О мудрости о королевском достоинстве и власти

I. Итак, прежде всего надо знать, что король нужен народу, как сердце в груди и как очи на челе. «Ибо там, где нет правителя, народ погибнет». (...)

3. Все законные короли поставлены не сами собой и не людьми, а Богом. «Мною цари царствуют и законодатели узаконяют правду. Мною правят правители и вельможи вершат праведный суд». «Всякая душа да будет покорна высшим властям. Ибо нет власти, кроме как от Бога. Все власти на свете от Бога установлены. Кто противится власти, противится Божию установлению».

4. Правитель—наместник, и слуга Божий, и судья над злодеями. «Да будете повиноваться не только из страха наказания, но и по совести».

5. Король подобен некоему Богу на земле.

6. Когда король вершит суд. Бог руководит им, чтобы он не ошибся. (...)

ЗАКОНЫ ПРОТИВ НАРОДНОГО НЕДОВОЛЬСТВА И ДЛЯ ИНЫХ НУЖД И ПРИВИЛЕГИИ ВСЕМ СОСЛОВИЯМ

1. (...) Все церковные и духовного чина люди да будут изъяты из [ведения! приказов и мирских судов и судятся сами между собой. Да будут они освобождены также от всякого бремени и |обще| народных тягот, от работ и от поборов всяких. Ибо поскольку они назначены служить Богу, то нельзя привлекать их к службе человеческой. (...)

2. (...) Привилегии целым сословиям и отдельным лицам должны быть предоставлены лишь в той мере, в какой они полезны всему обществу. И если какая-нибудь привилегия не приносит пользы обще- ству, то ее ни в коем случае нельзя давать, а если [она была] дана ранее, не следует терпеть. Особенно вредны и гибельны для общества те привилегии, которые тем или иным способом подрывают совершенную монархию. (...)

ПРЕРОГАТИВЫ ВЫСШЕЙ ВЛАСТИ

1. Да не смеет никто вовеки чеканить монету ни от своего, ни от королевского имени без королевского повеления.

2. Да не держит никто под знаменем военных отрядов, разве что князья, властели и бояре могут держать^воих дворовых слуг, сколько мы им дозволим.

3. Одним лишь князьям да будет дозволено иметь по одному укреп- ленному городу. А никто иной не вправе владеть городом и обносить его стенами. Разве что на окраине мы можем позволить кому-либо укрепить город и владеть им, но не наследственной властью. А держать острог для своей челяди и поставить свой двор дозволено всякому.

4. Да ни в коем случае не держит никто в наследственной власти какой-либо наш приказ или должность. А некоторые приказы и поручения могут быть по нашему указу пожизненными.

5. Да не будет ни один город назначать своей властью никаких старост, ни управителей, ни начальников, а всех городских старост и судей должны назначать наши приказные.

6. Да не созывает никто без нашего указа никаких сеймов и соборов.

7. Да не смеет ни князь, ни властель, ни какой-либо иной человек продавать свое поместие, не объявив [об этом]. А вотчин и поместий и всякого недвижимого имущества никто не должен скупать сверх меры, но лишь столько, сколько ему будет позволено нами или нашими приказными.

8. Вывод: да не присвоит себе никто никакие права и не завладеет никаким имуществом, ни привилегиями, ни силой, ни властью, из-за коих может быть нарушена власть нашего величества.

49. (...) Царь Иван поступил нехорошо и неправильно, когда пренебрег славянским именем «король», подобающим высшему после Бога правителю, и принял чужое, неподходящее, негодное и несвойственное высшей власти римское имя «ЦАРЬ». А знакови-ной своей сделал орла двуглавого—римский или, скорее, немецкий герб. Этот титул и герб не принесли царю Ивану никакого достоинства, большего, чем королевское, но зато доставили ему и нам, его преемникам, много трудностей, и пакостей, и бесчестья, причиняемого нашему величеству другими народами из-за этого злосчастного и давно уничтоженного римского и гула и герба. (...)

50. Прежде всего, из-за этого титула у нас возникало множество споров, ссор и раздоров с поляками и с иными народами.

О СОХРАНЕНИИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ

1. Иногда бывает труднее сохранить высшую власть и рубежи коро-левства, нежели их расширить. (...)

3. Теперь уместно вспомнить, как царь Иван Васильевич намного расширил Русскую державу, присоединив Казань, Астрахань и Сибирь. Но я до сих пор не мог понять, какие же он ввел благие законы, способствующие счастью и долголетию королевства. Вижу лишь, что после его смерти королевство погрузилось в великие смуты и напасти, из коих оно до сих пор еще не вырвалось и не вырвется, пока не будет упрочено благими законами.

4. Аристотель говорит: «Долг законодателя (или основателя держа- вы) состоит не в том, чтоб заложить город и воздвигнуть стены его, а в том, чтобы научить, как сохранить его подольше и навечно».

5. Не стоит слушать тех, кои говорят, что это королевство до сих пор обходилось без мудрых законов, и без промыслов, и без прочих устоев, а значит, и впредь может обойтись без них. Им следует ответить, что и без хлеба и без соли могут люди жить, но житье будет худым. Может, конечно, королевство и дальше жить со своими обычными смутами, и напастями, и нищетой, презираемое всеми народами. Но оно не может быть счастливо без благих законов. (...)

Феофан Прокопович

Правда воли монаршей во определении наследника державы своей (1722) [120]

(...) И когда повелевает Апостол молиться за Царя и за все иже во власть суть, нужду того показует сию (да тихое и безмолвное житие проживем).

О сих и прочих писаний явно есть Царского сана долженство еже есть сохранять, запрещать, во всяком беспечалии содержать, наставлять же и исправлять подданных своих, яко же выше речено.

А если о добре общем народа себе подданного столько печься должен есть Самодержец, то как не должен есть прилежно смотреть, дабы по нем наследник был добрый, бодрый, искусный и такой, который бы доброе отечества состояние не токмо сохранил в целости, но и паче бы утвердил и укрепил, и если бы что недо-вершенное застал, тщился привести в совершенство: если же сам добро Государство управив, оставит оное негодному, неискусному, ленивому и нс утверждать, но разве рассыпать общее добро могущему, то что пользы его попечение: не сам ли виновен будет всему нестроению и гибели, худым наследником сделанной; что пользы, что сам много добра отечеству промыслил, если сам чрез наследника непотребного все то разрушит: воистину, какой похвалы достоин искусный кормчий, который добро правит корабль, отлучайся же от корабля, посадит на кормило вместо себя человека, к тому отнюдьнеобученного, таковой достоин и Монарх, который управленное от себя Государство худому и разорительному отдаст наследнику.

... А когда бы так несчастлив в сынах своих был Монарх, что ни единого бы от них не видел к Царствованию устроен; и угодна, то должен пред Богом, яко о приставничестве своем слово ему воздать имущий, должен есть и с стороны усмотреть искусного и благонравного и того написать наследником. Сия бо должность происходит от вышеписанных должностей самого Бога поведением наложенных Царем.

Но туюжде и вольность и должность Царей увидим, когда рассудим еще всенародное намерение, которым Монархия введена и содержима быть разумеется, от чего покажется и должное народа воле Царской во всем повиновение.

Всем известно, что не един по всем мире образ есть высочайшего правительства, но инде главные всего отечества дела управляются согласием всех жителей, яковое правительство было прежде у многих народов Еллинских и долго пребывало у римлян. А в наши времена есть такое правительство в Венеции, Голландии и в Польше, и сие нарицается Демократия, т. е. Народодержавство.

Инде же не всего народа, но и не единого лица волею, но несколько избранных мужей сословием правится отечество, яковый правления образ был в Риме при десяти правителях недолгое время, и сие правительство нарицается Аристократия.

Инде же вся держава в руках единого лица держится, и сия именуется Монархия, т. є. Самодержавство.

Но и сверх сих образов правления бывают правительства, отличные oi всех сих именованных, которые с сих же троих или двоих аки бы смешений состав свой имеют.

Еще Монархия двойственного вида есть: в иной бо Монархии ж наследный скипетр содержится, но по смерти Монарха единого избирает народ Монарха по согласию своему, несмотря на дети Монарха умершего. Таковая аки бы была Монархия Римская от Кесаря Юлия до Константина Палеолога и ныне Германоримская аки бы таковая.

Иная же Монархия наследная есть, в которой по отцу сын и по брату брат, иногда же по отцу и дочь царствует. И так в одном доме содержится скипетр, из руки в руки до сынов и внуков переходит, и разве пресечется линия крови Самодержавной, в то время народа согласием Монарх новый избирается. Таковые Монархии прежде были и ныне суть, между которыми есть сия преславно ныне процветшая Монархия Всероссийская.

От сего же правительств разнообразия показуется ясно, что всякий правления образ и сама наследная Монархия имеет начало от первого в сем или оном народе согласия, всегда и везде по воле своей премудро действующу смотрению Божию. Сие же глаголем о честном и правильном начале Монархии, не вспоминая зде Монархий оных, которые начало приняли от некоего превозмогающего в народе человека, насильством народ покорившего, яко-вое начало имела Монархия Ассирийская от Немрода, хотя и в таковых Монархиях, когда уже народ непрекословно, безмятежно, еще же и доброхотно повиноваться Самодержцу своему приобык, разуметь подобает, что дом Монарший не к тому насильством своим похищенное, но всенародною волею отданный себе скипетр держит, сам бо народ доброхотным своим повиновением являет на то преклоненную волю свою.

Еще же рассудить подобает, каковая воля народная в начале Монархии избирательной разумеется и какова в начале Монархии наследной: от таковых бо воли народной толков прямых и истинных много света получим и о свободной или несвободной воли монархов в определении наследников своих.

Не можно же инако толковать народной воли только от самого вида и образа монархии, какова бо где Монархия есть, таковую и волю народную в начале той Монархии бывшую разуметь подобает.

Так в начале монархии избирательной каковая была воля народная сими словами изобразить можем: согласно все хотим, глаголет народ к Монарху первому, да ты владей нами к общей пользе нашей донележе жив пребываешь, и мы все совлекаемся с воли нашей и тебе повинуемся, не оставляя нам себе самим никакой свободности к общим определениям, но только до смерти твоей, по твоей же смерти будет паки при нас воля наша, кому высочайшую над нами власть отдадим по усмотрению достоинства и по нашем согласии. В монархии же наследной таковая была к первому Монарху воля народная, аще и не словом, но делом изъявленная. Согласно всем хотящим, да ты к общейіїашей пользе владеешь над нами вечно, т. е. понеже смертен еси, то да по тебе ты же сам вперед да оставляешь нам наследного владетеля, мы же, единожды воли нашей совлекшеся, никогда же оной впредь ниже по смерти твоей употреблять не будем, но как тебе, так и наследникам твоим по тебе повиноваться клятвенным обещанием одолжаемся и наших по нас наследников тем же долженством обязуем. Таковой же толк воли народной в наследуемой Монархии не токмо от вида самой Монархии утверждается (яковая бо где Монархия есть, таковой себе сперва похотел народ), но и по тому известен есть, что когда народ Монархом наследным клятву свою для некоей важной вины обновляет, не иных употребляет слов, только вышеположенных или им подобных и равносильных к изъявлению клятвенного своего обещания. Ведать же подобает, что народная воля, как в избирательной, так и в наследной Монархии и в прочих правительства образах бывает не без собственного смотрения Божия (как о сем и выше упомянуто), но божиим мановением движима действует, понеже ясно учит священное писание, яко же выше сего довольно мы видели, что нет власть аще не от Бога. И того ради для долженства, как подданных к Государю своему, так и Государя к добру общему подданных своих не от единой воли народной, но и от воли Божией происходят.

Посмотрим же, какие долженства подданных и какие Государей являются в наследной Монархии, и с вышеположенного толкования воли народной, разумея же купно, и Божией, и что может и что не может творить народ и Государь.

Долженства народа подданного сии суть.

1. Должен народ без прекословия и роптания все от самодержца повеления творить, что и выше под числом тринадесятым от слова Божия показано, зде же и от толкования воли народной ясно показуется: аще бо народ воли общей совлекся и отдал оную Монарху своему, то како не должен хранить его повеления, законы и уставы без всякой отговорки.

2. И потому не может народ судить дела Государя своего, инако бо имел бы еще при себе волю общего правления, которую весьма отложил и отдал Государю своему....

3. Кольми паче не может народ повелевать что-либо Монарху своему, как бо повелевать может тому, которому отдал волю свою. Достойное памяти слово есть Валентиниана, которого когда воинство избрало Императором и стали вопить домогаться, дабы он в товарищи себе другого нарек, отвечал им так: меня, рек, избрать Императором было в вашей воле, но когда уже избрали есть меня, сие, чего желаете, не в вашей, но в моей воле есть. Вам яко подданным подобает тихо мирно пребывать, мне же яко Императору смотреть надлежит, что есть на потребу. Если же так свободен Монарх избранный (какова была Римская Монархия), то колми паче наследный, которому народ волю свою и власть над собою во веки отдал.

4. Хотя народ из начала наследной Монархии усматривает мужа доброго, который бы с великою отечества пользою царствовать мог, однако ж, когда уже избрал его Самодержцем своим, а он не таков, какого его надеялся покажется, или и быв на время добр, переменится в злого, не может уже народ отставить его, не может бо отданной ему воли своей отнять, коею бо волею мог бы сие творить, понеже воли своей и власти лишился. Но хотя бы и хотел упрямо отменить волю свою народ (что было бы великое непостоянство, и никогда бы так Монархия наследная быть не могла), но не может отменить воли божией, которая и волю народную двигнула и купно с нею сама действовала в установлении такой Монархии и первого Монарха избрании, яко же выше довольно показано. Но должен терпеть народ какое-либо Монарха своего нестроение и злонравие, яко же и Дух святой повелевает не токмо благим и кротким, но и строптивым повиноваться, разве бы при первого Монарха избрании были положенные некие договоры самого Монарха соизволением или клятвою утвержденные, которых за неисполнение уставлено бы Монарха отставлять, но тая Монархия не прямая была бы Монархия, еще же и непрестанным бедствием подлежащая (можно бо злым человекам и добрые дела Монаршие толковать на зло) и весьма не таковая, о яковой нам слово сие.

5. Следует убо и сие, что нам зде розыскуется, что должен народ иметь за прямого и законного себе Государя кого наследником по себе наречет старейший Государь, несмотря, первородного ли сына, или меньшего, или и не сына. Если бо волею своею о владении над собою отдал ему, ведать же должен, что на то и воля Божия была, то како может противиться, когда Государь не большего, но меньшего сына или и не сына нарицает наследником, воли в том своей народ лишился и всю волю возложил на Монарха, то если бы хотел Монарху прекословить в наречении наследника, сам бы себе прекословил и клятву свою раз- рушил бы народ.

Мнят же некие, что может народ дать Скипетр первому Монарху купно и будущим по нем сынам, внукам, правнукам и всей снисходящей линии, а не положить на волю его избрание наследника, и показуют того образ в писании, в Судебных книгах, где Израильтяне так власть над собою предают Гедеону (владей ты в нас, и сынове сынов твоих, яко ты спас еси нас от рук Мадиам-ля). И такое власти даяние, сказуют, быть аки бы привязанное до сынов Государевых, так что Государь не силен есть наследия скипетра отнять сыну своему, яко не в своей воле лежащее, но от народа сыну его из начала, хотя он еще и не родился, отданное. Но сие мнение весьма не крепкое, паче же и суетное есть. Который бо народ так слепо отдал бы себя в владение тех человек, которых не владеет, каковы будут, понеже они еще и родилися, и для чего бы сие делал народ, польза ли ради своей. Но кая надежда пользы в не известии будущих владетелей, не так, как в Монархе свободном на все и на избрание наследника своего, в том бо надежда есть, что если сын его не подобен ему и к правлению не угоден явится, изберет он, кого усмотрит доброго и искусного, в наследие, но и для благодарства своего к Монарху не может делать то народ.

 

Слово о власти и чести царской, яко от самого Бога

в мире учинена есть,и како почитати царей и оным

повиноватися людие долженствуют; кто же суть и

коликий имеют грех противляющиися им (1718) [121]

 

(...) Достодолжно убо есть, да от нынешней торжественной почести, царю Исраилеву возданной, приемше вину, послужим словом простым и ясным нужде нашей, за грех, во времена сия в России приключившийся. Нужде, глаголю, нашей да послужим: не малую бо часть людей, в таковом невежестве пребывающую, видим быти, яко не знают христианского учения о властех мирских. Паче же о самой высочайшей державе не знают, яко от Бога устроена и мечом вооружена есть и яко противитися оной есть грех на самого Бога, не точию времянной, но и вечной смерти повинный; но мнози помышляют быти сие от промысла просто челове-ческаго или от превозмогшей силы, и яко боятися властей за гнев их точию сильный и страшный, а не за совесть боятися подобает.

Древний монархомахи, или цареборцы, проявились еще за времен апостольских. (...)

Но на чем назидали мнение свое древний оные лестцы? На свободе христианстей. Слышаще бо, яко свободу приобрете нам Христос, о ней же и сам господь глаголет и на многих местех в посланиях апостольских чтем, помыслили, будто мы и от властей послушания свободны есмы и от закона господня. (...)

Не ведали или паче не хотели ведати окаянний, в чесом свобода наша христианская. Свободил есть нас Христос крестом своим от греха, смерти к диавола, сиесть от вечнаго осуждения, аще во истинном покаянии иеруем в него, что тожде есть, еже и от клятвы законный искупленным нам быти; тожде, еже не быти нам под законом, но под благодатию: тожде, еже умрети нам закону, да богови живи будем; тожде, еже избавитися нам от власти имущаго державу смерти, сиесть диавола, и аще кая иная словообразия суть в писании. Свободил же нас Христос и от обрядовых законоположений, и от самоиз-вольных человеческих, аки бы ко спасению нужных изобретений, о чем неоднократно поучает апостол. Но подробну о том сказыва-ти не время сие. А от послушания заповедей Божиих и от покорения властем предержащим должнаго не подал нам Христос свободы, но и паче оное утвердил, яко же после покажется.

И сии наипаче славы безчестити не трепещут и всяку власть мирскую не точию не за дело Божие имеют, но и в мерзость вменяют, не ведуше бо, что есть смирение истинное, что есть нищета духовная: но по внешнем виду тое разсуждающе, все, еже велико и славно есть, презирают, и в грех ставят, и тако о державе верховной ниже помыс-лити хотят бытию праведну и от бога уза- коненну. (...)

Вопросим первее самаго естества нашего, что нам сказует о сем. Ибо, кроме писания, есть в самом естестве закон, от Бога положенный:

глаголет бо апостол: «Егда языцы, не имуще закона, естеством законная творят, сии, закона не имуще, сами себе суть закон: иже и являют дело законное, написанное в сердцах своих». Таковыя законы суть в сердцы всякаго человека: любити и боятися бога, хранити свое житие, желати неоскудевающаго наследия роду человеческому, не творити другому, еще себе не хошещи, почитати отца и матерь. Таковых же законов и учитель и свидетель есть совесть наша. Что бо есть, яко и о тайном, нам точию ведомом, злодеянии, некое чуем грызение в наших помыслех? Разве яко от создателя сила сия в естестве нашем всеянна есть. Того ради и Павел, сказуя закон, на сердцах написанный, в помянутом слове, показует того известие и глаголет: «являют дело законное, написанное на сердцах своих, спослушествующей им совести, и между собою помыслом осуждающым или отвешающым, в день, егда судит бог тайная человеком».

Зри же, аще не в числе естественных законов есть и сие, еже быти властем предержащем в народех? Есть тако воистинну! И се всех законов главизна. Ибо понеже с стороны одной велит нам естество любити себе и другому не творити, что нам не любо, а со другой стороны злоба рода растленнаго разоряти закон сей не сумнится, всегда и везде желателен был страж, и защитник, и сильный поборник закона, и то есть державная власть. Не приходит сие многим на мысль, да для чего? Для того, что, безопасно под таковыми стражами пребывающе, не разсуждают добра своего, яко обычного. Аще же бы кто вне таковаго строения пожити с людьми хотел, уведал бы тот час, как недобро без власти. (...) Кратко реши: свидетель есть весь мир, вси народи свидетели. Аще же когда обретаем некое грубое народище безглавное (хотя и не весьма такое: ибо поне во всяком домовстве свой правитель есть), таковых человек скотом обычне уподобляем и описуєм их сею притчею: «ни царя, ни закона». Известно убо имамы, яко власть верховная от самаго естества начало и вину приемлет. Аще от естества, то от самаго Бога, создателя естества. Аще бо первыя власти начало и от человеческаго сословия и согласия происходит, обаче понеже естественный закон, на сердце человеческом от Бога написанный, требует себе сильнаго защит- ника и совесть тогожде искати понуждает (яже и сама семя Божие есть), того ради не можем не нарещи самого Бога властей державных виновника. От сего же купно яве есть, яко естество учит нас и о повиновении властем должном. Вни-ди внутрь себе и помысли сие: власть державная естественному закону есть нуждна. Не скажет ли абие тебе совесть твоя: убо власти не повиноватися, на закон естественный грешити есть? Помысли сие: власть творит, яко безбеднии пребываем. Не скажет ли абие совесть: убо властей не хотети, есть хотети погибели человеческой? Еще помысли: вижду власть от Бога быти нашим здравым разумом нам узаконяемую. Не наведет ли совесть: убо властем противитися, есть противитися Богу самому? И то то есть, что и самый афеи-сты (хотя таковии по совести своей не суть) советуют, дабы в народе бог пропове- дан был. Чесо ради? Инако, рече, вознерадит народ о властех. Яве убо, яко совесть человеческая от Бога власть быти видит и Бога ради властей боятися понуждает. (...)

Яків Козельський

Философические предложения (1768 р.) [122]

ЮРИСПРУДЕНЦИЯ

Глава первая

О ПРАВАХ

... 8. Юриспруденция есть знание всех возможных прав или правостей.

9. Основание всякого доброго или беспристрастного, то есть ни худого, ни доброго в рассуждении всех чувствующих тварей, дела называю я правом или правостию, или справедливостью; например, право есть человеку любить своего ближнего, для того чтоб быть и от него любиму, также право есть человеку питаться, потому что сие дело хотя не приносит ни пользы, ни вреда другим людям, однакож оно нужно для соблюдения жизни человеку.

10. Сие право называю я Божественным, потому что оно произведено от самого Бога, вечным, — что с ним пребывает и пребывать должно, необходимым, — что без него все чувствующие твари страдать должны, непременным, — что не зависит от твари, а от Творца.

11. В рассуждении зависимости или намерения право, или общее право, разделяется на многие особенные, как-то: на право натуральное, право всемирное, или право народов, право гражданское и прочая.

12. Правость, уноровленную в рассуждении человеческой натуры и по мере слабости ее, называю я натуральным правом (ius naturae); например, чтоб человеку разделять время своей жизни смотря по своей натуре, то есть по своим силам, на пищу, безвинную забаву и отдохновение, есть натуральное право.

13. Правость, наблюдаемую от всех вселенныя народов в обхождении между собою для взаимного их благополучия, называю я всемирным правом, или правом народов (ius gentium); например, поступать так с другими народами, как бы желательно было, чтоб и они с нами поступали, есть всемирное право. ^

14. Правость, уставленную в гражданах для спокойного их сожития и постоянного благополучия, или равновесие их, называю я гражданским правом (ius civile); например, всякому гражданину стараться по мере своих сил о пользе своего общества, и обществу награждать своих граждан по мере их достоинства есть гражданское право.

15. Ненасытные самолюбцы, не зная, или не хотя знать, в чем состоит истинное право, выдумали еще некакое военное право, которое никогда не было, ни есть и не будет правом....

16. Некоторые писатели объявляют, что войну вести право имеют обладатели1, а мне думается, что никто на свете не имеет права

Guygens "Kriegsrecht" (Гроций Г. О праве войны и мира. -Уклад.)

к войне, кроме таких людей, которые так обижены, что обида их стоит по справедливости войны, и когда притом они к доставлению себе удовольствия не имеют другого средства, кроме войны.

17. Из вышеписанного следует, что сколько мы иметь можем добрых и праведных намерений, то столько и прав быть может.

 

Часть первая