Современные научные теории в литературоведении. Постструктурализм

Постструктурализм (П.) – идейное течение западной гуманитарной мысли, оказавшее в последнюю четверть XX в. сильнейшее влияние на литературоведение Западной Европы и США. Получило такое название, поскольку пришло на смену структурализмукак целостной системе представлений и явилось его своеобразной самокритикой, а также в определенной мере естественным продолжением и развитием изначально присущих ему тенденций. Первоначально П. рассматривался как чисто французское явление, поскольку для обоснования своей сущности и специфики опирался почти исключительно на материал французской национальной культуры. К концу 70-х он превратился в факт общемирового (в рамках западной культуры) значения, породив феномен американского деконструктивизма, укорененного прежде всего в своеобразии национальных традиций духовно-эстетической жизни США. П. характеризуется негативным пафосом по отношению ко всяким позитивным знаниям, к любым попыткам рационального обоснования феноменов действительности, и в первую очередь культуры. Так, например, постструктуралисты рассматривают концепцию «универсализма», т. е. любую объяснительную схему или обобщающую теорию, претендующую на логическое обоснование закономерностей действительности, как «маску догматизма», называют деятельность подобного рода проявлением «метафизики» (под которой они понимают принципы причинности, идентичности, истины и т. д.), являющейся главным предметом их инвектив. Столь же отрицательно они относятся к идее «роста», или «прогресса», в области научных знаний, а также к проблеме социально-исторического развития. Сам принцип рациональности постструктуралисты считают проявлением «империализма рассудка», якобы ограничивающим «спонтанность» работы мысли и воображения, и черпают свое вдохновение в бессознательном.

Отсюда и проистекает то явление, которое исследователи называют «болезненно патологической завороженностью», иррационализмом, неприятием концепции целостности и пристрастием ко всему нестабильному, противоречивому, фрагментарному и случайному. П. проявляется как утверждение принципа «методологического сомнения» по отношению ко всем «позитивным истинам», установкам и убеждениям, существовавшим и существующим в западном обществе и применяющимся для его легитимации, т. е. самооправдания и узаконивания. В самом общем плане теория П. — это выражение философского релятивизма и скептицизма, эпистемологической неуверенности, являющейся по своей сути теоретической реакцией на позитивистские представления о природе человеческого знания.

Выявляя во всех формах духовной деятельности человека признаки «скрытой, но вездесущей метафизики, постструктуралисты выступают прежде всего как критики «метафизического дискурса». На этом основании современные западные классификаторы философских направлений относят П. к общему течению «критики языка», в котором соединяются традиции, ведущие свою родословную от Г. Фреге и Ф. Ницше (Л. Витгенштейн, Р. Карнап, Дж. Остин, У. Куайн), с одной стороны, — и от М. Хайдеггера (М. Фуко, Ж. Деррида), с другой. Если классическая философия в основном занималась проблемой познания, т. е. отношениями между мышлением и вещественным миром, то практически вся современная западная философия переживает своеобразный «поворот к языку», поставив в центр внимания проблему языка, и поэтому вопросы познания и смысла приобретают у нее чисто языковой характер. В результате и критика метафизики принимает форму критики ее дискурса, или дискурсивных практик, как у М. Фуко.

Для Фуко знание не может быть нейтральным или объективным, поскольку всегда является «продуктом властных отношений». Вслед за Фуко постструктуралисты видят в современном обществе прежде всего борьбу за «власть интерпретации» различных идеологических систем. «Господствующие идеологии», завладевая «индустрией культуры», средствами массовой информации, навязывают индивидам свой язык, т. е., по представлениям постструктуралистов, отождествляющих мышление с языком, навязывают сам образ мышления, отвечающий потребностям этих идеологий. Тем самым «господствующие идеологии» существенно ограничивают способность индивидуумов осознавать свой жизненный опыт, свое «материальное бытие». Современная «индустрия культуры», утверждают постструктуралисты, отказывая индивиду в адекватном средстве для организации его собственного жизненного опыта, тем самым лишает его необходимого «языка» для понимания (интерпретации)как самого себя, так и окружающего мира.

Таким образом, язык рассматривается не просто как средство познания, но и как инструмент социальной коммуникации, манипулирование которым со стороны «господствующей идеологии» касается не только языка наук (так называемых «научных дискурсов» каждой дисциплины), но главным образом проявляется в «деградации языка» повседневности, служа признаком извращения человеческих отношений, симптомом «отношений господства и подавления». При этом ведущие представители П. (Деррида и Фуко)воспринимают критику языка как критику культуры и цивилизации.

Теория П. развивалась как критика структурализма, которая велась по четырем основным направлениям:

Проблемам знаковости,

Структурности,

Целостности субъекта,

Коммуникативности.

Следует отметить, что критика концепции целостного субъекта была осуществлена в значительной мере уже в рамках структурализма и в теории П. получила лишь свое окончательное завершение.

Прежде всего, в русле той тенденции П., которую Р. Бартпо аналогии с иконоборчеством назвал «знакоборчеством», была предпринята попытка дезавуировать традиционную структуру знака. Первым против соссюровской концепции знака выступил в 50-х Ж. Лакан, отождествив бессознательное со структурой языка, и заявив, что «работа сновидений следует законам означающего». Он утверждал, что означающее и означаемое образует отдельные ряды, «изначально разделенные барьером, сопротивляющимся обозначению». Тем самым Лакан фактически раскрепостил означающее, освободив его от зависимости от означаемого, и ввел в употребление понятие плавающего означающего. Позднее Ю. Кристеваразвила эту мысль, выдвинув концепцию текстуальной продуктивности, где принципом, связывающим текст, служит процесс «означивания». Смысл этой операции заключается в том, что вместо «обозначения», фиксирующего отношения между означающим и означаемым, приходит «означивание» — процесс, выводимый из отношений одних только означающих. Это окончательно замыкает поэтический текст в кругу других текстов и теоретически отвергает всякую возможность его связи с внеязыковой реальностью.

Наиболее авторитетное среди постструктуралистов теоретическое обоснование критики традиционной концепции знака дал Ж. Деррида. Он предпринял попытку опровергнуть эпистемологическое обоснование, на котором покоился «классический структурализм», а именно — невозможность разделения ряда означаемого и ряда означающего при функционировании знака. Детально разработанная аргументация Деррида направлена не столько на выявление ненадежности любого способа знакового обозначения, сколько на то, что обозначается, — на мир вещей и законы, им управляющие. Особое неприятие у Деррида вызывает соссюровская теория знака, основанная на примате звучащего слова над письменным. Когда человек говорит, то, согласно Деррида, у него создается «ложное» представление о естественности связи означающего (акустического образа слова) с означаемым (понятием о предмете или даже с самим предметом). Это кажется французскому ученому абсолютно недопустимым, поскольку в данном случае не учитываются ни интенциональная направленность сознания, воспринимающего мир по своим внутренним законам и представлениям, ни опосредующая роль контекста культуры.

Рассматривая мир только через призму его осознания, т. е. исключительно как идеологический феномен культуры и, даже более узко, как феномен письменной культуры, постструктуралисты готовы уподобить самосознание личности некоторой сумме текстов в той массе текстов различного характера, которая, по их мнению, и составляет мир культуры. Поскольку, как не устает повторять Деррида, «ничего не существует вне текста», то и любой индивид в таком случае неизбежно находится «внутри текста», т. е. в рамках определенного исторического сознания, что якобы и определяет границы «интерпретативного своеволия» критика. Весь мир в конечном счете воспринимается как бесконечный, безграничный текст.

Важная сторона деятельности Деррида — его критика самого принципа «структурности структуры», в основе которого лежит понятие «центра» структуры как некоего организующего начала, того, что управляет структурой, организует ее и в то же время само избегает структурности. Для Деррида этот «центр» — не объективное свойство структуры, а фикция, постулированная наблюдателем, результат его «силы желания» или «ницшеанской воли к власти»; в конкретном же случае толкования текста — следствие навязывания ему читателем собственного смысла. В некоторых своих работах Деррида рассматривает этот «центр» как «сознание», «cogito», или «феноменологический голос». Само интерпретирующее «Я» вместе с тем понимается им как своеобразный текст, «составленный» из культурных систем и норм своего времени. Вместе с понятием структуры критике подвергаются такие структурообразующие принципы, как бинаризм,оппозиция, различие.

В. Вельш называет П. «течением, которое отмежевывается от постулата структурализма о неснимаемости различия, полагая, что можно переступить через любое различие по пути к единству» Подобная критика структуры — самая показательная сторона П. Наиболее последовательно она проводилась в теориях деконструкции Деррида, текстуальной продуктивности Ю. Кристевой, шизофренического дискурса и ризомы Ж. Делёза и Ф. Гваттари и т. д. В том же направлении развивалась мысль и второго после Деррида по своему влиянию теоретика постструктурализма М. Фуко. В значительной степени он явился продолжателем «разоблачительной критики», начатой теоретиками Франкфуртской школы Т. В. Адорно, М. Хоркхаймером и В. Беньямином. Главная цель ее — критика всех феноменов общества и сознания как сознания буржуазного — состояла в том, чтобы выявить сущностный, хотя и неявный иррационализм претендующих на безусловную рациональность философских построений и доказательств здравого смысла, лежащих в основе «легитимации», самооправдания западной культуры последних столетий. Основная цель исследований Фуко — выявление исторического бессознательного различных эпох, начиная с Возрождения и по XX в. включительно. Исходя из концепции языкового характера мышления и сводя деятельность людей к дискурсивным практикам, Фуко постулирует для каждой конкретной исторической эпохи существование специфической эпистемы — «проблемного поля», достигнутого к данному времени уровня «культурного знания», образующегося из дискурсов различных научных дисциплин.

При всей разнородности этих дискурсов, обусловленной специфическими задачами разных «форм познания», в своей совокупности они образуют, по утверждению Фуко, более или менее единую систему знаний — эпистему. В свою очередь, она реализуется в речевой практике современников как строго определенный языковой код — свод предписаний и запретов. Эта языковая норма якобы бессознательно предопределяет языковое поведение, а, следовательно, и мышление отдельных индивидов. Таким образом, в теории Фуко научно-технический прогресс мистифицируется, подменяется анонимной и полиморфной «волей-к-знанию» и интерпретируется как стремление замаскировать «волю-к-власти» претензией на научную истину. Разработанная Фуко методика анализа общественного сознания, концепция децентрации,трактовка «воли-к-знанию» как «воли-к-власти», интерес к маргинальным явлениям цивилизации, иррационалистическое толкование исторического прогресса — все это было взято на вооружение левыми деконструктивистами и постмодернистами, что в значительной степени предопределило специфику их анализа художественных произведений.

Панъязыковая и пантекстуальная позиция постструктуралистов, редуцирующих сознание человека до письменного текста, а заодно и рассматривающих как текст (или интертекст) литературу, культуру, общество и историю, обусловливала их постоянную критику суверенной субъективности личности и порождала многочисленные концепции о «смерти субъекта», через которого «говорит язык» (М. Фуко), «смерти автора» (Р. Барт), а в конечном счете и «смерти читателя» с его «текстом-сознанием», растворенном в великом интертексте культурной традиции.

Практические аспекты критики теории художественной коммуникации более детально были разработаны в концепциях деконструктивизма и постмодернизма,но их общеметодологические основы были заложены именно в трудах Деррида, Кристевой, Делёза и Гваттари. Постструктуралистская критика коммуникативности в основном сводилась к выявлению трудности или просто невозможности адекватно понять и интерпретировать текст. Естественно, что когда постструктуралисты обращались к конкретному анализу художественного произведения, в их поле зрения попадало творчество тех поэтов и писателей (А. Рембо, Лотреамон, А. Роб-Грийе,Дж. Джойс), у которых смысловая неясность, двусмысленность, многозначностьинтерпретации выступали на передний план. С этим связано и ключевое для деконструктивизма понятие смысловой неразрешимости как одного из принципов организации текста, введенного Деррида.

П. в целом можно определить как общеметодологическую основу, на базе которой деконструктивисты и постмодернисты выстраивали свои концепции, отличающиеся фактически лишь сменой исследовательских приоритетов, иными идейно-эстетическими ориентациями и более практическим характером анализа, нацеленного прежде всего на изучение литературы.

Литературоведческий П. вводит в инструментарий поэтики следующие методики: 1) интерпретации художественного произведения как свободной игры «без истины и начала» (Ж. Деррида), 2) деконструкции как выявления внутренней противоречивости текста, его «неразрешимостей», а также 3) дискурс-анализа как динамической процедуры, которая фиксирует результаты смыслопорождающей работы языковых и «поэтических» кодов в процессе развертывания литературно-художественного текста.

Задача деконструкции выявить внутреннюю противоречивость текста, его «неразрешимости», обнаружить «спящие» (Ж. Деррида) остаточные смыслы, доставшиеся в наследство от речевых (дискурсивных) практик прошлого. Деконструкция обнажает средства репрезентации, при помощи которых происходит порождение репрезентируемого, занимается обнаружением интердискурсивных зависимостей дискурса (П. де Ман, Дж.Х. Миллер, X. Блум и др.).

«Децентрация» субъекта видоизменяет представление о тексте и его структуре. Реализуя принцип «эпистемологического сомнения» как реакцию на восходящий к позитивизму (и связанному с ним структурализму) взгляд на природу знания, П. полагает, что центр структуры (принцип организации последней) есть фикция, постулируемая наблюдателем, который, в силу собственной фикциональности (субъект «соткан» из норм и текстов своего времени, «...Моя субъективность, в конечном итоге, есть всеобщность стереотипов...»- Р. Барт), неспособен дать универсальную интерпретацию текста.

Поэтому объектом постструктуралистского литературоведения является не текст как «эстетический объект», а текст «как работа и игра», не «структура», а «структурация» (Р. Барт), то есть - практика текстопостроения и тексторецепции (в современной терминологии - литературно-художественный дискурс). Происходит, условно говоря, динамизация представлений о поэтике как учении о средствах фиксации и порождения смыслов (креативная и рецептивная фазы литературно-художественного дискурса) и, одновременно, об инструментарии анализа литературного произведения.

Формулируется практика аналитического «прочтения» текста, где раскрытие механизмов смыслообразования идет параллельно тому, как очередная «лексия» (Р. Барт) «наплывает» на аналитика: «...Читать вместе с Лотреамоном, Малларме, Джойсом и Кафкой - значит отказаться от лексико-синтаксическо-семантической операции по дешифровке и заново создать траекторию их производства... Мы прочитываем означающее, ищем следы, воспроизводим повествования, системы, их производные, но никогда - то опасное и неукротимое горнило, всего лишь свидетелем которого и являются эти тексты» (Ю. Кристева). «...Задача видится не в том, чтобы зарегистрировать некую устойчивую, структуру, а скорее в том, чтобы произвести подвижную структурацию текста (структурацию, которая меняется на протяжении Истории), проникнуть в смысловой объем произведения, в процесс означивания... Наша задача: попытаться уловить и классифицировать (ни в коей мере не претендуя на строгость) отнюдь не все смыслы текста (это было бы невозможно, поскольку текст бесконечно открыт в бесконечность...), а, скорее, те формы, те коды, через которые идет возникновение смыслов текста. Мы будем прослеживать пути смыслообразования... Наша цель — помыслить, вообразить, пережить множественность текста, открытость процесса означивания» (Р. Барт).

П. не создал оригинальной, целостной и в достаточной степени развитой системы категорий поэтики. Пример такой системы - номенклатура кодов, данная Р. Бартом (культурный код, код коммуникации, символический код, акциональный код, герменевтический код - см.: «Текстовый анализ одной новеллы Эдгара По»), которой сам автор пользуется достаточно вольно. Вместе с тем, позитивные в своей основе представления о литературе как динамической интерсубъектной практике, выработанные П., позволяют уточнить и базовые понятия современного литературоведения и современной поэтики (понятия автора, литературного процесса, традиции и новаторства, эволюции жанровых и стилевых форм и т. д.).

Влиятельным литературоведческим направлением в постструктурализме является деконструктивизм (Д) – течение,динамично развивавшееся со второй половины 70-х до середины 90-х гг. XX в., но до сих пор остающееся популярным в некоторых исследовательских коллективах. Репрезентативные для этого течения интерпретационные стратегии и исследовательские методы выкристаллизовались в среде американских ученых, связанных с Йельским университетом, но вскоре распространились далеко за его пределы. К наиболее заметным представителям течения относятся: П. де Ман, Д. Хартман, Д.Х. Миллер и Б. Джонсон. Источником и основой Д. являются концепции и интерпретационные практики французского философа Ж. Дерриды, реферат которого «Structure, Sign and Play in the Discourse of the Human Sciences» («Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук»), прочитанный осенью 1966 г. в университете Джона Хопкинса, дал, по всеобщему мнению, начало течению. Его название «Деконструктивизм» также отсылает к философии Дерриды, так как происходит от понятия Д., отражающего характерный для этого исследователя способ анализа литературных, научных, философских текстов, а также его отношение к культурному и научному наследию вообще.

Полагая, что все мыслительные концепции, от Платона до Хайдеггера, являются вариантами одной, доминирующей от античности до современности модели мысли, называемой «логоцентризмом» или «метафизикой присутствия», философ приступает к Д. западной метафизики. Для достижения этой цели он выбирает из произведений разных мыслителей термины, которые, по его мнению, разрушают их логику. Такую функцию выполняют «неразрешимости» напр., у Платона - farmakon (лекарство и одновременно яд), у Канта - parergon (предел и центр одновременно). По мнению Дерриды, вся исследовательская традиция, так же как и перечисленные понятия, внутренне раздвоена, основана на апориях, которых невозможно избежать. Разрыв с этой традицией совершается в нескольких плоскостях: в самом общем смысле речь идет об отрицании существования бытия как присутствия, в сфере теории языка - прежде всего об отвержении идеи так называемого «трансцендентального signifie» (означаемого), а в контексте литературоведческих исследований ставится под сомнение объективное значение и объективная ценность произведения.Ключевую роль в формировании Д.-стской концепции литературы сыграла интерпретация Ж. Дерридой «Cours de linguistique generale» (Курса общей лингвистики) Ф. де Соссюра. Исходя из понимания языка как системы различений, без позитивных компонентов, Деррида обозначил рамки новой дисциплины знания, которую, по аналогии с семиологией Соссюра, назвал «грамматологией». Это наука о письме(ecriture), следе (trace) и различении (difference). В соответствии с ее положениями. каждая вещь и каждая единица языка являются лишь цепью различений, исключающей возможность, чтобы какой-либо элемент присутствовал и отсылал только к самому себе.

Среди наиболее важных последствий такой позиции - отрицание предмета соотношения, а также идеи объективного значения как эквивалента значимых единиц языка. Противопоставление: означающее-означаемое (signifiant-signifie), как и все оппозиции, на которых основывалась прежняя гуманитарная рефлексия, такие, как литература-философия, речь-письмо, текст-интертекст и даже текст-литературное произведение, в этой концепции подвергаются сомнению или переворачиваются. Д.-сты отвергают понятие произведения как определенной индивидуальной, самостоятельной целостности. По их мнению, литературу создают исключительно тексты, понимаемые как сплетения или сети вечно неготовых, отсроченных смыслов, подвижные поля signifiants, отсылающие к другим кодам и текстам, а не, напр., к авторским интенциям. Так понимаемый текст невозможно воспринимать вне поля межтекстовых связей: это интертекстуальность, будучи фундаментальной особенностью всех высказываний и всех понятийных конструкций, создает текст. Творец, как и читательили исследователь, лишается в деконструкции личных признаков и сводится к роли bricoleur'a (ср.: бриколаж), а каждый текст, независимо от различных квалификаций, является одновременно «кормильцем» - материалом для очередных высказываний и «паразитом», появившимся на базе других текстов. Цель анализа текста - выявить факторы, которые ускользают от интерпретации,ставят под сомнение логическую целостность. Поэтому Д.-сты делают акцент на маргинальных и - с точки зрения традиционного анализа - несущественных аспектах произведений, доказывая, что именно они организуют и стимулируют свободную игру «означающих». Происходящее в ее результате рассеяние и размножение значений (dissemination) ускользает от контроля пишущего и не поддается различным интерпретационным процедурам. «Означаемое» текста как продукт неизбежно ошибочных интерпретаций (misreading) всегда не готово, размыто и мимолетно. Источник неразрешимости и неэксплицированности текстов деконструктивисты видят в игре языковых фигур, при этом троп оказывается фундаментальной, а не маргинальной или случайной языковой формой.

Д. не является типичной концепцией или исследовательским методом, которому можно систематически обучать. Принятая её репрезентантами концепция значения заставляет усомниться в правомочности различных устоявшихся методов и в возможности формулирования конкретных теорий. Применение Д. в исследовательской практике исключает однозначное определение и даже принятие во внимание основных понятий поэтики, таких, как тема, идея, стиль или композиция произведения. Литературное произведение отождествляется здесь с игрой текстовых элементов, а анализ, независимо от его предмета, всегда приводит к тем самым «антиинтерпретационным» выводам.