О советской национальной политике и понятии национализм

Выше уже говорилось об ошибочной теории построения мировой системы социализма. Однако ошибки, допущенные КПСС в межнациональных отношениях не ограничивались одной только внешней политикой. На те же грабли ортодоксального марксизма советская власть наступила и при проведении национальной политики внутри СССР.

В связи с этим попробуем, опираясь на теорию этногенеза, ответить еще на один вопрос: каковы этнологические предпосылки распада СССР? О крушении СССР много говорилось и писалось, но, насколько нам известно, с точки зрения теории Гумилёва эта проблема всерьез еще не рассматривалась.

 

Общеизвестно, что в СССР царило подлинное национальное равноправие. В отличие от других империй у нас не было экономически и политически господствующей нации. И не один народ, даже самый малочисленный не исчез. Поэтому, безусловно, достижений (тактических) в советской национальной политике было немало. Однако наряду с этим были допущены и серьезные ошибки, точнее – стратегические просчеты.

Главной ошибкой в национальной политике ВКП (б) – КПСС была установка на постепенное выравнивание всех этносов под один шаблон – «советский народ». То есть безнациональный какой-то народ. Эта установка вытекала из идеологии марксизма, в которой на первом месте были классы, а нации уже потом. После мировой революции, не сразу, но постепенно, все народы на планете должны были слиться в одну братскую космополитическую семью. (Поэтому, заметим, современные «фининтерновские» глобалисты к левому глобалисту Марксу относятся весьма благосклонно.) И в это верили не только ортодоксальные марксисты-теоретики, но и многие советские руководители сталинской эпохи. У Молотова, когда он уже был на пенсии, писатель Ф. Чуев как-то спросил: «А при коммунизме сохранятся национальные особенности? – Ну, это сотрется. – Но это же плохо! – Почему плохо? Обогатимся!..». А ведь Молотов был долгое время вторым человеком после Сталина… У Сталина, заметим, подобных высказываний нет.

Установка на нивелирование этносов по социальному шаблону привела к серьезным перекосам в советской национальной политике. В первые годы после революции был нанесен удар по религии и многим национальным обычаям (т. е. культурно-этнической традиции), которые были объявлены пережитками феодализма. Это коснулось не только православных, но и буддистов, и шаманистов, и, в частности, мусульман, которые, в большинстве своем, жили до революции по законам шариата. Например, зачем надо было «освобождать женщин Востока», если они вовсе не нуждались в освобождении, или ставить вне закона религиозные праздники и посты, или запрещать калым – плату за невесту? Зачем надо было отнимать детей у северных народов и помещать их в школы-интернаты, где они, отрываясь от векового кочевническо-охотничьего уклада, теряли традиционные навыки и зачастую превращались в поселковых бомжей.

Это была, заранее обреченная на неудачу, попытка с помощью декретов исправить (снивелировать) этнический стереотип поведения, который, как мы знаем, является результатом длительного природного процесса – этногенеза. И который «исправлению» в принципе не поддается.

Кроме того, с первых лет советской власти новым правительством всячески поощрялось перемешивание народов внутри СССР; в первую очередь – практика переселения русских, украинцев, белорусов и других «внутренних» этносов на национальные окраины – в братские республики Средней Азии, Кавказа, затем – в Прибалтику, на Западную Украину и в Молдавию.

Такая национальная политика вызывала естественное недовольство национальных меньшинств и ассоциировались с русской властью. И все эти обиды они запомнили… Потом это всплывет в конце 1980-х годов.

Незадолго до распада СССР Гумилёв в одном из интервью говорил: «Не нужно навязывать людям других этносов не свойственный им образ жизни. Не нужно обижать людей потому, что их поведение отличается от нашего… Не нужно заставлять всех жить вместе. Лучше жить отдельно, зато в мире».

Таким образом, получается – то хорошее, что было в идеологии социализма – идеи социальной справедливости, равенства, дружбы народов – помогло построить уникальное государство – СССР. А то, что было плохое, точнее неосуществимое, в конечном счете, вступило в противоречие с жизнью и явилось одной из причин возрастания местных национализмов в союзных и автономных республиках. Ведь те же узбекские или якутские националисты были недовольны не столько «русификацией», сколько унификацией по национальному признаку.Хотя и могли называть это русификацией. Такая вот выходит диалектика.

Теперь надо особо сказать о положении русского этноса в СССР. Ведь что получилось? Во-первых, в результате «интернациональной политики» проводимой ВКП(б), русские потеряли значительную часть своих земель. Границы между РСФСР и союзными республиками, так же как границы внутри РСФСР, были проведены очень вольно, по принципу – нарисуем, будем жить! В итоге от России оторвали не только Новороссию с Донбассом и (позже) Крым, но и Северный Казахстан, и земли терского казачества, и кое-что еще. При этом русские даже не получили своей собственной государственности.

Во-вторых, при образовании СССР по ленинскому плану национальным республикам было дано не только право на закрепление за собой территории, но и право на отделение от империи. А это уже противоречило логике существования самой империи! Мало кто знает, но знаменитое «право наций на самоопределение» вытекало отнюдь не из стремления защитить малые нации, а из-за стратегической установки на мировую революцию, в перспективу которой в 1922 году Ленин еще продолжал верить. Предполагалось, что европейские и азиатские народы, свергая своих капиталистов, смогут добровольно присоединиться к такому свободному «союзу равных». (И в результате на планете возникнут Соединенные Штаты Мира, о которых Ленин писал еще в 1915 году.) Войти же в состав унитарного, централизованного Российского государства, которое предлагал Сталин (по плану автономизации), эти страны вряд ли пожелают.

Весьма показательно, что уже после образования СССР, в начале 1923 г. Ленин предлагал пойти на еще большие уступки национальным республикам, и вместо СССР создать конфедерацию, лишь с военным и дипломатическим центром. Причиной стало раздутое противниками Сталина «грузинское дело» с участием Орджоникидзе, который «сильно обидел» грузинских коммунистов. Боясь раскола в партии, что повредило бы дальнейшему продвижению мировой революции, Ленин готов был пойти навстречу требованиям «национал-уклонистов», среди которых самыми рьяными были грузинские и украинские партийные руководители. Ленин обещал выступить в их поддержку на ближайшем съезде. И выступил бы, но – помешала болезнь; после третьего инсульта Ленин уже не оправился.

Еще одним неприятным результатом национальной политики космополитического большинства в руководстве ВКП (б) стала установка на коренизацию национальных окраин, которая была официально провозглашена в апреле 1923 года. Это было целенаправленным ударом по «русскому шовинизму». На первом этапе коренизации планировалось заменить русский язык национальными в администрациях, школах и учреждениях культуры. Например, на Украине эта программа получила название украинизации. До 1 января 1926 г. все служащие госучреждений должны были выучить украинский язык под угрозой увольнения с работы. Решено было украинизировать газеты, книжные издательства, театры, вывески, надписи и пр.

Евразиец Н. Алексеев, предчувствуя, чем может обернуться такой избыток «национальной свободы», в конце 20-х гг. писал: «Создав в пределах Союза большое количество национальных республик… коммунисты… способствовали пробуждению местного национализма, который не может не угрожать превращением в самостоятельную силу… Это чрезвычайно грозное явление, быть может, одно из самых опасных для судеб не только советского правительства, но и будущей России».

Таким образом, с созданием национальных государственных образований в рамках СССР и введением пункта о самоопределении, в декабре 1922 года в структуру СССР была заложена бомба замедленного действия, которая на рубеже 90-х гг. взорвалась. И это ударило в первую очередь по 25 млн. «заграничных» русских, большинство из которых оказалось в национальных республиках не по своей воле. Они были или искусственно отрезаны от России при образовании новых республик (Новороссия, Сев. Казахстан), или выехали в 1930 – 60 гг. по оргнабору – поднимать экономику и социальную сферу национальных окраин (это – помимо эвакуированных во время войны). Особенно много русских выехало из России при Хрущеве, который, будучи «стихийным» троцкистом, вообще не понимал, что кроме классового существует еще и национальный подход! Хрущев всерьез собирался построить в СССР коммунизм за двадцать лет (к 1980 г.). А раз так, то смешение разных этносов рассматривалось как шаг к слиянию наций в единый «советский народ», как непременное условие строительства коммунизма.

В конечном счете, эти искусственные перемещения привели к тому, что был нарушен главный принцип существования народов в полиэтническом государстве, сформулированный Гумилёвым: «Рядом и порознь». Когда этносы живут в мире, не вмешиваясь в дела друг друга (как уже упоминалось – этнический симбиоз, или другой вариант – ксения). При этом, подчеркнем, основной вектор миграций тогда был направлен не в Россию, аиз России.

Историческая практика показывает, что национальные конфликты вспыхивают тогда, когда происходят массовые этнические слияния и взаимопроникновения. Именно массовые, когда счет мигрантов идет не на тысячи, а на сотни тысяч и миллионы. Гумилёв говорил: «Межнациональные конфликты происходят так же естественно, как… возникновение при вольтовой дуге искры». И особенно острыми эти конфликты бывают в тех случаях, когда перемешивание этносов происходит на суперэтническом уровне. Именно это произошло в Прибалтике (европейский суперэтнос), на Западной Украине (особый регион, тяготеющий к Европе), на Кавказе (суперэтнический перекресток) и в Средней Азии (мусульманский суперэтнос).

В результате в конце 1980 – нач. 90-х гг. миллионы русских подверглись гонениям (особенно на Кавказе и в Сред. Азии), и вынуждены были бежать от «братьев меньших» на историческую родину в Россию. А те, кто убежать не смог оказались в бывших республиках СССР в положении граждан второго сорта.

Говоря о положении русских в СССР, следует обратить внимание еще на один перекос. Так получилось, что в последние годы существования Союза уровень жизни русского населения оказался ниже, чем в большинстве национальных республик. Национальные меньшинства на Кавказе, в Прибалтике, да и во многих районах Средней Азии жили богаче, чем национальное большинство в вечно нищей Центральной России. И это притом, что национальные окраины были подняты из бедности и отсталости в основном русскими, и на русские деньги. Огромные средства были брошены на создание местной промышленности, науки, образования, медицины. В Средней Азии, например, все это пришлось поднимать с нуля. В итоге Большой брат стал постепенно превращаться в Бедного родственника. И это, естественно, не прибавило уважения к русским со стороны нерусских народов. Ведь стремятся дружить, как известно, с сильными и богатыми.

Почему же русские оказались в таком униженном положении? Корни уходят туда же – в троцкистско-бухаринскую «интернациональную» (точнее – русофобскую) политику. Известно заявление Бухарина на XII съезде партии в 1923 году: «Мы в качестве бывшей великодержавной нации… должны поставить себя в неравное положение… Только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить доверие прежде угнетенных наций».

При этом главной задачей для подобных руководителей-космополитов продолжала оставаться борьба с «великорусским шовинизмом». В том же 1923 году на совещании ЦК с партийным руководством национальных республик было заявлено, что уклон к местному национализму «является реакцией против великорусского шовинизма». Наиболее рьяные участники совещания призывали «заткнуть глотку» «чудищу великодержавничества» (Скрыпник), «вытравить его окончательно, прижечь каленым железом» (Зиновьев), не расслабляться, а настраиваться на длительную борьбу, поскольку «великорусский шовинизм будет, пока будет крестьянство» (Микоян). Здесь надо подчеркнуть – «на длительную борьбу».

К этому следует добавить, что неприязнь к русской нации была, в известной степени, унаследована многими марксистами от их учителя – Карла Маркса. В советское время эта русофобия Маркса замалчивалась, но факт остается фактом: Маркс Россию (да и всю «славянскую сволочь», как он выражался) сильно не любил. Считал русский народ варварским, «неисторическим», «контрреволюционным», и поэтому обреченным на гибель (!) в огне мировой революции. Он всерьез утверждал: «Ненависть к русским была и продолжает быть первой революционной страстью». (Вот тебе и «Интернационал»!)

Что касается Ленина, то он в подобные русофобские крайности не впадал. Однако его позиция по национальному вопросу не была однозначной. Многое здесь зависело от конкретной политической ситуации. Когда требовалось, Ленин называл себя «великоруссом», когда требовалось – клеймил «русский шовинизм». Но чаще все-таки клеймил. Особенно выделяется в этом отношении его статья «К вопросу о национальностях и «автономизации», датированная 30 декабря 1922 г. (день образования СССР). В ней Ленин берет под защиту национализм угнетенных «малых наций» и гневно осуждает национализм «больших наций». (Хотя в истории бывало и наоборот: малые нации угнетали большие нации.) Помимо нападок на «русский национализм» в статье говорится о «роковой роли Сталина». К нему относится выражение «шовинистическая великорусская шваль» (!), поясняется, что и грузин может быть «грубым великорусским держимордой». Заодно достается и стороннику Сталина поляку Дзержинскому. По этому поводу Сталин позже скажет: «Это не Ленин говорит – это болезнь его говорит»...

Надо, однако, заметить, что такой болезнью – под названием синдром мировой революции – болел не только Ленин, ею болели почти все «старые большевики». И поэтому неудивительно, что после смерти вождя мирового пролетариата Сталину пришлось вступить с этими старыми большевиками в ожесточенную борьбу. Продолжалась эта борьба более 15 лет и закончилась, как мы знаем победой Сталина.

Войдя в силу в конце 30-х гг. Сталин начал проводить прямо противоположную национальную политику. Это проявилось и в расстановке кадров (это главное!), и в экономике, и в культуре. Антирусский перекос 20-х гг. был преодолен, программа оголтелой коренизации свернута, нападки на «русский шовинизм» прекратились. В идеологии стала вырисовываться концепция «Старшего Брата». А при создании единого хозяйственного комплекса была сделана ставка на укрепление экономики исконно русских областей.

Не будет преувеличением сказать, что сталинская национальная политика, даже с учетом тех ошибок, которые имели место, была достаточно выверенной, без крайностей – как в сторону узкого национализма, так и в сторону чрезмерного интернационализма. В целом это было возвращение к национальной политике, проводимой в Российской империи с XVI века; разумеется, настолько насколько это было возможно в советских политических и идеологических рамках.

А царская национальная политика, заметим, была очень взвешенной и продуманной. Во всяком случае, она оставалась таковой до второй половины XIX в., когда под воздействием западных расистских идей, была предпринята попытка русификации Польши, Прибалтики и Бессарабии. Но даже с учетом этих либерально-консервативных перегибов (при Александре III) можно утверждать, что Российская империя вовсе не была «тюрьмой народов». Ограничены в правах были лишь два этноса: евреи (вначале по экономическим и религиозным причинам, а потом и по политическим), и поляки (по политическим). Остальные народы фактически имели те же права, что и русские. Более того, царское правительство предоставляла национальным окраинам определенные льготы (по налогам, военной службе и т. д.) и давала полную свободу в сфере культуры, религии и традиционного бытового уклада. То есть – не пыталось переделать их в какую-то «общность». Принцип был простой: политический и административный контроль при невмешательстве в «личную жизнь» той или иной нации. При этом традиционная для русских терпимость и доброе отношение к инородцам совмещалась с совершенно определенным статусом русского народа, как главного имперского народа. Помимо того, в дореволюционной России старались не допускать массовых миграций и перемешивания народов, особенно, на суперэтническом уровне (за исключением немцев-колонистов при Екатерине II и Александре I).

Таким образом, национальная политика «Белого царя» в целом проводилась в русле евразийской полиэтничной традиции, унаследованной Россией от древних кочевых империй гуннов, тюрок и монголов. Красный император Сталин стал продолжателем этой древней имперской традиции в новых, экстремальных условиях русского надлома. Но, увы, ненадолго... После смерти отца народов Сталина троцкистско-бухаринская «интернациональная» линия, хотя и не в полной мере, была восстановлена.

При Хрущеве вновь оживились разного рода «космополиты». Возобновились гонения на Православную Церковь. Был нанесен удар по русской деревне – хранительнице традиционной культуры. Опять возобладала прямолинейная установка на формирование химерной этнической конструкции под названием «советский народ». В результате РСФСР стала превращаться в дойную корову для многочисленных меньших братьев. Чуть ли не во «внутреннюю общесоюзную колонию». (В СССР было четыре республики-донора: Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан. Все остальные – дотационные.) Это естественно, привело к нарастанию недовольства русского населения: «Ну, сколько можно их кормить!». И стало одной из причин той политической индифферентности, которую проявило большинство населения России после распада СССР. (На этом русском недовольстве в свое время сыграл «русский националист» Солженицын, который объяснил нам тогда «как обустроить Россию».)

Таким образом, получилось, что добрые «русские власти», проводившие даже не интернациональную, а какую-то сверхинтернациональную политику, помогли бедным и слабым соседям стать богаче и сильнее. И сформировать свою национальную элиту, которая, естественно, захотела получить больше власти и денег, и поэтому ударилась в крайний национализм. Вот вам еще одна причина нарастающего сепаратизма. Ведь те же номенклатурные узбеки или грузины к 80-тым годам как рассуждали? Мы и так живем хорошо, а без русских, которые уже немного надоели, заживем еще лучше! Дружба дружбой, а хочется пожить самостоятельно, ведь это все-таки наша земля…. И их, кстати, вполне можно понять – всякому народу хочется пожить самостоятельно. Вопрос в другом – а кто же тебе даст?! В мире стало очень тесно. Поэтому, хозяин для небольшого, беспризорного этноса всегда найдется. Тем более, если он проживает в экономически и стратегически важном регионе. Но тогда наши меньшие братья об этом не думали. Так же как не думали о том, что нефть, газ, электричество, стройматериалы Россия посылала им почти бесплатно. А они свои абрикосы и мандарины продавали в России задорого. Они привыкли к этому, как привыкают дышать воздухом. Но когда этот кислород перекрыли, националистический угар начала 90-х сменился похмельем.

Правда, это случилось не у всех. Дело в том, что среди множества этносов проживавших в СССР была своя, так сказать, пятая колонна. В нее входили те этносы, которые, формально входя в состав Советской империи, в российский суперэтнос не только не входили,но и были отрицательно комплиментарны насуперэтническом уровне. Они являлись инородным, лишним элементом в суперэтнической системе. Это, напомним, – прибалты, западные украинцы, крымские татары и отдельные северокавказские народы. Не случайно, что во время войны эти народы, в большинстве своем, поддержали Гитлера. (За что и были по законам военного времени репрессированы Сталиным.) И не случайно, что именно там, в конце 80-х годов произошел самый сильный взрыв национализма, даже больше – шовинизма! Именно среди этих народов были сильны русофобские настроения, и в советское время, и в досоветское.

Заметим, однако, что СССР в этом отношении не являлся каким-то исключением: например, в китайский суперэтнос не входят (и отрицательно комплиментарны) тибетцы и уйгуры, в европейский – сербы и греки, в индийский – кашмирцы и т.д.

Если рассматривать проблему этнической «пятой колонны» с позиций теории Гумилёва (ученый этот вопрос почти не затрагивал), то получается, что здесь виноватых нет. Есть нарушение законов этногенеза с одной стороны и логика формирования военной империи с другой. Ведь территории, населенные данными некомплиментарными народами были завоеваны и включены в состав Российского государства по необходимости, поскольку имели важнейшее геополитическое (оборонное) значение, особенно Прибалтика и Сев. Кавказ. Конечно, в идеале их вообще не нужно было отрывать от родных суперэтносов и включать в состав Большой России, как, например, Польшу и Финляндию, которые стали головной болью еще для царской власти. Такие оторванные этносы, сколько их не ублажай, все равно будут диссидентствовать и стремиться назад, к «своим». Как, например, после распада СССР тут же вернулись к своим прибалты, пускай и на задний двор Европы.

Однако в мировой истории всегда было так: все империи в период пассионарного подъема выходили за пределы своих суперэтносов (этносов). Сначала новая этническая конструкция выглядела относительно благополучно, но по мере снижения имперской мощи (пассионарности) на окраинах, в первую очередь, некомплиментарных, вспыхивали сепаратизмы. Что, вкупе с другими причинами и приводило к краху все империи без исключения. Одни распадались в фазах акматики/надлома: Монгольская, Арабский халифат, Османнская. Другие – в фазе обскурации: Римская, Византийская. Третьи (колониальные) – в фазе инерции: Испанская, Британская.

Эта природная закономерность имеет прямое отношение к вопросу, почему распался Советский Союз.

Пока центральная власть в СССР была сильной, ситуация на Северном Кавказе, Западной Украине, в Прибалтике да и в других национальных районах, контролировалась. С ослаблением имперской власти и резким снижением пассионарности в российском суперэтносе (в конце фазы надлома) – окраинные национализмы закономерно вырвались наружу…

Однако следует подчеркнуть, что кроме рассмотренного фактора – этнического – на рост местного национализма повлиял и другой фактор – идеологический. Как уже говорилось, сепаратизм окраин с самого начала образования СССР сильно подогревался марксисткой установкой на постепенное стирание национальных отличий. Поэтому вспышка местных национализмов в конце 1980-х гг. была подготовлена еще и той лево-глобалистской национальной политикой, которая с разной интенсивностью проводилась советским правительством в течение многих десятилетий (с перерывом на позднего Сталина). Сепаратистские устремления малых наций были естественной защитной реакцией множества национальных идентичностей на попытку лишить их собственного «Я», то есть – своей, оберегаемой каждым народом, непохожести на других. Это была реакция на планомерную политику (отчасти удавшуюся) по соединению всех народов СССР в одну большую этническую химеру.

В результате именно идеологический фактор стал катализатором центробежных процессов в большой этнической системе под названием СССР.

Гумилёв говорил в памятном 1991 году: ««Парад суверенитетов» не был запрограммирован в ходе этногенеза. Его вполне можно было избежать, если бы не проводимая коммунистическим правительством «линия партии». Она сознательно игнорировала сам факт существования в стране этносов со своими традициями и стереотипами поведения и тем самым провоцировала эти народы к отделению».

Как сказал по этому поводу академик Панченко: «всех обидели, и русских тоже обидели»…

 

А теперь попытаемся ответить на вопросы, что такое национализм и что такое интернационализм? Надо еще раз подчеркнуть, что интернационализм при Ленине и интернационализм при Сталине – это два совершенно разных интернационализма. При Ленине интернационализм был космополитическим. При Сталине интернационализм стал великодержавным. И это было то, что надо. Подобную систему межнациональных отношений, типичных для евразийского пространства, славянофилы называли «единством в многообразии».

Сталин, будучи нерусским человеком, прекрасно разбирался во всех тонкостях имперской национальной политики. Он еще по своему дореволюционному опыту работы на Кавказе знал, что такое местечковый национализм, и как его любит раздувать национальная интеллигенция. И чем это может быть чревато для имперской власти. Сталин отлично понимал феодальную психологию национальных элит, всех этих местных князьков, баев, нойонов, беков и их нукеров. И всех их он держал в кулаке.

Сталин четко осознавал, что русские – это становой хребет империи. Что они – центр силы. Поэтому, как уже упоминалось, на банкете в честь Победы в 1945 году он назвал русских самым талантливым и руководящим народом. А потом, уже в узком кругу, добавил, что он вообще-то, считает себя «русским грузинского происхождения». И это весьма показательно. Если в ранней юности Сталин был романтическим грузинским националистом, то со временем он закономерно превратился в русского империалиста. То есть, поднялся с этнического уровня, на более сложный – суперэтнический.

Именно такой национализм – на уровне суперэтноса – нам и нужен. Ибо Россия может существовать или как евразийская военная империя (суперэтнос, плюс комплиментарные союзники), или никак! Времена узкого национализма («Россия для русских!», «Якутия для якутов!» «Башкирия для башкир!»), к которому до сих пор призывают некоторые горячие головы, закончились у нас еще в XVI веке. Когда с присоединением Поволжья и началом присоединения Сибири, небольшое Московское Царство (этнос великороссов) стало превращаться в огромную Российскую империю, где вокруг стержневого русского народа объединилось более ста других народов. Узкий национализм с тех пор – это самоизоляция, с последующим дроблением изнутри. Как, например, это было у самых первых русских националистов – старообрядцев.

Именно в такой национальной изоляции и заинтересованы наши враги, мечтающие о расчленении России и возвращении ее в границы Московии начала XVI века! И те узкие «русские националисты», которые призывают сегодня объединяться с «белыми людьми» из Европы в борьбе против «всех азиатов», льют воду именно на мельницу наших врагов.

Все это, однако, не означает, что национализм, как культурно-духовный феномен и уж тем более, как идеология национально-освободительной борьбы («защитный национализм») не имеет права на существование. На земле нет этносов без национализма. Ни одного. Ибо когда исчезает национальное чувство, исчезает сам этнос.

С этнологической точки зрения – национализм есть то самое «неосознанное чувство» внутриэтнической комплиментарности, которое лежит в основе естественного противопоставления одной нации всем другим: «мы – не мы». И это объединяющее этнический коллектив чувство не надо путать с шовинизмом и фашизмом, которые идейно направлены не на поддержание этнического разнообразия (национализмы) и усложнение этнических систем (суперэтносы), а на их упрощение и уничтожение!

Гумилёв говорил: «Истинный национализм состоит не из заимствований у чужих этносов, и не в навязывании соседям своих навыков и представлений, а в самопознании»… Данное определение, на первый взгляд неброское, на самом деле очень глубокое. Оно означает, что не надо обезьянничать на чужой манер, и не надо учить других жить, а надо «быть самим собой». И как божий дар хранить свою этническую неповторимость. В этом – внутренняя сила народа!

Что же касается «широкого национализма» на суперэтническом уровне, то опираясь на Гумилёва, можно дать ему следующее определение: Суперэтнический (имперский) национализм – есть ощущение всеми народами, проживающими в одном географическом ареале чувства «общности исторической судьбы».

Наш географический ареал – Северная Евразия – огромная территория от Бреста (не от Лиссабона!) до Владивостока и от «южных гор до северных морей». Поэтому можно даже расширить наше определение и назвать такой имперо-национализм – евразийским. Точнее – это будет уже не национализм, а геополитический Союз национализмов. И в этом союзе главную роль, конечно же, должен играть стержневой, системообразующий русский народ. Потому, что без русского народа все остальные народы Северной Евразии объединиться не смогут.Это геополитическая аксиома… ( Ну, например, как смогут объединиться казахи и белорусы? Или даже родственные – буряты и калмыки?) И в основе такого Евразийского союза должен лежать золотой принцип «единства в многообразии».

И здесь важно подчеркнуть, что идея Евразийства, о которой, заметим, «узкие националисты» не имеют ни малейшего представления, заключается не в том, чтобы «запустить таджиков в наши города», а в том, чтобы таджики жили (и работали) у себя дома, и при этом не пускали к себе китайцев. А киргизы – не пускали американцев. А узбеки – турок… Потому что и Таджикистан, и Киргизия, и Узбекистан – это тоже наша земля. Наша общая евразийская земля…

Евразийство не есть всесмешение и «саморастворение в Азии». Евразийство – это выгодный всем народам имперский (централизованный) порядок, который распространяется на всё – от регулирования миграционных потоков до строительства самодостаточной экономики и налаживания надежной обороны. Еще раз напомним евразийский тезис Гумилёва: «Для народов Евразии объединение всегда оказывалось гораздо выгоднее разъединения. Дезинтеграция лишала силы, сопротивляемости; разъединение в условиях Евразии значило поставить себя в зависимость от соседей, далеко не всегда бескорыстных и милостивых». Вот это и есть настоящее Евразийство! Остальное – от лукавого…

 

Если мы посмотрим под евразийским углом зрения на советскую национальную политику, то увидим, что в СССР принцип евразийской интеграции, в целом, – соблюдался. И в этом была сила Красной империи. Но не соблюдался другой принцип: «быть самим собой». И в этом была её слабость…

В одной из последних своих статей (в 1992 году, соавторстве с В. Ю. Ермолаевым) Гумилёв писал: «Местными национальными движениями политика коммунистов воспринимается как русская национальная политика. Такая аберрация рождает величайшее заблуждение, ибо русские с октября 1917 г. точно также были лишены возможности проводить свою национальную политику, как и все другие народы»…

Трудно с этим не согласиться. Все правильно. Однако с учетом рассмотренного нами материала, позволим себе внести одну поправку. Сильнейший удар по всему русскому, как уже упоминалось, пришелся на правление большевиков первой волны – троцкистов, которые, в большинстве своем, будучи евреями по рождению, вообще не относили себя ни к какой нации. Они были безнациональны (как и полагается настоящим глобалистам). Вспомним известное определение Троцкого – «кочевники революции» и высказывание Мехлиса: «Я не еврей, я коммунист».

Поэтому надо все-таки разделять советскую национальную политику до и после Сталина. Факты нам говорят о том, что при Сталине, в период с середины 1930-х по 1945 гг., эта политика изменилась в патриотическую, русскую сторону. Хотя, конечно, – не до конца; но, повторим, в реалиях того времени, при монополии марксистской идеологии, этот поворот на национальные рельсы и не мог быть полным. (Взять, например, довольно темное «Ленинградское дело», когда была уничтожена целая фракция «русских националистов».)

И потом не надо забывать, что советская национальная политика проводилась в тяжелейших условиях этнического надлома, т. е. в то время, когда любая этническая система несет невосполнимые потери. Независимо от гимна и флага. В такие периоды, как уже упоминалось, очень часто приходится выбирать из плохого, и очень плохого. Поэтому, отнюдь не идеализируя Сталина, надо признать: все, что было сделано в советской национальной политике до и после него – было сделано хуже.

При Хрущеве (1953 – 1964 гг.) вновь возобладал левоглобалистский курс на «интернационализацию», со всеми вытекающими из него последствиями. При раннем Брежневе (сер. 1960-х – нач. 70-х гг.) этот процесс был несколько приостановлен: хрущовскую политику открытых дверей (в «железном занавесе») немного прикрыли, космополитов слегка приструнили, антисталинскую компанию тихо свернули…

В этот период была даже предпринята попытка русского возрождения в культуре. В литературе, художественном искусстве и кинематографе вновь зазвучала русская тема (писатели-«деревенщики»: В. Белов, В Распутин и др.; патриотические журналы: «Молодая гвардия» и «Наш современник»; режиссеры: В. Шукшин, С. Бондарчук; художники, искусствоведы: И. Глазунов, С. Ямщиков). Оживился интерес к Православию; в среде гуманитарной интеллигенции возникло движение почвенников-русистов (В. Кожинов и др.). Появился даже русский самиздат (В. Осипов). Однако это национально-патриотическое оживление продолжалось недолго, и с середины 1970-х гг. опять возобладала уже знакомая либерально-интернациональная линия. В соответствии с которой, например, велась борьба с русистами развязанная «либералом» Андроповым. (Известна его фраза: «Главная забота для нас – русский национализм; диссиденты потом – их мы возьмем за одну ночь».)

Параллельно с этим шел другой процесс; после смерти Сталина имперская власть стала постепенно слабеть, и как только при Горбачеве ослабла окончательно – по окраинам вспыхнуло. Повторим, что дружат, даже если кому-то дружить не очень хочется, всегда с сильными.

И вот здесь мы подходим к очень важному вопросу. А почему советская власть, то есть правящая коммунистическая элита, выродилась и ослабла? Почему она, в значительной своей части, потеряла национальную идентичность, т. е. попросту говоря – свою русскость? Почему она допустила формирование внутри себя мощной «пятой колонны»?..

Ответив на эти вопросы, мы ответим и на вопрос, почему распался Советский Союз. Ведь те ошибки в национальной политике, о которых здесь говорилось, в принципе, можно было исправить. Если бы русский народ не перестал быть руководящим народом. И если бы правящий класс не сгнил на корню. И не продал нашу страну за тридцать серебренников.