Глава седьмая. Выжженный Космос.

 

Плутон.

База фаэтов «Эмме-йа»

За куполом над горизонтом, – зимняя дорога звёзд, перекрытая посредине чёрным диском Харона. Внизу, – безжизненная равнина, засыпанная поблёскивающим снегом. Юнивер Генерального советника медленно кружил над застывшей в морозе планетой.

– Северный полюс Плутона. Как тебе? – в глазах Лерана плясали огни всех звёзд Млечного Пути.

– Снег да холод. Все косточки стынут. Где же обещанный курорт?

Леда разочарованно разглядывала тёмный и неприютный мир, несовместимый с малейшими признаками жизни.

– Неужели как на Чёрной, тут всё живое спрятано под землёй?

– И под землёй тут много понастроено. Но мы туда не полезем. Через секундочку увидишь…

– Секундочку.., – прошептала она и прикрыла глаза.

…Одно из её любимых слов. Была Земля, которой уже не будет, и были слова, которых уже не вернуть, они сделались непроизносимыми Тогда она ничего не знала о Плутоне. Но уже узнаваемо светил Сириус, яркая злая звезда Востока, звезда горя и ужаса.

Рядом Леран. Её Леран… Он из конца той жизни и из начала этой. Леран смог соединить в себе обе Земли, прошлую и настоящую. Он хочет спасти для нас Землю будущую. А зачем ей та, новая, неизвестная планета? Ей нужен мир, которого уже нет. Да и не будет больше планеты людей. Будет планета дельфинов. Через три месяца её Нью-Прайс навсегда скроется в океане…

– Леда, ты слышишь меня? Посмотри же…

Леда вздохнула и глянула вниз, через прозрачный пол кабины Юнивера. Глаза её тут же прояснились: на месте мёрзлого противного полюса стояло чудо, дворец из сказки. Видно, фаэты поселили здесь арабских джиннов. А ведь она была убеждена, что фаэты не могут строить красиво. Сама Цитадель ей не понравилась. Скучно там, глаза ищут симметрию, а не отдыхают. Откуда только взялись легенды о Шамбале!

Леран понял её и объяснил:

– База на Плутоне построена давно. Так давно, что и представить трудно. Наверное, тогда фаэты были другими.

Конечно другими! Купола, башенки, лесенки… Резные окошечки, а из них льётся прозрачный, какой-то апельсиново-голубой свет… Льётся и течёт по цветным узорам стен, по светящимся плитам дорожек. И всюду огоньки мерцают – яркие, тёплые, как цветочки под луной…

Она смотрела широко распахнутыми глазами, приоткрыв рот. Леран терпеливо ждал, улыбаясь её детской радости.

– А было так темно и бессолнечно!

– Полярная ночь. Я дарю её тебе. Всю. Во всём блеске. Хочешь?

– Даришь мне ночь? На Плутоне? – она легонько рассмеялась, – А какая она, плутоническая ночь?

– Какая захочешь. Но помни: здесь, в чудо-дворце на полюсе, она длится сто двадцать четыре земных года.

Леда ойкнула, оторвалась от чудо-видения на ночном полюсе и подняла взгляд к Лерану.

– Ничего. Я принимаю дар. Если вдвоём, то сто двадцать четыре года совсем немного. Всё равно наступит утро. И день придёт. И луна эта поднимется. Да?

Носящий тяжкое аидово имя мрачный диск высовывался из-за горизонта на треть.

– С луной сложнее. Харон устроился так, что всегда на одном месте. Чтобы увидеть его всего, надо перебраться ближе к экватору.

– Какая серая и капризная…

– Харон только кажется громадным. Он меньше нашей Луны и Меркурия. Да и неизвестно, кто тут кому луна. Ведь Плутон до появления в солнечной системе Фаэтона был спутником Нептуна. Приземлимся вон у той башенки? Видишь, резная такая, со шпилями? Самая высокая?

Юнивер мягко застыл у балкончика с оградкой, опоясывающего башенку. Сказочный летательный аппарат над сказочным дворцом! Крестник Леды, Юнивер, переливался жидким серебром. Исходящий из купола свет мешался с розоватым сиянием узеньких окошек. До балкончика от края диска всего полметра. Но какие они, эти полметра!

– Ты готова? – Леран взял её за руку и приготовился к прыжку. Только так, сверху, надо входить в ночные дворцы.

– Я готова ко всему, – храбро объявила Леда, обняла руку, напружинилась и подалась вперёд. И тут же поняла, что не сможет. Леран подхватил её на руки и перешагнул невесомый ажур оградки.

В глазах Леды метались цветные полосы, линии, сполохи. Дворец менял формы, размеры, тонул в хаосе света и вновь поднимался на поверхность цветового моря. Она прильнула к тёплой крепости Лерана и успокоилась.

– Ты не думай, я не испугалась, – сказала она, обнимая пальцами обеих рук его бицепс, – Необычность смутила… Кругом серо, небо пронзительно-фиолетовое… А рядом такое!

Знакомство с древней базой-дворцом, носящим звёздное имя «Эмме-йа», началось. Юнивер отплыл на место, указанное Лераном. И открылись новые чудеса. Полярное сияние почти касалось острых дворцовых шпилей. Низкая атмосфера, наполненная подземными газами и элементами, горела невообразимыми оттенками. Ни у одного художника Земли не найдётся таких красок.

Леран обнял её за плечи одной рукой, другой сделал круговой жест.

– Смотри, какую ночь ты приняла себе!

Он повелительно щёлкнул пальцами. То было движение волшебника. Далеко в фиолет неба, сквозь сполох природного сияния, взметнулись струи цветных фонтанов.

Ночь горела, небо плавилось, полюс искрился. Беззвучными взрывами над головами людей расцветал небесный сад. А фонтаны продолжали посылать наверх клумбу за клумбой, букет за букетом…

И стены, башенки, окна – они заблистали множеством огней!.. Весь дворец «Эмме-йа» превратился в громадный сверкающий бриллиант.

А праздник подарочной ночи и не собирался кончаться.

Ещё одно движение пальцев волшебника, – и стены дворца исчезли, открыв внутреннее убранство множества комнат. Леда в восхищении захлопала в ладошки. Она только теперь заметила, как мешают ей перчатки, комбинезон, шлём. Комнаты манили к себе прозрачным флёром настоящего, забытого, домашнего уюта.

Леда огляделась. Не только бриллиант дворца, но вся невзрачная местность, на– сколько мог видеть глаз, светилась россыпью драгоценных камней. Она повернулась к волшебнику, так легко и просто подарившего ей невероятную ночь, и не узнала его.

Комбинезон сверкал, отбрасывая ощутимые до плотности цветные лучи. Стеклопластик шлема обрёл полную невидимость. Волосы волшебника струились золотыми волнами, глаза горели двумя солнцами. Перехватившая лоб алая повязка с простым земным камешком в центре сделалась знаком принадлежности к высшей касте звёздных людей.

Она неотрывно смотрела и не могла насмотреться. И ничего уже не замечала, даже своего отражения в его золотых глазах.

Он же видел только её. Комбинезон специального исполнения, в виде любимого ею платья в цветочек…Край всегдашнего голубенького шарфика выглядывает над шейным обрезом, и цвет его, густея, концентрируется в синеве глаз. Чёрный волос, алая кожа щёк… А исходящий от неё свет… Может быть, он от фейерверка на небе, а может, от улыбки, и робкой, и ослепительной?

Но никто не видит светящейся пары. Солнце, и то, – по ту сторону Плутона. Смотрят лишь звёзды. И среди них – Сириус, – ненужный, но близкий. А совсем рядом, за полудиском Харона, – Чёрная планета. Кто знает, каким зрением обладают бестфайры? Но, впрочем, если они видят эту волшебную ночь на Плутоне, то нашествия на Землю не будет. Если видят…

– Леран! – выдохнула она, отступив на шаг, – Ты выглядишь совсем как принц, прилетевший с далёкой звезды.

– А ты – прекрасней Нефертити, самая очаровательная принцесса среди всех звёзд…

Сказал: и как молния вспыхнула пред ним! …Завитые чёрные кудри над сине-чёрным огнём глаз, смуглая кожа, крупный нос. И улыбка печали… Агасфер!

Неужели он в этот момент пытается связаться с ним? Не отвечу, Эрланга этой ночью нет и не будет. Есть только Леран Кронин, Лерану Агасфер не нужен. Лерану Агасфер успел сказать всё. Сказал той, земной горькой ночью…

«Ты не один, с тобой сестра. Сёстры уходят, прекрасные возвращаются…» Ещё он сказал, что Леда будет прекраснее Нефертити.

Юный Леран знал, что Нефертити означает: Прекрасная Пришла.

Сбылись оба предсказания Агасфера. Других больше не надо. Мир врагу моему!

– …самая очаровательная принцесса среди всех звёзд! – вернулось эхо с небес.

Он сделал шаг вперёд, она прильнула к нему и прижалась так, что задохнулась. А когда, поднятая его всесильными руками, отдышалась, спросила совсем не о том, о чём хотела.

– Как такое получается? Это трудно?

– Совсем нет, – понимающе улыбнулся он, – Маленькие манипуляции с магнитным полем, скоростной выброс частиц через специальное устройство. Вокруг базы резервуары, генераторы и ещё много чего. Всякое волшебство устроено очень просто, если знать. Ты разве хочешь знать, как всё действует?

– Не хочу! И зря спросила. А ты мог бы и не отвечать! Не так всё делается сказочно и волшебно, когда объясняется.

– Я больше не буду, – рассмеялся он, – Пойдём вниз? Надо ведь осмотреть наше хозяйство. Да и одежда надоела.

– Сейчас пойдём. Только покажи сначала, где Земля.

…Лесенка вилась вниз крутым серпантином, ступеньки мягко пружинили, поручни отзывались на прикосновение теплом. Леран шёл впереди, она опиралась на его руку и слушала.

– Базу построили для науки. Наверняка и для Сферы Оорта. Но золотые дожди были так редки… Людей не хватало.

«Людей не хватало…» Людей… «Люди» – звучит светлее, чем земляне. И ласковее, чем фаэты. Эрнест Мартин говорил, – в отсутствии детей виноваты фаэтянки. Они – женщины стиля «ампир» без отклонений. Голая архитектура. Но Леда не согласна. Она успела разглядеть Айлу: внутри неё как бы живёт ещё одна, иная женщина. Тёплая и добрая, как мать… Жаль женщин Цитадели…

– Комната, где жили строители, не тронута. Мы не будем её смотреть? Правильно…

Люк входа, коридор, пол, стены, потолок…

– Эмме-йа… Имя звезды Андумбулу, красных людей…Она всегда была такой, как сейчас?

– Не совсем. Базу расконсервировали, когда узнали об Йуругу. Пришлось кое-что изменить, добавить. Маскировочный экран, гравиизлучатель с ловушкой, интегральные импульс-антенны…Сделали проход к ядру, поставили планетарный двигатель. Если понадобится, Плутон пойдёт на таран Йуругу.

Леран замолчал и виновато сказал:

– Прости, Леда, я не о том хотел. Угроза войны всех нас…

– Ладно. Я тоже устала. А это что? Неужели?

Она стояла на сверкающем граните плит и смотрела перед собой остановившимся взглядом. Так, как бывало с ней в детстве. Но сейчас её «замирание» можно было объяснить без гипотезы мистических предощущений.

– Наш дворец заметил, что мы устали, и предлагает освежиться.

Да, то был настоящий пятидесятиметровый бассейн, заполненный прозрачной зеленоватой водой. Без вопросов и даже восторга она скинула на гранит всю одежду и бросилась вниз. Леран последовал за ней. Леда вынырнула на середине бассейна.

– Откуда здесь вода? – весело крикнула она, отфыркиваясь, – Точно такая, как дома. А мы – как Элиа с Ирианом!

Леран поднял кругом себя фонтан брызг, нырнул и увлёк её за собой.

 

Комната, которую они себе выбрали, походила на жилища фаэтов в Цитадели, внешне выглядящие как жемчужины. Предусмотрено всё, но оформлено строго, функционально, без излишеств. Невидимые роботы перенесли из Юнивера багаж, накрыли ужин. В «Эмме-йа» всё делалось так: неслышно, невидимо, по воле мысли, с учётом всех желаний.

Но Леда ничего не заметила – её внимание приковал стол.

– Не может быть! И вид, и даже запах!

Она присела на низенький диванчик и, наклонив голову, начала принюхиваться, забавно шевеля носом.

– По-твоему, Леран Кронин ни на что не способен? – строго спросил он, – Копчёный лосось, солёный тунец… По собственному рецепту, своими руками. Для вас, принцесса!

– Для нас? Своими руками? – повторила Леда; в глазах её стояли слёзы.

Он сел рядом. Обнял, легонько прижал к себе.

– Дым для лосося дали опилки. Их я получил от деревьев, которые растут в горах у нашего дома. Там же я собрал ягодки, листья и траву для тунца.

– Всё, как мама и папа, – прошептала Леда, – Ты ничего не забыл…

– Я не могу забыть, – серьёзно сказал он, – А эта бутылка из запасов отца. Я её сохранил для случая. Случай пришёл. Мы немножко выпьем и молча вспомним о них обоих… И о Барте – такой стол для него был великой радостью.

– Нам было так хорошо вчетвером, – Леда вытерла слёзы и улыбнулась Лерану, рыбе, бутылке самопального отцовского виски, их общей памяти.

Они выпили и молча ели, наслаждаясь простой пищей, ставшей для большинства землян роскошью.

 

Ночь приняла их просто и естественно, ибо ночь Плутона часть природы Солнца, как и ночи Земли, и они вдвоём были частью той же природы. И ей было всё равно, как они себя называли, фаэтами или землянами, ибо не было для природы между ними различий. Кроме различий между мужчиной и женщиной.

И оказалось, что это просто, потому что они родились и жили друг для друга. И ещё оказалось, что тела их могут говорить между собой ничуть не хуже, чем даже всеохватывающие и всепроникающие пси-поля.

Мужчина Фаэтона женщина Земли встретились под крышей «Эмме-йа» детьми, но и после познания друг друга остались чисты и прозрачны, как горные родники. И никому не дано узнать, что сказали их тела, и на каком языке они говорили…

Прошла их первая общая ночь, наступило первое единое утро.

Вода Нью-Прайса плескалась в бассейне; два человека ненадолго стали дельфинами – они знали, как это делается.

После купания их ждал горячий кофе, пахнущий настоящим зерном и свежим молоком. Дворец-волшебник заботился о своих гостях-хозяевах.

Завернувшись в длинное полотенце, Леда обхватила чашечку пальцами и стала вдруг серьёзно задумчивой.

– Знаешь, Леран, я успела сильно постареть… Земные девочки в моём возрасте давным давно или вышли замуж, или просто начали постельную жизнь.

Она подошла к иллюминатору, который снаружи выглядел резным окошечком. За окном мигали звёзды, фейерверк закончился. Плутон летел сквозь долгую ночь.

– Ты сказала так, будто завидуешь им, – улыбнулся он.

– А как же! – воскликнула она и тут же рассмеялась, – У них уже дети растут. Но никто из них никогда не узнает, что такое плутоническая любовь.

Леран тоже рассмеялся и подошёл к ней. Она искала среди звёзд Солнце, ему в глаза смотрело бесконечное пространство, не знающее разницы между добром и злом. Ему предстояло уменьшить долю зла и ненависти, она хотела увеличить количество добра и любви.

«Разные цели, разная судьба», – сказал он себе. Она услышала и произнесла вслух:

– Разве мы знаем, что такое судьба? И когда она становится злым роком? Только злой рок может развести нас.

– Злой?.. – он не сразу понял, что она хотела сказать.

– Злой… Злая судьба, – это когда непонятно, что происходит. Помнишь, я не сразу поняла, почему ты простил Агасфера. А когда поняла, то и сама… И подумала… И решила: чаще всего зло живёт в оболочке доброты. Лживая доброта – вот что такое зло.

– Леда, ты у нас, – мудрый восточный мудрец!

– А немудрые восточные мудрецы бывают? Но если уж ты понял, какая я, то ещё скажу: желания судьбы совпали с нашими! Мы стали семьёй ещё до твоего золотого дождя, ещё когда ты был в небе…

Она внезапно расплакалась и бросилась к нему на грудь. Он обнял её и стал качать, неумело, как укачивают маленькие девочки своих кукол. Она плакала и шептала:

– Ты такой… Без меня ты ничего не можешь. Без меня ты пропадёшь. Я всегда буду с тобой, где бы ты ни был. И запомни: я живая только потому, что жив ты.

– О чём ты говоришь, Леда? – он гладил её волосы, целовал мокрые глаза и губы.

– Я услышала о фаэтах и подумала – это ангелы прилетели с небес. Но фаэты оказались гордыми. Мама говорила – ангелы добрые.

– Ну, не все же гордые…

– Не все, – слёзы кончились, и Леда улыбнулась легко и свободно. – Один добрый ангел точно есть. Мой ангел.

– Ну, не надо. Просто мы с тобой счастливые люди.

– Правда? – удивилась она, – Это почему?

– Потому что у нас будут самые умные и самые красивые дети.

– Красивые как я, а умные как ты? – прищурилась она.

Волна неиспытанной нежности обдала Лерана.

– Нет. И красивые, и умные, как ты! Вот так – правильно. Дети Земли…

Он хотел что-то ещё добавить, но не успел. Пальцы Эрланга сжали бокал, и он рассыпался влажными осколками. Зрачки расширились и застыли в одной точке. Только точка, на которой они замерли, находилась не здесь, не во дворце «Эмме-йа».

– Что случилось? – испуганно прошептала Леда.

Он ответил не сразу, с трудом шевеля обескровленными губами.

– Случилось самое страшное. И подумать о таком было невозможно.

– Леран?!

– Контейнеры мои потеряли жизнь. Мертвы мои контейнеры… Не будет больше лотосов.

С Ледой говорил Эрланг, на неё смотрело чужое лицо, но она справилась со страхом.

– Что?! Больше не будет золотых дождей?

Спросила одно. А подумала другое: «Больше не будет заново рождённых. Больше никто из фаэтов не получит новой жизни на Земле». Произнести такие слова она не сможет никогда.

– Почему, Леран? – спросила она Эрланга.

– В ядрах комет стоят излучатели. Они выжгли всё пространство Системы!

Медленная рука сняла со лба красную повязку с весёлым земным камнем. Леда поняла: пришла пора возвращения чёрного цвета. Случилась вторая расстрельная ночь… В первую погибло двое. В эту – много миллионов, даже миллиарды. Они погибли, не возродившись.

Глаза Эрланга горели потемневшим золотом.

– Я только что принял сообщение из Комитета Пятнадцати. От Игоря. С дополнением от Агасфера. Шпион, разведчик Йуругу среди нас. Тот самый, кто начал с организации преступного «Нео-Силлабуса». Он и выдал бестфайрам тайну жизни…

– Его найдут.., – сказала она тихо первое, что пришло в закружившуюся голову.

– Нет. Не найдут. Ни Агасфер, ни Мартин не смогут. Весь Комитет Пятнадцати не справится. Этот шпион – фаэт, Леда. Земля подарила ему вторую жизнь. Он предал и Землю, и память о Фаэтоне. Он предал всё, что только смог…

– Но… Разве эти… бестфайры… не могли сами?

Он не заметил её вопроса и сказал себе вслух:

– Одного не понимаю…

Она робко протянула руку и дотронулась до его лба, сиротливого без красной ленты. Лоб дышал жаром. И спросила:

– Чего ты не понимаешь? Только не молчи, и говори вслух.

– Хорошо. Буду говорить вслух. Я не понимаю, как мы не узнали об излучателях вовремя. Хоть один человек, фаэт или землянин, должен был зафиксировать излучение. Комиссия Возрождения реально перекрыла все сектора Системы! Где же застряла информация?

– Разве нельзя проследить?

– Трудно. Очень трудно. И мне трудно.

– Ты винишь себя… Зачем?

– Мне первому! Мне следовало понять сразу: Аполлион может быть фаэтом! Я был совсем не прав, я думал о фаэтах лучше, чем о людях Земли!

А в сознании билась мысль, пытающаяся отыскать выход из случившейся трагедии.

«Излучающих смерть комет около десятка. Импульсы чёткие, выверенные. Они нашли частоту и амплитуду! На Фаэтоне мне не хватило нескольких недель… Не удалось добиться абсолютной защиты, осталось открытым маленькое окошечко-лаз. Знали только те, кто имел со мной прямой контакт».

Он обхватил голову руками и сжал побелевшими пальцами. Совсем так, как делал Ирвин Кронин, когда случалось что-то очень нехорошее.

– Живой космос… Теперь он мёртвый, его выжгли…

Леда разъяла его руки, заменила своими. Распахнула полотенце, прижала его к себе. Раскалённая голова обожгла её обнажённую грудь и открытое сердце. Леран затих. Показалось, что он всхлипнул. Она крепче прижала его к себе, но он мягко отстранился и выпрямился. Глаза Лерана были сухи.

– Кончился наш праздник, Леда, Мы возвращаемся. Рано оплакивать. На Земле Антэ, он прошёл адаптацию. Антэ был помощником Эрланга. Есть ещё надежда. Ведь я не всё помню…

 

Земля.

Нью-Прайс.
Выездное чрезвычайное заседание Комитета Пятнадцати.

Эрнест Мартин, скрестив руки на груди, стоял у входа. У ног шипело подступающее море, в небе завис дежурный Юнивер. Рыбацкий посёлок был пуст, людей эвакуировали в глубь материка.

Накануне Мартин сказал Салтыкову, что нельзя обсуждать проблему «закрытия контейнеров» без участия фаэтов. Денис то ли не согласился с ним, то ли не смог изменить общий настрой.

Отсутствовал даже Эйбер, единственный из фаэтов член Комитета Пятнадцати. Все они ожидали возвращения с Плутона Эрланга.

Игорь Бортников, конечно, имеет право. Но – четверо взрослых и десять детей! Гении человечества, желающие спасти нерожденных фаэтов. Фаэтов, которым лишь случай помешал переселить людей с Земли на Марс. Фаэтов, по следам которых пришла с чужой звезды смертельная угроза.

Двери оставили открытыми. Мартин смотрел на море и слушал. Предложения, гипотезы… Ничего у них не выйдет. Если кто и сможет что-нибудь, то Эрланг. Да, Эрланг, но не Леран Кронин.

Дом Крониных охраняется не хуже, чем в своё время Белый Дом или Кремль. Но здесь нет прикрытия, имеющегося у Цитадели. Всех этих штучек с пространством: лабиринтов, ловушек, экранов и тому подобного. Фаэты не торопятся дарить свои секреты направо и налево.

Эрнест пожевал губами, вздохнул. Хотелось йогурта, но где его сейчас достанешь? И Лия далеко, она бы смогла. Ну, разделаются они со звероящерами Сириуса, и что потом? Возьмутся за наведение порядка среди аборигенов Земли? А если вспомнят отставленный план эвакуации? И придётся ему с Лией на старости лет осваивать каньоны Марса. Растить саксаул с баобабами. «И на Марсе будут яблони цвести», – как-то спел строчку Демьян. Яблони… Колючки бы прижились. Он усмехнулся, представив себя, опутанного кандалами, с лопатой в руках на красном бархане.

Впрочем, ещё неизвестно, что лучше: пахать марсианские пески или охранять земное правительство. Сюда бы Агасфера, у того непревзойдённый нюх на неприятности. Кое в чём тот и с фаэтами мог бы потягаться. Странник давно плетёт сети для захвата шпиона. Но если диверсант фаэт, Агасферу не пробиться к нему. Свои с ним разберутся, и следов никто не найдёт. Земляне и имени не узнают. Со стороны материка донёсся шум вертолёта. Лёгкий, спортивный, определил Мартин на слух. Юнивер пропустил, значит – свои. Машина села на песок в десятке метров от дома. Вышли двое. Чарли Стивенс, отвечающий за внешнее кольцо охраны, сопровождал высокого человека в спецназовском комбезе. Четырёхцветный, из вещевых запасов канувшего в лету НАТО. Видимо, человек, – североамериканец, из «штатовского» населения.

Чарли остановился, козырнул.

– Пожелал лично к тебе, Мартин. Разбирайся сам, доводы звучат убедительно. Я его прощупал, оружия нет.

Стивенс повернулся и пошёл к вертолёту. Эрнест кивнул гостю, не меняя позы и оглядывая того полицейским взглядом.

– Говорите…

– Я – Джимми Брук. «Дикие копы»… Слышал?

Мартин напрягся и невольно потянулся к кобуре.

– Не узнал? Сколько воды утекло, на жизнь любую хватит. Мэн-Сити…

Не узнал! Как можно признать того Брука в этом прошедшем огни и воды, пиратского вида человеке?

Шрамы, ожоги, правой брови совсем нет. Рот перекошен навсегда либо ударом ножа, либо осколком гранаты на излёте. Не лицо, а полигон для испытаний холодного и огнестрельного оружия ближнего боя.

Довольный жизнью лощёный полицейский капитан из заштатного городка североамериканского континента и, – предводитель самой могущественной и жестокой банды западного полушария! Поистине, неисповедимы пути Господни! Мартин хорошо помнил трусливую дрожь капитана Джимми Брука, отказавшего в гостеприимстве ему с Лераном. Но то быльём поросло и мести не стоит.

– Твою дивизию! – по-крамовски отреагировал Мартин, – И чего ты от меня хочешь? Кресла в планетарной администрации? Надоело гулять на воле? А узнать тебя действительно непросто…

– Я пришёл сдаться, – желваки вспухли на израненных скулах Брука, – Точнее, – предложить Комитету Пятнадцати свои услуги. Уж если сам Агасфер у вас…

Мартин, не отводя от него взгляда, поинтересовался:

– Как так получилось? Образцово-примерный семьянин и – бродяга, главарь «Диких копов»…

Глаза Брука блеснули бешеной яростью, челюсти сжались по-волчьи.

– Нет семьи. Нет ни квартиры, ни виллы. Жизнь – лучший учитель. Я расстался с иллюзиями. Перед тобой другой Брук. Или у тебя ко мне свой счёт?

– Нет никаких счетов, – твёрдо произнёс Мартин, – Мы поняли тебя и простили. И Леран, и я. Всё-таки, чего ты хочешь?

– Для себя я ничего не хочу! А вот для парней… Самостийность, как любит говорить один из моих «диких», здорово развращает. Центр порядка на планете должен быть один.

– Что ж… Если так, выбирай: или на службу в полицейский департамент континента, или, – если хочешь сохранить в целости свою группу, – согласуй вопрос с начальником планетарной полиции.

– То есть с Агасфером? Терпеть не могу официальных контор. Выбираю второе.

Мартин потянулся за мобильным телефоном, размышляя о перипетиях судьбы. «Время превращений, да и только. Или оборотней? Друзья делаются врагами, враги – друзьями. Трусы – храбрецами… Агасфер разберётся лучше меня». Чтобы отыскать в эфире Странника, понадобилось несколько минут. Он передал телефон Бруку. Тот кратко доложил свою ситуацию, после чего Эрнест слышал одни междометия «да»-«нет». Вопрос решился менее чем за пять минут. После разговора Брук преобразился. И, на взгляд Мартина, стал похож на волка после встречи с умным дрессировщиком. Агасфер умеет найти таким людям нужное место под Луной.

 

Земля.

Цитадель. Розовая «Жемчужина» Эрланга.

Всепроникающий характер земной пыли действовал и в Шамбале. Дом Эрланга принимал людей только раз после постройки. Но пыль ровным серым слоем покрыла все поверхности, как по горизонту, так и по вертикали. Включая зеркала и фотографии.

Эрланг сам не совсем ясно понимал, почему избрал для встречи то жилище, от которого в своё время наотрез отказался. Трагедия с контейнерами повлияла на многое.

Он сидел с Антэ за столом, Леда у стены рассматривала снимок: семья Эрланга до избрания его вождём… Достоверная реконструкция. Годы зрелой молодости его родителей, до трагедии на Йуругу…

Беседа подходила к концу.

– …Итак, я не могу надеяться, что в памяти обязательно сохранилось то, что нам требуется…

– К сожалению, не можешь, – спокойно подтвердил Антэ, – Да и нельзя вернуть то, чего не было.

Эрланг не мог окончательно потерять надежду.

– Дельфины собирают контейнеры в специальные хранилища. Можно ли рассчитывать…

– Тоже нет, – Антэ не дрогнул ни лицом, ни взглядом, ставя точку в проблеме спасения, – Дельфины всего лишь похоронная команда.

Леда сняла фото со стены и неслышно вышла в холл. Осматривая «жемчужину», она с помощью мокрой тряпки боролась с пылью. Эрлангу захотелось крикнуть в лицо новорождённому брату… Одному из последних новорожденных... Крикнуть: «Не сиди же как статуя! Признайся мне и себе, что сердце твоё стонет от безжизненности. Покажи, что ты живой!»

Но только прикрыл глаза и сказал:

– Ничего… Сегодня не можем, так завтра… Будет саркофаг. Нет, – новое хранилище! Они подождут…

В комнату вернулась Леда со снимком в руке и вмешалась в разговор.

– Простите, но… Леран, к тебе гости.

Он посмотрел на неё: в глазах острая боль-сопереживание, которую она тщетно пыталась скрыть. Леран мысленно сказал: «Ничего, родная. Мы ещё придумаем что-нибудь. Всё будет хорошо».

Антэ поднялся было из-за стола, но Эрланг остановил его.

– Если можешь, останься. Я пригласил Айлу. Она работает в комиссии Арни. В Комитете Пятнадцати обеспокоены нашими женщинами. Там действительно не всё ясно. С Айлой Памела Шиф из Комитета, она занимается этой проблемой.

– Земная женщина? – равнодушно удивился Антэ, но взглянул на Леду и не стал ждать ответа.

– Ты знаешь о самоубийстве и странной записке? – вопросом на вопрос Эрланг показал нетактичность брата, – Из ряда вон, как говорят люди Земли. Уверен, причина поступка осталась.

– Самоубийство и положение в Комиссии Возрождения? Что общего?

Эрланг не ответил. В комнату вошли женщины. Памела, дама лет сорока, в простеньком сером платье, никогда не отличалась красотой и статью. Рабочая нагрузка последних месяцев добавила её внешности ещё лет десять. Айла выглядела расцветающей внучкой на выданье в сопровождении заботливой бабушки.

Глаза Леды сверкнули, и Леран улыбнулся; её ревность походила на реакцию молодой львицы, заметившей появление поблизости от логова её личного льва самки из чужого прайда. Посчитав, что горячие эмоции освежают кровь, он не стал её успокаивать.

Айла не замечала Леды… Неприятие землян, поддерживаемое упорным Арни… Эрланг признал за собой ещё одну ошибку: нельзя было отдавать женщин Фаэтона под опеку Арни. Но чья была инициатива?

Ослепительная холодная красота… Русалка, проводившая его в грот «золотых людей». Она не менялась. Со времени появления Йуругу он встречался с ней дважды. Первое чувство к ней не уходило. Чувство внутренней близости, очарованности, родства. Леда понимает?

Леда – как трепетная лань. Как нимфа, готовая за любовь отдать жизнь. Жизнь и любовь так перемешались в Леде, что она в любой момент могла взорваться как вулкан. Достаточно малейшего толчка. Природная, дикая красота Леды несравнима с неотразимым обаянием Айлы. Их нельзя сравнивать. Как Солнце и Луна… Да, у Леды свой свет, идущий от пылающего сердца. У Айлы – отражённый. Каждому своё. Леран всегда тянулся к Солнцу. Но почему и сейчас, рядом с Ледой, его не покидает ощущение близости к Айле? Словно они связаны чем-то общим.

Он проанализировал свои эмоции и попробовал перевести их на земной язык. Пришлось смоделировать интимную встречу. Получилась забавная картинка: он подходит к Айле, сидящей в кресле, опускается на колени, кладёт голову на её колени и закрывает глаза. Её ласковая рука касается его волос, и он забывает обо всём. В сердце – нега, в голове – успокоение… Нет, самому не разобраться.

Встав рядом с Антэ, Эрланг поклонился дамам.

– Спасибо, что пришли. Располагайтесь. Хотите чего-нибудь?

– Воды, – оглядев пустой стол, слегка осипшим, простуженным голосом попросила Памела.

И тут всё переменилось. Эрланг ощутил вибрацию времени, сжатие мгновений. Кто-то попытался затормозить его ход?

Он повернул голову, встретил глаза Леды. Нет. Она смотрит с напряжением, но спокойно. Айла или Антэ? Вдруг слово, одно короткое слово, ударило Эрланга десятибалльным землетрясением. Слово Антэ, ещё не произнесённое, уже кольнуло, тряхнуло, взорвало!

– Лимния?! – произнёс Антэ и лицо его дрогнуло.

Эрланг мгновенно оценил всю ситуацию. И понял её. Антэ, не сумевший вовремя схватить себя за язык, не научившийся управлять мыслями… Ничего не заметившая Памела… Леда, замедленно поднимающая к глазам семейную фотографию – призрачный отсвет жёлтой звезды Эмме-йа-толо. Леда догадалась… И Айла, одновременно с ним проникшая в сознание Антэ…

Мысли Эрланга и Айлы переплелись. Секунда контакта прояснила всё. Леран вспомнил обещание, данное Леде: в её присутствии только словами. Айла и Антэ поняли и согласились.

– Сядем и поговорим, – предложил Эрланг, – Леда, ты можешь поближе ко мне? Хорошо?

Она устроилась на подлокотнике его кресла, положив руку ему на плечо. Поднявшееся возбуждение снова засверкало в синих глазах.

– Прости Памела, мы займёмся твоим вопросом через десяток минут. Возникла ситуация, требующая немедленного выяснения. Не возражаешь?

Памела наконец почувствовала, что в комнате творится нечто экстраординарное, и мягко сказала:

– У нас есть время, Генеральный советник.

– Кто начнёт? Ты, Антэ! – за столом сидел не Генеральный советник Комитета Пятнадцати, а император планеты Манде.

Антэ понадобилось полминуты, чтобы справиться с волнением и инициировать запас земных слов.

– Признаю вину. Я поступил неправомочно самостоятельно. Я обязан был сообщить тебе о своём замысле. Оправданий не ищу, но время было такое, как на Земле сейчас.

Леда смотрела на Антэ во все глаза, ожидая страшного, неприятного открытия.

– Я клонировал твою погибшую мать, Эрланг. А затем личность клона перекодировал в семя. И тайно включил её в твою программу сохранения.

Даже в отсутствии людей розовая «жемчужина», дом императора Фаэтона, не знала такой пронзительной тишины. Памела не могла отвести взгляда от Эрланга, она не узнавала его лицо. А Генеральный советник сидел с закрытыми глазами. Леда поставила фотографию на стол. Айла повернула её к себе и принялась пристально изучать…

– Я – Лимния.., – она говорила замедленно; крайне редко Айле приходилось общаться вслух, и ещё реже использовать земные языки. – Память возвращается… Клон… Благодаря Антэ я пережила ещё одну смерть?

– И ещё одно рождение, – негромко добавил бледный Антэ.

– Как ты опознал её? – не поднимая век, спросил Эрланг.

– Я перенёс на клон метку и записал её в программу. Знак Лимнии. И ты должен помнить. На правой щеке, у виска. След детской травмы.

Эрланг открыл глаза. На правой щеке Айлы еле заметно темнело пятнышко сложной конфигурации. Пятнышко столь же неповторимое, как отпечаток пальца или рисунок радужки.

«Смотрел, но не видел… А внутреннее, истинное Я узнало. Вот почему меня так тянуло и тянет к ней. Лимния… Мать…»

– Ключ к пробуждению памяти – имя, – продолжил Антэ, – Я не смог сдержаться. Малый срок для адаптации. Я не землянин, но ещё и не фаэт.

Взгляд Леды обратился к Айле. Не было в нём огня соперничества, а только сочувствие и желание понять… Она крепко сжимала рукой плечо Лерана, не замечая того.

– Вы – мать Лерана? Та, которая…

Она хотела было сказать: «Та, которая погибла миллионы лет назад в миллионах миль от Земли?» Но не сказала. Ведь тогда пришлось бы произнести имя «Эрланг», которое она для себя не признавала.

– Я думаю, Леда.., – мягко ответила женщина с двумя именами.

Айла продолжала изучать фотографию. Холод покидал её, статуя оживала.

– Мать и сын, – Айла говорила так же медленно, – Но я – копия клона. Была клоном… Как быть с этим?

Она подняла взгляд на Антэ; тот явственно вздрогнул.

– Почему ты избрал меня, Антэ? Почему одну меня?

– После разгрома посольства на Йуругу ваши останки смогли вернуть домой. Личностный код в ДНК сохранился. Эрланг был слишком занят. Я хотел сделать подарок…

«Вот это подарок! – ужаснулась Леда, – Клон или … Копия копии? Или кто? А если бы я вот так встретила свою маму? Неожиданно… И непохожую на себя внешне, но всё-таки её?»

Памела смотрел на фаэтов с непониманием и страхом. Мораль всемогущих инопланетян… Она уже не верила, что их союз с землянами искренен. Вопрос, с которым она пришла к Генеральному советнику, забылся.

 

Часть вторая

Поражение