Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
IV.4. Формулярный процесс и преторская юстицияСодержание книги
Похожие статьи вашей тематики
Поиск на нашем сайте
(IV.4.1) Происхождение и смысл формулярного процесса. Возникновение новой судебной процедуры — формулярного процесса — связывается с историческим перерождением исходных видов легисакционного судопроизводства. Ввиду большей гибкости на первый план по общеупотребительности стали постепенно выходить виды, связанные со свободным назначением судьи. Легисакционное судоговорение становилось по преимуществу обрядовой стороной, а собственно установление судебной истины и разрешение споров осуществлялось в иных, не строго предписанных законами условиях. Законодательством II—I вв. до н.э. было, наконец, прямо установлено преимущество новых форм судебного разбирательства, основанных на активной роли преторской юстиции. Смысл формулярного процесса (actiones per formulas) заключался в том, что юридический предмет спора формулировала не сторона, заявлявшая исковое требование, а претор. Истец и ответчик излагали дело перед магистратом в любых выражениях, принимая во внимание, прежде всего свой действительный интерес и обстоятельства реальные, а не то, что предполагалось по аналогичному случаю требованиями древнего права, как-то было ранее. Претор уяснял юридическую сущность спора (т.е. играл одновременно роль и юрисконсульта, и своего рода представителя высшего правового надзора) и излагал эту сущность в специальной записке, адресованной судье — formula. Предписания формулы не были прямо связаны с требованиями закона по поводу дела и только подразумевались в ней, а, по сути, она представляла воплощение собственного преторского правотворчества, на которое они были уполномочены объемом своей власти. Формулы были типическими, — например, «Если человек Стих по праву квиритов есть Авла Агерия, то приговори Нумерия Негидия, если нет, оправдай». В отличие от древнего права и от формальных предписаний закона судопроизводство по формуле предусматривало альтернативность исхода дела по одному иску, т.е. было и более экономным, и более гибким. Формула поступала к судье, который вел судопроизводство по-прежнему в свободной манере, как и было на стадии injudicio. Формулы не были совершенно произвольными, а отражали практику преторской юстиции. Единожды предоставив возможность защитить право по новым основаниям, в последующем претор не мог отказать в принятии аналогичного иска (т.е. это был своего рода обязательный прецедент). Но закрепление новых формул было очень сложным. И здесь римская юстиция далеко не отошла от прежнего формализма. (IV.4.2) Содержание и построение формулы. Составление формулы — юридического предписания для судьи — было целью первой стадии процесса при формулярном производстве дела по частным искам и основанием судоговорения во второй стадии. Формула начиналась наименованием судьи, которому предстояло рассматривать дело в дальнейшем. То есть властные функции претора здесь проявлялись более значительно, поскольку этим установлением пресекалась возможность свободного выбора судьи в дальнейшем. Затем в ее содержании предполагались некоторые определенные по характеру части: 1) intentio — изложение исковой претензии в возможно более упрощенном виде, но с обязательным наименованием истца и ответчика, поручителей (если такие были); эта часть формулы должна была также заключать и формулирование собственно объекта спора и характера оспариваемого правомочия; 2) condemnatio — поручение судье, где ему предписывались варианты его процессуальных решений в общем виде; 3) demonstratio — краткое перечисление фактов и обстоятельств дела, если предметом спора были претензии по поводу действий, происшедших в разное время, порождавших разные по своей юридической сути правомочия, и т.п.; эта часть формулы была факультативной и предпосылалась intentio. Еще одной, также факультативной частью формулы была 4) adjudicatio — поручение, которая заключала либо первую, либо вторую часть и содержала предписание передать определенную вещь, а за нее уплатить; это было особенно важно, если спор касался и третьх заинтересованных лиц (например, при купле-продаже краденой вещи, при споре о наследстве и т.д.). Безусловно, обязательной частью формулы была только intentio; иногда обращение к суду и было направлено только на установление юридического его существа, т.е. признания правомочия на основании факта. По своему построению и внутреннему содержанию различные части формулы могли быть разных типов в зависимости от претензий истца и от направленности преторского предписания. По содержанию intentia могли быть вещными и личными (в первом случае спор шел о вещных правах, во втором — об обязательственных отношениях), строгого права и доброй совести (первые в точности следовали ранее установленным требованиям по этому случаю и ссылались на соответствующие нормы, вторые содержали свободное истолкование, ссылаясь на интересы «оборота», справедливости, порядочности и т.п.), определенными и неопределенными (идет ли речь о конкретной вещи или сделке в известном объеме претензий, либо когда общая сумма претензий истца еще должна была быть выяснена в ходе разбирательства). По типам эти варианты следовали классификации исков и были неразрывны с регулированием форм этих процессуальных средств. Различными могли быть и condemnatia. Определенное поручение заключалось в точном следовании судьи указанию претора о размере выплаты, которую следовало присудить, либо, напротив, в которой следовало отказать по обстоятельствам дела. Неопределенным поручение считалось тогда, когда, по общему указанию претора, судье еще предстояло установить точный размер предмета обязательственного спора либо оценить имущество, но сам факт наличия этой суммы в споре полагался установленным. Наконец, поручение могло быть примерным (cum taxania), когда претор устанавливал судье высший (или низший) предел взыскания, которое ему следовало наложить по разбору всех обстоятельств спора. Формула могла содержать и специальные добавочные элементы. Самым важным из таких была исключающая оговорка (exceptio). Посредством признанной правомерным процессуальным средством (сформулированным по требованию уже не истца, а ответчика) эксцепции ответчик, признавая требование истца в принципе обоснованным, выражал несогласие с иском либо по мотивам его завышенности, либо по мотиву его несправедливости и т.п. В эксцепции ответчик, как правило, указывал на дополнительные условия, которыми сделка было обставлена при ее заключении, ссылался на заблуждение или обман, которые подвинули его на ее заключение (хотя в принципе оспорить сделку по формальным основаниям не мог), оговаривал наличие отсрочки при выплате по обязательству и т.п. Эксцепция была важной частью intentio или demonstratio, в силу принадлежности этим разделам формулы ее содержание не могло быть игнорируемо при судоговорении. Эксцепции были не произвольными, а должны были точно соответствовать тому, что закрепилось в практике. Ранее других установилось право ссылаться на недобросовестность исца при заключении сделки (exeptio doli), на запрет закона или претора и т.д. Возражение пусть и субъективно обоснованое, но не принятое правовой практикой, в формулу не включалось. Другим добавочным элементом была praescriptio — предписание. Обычно она располагалось перед intentio и была как бы отрицательным условием, ограничивающим предмет спора при выяснении некоторых предварительных обстоятельств; если эти обстоятельства выяснялись в пользу ответчика, судоговорение прекращалось вообще, если в пользу истца — то действовали те части формулы, которыми исковому требованию придавалось строго ограниченное значение. Наконец, формула могла содержать оговорку о произвольном решении спора. Согласно этой оговорке, например, могло предлагаться, что если ответчик вернет вещь, служащую предметом спора, то этим будет оправдан, если же упрямствует, то оценка вещи может быть предоставлена истцу, не связанному в этом отношении ничем, и т.п. Наличие строго определенных составных частей формулы как выражения существа дела, различные оговорки, допускавшиеся в формулу по строго подзаконным основаниям, обязательность ряда уточнений свидетельствует, что формальные начала были достаточно весомыми и в ходе формулярного процесса. (IV.4.3) Общий ход формулярного процесса. Как и легисакционный процесс, формулярное судопроизводство считалось сохраняющим нормальный порядок частного суда (ordo judiciorum privatorum). Coxpaнялось и типичное для предыдущего процесса деление на две стадии — in jure и in judicio. Основным органом юстиции при формулярном процессе был претор, в провинциальных общинах-муниципиях — магистраты (по двое). Истец и ответчик являлись лично к претору или к магистратам. Вместо насильственного привода в обыкновение был введен штраф на неявившегося. Процесс на всех его стадиях истец и ответчик вели лично, но уже допускались и представители. По признании иска истец получал дополнительный признаваемый иск об исполнении постановленного решения. Если intentio была неопределенной, то назначался еще особый судья для выяснения количественной стороны претензии либо установления денежной суммы, лежащей в основе иска. Если этих особых условий не было, то следовала формулировка заявления в стадии in jure; могли быть предложены встречные вопросы ответчика и т.п. После присяги сторон эта стадия завершалась. Составление формулы, в котором участвовали лично или через представителей истец и ответчик, становилось, таким образом, своего рода договором сторон относительно содержания претензии и содержания возможного взыскания; в принципе, формулярный процесс допускал тем самым и упрощение спора в интересах обеих сторон, возможность найти меру полюбовного соглашения в рамках судоговорения. Из этого общего значения формулы и смысла первой стадии вытекали некоторые всеобщие требования к судопроизводству по частным искам, характерные и для всего последующего судебного процесса. Во-первых, отрицалась возможность повторного иска по тому же делу с теми же или сходными требованиями. Во-вторых, составляя формулу, стороны как бы оформляли новое правоотношение между ними, которым до некоторой степени обязывались друг перед другом и за отступления от которого терпели и процессуальные ограничения, и иные неблагоприятные последствия. В-третьих, записанное при составлении формулы полагалось как неизменное на всем последующем ходе процесса или судоговорения, ни истец, ни ответчик не могли приводить иных доводов, иначе представлять фактические или юридические обстоятельства дела. Вторая стадия процесса — in judicio — находилась в руках профессиональных судей (как правило, коллегии судей). Рассмотрение дела должно было произойти не позднее 18 месяцев после составления формулы. Стороны выступали перед судьей второй стадии процесса в абсолютно равноправном положении, пользовались равной свободой в освещении обстоятельств дела, равным правом отрицать и доказывать. Судья считался как бы творцом нового правоотношения между сторонами, следуя первоначальному предписанию формулы, закреплял ее предписания конкретным судебным постановлением, выступая в роли судьи-арбитра (judices arbitri): Jus facet unter pares. Исполнение судебного решения стало представлять специальную дополнительную стадию в общем ходе судопроизводства. Для добровольного исполнения судебного постановления сторонам давалось 30 дней. Принудительное исполнение судебного решения происходило в виде специально регламентированных процедур — executio. Исполнение могло быть направлено против личности должника (например, отпущение раба на свободу, выдача вора головой потерпевшему и т.п.) или против имущества его. В последнем случае executio принимала специальный характер, когда исполнение касалось какой-то определенной вещи (безразлично: была ли эта вещь предметом спора, залога или объектом взыскания); или универсальный характер, когда исполнение направлялось на все имущество должника в полном объеме. В этой последней ситуации универсальное исполнение могло принимать особый характер конкурса по отношению ко всем имуществам и имущественным правам должника. Детальная регламентация порядка проведения конкурсного исполнения относится уже к самым поздним временам рецепированного римского права. (IV.4.4) Претор в частном судопроизводстве. Переход к формулярному процессу при рассмотрении исков частного права объективно вывел претора на первый план судопроизводства и связанного с ним правотворчества. Именно за ним было при этом порядке решающее слово в понимании, толковании, применении норм закона и права. В известном смысле только с формулярным процессом было связано развитие такого источника римского права, как jus honorarium, или jus praetorium. При легисакционном процессе, при строго подзаконном понимании существа исковых требований и возможных истребуемых взысканий претор, по сути, не мог изменить или остановить процесс, и от него только зависело санкционировать своею властью судоговорение. В этом отношении, первоначально роль претора была отчасти пассивной: он мог корректировать процедуру судоговорения только с помощью точных предписаний закона, и где закон молчал, там был бессилен и претор. При формулярном процессе претор занял уже центральное место. Он мог вообще отказаться составить формулу по тем или иным общеправовым обстоятельствам, а тем самым сделать цивильное право практически ничтожным, мог, напротив, дать иск по основаниям, прямо не предусмотренным законом или правовой традицией, прибегая к соображениям справедливости, целесообразности. Претор мог, наконец, прибегнуть к специфическим средствам чисто преторской защиты права, опираясь не столько на судебно-правовую, сколько на административную сторону своей публичной власти. Эта новая роль претора имела свои как положительные, так и отрицательные стороны в отношении правовой обоснованности судебного процесса в целом. Возможность делать цивильное право фактически ничтожным путем новоизложенной формулы вполне объективно могла приводить к злоупотреблениям субъективного свойства. Тому же вполне могло послужить избыточное понимание превалирования интересов справедливости момента над нормой права, пусть и древнего. Однако положительное значение преторской юстиции было неизмеримо большим. Оценка обстоятельств дела с точки зрения справедливости была ранее всего отказом от строгого формализма старого права, оторванного от меняющихся обстоятельств жизни. Одним из путей преодоления такого формализма стала практика отказа или отложения иска по причинам чисто процессуального свойства denegatio. По отпадении препятствующих обстоятельств (достижения истцом требуемой возрастной или семейной самостоятельности, возбуждения дела надлежащим субъектом) иск мог быть повторен или возбужден заново, тогда как ранее легисакционный процесс изначально погашал и материальное требование по обстоятельствам чисто процессуальным. В основание судебного требования претор мог положить фактическое положение дел, а не их переосмысление с точки зрения права; будучи изложенным, в формуле, это фактическое положение дел становилось для судьи правовыми границами рассмотрения спора. Наконец, формула могла быть составлена с т.н. фиктивным элементом, который вводился в изложение существа дела и правовую оценку спора. Это было наиболее важное изобретение преторской юстиции, которое позволяло предельно распространительно толковать нормы права и закона, не отказываясь от них формально, а тем самым и придавать совершенно новым по содержанию правоотношению и спорам вполне законное значение. Сложился также новый круг специфически преторских способов защиты прав по поводу частных жалоб, предварявших или сопровождавших предполагаемое исковое заявление. Претор мог лично рассмотреть фактические обстоятельства спора, который послужил поводом к обращению. Если дело касалось нарушения вещных прав, он мог, опираясь на полномочия imperium, сделать специальное и конкретно адресованное распоряжение о запрещении тех или иных действий до рассмотрения дела в законном процессуальном порядке либо вообще запрещении действий без специального рассмотрения. Интердикты были нескольких разновидностей: а) с приказанием восстановить владение обратившегося за приказом лица в отношении той или иной вещи, вышедшей неправомерно из его обладания; б) с приказанием предъявить вещь, которая служила предметом спора, либо которой само существование должно было обусловить продолжение или отсутствие судебного разбирательства; в) с приказанием запретить насилие в отношении личности либо прав обратившегося за преторской защитой лица; г) специальный владельческий интердикт, которым закреплялось специальное вещное право — «право обладания» — в качестве временного заменителя полноценного права собственности в отношении вещей, переход которых требовал некоторых дополнительных формальностей или обстоятельств по цивильному праву. Другими средствами преторской защиты было фиктивное оформление торжественных обещаний — stipulationes — от участвующих в деле сторон, которые как бы независимо от юридического содержания спора создавали основу для взаимных связывающих действий или обязательств, как правило, чисто личного характера. Из этого преторского действия сформировалась возможность в будущем для судебного рассмотрения исков и требований не материального свойства — о моральном вреде и т.п. Хотя в практике римской юриспруденции были случаи, когда в этом виде решались споры абсолютно неюридического содержания: например, два полководца спорили о том, кто сыграл главную роль в победе римских легионов в известном сражении. Специфически преторским средством внесудебного поддержания правового состояния был ввод во владение имуществом от имени власти магистрата, который как бы заменял соответствующие неопределенные иски (как правило, по поводу наследства, присужденного имущества и т.п.). В особо исключительных случаях, когда невозможно было дать защиту в рамках права (сделка была оформлена в соответствии со всеми требованиями закона и т.п.), но содержание требования было признано справедливым, претор прибегал к реституции — полному восстановлению того положения, которое было характерно для сторон по поводу интересовавшей их сделки до ее заключения (например, в отношении сделок, заключенных несовершеннолетними). Естественно, что реституции предшествовало предварительное выяснение фактических обстоятельств дела; таким образом, она была как бы заменителем второй стадии процесса, основываясь уже только на преторских полномочиях. (IV.4.5) Презумпции и фикции преторского права. В своем правотворчестве претор стал широко использовать принципиально новые категории толкования права — презумпции и фикции. Наряду с собственно юридической нормой эти категории создавали новую юридическую культуру, реализовавшуюся в рамках формулярного процесса. Презумпции представляли правовые предположения, характеризующие на основании предварительно выясненных фактов другие, не строго доказанные, а только предполагаемые. Презумпция играла рационализирующую роль в процессе, поскольку освобождала от необходимости предварительно доказывать все, даже мельчайшие взаимосвязи фактов и правоотношений. Вместе с тем презумпция не была неоспоримой; в большинстве случаев допускалось, что в ходе процесса презумпции могут быть доказательно опровергнуты, но это опровержение представляет специальную задачу для заинтересованной стороны. Так, например, презюмировалось, что все имущество жены приобретено ею за счет супруга; эта презумпция вытекала из общих принципов римского брачно-семейного права. Но заинтересованная сторона имела право доказать обратное — в отношении конкретных имуществ и конкретных прав. Фикции представляли постулирование несуществующего как бы существующим при помощи приемов аналогического истолкования права. В отличие от презумпций фикции всегда были неопровержимы. Тем самым они создавали в преторской юстиции новые правовые последствия. Фикции не были идеальным орудием правотворчества, они были скорее вынужденным приемом в силу невозможности отказаться от формализма старых законов и вообще от привязанности процессуальных средств к точным и завершенным нормам неразвитого права. Создание фикций было подчинено принципу справедливости в праве, поэтому с их помощью — при соблюдении прочих законных условий — оформлялось неформальное наследование, неформальное закрепление вещных прав. Фикции использовались в нескольких наиболее типических случаях. Во-первых, для защиты признанных справедливыми требований со стороны сословие или граждански неполноправных лиц (например, иностранцев), которые путем фиктивного допущения приравнивались к полноправным римским гражданам и тем самым могли полноценно заявить о своих имущественных претензиях. Во-вторых, для защиты требований, вытекавших из совершенно новых ситуаций, не предусмотренных прежними формальными легисакционными процедурами — в этом случае торжественные формулы, которыми давалось право на иск, видоизменялись применительно к новым обстоятельствам. В-третьих, для защиты требований, вообще признаваемых только на основании преторского права и не находивших себе ранее исков в рамках традиционных правовых норм. Судье оставалось только установить соответствие обстоятельств дела и предъявленных требований предписаниям преторской формулы, заключавшей такую фикцию, и вынести решение. IV.5. Когниционный процесс Формулярное судопроизводство было объективно переходным типом процесса и потому исторически недолговечным. В самих своих принципах оно предусматривало появление новых начал: разделение на две стадии с преимущественными полномочиями претора в юридической формулировке спора вызывало обоснованное недоверие к судье «второй стадии», а при отсутствии права на обжалование судебных решений — недоверие к вообще возможностям судебной процедуры. Кроме этого, как уже отмечалось, в ряде случаев ищущая сторона могла прибегнуть не к судебным, а к административным способам защиты прав, применявшихся властью претора. С изменением вообще административной системы, с установлением бюрократически соподчиненной иерархии, в том числе и ведомств юстиции, характерных для монархических порядков, сложились условия для разбора частных исков в нетрадиционном порядке. Собственной высшей властью государь стал предоставлять право гражданского суда любому магистрату — вне зависимости от полномочий imperium. Это право (jus cognitionis) считалось как бы делегированием полномочий, поэтому суд шел от имени верховной власти. Одновременно магистраты получали и возможность решать дела вне традиционной процедуры. В новом процессе отсутствовало столь важное для прежних видов разделение на две стадии. Вызов в суд и судебное рассмотрение дела осуществлялись уже при значимом участии государственной власти в лице ее чиновников или судей. Жалоба истца подавалась в судебное место согласно установленной подсудности; она заносилась в протокол и затем сообщалась ответчику. Если стороны зафиксировали дополнительными действиями свои намерения оспаривать заявление и вести спор по делу, то назначалось судоговорение по выясненному таким образом предмету. Явка сторон в суд не была уже безусловным требованием, широкое развитие получило представительство; возможно, было рассмотрение дела и при неявке одной из сторон. Судья разбирал дело по существу, оценивал его с точки зрения права и выносил постановление-приговор (decretum). Приговор по частным искам мог предусматривать исполнение в денежной форме или в натуре — причем безразлично к тому, что конкретно по этому поводу предусматривала норма закона. На приговор допускалась apellatio — обжалование, которое подавалось по иерархической подчиненности: обычно начальнику провинции, города и т.п. Исполнение приговора также уже не требовало специальных дополнительных исков или процессуальных действий, а производилось «вооруженной рукой». В связи с утверждением экстраординарного порядка рассмотрения дел при судах стали вводиться и должности судебных исполнителей, тесно связанных с административными или полицейскими властями территории. Экстраординарное судопроизводство характеризовалось принципиально новыми процессуальными чертами. Во-первых, для него был в наибольшей мере характерен принцип состязательности; суд сам не собирал фактических данных по делу, а выступал в роли принудительного посредника. Во-вторых, судопроизводство становилось все более и более закрытым, с ограниченной публичностью судоговорения — вплоть до того, что рассмотрение дел стало проходить в административных закрытых помещениях. В-третьих, превалировать стало письменное ведение и закрепление основных судебных процедур; составление судейских протоколов стало представлять новый своеобразный элемент судопроизводственных действий, важный для соблюдения интересов сторон. Наконец, экстраординарное производство стало предусматривать обязательные судебные пошлины — на покрытие канцелярских расходов, на досудебную подготовку дела и т.п., а в итоге вообще за участие государственного суда в разборе частного дела. Ответвлением экстраординарного судопроизводства было т.н. либеллярное рассмотрение частных исков — полностью письменным порядком (откуда и наименование) и в завершенно-канцелярской форме. Исковое прошение подавалось письменно, суд проверял формальное соответствие жалобы требованиям закона и с посыльным пересылал копию заявления ответчику. Возражения ответчика представлялись также в суд в письменном виде. Допускался еще один обмен письменными возражениями между истцом и ответчиком. Разбор дела осуществлялся по-прежнему и сводился, по сути, только к проверке достоверности ранее изложенного на бумаге. При определенных обстоятельствах такое рассмотрение дела вообще могло произойти и без участия истца и ответчика непосредственно (либо с участием их поверенных). Приговор и судебное исполнение были аналогичны экстраординарному общему процессу. Правда, такое чисто либеллярное рассморение дел допускалось только в малозначительных исках, как правило, требующих только однозначного решения о судебном исполнении или отказе в нем, а не выяснения юридической сущности спора, сложных обстоятельств дела и т.д. Когниционный и либеллярный виды процесса классической эпохи стали главными формами, повлиявшими на характер судопроизводства и в эпоху рецепции римского права.
Самоуправство Первоначально защита частных прав осуществлялась заинтересованным лицом путем расправы с нарушителем права. Только постепенно от самоуправства переходят к защите прав через посредство органов государства как организованного аппарата господствующего класса. Границы применения самоуправства в развитом праве. Развитое право предполагало, что насильственные действия могли предприниматься заинтересованными лицами в своих интересах лишь в чрезвычайных случаях, как состояние необходимой обороны, когда самоуправство было лишь средством защиты против неправомерного нападения, направленного против лица или его имущества (например, насильственное удаление с земельного участка). По этому поводу Ульпиан повторяет записанное еще Кассием правило vim vi repellere licet — насилие дозволено отражать силой, и добавляет, что оно приравнивается к предписаниям естественного права — naturae comparatur. Далее, еще XII таблицами было дозволено убийство на месте застигнутого вора; в классическом праве оно рассматривается как необходимая оборона, но наказуется при превышении границ такой обороны. Против нападений, направленных на отнятие вещей, допускается не только защита, но и самоуправное возвращение их. Самоуправством в тесном смысле является и самовольное удовлетворение какого-либо требования. Дозволено задержание беглого должника и арест захваченных им с собой денежных средств для удовлетворения претензий (D. 42. 8. 16). Но в этом случае самоуправство было допущено как исключение, единственное и последнее средство охраны интересов. Вообще же действия по самоуправному взысканию были воспрещены декретами 389 г. Кредитор терял свое требование, если он пытался самовольно получить удовлетворение. Другой закон содержал соответствующее распоряжение в отношении лиц, которые, под предлогом права собственности, самовольно отнимали у другого лица какую-нибудь вещь. Они обязаны были вернуть ее назад и, если при этом оказывалось, что захвативший в действительности не был собственником, то он был обязан заплатить еще стоимость вещи. Государственная защита прав Исторически процесс развился путем вытеснения и дисциплинирования первоначального самоуправства и превращения государством борьбы сторон в рассмотрение споров органами государства. Формально магистрат и в классическом праве сохранял за собой ведение только предварительного процесса, где точно устанавливались правовые основания спора между сторонами и указывались средства его разрешения. Но этого было достаточно, чтобы обратить все фазы суда в орудие классового принуждения и проводить через суд выгодные для господствующей верхушки юридические воззрения и нормы. Юрисдикция. Право государственных судебных магистратов организовывать для разрешения каждого отдельного спора судебное разбирательство присяжных судей, решающих дело по существу, называется юрисдикцией (iurisdictio). В тесном смысле она обозначает содействие магистрата по организации суда (iudicium) по делу и принадлежала только магистратам, располагавшим высшей властью (imperium). Магистраты, которые пользовались высшей властью (консулы, преторы), имели право организовывать присяжные суды по спорам частных лиц. Когда юрисдикция сосредоточилась в руках претора, установилось формальное понятие юрисдикции. Судебное разбирательство считалось законным (iudicium legitimum), если оно было организовано в Риме или в пределах первого помильного камня от Рима (domi), между римскими гражданами, с участием одного судьи, тоже римского гражданина. Всякое другое разбирательство, в котором отсутствовало одно из этих требований, считалось вытекающим непосредственно из высшей власти (iudicia imperio continenta); к этой юрисдикции общие процессуальные правила не применялись. Подсудность. Принципиально все дела между гражданами могли разбираться только городскими магистратами Рима или того города, в котором лицо имело право гражданства и свое местожительство — forum originis и forum domicilii. Эти общие правила подсудности применялись соответствующим образом и во всех римских провинциях. Однако для римских граждан, проживавших в провинциях, была открыта возможность требовать перенесения их споров на рассмотрение городских магистратов Рима. Roma communis nostra patria est, Рим — наше общее отечество (D. 50. 1. 33). И обратно, ответчик, временно пребывавший в Риме по разным причинам (как свидетель, арбитр или судья), имел право просить о переносе процесса на место своего жительства (D. 5. 1. 2. 3). Применялись также правила специальной подсудности по роду дел. Таковы — подсудность по месту исполнения в исках из договоров; по месту совершения деяния при исках из недозволенных действий. В общем, однако, правила о подсудности не имели в Риме принудительного характера. Соглашение сторон могло сделать некомпетентного магистрата уполномоченным на организацию суда, превышающего его компетенцию. Судьи единоличные и коллегиальные. Судьей по всем спорам вообще мог быть всякий взрослый римский гражданин. Обычно его выбирали из лиц, внесенных в особые списки, составлявшиеся по соображениям политики то из сенаторов, то из всадников. Функционировал судья один (unus iudex) или в коллегии и назначался претором индивидуально для каждого дела. Судья, который мог решать дела по свободному усмотрению (arbitrium), назывался arbiter и обычно назначался в тех спорах, где дело шло о производстве оценок, установке меж, разделе. Легисакционный и формулярный процессы. Исторически выработалось разделение процесса на две фазы: а) перед магистратом — in iure и б) перед судьей (apud iudicem). Судебная функция магистрата in iure состояла в обязанности дать правильную юридическую формулировку спору сторон. В начале республики стороны должны были пользоваться устными формулами — строго согласованными с текстом законов, за чем и следил претор и почему производство in iure называлось легисакционным (legis actio). Легисакционный процесс отличался строгим формализмом и обеспечивал защиту лишь в пределах узкого круга случаев, подходивших под букву закона. Развивавшийся оборот, обострявшиеся противоречия интересов различных группировок рабовладельцев требовали более гибкой процессуальной защиты. В практике перегринского претора (воспринятой потом и городским претором) стал складываться новый порядок производства, получивший название формулярного от письменных формул, которые претор давал судье в качестве программы, и вместе с тем директивы, на основе которой следовало вынести решение по делу. Преимущество нового порядка состояло в том, что претор не был связан буквой закона, а давал формулу или отказывал в иске, исходя из всех конкретных обстоятельств дела. Учитывая запросы жизни, претор иногда отказывал в иске, когда по букве закона его следовало бы дать, и давал иск в случаях, не предусмотренных в законе. Закон Эбуция (середина II в. н.э.) предоставил сторонам факультативно пользоваться такого рода формулами; но вскоре формулярный процесс совершенно вытесняет легисакционный. Юристы II — III вв. н.э. говорили: iudicio contrahimus — судебным разбирательством мы вступаем в договор. Но, конечно, не договор, а власть магистрата заставить ответчика согласиться на процесс имела решающее значение. Еще в эпоху XII таблиц были ясно видны черты суда как органа принудительного осуществления права. Ответчик, которого истец вызывал в суд (in ius vocatio), представлял за себя поручителя. Последний перед магистратом принимал на себя дополнительную ответственность за явку ответчика в назначенный судом срок. Эта гарантийная форма вызова была лишь прикрыта особым производством внешне договорного характера — vadimonium, о которой Гай сообщает: Ответчик представлял поручителей и обещал явиться в срок. Такое же vadimonium применялось, когда ответчик осуществлял указанное выше право перенести процесс к месту его жительства (п. 50). Позднее этот порядок вызова в суд вышел из употребления и заменялся по виду соглашением ответчика с истцом о вступлении его в данное процессуальное отношение, а по существу была установлена обязанность ответчика вступить в процесс (п. 71). 7. Значение формулы в формулярном процессе. Составные элементы формулы. Возникновение новой судебной процедуры — формулярного процесса — связывается с историческим перерождением исходных видов легисакционного судопроизводства. Ввиду большей гибкости на первый план по общеупотребительности стали постепенно выходить виды, связанные со свободным назначением судьи. Легисакционное судоговорение становилось по преимуществу обрядовой стороной, а собственно установление судебной истины и разрешение споров осуществлялось в иных, не строго предписанных законами условиях. Законодательством II—I вв. до н.э. было, наконец, прямо установлено преимущество новых форм судебного разбирательства, основанных на активной роли преторской юстиции. Смысл формулярного процесса (actiones per formulas) заключался в том, что юридический предмет спора формулировала не сторона, заявлявшая исковое требование, а претор. Истец и ответчик излагали дело перед магистратом в любых выражениях, принимая во внимание, прежде всего свой действительный интерес и об
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-06-22; просмотров: 428; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.191.67.90 (0.013 с.) |