Глаза Ритувати наполнились слезами.

Я спокойно сказала:

- Ма Кунти взяла с меня обещание, что я не буду питать ненависти к ее дхарма-путре. По первому ее слову я вышла замуж за пятерых. Поэтому, хотя Карна и оскорбил меня при дворе Куру, я не скажу ему ни слова. Счастливо, Ритувати! Успехов твоему супругу и сыновьям!

Я заметила, что, стоя поодаль, Карна напряженно вслушивается в каждое слово нашей беседы, и глаза у него влажные. Ритувати не отпускала мою руку. Взяв с блюда, которое держала ее спутница, драгоценности, она принялась украшать меня ими. Я отпрянула, как от змеи:

- Что это? Зачем? Лесные отшельницы украшений не носят.

Ритувати смиренно молвила:

- Муж велел мне украсить тебя всеми моими драгоценностями. Ты – его золовка. Если ты уйдешь отсюда в одном лишь рубище, он очень оскорбится. У царя Дурьодханы нет прав на эти украшения, они - собственность Карны. Когда Духшасана забрал твои украшения, Карна послал мне весточку, чтобы я ждала тебя здесь со всеми своими драгоценностями.

Любимая спутница Карны, Асмита, надменно бросила:

- Не удивляйся таким пустякам, Махарани! Лучший из дарителей, Махарадж Карна, не колеблясь расстанется со всем своим имуществом и пожертвует самой своей жизнью!

Я насмешливо сказала:

- По его знаку Духшасана отобрал у меня украшения, и теперь он просит тебя ждать меня здесь с драгоценностями!.. Ничего не скажешь, более подходящего случая блеснуть щедростью и представить себе нельзя! Но, Ритувати, даже эти украшения принадлежат Карне лишь условно, ведь он стал царем Анги не своими силами. Царская корона на его голове – подачка грешного Дурьодханы. Учитывая все это, могу ли я принять собственность Дурьодханы? Я получила хороший урок. Щедрость Карны тоже еще доказать нужно. Спасибо за колкости.

Услышав мои слова, Карна опустил голову. Духшасана вспыхнул:

- Увы, какую вопиющую несправедливость допустил царь Друпада, вверив свое сокровище, Ягьясени, этим евнухам! Видел бы он, как Ягьясени уходит в лес вместе со своими нищими мужьями, - захотел бы искупить свой грех, вручив свою дочь доблестному царю Анги, Карне! Царевна! Откажись же от этих попрошаек, прими руку богатого и отважного Карны – или любого другого мужчины, на свой выбор! Ведь ты сохранила целомудрие, хотя у тебя и пятеро мужей. Если ты выйдешь замуж еще раз, твое безупречное целомудрие нисколечки не запятнается. Такой роскошной женщиной, как ты, должны наслаждаться только цари, но не бедняки!

Пошлости Духшасаны привели Бхиму в ярость:

- Глупец! Недолго же тебе осталось хвастаться! За то, что ты уколол нежное сердце царицы Драупади, я вырву твое сердце и предложу ей в качестве аргхьи. Твоих подпевал я тоже отправлю в ад…

Заметив, что Бхима разошелся не на шутку, Юдхиштхира принялся успокаивать его. Теперь я была уверена, что если в будущем кто-то и защитит мою честь, то это будет искренний, прямодушный, вспыльчивый Бхимасена. Тот, кто смиряется с надругательством над собственной супругой, дабы избежать войны, кто готов пожертвовать ее честью ради царства, во имя отречения и ненасилия, может быть великой душой и приверженцем дхармы, но на самом деле он трус. Можно хранить верность такому человеку, но любить его - невозможно.

Глава 29

Сколь благотворно для души самопожертвование, столь же губительно самолюбие и ограниченность, - я поняла это, едва ступив в лес Камьяка. Три дня подряд мы шли вдоль берега Ганги, а на четвертый вошли в лес. Удивительная красота этого места унесла прочь все мое горе, усталость и уныние.

Высокий бамбук. Над ним – зеленый полог недотроги. За ним играет в прятки девчушка, то появляясь, то исчезая в лесных зарослях. Хотя она ужасно застенчива, ей очень хочется нам помочь. Звонкий смех, размеренные шаги и, наконец, ее голос растворяется в тиши лесной. Я всматриваюсь в чащу, но она не выходит. Заметив мою усталость, Юдхиштхира говорит: «Смотри: с незапамятных времен дочь гор Тандравати несет свои воды через эти дебри, так далеко от своих истоков. Усталость ей неведома! Цель ее – море; по пути к нему она питает землю, окрашивая берега свои в зеленый цвет. Такова жизнь. Грош цена жизни человека, который, продвигаясь к своей цели, неспособен принести благо своим друзьям и родственникам, стране и обществу. Жажду не утолить морской водой, но пресная речная вода поит нас. Какой смысл в имуществе, если не помогать бедным? Теперь Дурьодхана правит Хастинапуром и Индрапрастхой, но если ему нет дела до его подданных, какой смысл в таком правлении? Ягьясени, уроки, которые мы получим за двенадцать лет своего изгнания, будут дороже всего того, что мы изучали вдали отсюда. Они принесут нам счастье. Господь отправил нас в лес ради нашего же блага».

По другую сторону бамбуковых зарослей показался водопад. Над зеленым лесом голубым шатром распласталось небо. Надо же, какое оно голубое! А вот эти горы – синие. По ним разбросаны рваные белые облака. А другие, слоистые облака напоминают тилаку из пепла на теле погруженного в медитацию йога. Чтобы вывести похожие на йогов горы из медитации, листья и цветы на деревьях превратились в нимф дождя. Но горы по-прежнему невозмутимы. Облака постепенно растворяются в небе, и кажется, будто пепел осыпается с тела мудреца. Спускаясь пониже, они сливаются в пелену и благословляют землю дождем. Облака здесь свободны, как дикие птицы: в поисках смысла жизни они плавают над нами, как им заблагорассудится.

Разные виды вьюнков, деревьев, растений полны сока; многообразные цветы и фрукты, большие и малые – природа открылась перед нами во всей красе, намекая на мирное сосуществование со всеми своими чадами. Деревья соперничали друг с другом в своем стремлении к солнцу: желая обогнать собратьев, каждое тянулось ввысь, чтобы пить солнечный свет. Все деревья были высокими, прекрасными, сильными каждый на своем месте. Но человек!.. Он хочет расти, принижая других, подавляя их даже ценою дхармы и справедливости, и доказательством тому – обращение Кауравов со своими братьями Пандавами.

Каждый из нас прикоснулся к таинству уединения: Юдхиштхира стал еще большим философом; Арджуна забылся в поэзии; Бхима счел, что теперь мы – хозяева этих мест; Накула восхищался своим отражением в ручье; Сахадева искал лесные тропы и строил планы на будущее.

Я зачарованно сказала:

- Стало быть, мы проживем в лесу Камьяка целых двенадцать лет! Построим хижину на берегу Тандравати и мирно заживем.

Юдхиштхира спросил мнения Сахадевы. Тот ответил:

- Лес Камьяка – со всех точек зрения подходящее место, если здесь нет киратов.

Юдхиштхира удивился:

- Что за беда, если здесь живут кираты? Подружимся с ними. Тогда нам не придется скучать в разлуке с друзьями, которые остались в городе.

- С ними не подружишься. Даже мудрецы не хотят предаваться подвижничеству здесь в страхе перед киратами. Брахманы и кшатрии тоже не захаживают в этот лес в страхе перед этим зверьем.

Я спросила:

- Но почему они враждуют с брахманами и кшатриями?

Сахадева обстоятельно разъяснил:

- Один из киратов, Джара Экалавья, умолял гуру Дрону принять его в ученики. Неизвестно, как отнеслись бы царевичи к тому, что их однокашником стал отпрыск киратов. Опасаясь Кауравов, Дрона отверг Джару, но тот не сдался: он слепил из глины образ Дроны и упражнялся в стрельбе из лука перед ним. Так он достиг мастерства. Позже, прослышав об этом и отметив способности Экалавьи, Дрона встревожился, ведь тому ничего не стоило наголову разбить Кауравов. Чтобы защитить своих учеников, Дрона поступил жестоко: под предлогом гуру-дакшины он попросил большой палец правой руки у простого, преданного и целеустремленного Экалавьи. Могут ли кираты простить оскорбление, которое нанесли им Кауравы, и награду, запрошенную Дроной? Вот почему они хотят стереть ариев с лица земли.

Бхима сказал:

- Но ведь Юдхиштхира и Арджуна заступились за Экалавью! Они тоже просили Дрону принять его в ученики. Все люди братья, так что Джара ничем не хуже брахмана или кшатрия. Пандавы ходатайствовали за него перед Дроной. И все же, опасаясь потерять свое положение, ученый Дрона сделал то, что сделал. Пандавы здесь не при чем. Неужели нельзя объяснить это киратам?

Арджуна грустно улыбнулся:

- Люди склонны забывать сотни оказанным им услуг, но одну-единственную обиду будут помнить всю свою жизнь. Возможно, нам кираты не враги, но они враги кшатриев. Наши враги остались в Хастинапуре, зачем же наживать себе новых? Пойдемте в какой-нибудь другой лес. Пусть кираты спят спокойно…

- Не бывать этому! Нам что теперь, бежать отсюда в страхе перед киратами?! Могут ли они тягаться со мной? – вспылил Бхима.

Юдхиштхира сказал:

- Жестокость и гнев порождают печаль и вредят обоим сторонам. Победа ценою крови может принести богатство, собственность, царство и силу, но не принесет мира, дружбы и счастья. Неправильно всегда выбирать путь жестокости. Есть другое волшебство, чтобы победить врага. Эту мантру знает Ягьясени. Поэтому хорошо было бы, если бы о нашем мирном проживании в лесу Камьяка позаботилась она.

Я горячо отозвалась на его намек:

- В лесу Камьяка не будет классовых, кастовых, расовых различий. Здесь нужно восстановить справедливость по отношению к Экалавье. То, что сделали арии с Экалавьей – веская причина для ненависти. Но, связав их узами дружбы, мы положим начало великому единению ариев и неарийских племен. У меня в руках – волшебный сосуд. Ежедневно в лесу Камьяка кираты и Пандавы будут обедать за одним столом. Я сама буду подавать пищу каждому из них.

- А я – убирать за всеми использованные листья, - радостно подхватил Арджуна.

- Как же иначе, ты ведь ученик сакхи, - с ласковой улыбкой прошептала я.

Вдруг раздался громоподобный рев. Сахадева сообщил:

- Это не гром. Это кират Кирмир бросает нам вызов. Он – вождь туземцев. Он молод, бесстрашен и очень силен. Он жаждет крови брахманов и кшатриев, и сегодня, похоже, удача улыбнулась ему. Нам грозит опасность - Кирмир может поднять целый холм и швырнуть его в море. Господи, помоги!..

Вращая булавой, Бхима побежал на звук. Ошеломленные, мы оставались на местах. Раздались звуки сражения. Юдхиштхира приуныл:

- В первый же день своего пребывания в лесу мы обагрили землю кровью. Что могло стать большей неудачей?

- А что нам оставалось делать?

- Я знаю, Бхима убьет его. Но, убивая противников, невозможно погасить вражду. Сегодня погибнет Кирмир, а завтра мы столкнемся с другим киратом. Возможно, все кираты объединятся и нападут на нас. Даже если Бхима и Арджуна перебьют всех туземцев, они останутся врагами брахманов и кшатриев и пронесут эту враждебность через века. В результате не только мы, но и все человечество окажется в опасности. Спася Кирмира, мы сумеем построить мост дружбы между киратами и Пандавами. Только Драупади может спасти Кирмира от Бхимы, - заключил Юдхиштхира.

Набравшись смелости, я отправилась на место событий. Уложив противника наземь, Бхима грозил ему булавой. Кирмир со сложенными ладонями молил о пощаде, но Бхима не слушал его и уже собирался было нанести последний удар. Я выскочила вперед, вскричав: «Господин мой, пощади Кирмира!» От неожиданности рука Бхимы застыла в воздухе. Потрясенная его грозным видом, я потеряла сознание.

Позже я узнала, что кират остался жив. Он не мог понять, что за богиня появилась так внезапно и спасла его, а теперь сама без чувств лежала на земле. Кирмир сбегал за водой – он принес ее из ручья в ладонях, обрызгал мне лицо и принялся растирать мне стопы. Открыв глаза, я обнаружила, что Бхима сидит у меня в головах, а Кирмир в ногах. Вокруг стояли Пандавы. Видя, что я пришла в себя, они словно ожили. Кирмир утирал слезы:

- Ма! Деви! Кто ты? Парвати или Лакшми? Спасая этого низкого человека, ты сама оказалась в опасности! Мать, как же я верну тебе этот долг? Я жду твоих приказаний.

Простые, искренние речи Кирмира заставили меня позабыть всю печаль:

- Кирмир, ты уже назвал меня матерью – что же еще ты хочешь обо мне знать? Женщина любого возраста – прежде всего мать. Так почему же супруга пятерых Пандавов, Драупади, не может быть матерью Кирмира?

Кирмир рыдал:

- Прости меня, мать! Я знаю, ныне царица Драупади живет в лесу. Но когда же вы пожаловали в Камьяку? Оставайтесь здесь, сколько пожелаете, - здесь вы в безопасности.

Я тут же нашлась:

- Если даже сейчас кираты считают моих мужей врагами, нам придется покинуть этот лес. Но, видишь ли, сами Пандавы никогда не смотрели на шабаров свысока. Все люди братья – это они знают точно. Вот почему Драупади вышла за них замуж.

- Ма, с сегодняшнего дня племя шабаров - друзья Пандавов. В сердцах местных жителей не будет места ненависти к ним. Мы ненавидели ариев из-за того, что Кауравы нас обидели. Истребить Кауравов – дело всей нашей жизни.

Юдхиштхира сказал:

- Такова же и наша клятва – с тех пор, как при дворе Куру они оскорбили Драупади. У нас с вами одна цель, так что мы должны подружиться. На заре творения люди были равны. Человек – дитя природы. У каждого есть право на жизнь. Солнце, луна, дождь, ветер, времена года – все это затрагивает людей в равной степени. Различия между людьми определили они сами. Для защиты общества и прогресса цивилизации разные люди несут разную долю ответственности. Ради блага общества существуют разные касты. В семье не бывает неприкасаемых, хотя женщина убирает использованные листья за всеми, моет полы, стирает одежду. Почему же в обществе тот, кто делает ту же самую работу, считается неприкасаемым? Рама, лучший из людей, ел фрукты, надкушенные шабари. Это ничуть не принизило Его. Он подружился с туземцем Гухой, не считая его низшим. Тот, кто проводит различия между людьми, противостоит Творцу. Дорогой Кирмир, не держи на нас зла, одари нас своей дружбой! Вот увидишь, сюда пожалуют мудрецы. Их благословениями обитатели этого леса получат безмерное благо. Цивилизация будет развиваться благодаря обмену опытом.

Слава тому императору, что смиренно молит о дружбе! Кирмир запинался от волнения:

- Наша судьба изменилась – вот почему вы направили сюда свои стопы! Я все объясню своим друзьям и близким. Двое моих братьев, Кират и Вират, планомерно истребляют кшатриев. Ма Панчали сумеет обуздать их. Остальных я беру на себя. Я – вождь здешних шабаров. Меня послушаются. Подружившись с Сугривой, Рама завоевал Ланку и убил Равану. Точно так же, подружившись с вождем этого племени Кирмиром царь Юдхиштхира завоюет Хастинапур и уничтожит Кауравов. По твоему слову завтра утром войско шабаров двинется на Хастинапур.

Юдхиштхира смиренно сложил ладони:

- Нет-нет, друг мой, пойми нас правильно! Завоевание Хастинапура или уничтожение Кауравов не входит в наши планы. Когда через тринадцать лет жизни в лесу мы возвратимся домой, мы вернем себе принадлежащее нам по праву, и этого вполне достаточно. Мы не примем царствование над Индрапрастхой ни днем раньше, иначе нарушим свое обещание. В дружбе мы не ищем выгоды. Мы хотим просто дружить. Поистине, с настоящим другом и море по колено.

Кирмир был ошеломлен благородством Юдхиштхиры. Весть о дружбе молниеносно облетела лес Камьяка. Кирмир, Кират, Вират и другие лесные жители – все явились на встречу с нами. Даже дикие звери пришли, чтобы подружиться.

По такому случаю я позаботилась об угощении. Собственноручно приготовив пищу в волшебном сосуде, я усадила Пандавов и шабаров рядом и накормила их. В тот день лес был полон амриты. Я объявила: «Пока Пандавы живут в лесу Камьяка, никто здесь не будет голодать. Пандавы и шабары ежедневно будут обедать вместе. Пандавы должны принимать угощения из рук шабаров, а подавать пищу шабарам буду я. Этому правилу мы будем следовать в любое время года».

Раздались приветственные возгласы в адрес Пандавов. Люди пустились в пляс, зазвучали песни. Довольная всем происходящим, я подумала: сколь же благороден может быть человек! И каким до неузнаваемости мелочным может он стать!

Глава 30

С волшебным сосудом в руках, я все же должна была оставаться голодной целый день: как только я поем, сосуд перестанет производить пищу. Поэтому, в то время как остальные завтракали, обедали и ужинали, я постилась, до полуночи ожидая незваных гостей. Меня это ничуть не смущало. Ради того, чтобы накормить сотни, один может и поголодать. С этими мыслями я каждый день кормила лесных жителей, в том числе птиц и зверей, насекомых и червей. Да уж, в лесу Камьяка даже насекомым и червям голодать не пришлось. После того, как все поели, я могла утолить голод и жажду.

Женщина – мать, полная амриты. Как только на свет появляется ребенок, мужчина становится отцом, а женщина – матерью. Но именно женщина направляет в рот ребенка струю амриты. Мужчина не способен на это. Поэтому женщина – кормилица, Аннапурна. Для женщины естественно находить радость в том, чтобы наполнять желудки. Как женщина, я отчасти воплощала собой богиню Аннапурну, и утолять голод и жажду других было для меня праздником. Я всегда благодарила Господа Сурью за волшебный сосуд.

Время от времени я вспоминала своих детей и Абхиманью. Мужчины, женщины, дети, стар и млад, - в лесу Камьяка все ели вместе. Подавая пищу, я замечала, что сердце мое побаливает. Что же едят мои сыновья? Готовит ли Субхадра их любимые блюда? Когда я вспоминала своего младшенького, сына Сахадевы Шрутакарму, из грудей моих начинало течь молоко. Вплоть до печального дня нашего изгнания он оставался грудным ребенком. В царстве сакхи Кришны никто не голодает, но без материнского молока мое чудо будет плакать. Он может вырасти худышкой. Мою кухню обожал даже Абхиманью. Ответственность за всех детей лежала на Субхадре, но кормила их именно я. Изливая свою материнскую заботу на шабарских детей, я пыталась утолить боль разлуки с сыновьями.

В лесу Камьяка наша хижина была на некотором расстоянии от стоянки шабаров. Каждый день я ходила к шабарам, все более и более сближаясь с ними. Когда я не приходила, все они в тот же день появлялись у нашей хижины: «Чем мы вас обидели? Почему тебя не видно?» Меня трогала невинная любовь этих простодушных людей.

Последователи Кирмира, Кират и Вират, отказались от своего обета истребить кшатриев. Теперь они были друзьями Пандавов, их последователями. В лесу Камьяка больше не было места ненависти и насилию. Мудрецы и отшельники могли безбоязненно совершать здесь свои обряды, которыми шабары тоже заинтересовались. Лес Камьяка стал местом единения ариев с не-ариями. Пандавы одевались как шабары, в древесную кору. Внешностью и поведением они все больше напоминали туземцев, причем Бхима казался их вождем. Я оделась как шабари. Принимая участие в их праздниках и обрядах, мы забыли, что мы -потомки царственного арийского рода, пришедшие сюда из Индрапрастхи и рано или поздно вынужденные туда вернуться.

Одна-единственная мысль не давала мне покоя: мысль о детях. Глядя на игры шабарских детей, я звала своих. Молоко текло из моих грудей. Я думала: если мне суждена разлука с детьми, то почему же мои груди по-прежнему полны молока? Когда я видела какую-нибудь шабари, кормящую младенца, мои груди наливались, а из глаз текли слезы, и я спрашивала мужа:

- Когда же кончатся эти муки?

Юдхиштхира сострадал мне, но в то же время оставался отрешенным, словно йог:

- Ягьясени! Будь благороднее, смотри на вещи шире. Считай всех этих детей своими, и ты обнаружишь, что разлука с твоими пятерыми сыновьями больше не причиняет тебе боль. Ты – мать, ты – подательница жизни, ты полна амриты. Сердце матери широко, как океан. Пусть же твоя материнская любовь прольется на бесчисленные страждущие души этого мира. Подари свою любовь всем и каждому. Вот увидишь, ты станешь самым счастливым человеком на свете.

Слова Юдхиштхиры были подобны букве священных писаний. Каждый его совет был в высшей степени похвален. Но как последовать им? Чтобы вернуть себе спокойствие, я приняла слова Юдхиштхиры всем сердцем, излив свою материнскую любовь на жителей шабарских деревень.

У Вирата были два сына-близнеца, Камбу и Джамбу. Оба – кожа да кости. Мне было жаль их. Почему эти двое так отощали в столь чудесном лесу, полном фруктов? Лежа на полу, они таращили на меня свои глазенки и сосали тонкие пальчики. Чем бы утолить их голод? Они всё плакали и плакали. Я спросила жену Кирата, Шрию:

- Их мать ушла в лес? Почему они такие тощие? Неужели матери нет до них никакого дела?

- Да, она ушла и не вернулась - много дней назад ее унес тигр. Этим двоим было всего-то два месяца от роду. Теперь их мать я, но вопреки всей любви моего сердца молока у меня нет. До сих пор я не стала матерью, откуда же в моей груди взяться молоку? Я не знаю, что делать…