту точку зрения, покинули наше революционное движение и избрали другой путь[A218]».

Среди тех, кто готовился в Мексике к партизанской войне, были несколько человек, на которых марксистско-ленинская литература уже оказывала большое влияние. Участник тех событий Фаустино Перес писал, что в тот период «Че, Рауль, Фидель и Ньико Лопес (он погиб в первые дни после высадки десанта с «Гранмы». – Авт.) были знакомы с марксистской литературой[A219]», и отмечал, что именно они выделялись своей политической подготовкой.

По свидетельству Ильды Гадеа, уже тогда Че Гевара «выражал чувства глубокой симпатии к достижениям советской револ<