Диаграмма коэффициента активности по колби

Результаты показались мне интересными, но, зная, что мне предстоит обед с создательницей программы, я решил подождать и послушать, что скажет она. Три дня спустя мы с Кэти встретились за обедом. Поглядев на распечатку моих результатов, она сказала:

— Вы заряжаетесь энергией, когда рискуете, не так ли? Я улыбнулся. У Кэти был приятный, доброжелательный голос, в котором слышались понимание и сочувствие. Мне показалось, что она много знает обо мне, несмотря на то, что мы только познакомились.

— Почему вы так думаете?

— Сильные стороны человека определяются его инстинктами, и это позволяет мне установить его МО, или модус операнди. У вас, как я вижу, больше всего развиты способности энтузиаста и новатора, — ответила она, улыбнувшись. — Ваши показатели говорят мне, что инстинктивно вы стремитесь к физическому риску. У вас к нему природная склонность. Я права? Я кивнул.

— Вам приходилось попадать в смертельно опасные ситуации? — спросила Кэти.

— Да, много раз, особенно во Вьетнаме. А почему вы спросили?

— Вы ведь испытывали настоящее блаженство в этих ситуациях, да? Опасность до предела обостряла ваши инстинкты и вызывала бурный всплеск энергии?

— Да, я любил боевые вылеты. Это был захватывающий, хотя порой и трагический опыт. Но мне нравилось летать в зоне боевых действий и, когда я вернулся к обычным полетам, мне стало скучно.

— Я вас понимаю. Вам было тяжело перенести возврат к повседневной военной рутине после возвращения домой? И, оказавшись дома, вы умудрились нажить себе неприятности?

— Да. Откуда вы знаете?

— Знаю, потому что ваш уровень исполнительности ограничивается согласием заниматься как можно большим количеством дел одновременно, — спокойно сказала она. — Из этого я делаю вывод, что вы не любите следовать установленным правилам. Преобладание факторов энтузиазма и новаторства свидетельствует о привычке к физическому риску и о том, что критические ситуации доставляют вам наслаждение. Не удивительно, что во Вьетнаме вы показали себя с лучшей стороны. Но военная служба в мирных, условиях показалась вам слишком регламентированной, слишком сковывающей. Вы не можете жить без возбуждения. Если уровень возбуждения недостаточно высок, вы начинаете повышать его сами, По-другому это называется нарываться на неприятности, что часто приводит к конфликтам-с начальством, чья задача — поставить вас на место и заставить следовать установленным правилам.

— А по руке вы, случайно, не гадаете? — ехидно поинтересовался я и высказал предположение, что она успела расспросить обо мне мою знакомую. Не мог столько знать обо мне человек, с которым мы только что познакомились.

— Нет, — сказала она. — Я ничего о вас не узнавала. Я предпочитаю не делать этого, пока не проведу анализ результатов, Я верю в точность моей методики и скорее поверю расчетам, чем чьим-то субъективным описаниям характера человека или моим впечатлениям от таких описаний.

Затем Кэти призналась, что встретилась со мной только по просьбе своей подруги и еще потому, что она получает огромное удовольствие от обсуждения своей концепции с людьми, искренне желающими узнать о ней как можно больше. После того как мы узнали кое-что друг о друге, Кэти начала более подробно рассказывать о том, какие еще сведения обо мне можно почерпнуть из результатов теста. Показав еще раз на распечатку, она сказала:

— Если бы сегодня вы учились в школе, вам бы поставили диагноз СДВ, синдром дефицита внимания, и давали успокоительное, чтобы утихомирить ваш буйный нрав.

— А вы согласны с таким методом воспитания?

— Нет. По крайней мере, для большинства детей. Я считаю, что применение лекарственных препаратов и постановка подобных негативных диагнозов — просто чудовищная несправедливость по отношению к природным способностям детей, к их самооценке. Такое воздействие начисто лишает их возможности гордиться своей индивидуальностью. Если бы вас с самого детства накачивали лекарствами, вы могли бы никогда не найти своего пути в жизни. Вы могли бы никогда не написать свои бестселлеры. Вы могли бы никогда не добиться того, чего добились.

— Но, с другой стороны, очень может быть, что вас ничто не смогло бы остановить, — продолжала Кэти. — Дело в том, что сегодняшняя школьная система поставила бы вам диагноз “трудного ученика”, страдающего психическим расстройством. Это не значит, что вы не способны к учебе, просто вы не смогли бы учиться по той методике, которая обычно применяется в наших школах. Вам повезло, что ваш папа это понял. Я знаю, что вы называете вашего папу-преподавателя “бедным папой”, но во многих отношениях именно он сделал вашу жизнь намного богаче. Во многих отношениях своим успехом вы обязаны именно ему. Он был достаточно умен, чтобы позволить вам брать уроки у вашего богатого папы и поощрять ваше стремление учиться, как вам было удобнее, а ваш способ, как вы сами признаете, был не слишком эффектным.

— Действительно, эффектности в нем было мало, — кивнул я и после секундной паузы спросил: — Как бы вы определили понятие успеха?

Кэти улыбнулась и сказала:

— Успехом я называю свободу быть самим собой. Именно это сумел дать вам ваш папа. Он уважал вас и подарил свободу быть самим собой.

— Слишком многие люди обречены всю жизнь стараться быть тем, кого хотят видеть в них родители или общество, и я не думаю, что такой путь ведет к настоящему успеху, независимо от того насколько богатыми или влиятельными они могут стать. Как всем мыслящим существам, нам свойственно стремиться к свободе быть такими, каковы мы на самом деле. Если мы не будем бороться со всем, что принуждает нас действовать вопреки нашим склонностям, то рискуем потерять всякое уважение к себе и загубить свой талант.

— Действительно, — согласился я. — Мне вряд ли удалось бы добиться успеха, если бы я пошел по стопам отца. В школе меня считали чужаком. Я не вписывался в общую колею.

— Но могу поспорить, что в детском саду вам нравилось, — с усмешкой заметила Кэти.

—Да, правда. Откуда вы знаете? Показывая на распечатку, Кэти сказала:

— Для людей с таким высоким коэффициентом новаторства, как у вас, детский сад — лучшее место. Новаторов хлебом не корми, дай им только что-нибудь разобрать или построить. Обилие новых объектов для исследования полностью соответствовало вашему энтузиазму и разнообразию интересов. Дефицит исполнительности не успел войти в конфликт с жесткими требованиями к соблюдению норм поведения. К тому же, над вами не висели результаты всяких там тестов на интеллект. Лучше не придумаешь, не так ли?

Я кивнул.

— Да, в самом деле. Мне и сегодня по душе все новое и интересное. Мне нравится вкладывать деньги в недвижимость, потому что мои инвестиций можно увидеть, потрогать и почувствовать. Я ни от кого не скрываю, что никогда не прекращал играть в “Монопольку”. Я обожаю игры.

Кэти улыбнулась и показала на графу “Исполнитель” на моей диаграмме.

— Но затем наступил этап с первого по третий класс и дети, более вас склонные к исполнительности, начали вырываться вперед.

— Но почему так? Чем эти три первых класса так хороши для людей с повышенным уровнем исполнительности? — я уже всерьез заинтересовался тем, что еще знает эта женщина.

— Тем, что в этот период кубики и игрушки постепенно исчезают, учебная программа начинает строиться на принципах аккуратности и дисциплины, а люди с высокими; показателями исполнительности лучше других адаптируются к таким условиям. В результате к началу третьего года обучения из класса полностью выветривается сам дух новаторства.

— Аккуратности и дисциплины? — переспросил я. — Но какое отношение аккуратность и дисциплина имеют к процессу обучения?

Кэти снова улыбнулась и ответила:

— По вашему уровню исполнительности не скажешь, что аккуратность и дисциплина — самые сильные ваши стороны.

— Да, не самые. Но как это могло повлиять на мои успехи в школе?

— Очень просто. Готова спорить, что в первом классе вы чувствовали себя не так комфортно, как в детском саду или подготовительном классе.

— Это точно. В первом классе я начал ввязываться в драки, в то время как в детском саду все время уходило на игрушки и лазание по “джунглям” на спортплощадке. Именно из-за этих драк уже с первого класса за мной закрепилась репутация “трудного ребенка”.

— Обычный случай с детьми, у которых отнимают игрушки и кубики. Мальчишки, оставленные без игрушек, часто начинают приставать к другим мальчишкам.

— По крайней мере, со мной все было именно так. Но почему дети с высоким коэффициентом исполнительности в этот период успевают лучше всех?

— Потому, что на этой стадии развития от человека требуются прежде всего аккуратность и дисциплина. Вы уже не сидите кучей на полу или вокруг стола, а занимаете места за ровными рядами парт. Вместо того чтобы поощрять рисование пальцами, учителя начинают вырабатывать у вас аккуратный каллиграфический почерк. Теперь они требуют, чтобы вы писали строго между разлинованных строк, а не черкали по всему листу. Учителям нравятся опрятные, наглаженные и гладко причесанные пай-девочки и пай-мальчики. Не думаю, что вы были в числе тех ребят, которые специально наряжаются, чтобы понравиться учительнице, — сказала Кэти с усмешкой.

— Нет, это не про меня. Хорошо еще, что я жил прямо напротив школы, потому что меня часто отсылали домой сменить грязную одежду. Я всегда находил возможность поскользнуться и вываляться в грязи.

— В это время ваше отношение к школе уже начало меняться?

— В первом классе нет, но помню, что в третьем кое-какие нюансы стали бросаться в глаза. Я начал понимать, что у учителей появились любимчики среди ребят. В третьем классе со мной учились одна девочка и один мальчик, которые со временем стали первыми учениками в средней школе. Потом они поженились. Уже в третьем классе все знали, что это звездная парочка. Они были красивыми, умными, хорошо одетыми и всеми любимыми отличниками.

— Похоже, что школа была создана специально для них. А что было с ними дальше? — спросила Кэти; — Добились они всего, чего хотели?

— Если честно, не знаю. Думаю, что да. Они никогда не выезжали из города, где мы выросли. Их уважают в обществе и продолжают любить не меньше, чем раньше. Так что, скорее всего, они нашли свое счастье.

— Для них это звучит идеально. Похоже, что за годы жизни и брака они не потеряли умения быть самими собой, — заключила Кэти.

— А что происходит после третьего класса? Когда человек достигает магического возраста девяти лет?

— Начиная с четвертого класса, все, у кого высок коэффициент поиска фактов, развиваются по одному шаблону. Методика обучения с четвертых по двенадцатые классы создана для искателей фактов. Некоторые дети от природы нацелены на запоминание имен, фактов и дат. Такой подход к учебе хорошо вознаграждается. Обучение в классе приносит таким детям много пользы.

Дальше Кэти объяснила мне, что с девяти лет учеников оценивают по результатам регулярных “облав на ошибки”. Вы пишете диктанты, запоминаете таблицу умножения и ведете счет количеству вызубренных учебников, подтверждая свои знания изложением содержащихся в них сведений.

Я рассказал ей о разработанной Рудольфом Штейнером теории рубежа девятилетнего возраста и о том, как многие учителя определяют, будет ли ребенок хорошо успевать в условиях школьной системы.

— В девять лет я понял, что в этих условиях мне не суждено стать звездой. Кубики у меня отобрали навсегда. Кэти рассмеялась.

— Да, человеку с такой тягой к новаторству, как у вас, без кубиков должно быть скучно. При такой, как у вас, склонности к упрощению, а не простому запоминанию сложных определений и формул, он быстро начинает терять веру в свои силы. Этому противится его энтузиазм и начинает толкать ребенка на поиск собственных способов противостояния тем требованиям школы, которые он считает глупыми.

— И учителя это знают. Вот почему так много детей уже в самом начале школьной карьеры получают клеймо умниц, тупиц или возмутителей спокойствия.

Кэти печально кивнула.

— У большинства учителей сильно развиты природные склонности к поиску фактов и (или) исполнительности. Люди всегда готовы назвать умным того, чьи природные способности аналогичны их собственным. Интеллект тут, разумеется, ни при чем. Оценить значение инстинктов не похожего на них человека они попросту не в силах. Их

способности лучше всего проявляются в условиях школы, и поэтому они не мыслят себе жизни без нее. Система образования — их родной дом. Им там нравится.

— Таким образом,.система образования продолжает фокусироваться на одной методике обучения и выискивать все новые причины, по которым дети плохо учатся. Вот почему диагнозы, объясняющие неспособность детей к учебе, становятся все более замысловатыми, — подвела итог Кэти.

— Но это просто глупость. Дело вовсе не в нашей неспособности к учебе, а в отжившей свой век школьной системе, в ее неспособности к обучению! Лично мне она была ненавистна,—с горечью добавил я.

— Но ведь вам нравится учиться, не так ли? — спросила Кэти.

— Учиться мне нравится. Я постоянно посещаю семинары, читаю книги и прослушиваю аудиокурсы. Меня всегда привлекает возможность научиться чему-нибудь новому и интересному; Кстати, меня сильно заинтриговала тема ваших исследований. Но, тем не менее, школу я все равно ненавидел. Однако как вы смогли понять, что мне нравится учиться, несмотря на всю ненависть к школе.

Кэти еще раз показала на распечатку.

— А это вы видели?

Под заголовком “Приемлемые профессии” шла следующая страница: