В которой рассказывается о деревне, бабушках, дедушках, проделках, красных крестиках и о многих других небольших, но важных для детей вещах.

 

Пьеро:

Как трудно, подумаете вы, вспомнить себя, когда вы были маленькими. Но мы были детьми лишь позавчера.

То есть у нас троих такое ощущение, и я говорю это не потому, что я самый старший и не потому, что приходится подтверждать «звание» самого придирчивого, а потому, что время, которое есть в вашем распоряжении, слишком скоротечно, потому что вчера мы были детьми, но в один миг очутились взрослыми и с большим количеством работы, которая будет продолжаться и дальше.

Эта работа — самая замечательная работа во всем мире. Та, о которой мы мечтали и которую желали. Но, сказать честно, никто из нас не мог и представить, что случится то, что случилось, потому что каждый просто занимался своими делами и не знал, куда это его занесет.

Могу поведать вам в деталях о многих вещах, которые я делал от года до четырнадцати лет.

Могу рассказать, пожалуй, на сколько евро заправлял мотоцикл: на десять евро. Еще я помню, какой у него был ежедневный расход.

Кроме того, я помню, что по утрам, когда я на протяжении всего лета приходил работать в мастерскую с моим дядей Анджело, братом моей мамы, для меня не было ничего дороже, чем прийти пол-одиннадцатого, чтобы отправиться в супермаркет напротив и купить булочку с ветчиной и свежекопченым сыром.

Пару месяцев, когда мне было 9 лет, я работал с моим отцом в автомобильной мастерской, но будучи аллергиком, я должен был бросить это из-за пыли и красок: у меня была астма. Тогда я отправился в мастерскую напротив, принадлежащую моему дяде, и там у меня не было проблем, потому что у механика есть масла, смазки, но ничего того, что могло бы вызвать астму. И в итоге, точно в половину одиннадцатого, дядя давал мне два евро, и я шел покупать булочку. Но так ли хороша была эта булочка?

Эти воспоминания остались у меня в голове и больше не уходят.

Есть воспоминания и грустные, которые тоже не уходят из головы, как в то утро 2001 года, когда было восемь часов утра, и я готовился пойти в школу, поступил один звонок: бабушка Франческа, моя бабушка по отцу, не была больше с нами.

Я был маленьким, а горе было таким большим, потому что у моих дедушки и бабушки всегда были прекрасные отношения.

Моя бабушка Грациелла всегда была справедливой по отношению к тому, что делал мой отец в жизни, и сейчас справедлива к тому, что делают ее внуки. Сегодня, в моменты счастья, мои мысли всегда о бабушке Чиччио. Сколько раз я думал и как искренне говорил моему отцу: «Как жаль, что у бабушки не было возможности наслаждаться всем хорошим, случившимся с нами».

Потому что, когда любишь человека, эта любовь остается внутри тебя, ты не можешь ее забыть.

Напротив, то, что происходит со мной последние 5-6 лет, быстро забывается. Не потому что я не счастлив заниматься тем, чем я занимался - напротив, я очень счастлив. Я не люблю говорить банальности. Жизнь, которой я живу – мечта, ставшая явью. Жить вместе с музыкой - это то, чего мне хотелось. Но за это короткое время произошло столько всего, действительно очень много, что не можешь запомнить все.

Хотя я отлично помню и могу рассказать вам, как отец в автомастерской ставил меня ногами на капоты машин.

Мастерская моего отца огромна и всегда заполнена машинами и шумом от работы ремонтников. Понятное дело, что это не идеальное место для пения, но капот машины действительно стал моей первой сценой.

Представляете, машина была поднята с помощью домкрата, и отец брал меня и ставил на нее, мне было не больше четырех лет, и так я начинал петь. В этот момент, все люди из противоположных мастерских высовывались, понемногу показывались один за другим. Я их помню, как они оставались и слушали меня, с головами, торчащими из-за двери, и я пел, и это была самая естественная вещь на свете для меня. Отец Пьеро Гаэтано

Но что сильнее всего запало в душу, так это загородный дом моей бабушки.

Загородный дом моей бабушки – рай, счастье.

Думаю: «дом», а подразумеваю «семья». Вместе одно целое, которое никогда не разъединить.

Моя мама Элеонора и мой папа Гаэтано для меня - пример брака и любви, которые, надеюсь, смогу построить и я с кем-нибудь, с кем получится пронести эту любовь сквозь время также возвышенно и в моменты трудности. Потому что, когда я был маленьким, как и во всех семьях, никогда не испытывал трудностей, хоть мне и приходилось видеть некоторые ссоры между моими родителями, не понимая их причины. В конце концов, любовь всегда оставалась на месте, и они становились еще более близкими, чем прежде.

Родители Пьеро

 

Как и в худшие моменты, когда у моей мамы были проблемы со здоровьем, и мой папа возил ее на лечение в Милан, оставляя меня с братом и сестрой у бабушки. Всегда дружные, всегда вместе противостоящие трудностям.

Пожалуй, я, мой брат и сестра - три «частички», которые не разъединить.

Самого старшего зовут Франческо, и он на семнадцать месяцев старше меня. Он окончил вуз по специальности «литература» в марте 2015 года со 110 баллами.

Я горд за него, потому что он закладывает максимум для своего будущего. При желании он мог бы ездить по миру со мной, работать со мной. И я хотел бы этого больше всего в жизни. Но нет: он хочет быть узнаваемым как Франческо Бароне, а не как брат Пьеро Бароне. И поэтому я его очень уважаю. Я осуществил свою мечту, а он хочет осуществить свою.

Семья Пьеро

Увидев его, вы сразу распознаете моего брата, потому что мы похожи еще и внешне, а в детстве были похожи еще больше, до такой степени, что моя мама приблизительно до десяти лет не различала нас. Говорю вам, похожи: та же самая обувь, те же штаны, тот же свитер, - и мы казались близнецами. Не было человека, который бы не попал впросак.

Моя сестра, Марияграция, напротив, самая младшая в семье, на шесть лет младше меня, и я бесконечно желаю ей всего хорошего. Сегодня она единственная из нас, кто живет дома, потому что так лучше. Мне удается видеть ее совсем мало, и мне очень жаль, что так происходит, потому что мне ее очень не хватает. Пьеро с братом и сестрой

 

Даже если мы не видимся часто, Франческо и Марияграция - мои друзья, люди, которые мне верны, и которым я доверяю.

Одним словом, моя семья-семья настоящих сицилийцев, та, в которой по воскресеньям собираются полным составом у бабушки. Не могу передать вам, какие у нас обеды, от первого блюда до десерта! Есть такие прекрасные вещи, которые вы даже не можете себе вообразить. И, как только наступает лето, мы переезжаем в загородный дом.

Вот почему, когда я представляю «загородный дом», я тут же думаю: «семья».

Весь дом сделан руками моего дедушки Пьетро, отцом моей мамы, его собственными руками: дом, ступени, пол - все. Я проводил там каждое лето, начиная с года и до тринадцати лет, с моими дедушкой и бабушкой, и с моей прабабушкой Линой (мамой моей бабушки). Я вам клянусь, возможно, я провел там самые прекрасные дни своей жизни, и больше никогда их не забуду. Дедушка Пьетро

В загородном доме для меня дороже всего было дождаться субботнего утра, когда зажигалась печь. Я собирал дрова по всему владению и помогал разжигать огонь, помогал вытаскивать из нее пиццу. Помимо пиццы мы делали и u pani impurnatu, хлеб, запеченный в печи. Какой он вкусный! Он оставался таким всю неделю, потом, в следующую субботу, мы пекли новый, такой приятно теплый и душистый. Еще мы делали impanate, которое состоит из рулонов теста для пиццы и с овощами внутри-фирменное блюдо моей бабушки. В общем, я набивал живот вкусной едой, и вы могли это видеть (я правда был толстым).

Но еще загородный дом был царством моего мини- кросса.

У меня всегда была страсть к мотоциклам и машинам. Когда мне было шесть – семь лет, мой папа подарил мне мини- кросс. На деле – мини- мотоцикл для кросса, только не брендовый.

Почему я сказал, что провел там лучший период в своей жизни? Потому что там со своим мини-кроссом я пережил такие прекрасные приключения в саду Риоло! Бабушка Пьеро

Риоло были владельцами виллы, что была рядом с нашим домом. Это была богатейшая семья из всех семей, которые только жили в Агридженто. И поскольку на виллу они приезжали только раз в месяц, невероятный фруктовый сад, что ее окружал, был почти заброшен.

И что я тогда делал? Я брал мини-кросс, моя бабушка садилась сзади, и мы отправлялись по тому, что мы называли ‘ a stradella pi ’ Riola, на улицу Риоло. Двести метров прекрасной езды на мото по щебню.

Риоло знали о наших вторжениях, моя бабушка Рина говорила, что мы ездили собирать фрукты, и нам дали разрешение делать это. Моя бабушка работала на них много лет, и они уже были друзьями семьи.

Но для меня то, что мы делали, было «идти на кражу», секретно. В действительности же вокруг сада не было никакого забора, так что можно было войти откуда угодно, но фактом остается то, что мы въезжали через ворота, сидя на мини-кроссе, и это давало мне такое ощущение, будто мы и правда делаем что-то опасное и секретное.

- Бабушка, куда мы идем? - говорил я еще до того, как заканчивалась дорога.

- К лимонному дереву, - отвечала она. - Идем!

И вперед заполнять мешок лимонами.

- Бабушка, а теперь мы куда идем?

- К грушевому дереву.

И марш заполнять мешок грушами.

И потом персики, сливы - плодов было на любой вкус!

Помню однажды Риоло пришел в наш дом и принес один мешочек плодов бордо, маленькие и круглые.

Я ему говорю: «И что это такое?»

Я не знал, не имел вообще никакого представления. Пробую их: вкуснейшие, мягчайшие, сладчайшие. Это были финики.

«Откуда вы их взяли?» - спрашиваю его.

«Ci n ’ e ’ macchia chi un finisci chui ’ », иными словами - «Там есть одно дерево, на котором еще не закончились плоды».

В то время, как сеньор Минно мне это объяснял, я уже видел себя под этим деревом, собирающим финики, с мини-кроссом, моей бабушкой и мешочками.

А как мы поступали с мешочками? Поскольку, как следует наполненные, они были тяжелыми, мы закрепляли на руле мини-кросса черенок от метлы, подвешивали их с обеих сторон и двигались вперед.

Таким образом, мы приносили еще грецкий орех и индийский инжир. С индийским инжиром была другая история.

Мы его собирали, приносили быстро-быстро к нам домой и с моей прабабушкой очищали его от кожуры. Она чистила, не надев ни перчаток, ничего. В конце концов, она выскабливала косточки ножом, немного воды - и все готово.

Другим прекрасным периодом в загородном доме был сбор миндаля, но на этот раз обходилось без вторжения в усадьбу Риоло. У моей тёти Лючии, сестры моей бабушки, рос миндаль, и во второй половине августа мы производили la cugliuta di mennule- сбор миндаля. Там всегда были два-три огромных мешка, разделенных на всю семью. Кто чистил этот миндаль? Прабабушка. Один за другим: tac, tac, tac. И потом кто отделял миндаль от кожицы? Я.

Так что моя бабушка: tac tac tac, а я отделял. Один механизм.

Это было то, что было, что происходило с нами в загородном доме. Это образы, которые я никогда не смогу забыть.

 

Иньяцио:

Может ли такое быть, что образы, которые не я смогу забыть никогда - это… воспоминания моих родителей?

Это не безумие или странность, это действительно моя история, которая не существовала бы без моих родителей. Поэтому их воспоминания также и мои.

Мама Катерина и папа Вито уехали из Марсалы в 1990 году, когда моей сестре было 4 года. Они переехали в Буонконвенто, в провинции Сиена. Очевидно, что я не могу ничего рассказать об этом месте, потому что меня еще не было. Единственное, я знаю, что они выбрали это место только потому, что там жил близкий друг моего дедушки по материнской линии, который был строительным подрядчиком, и он предложил работу моему отцу. В Марсале дела шли не очень хорошо, было трудно содержать семью, поэтому мои родители решили попробовать.

Я представляю себе их, уезжающих с большими надеждами, но также и с множеством страхов и думающих только о том, сколько всего они должны сделать, чтобы молодой семье было хорошо. Они многим пожертвовали для меня и моей сестры. Не проходит и дня, чтобы я не думал о том, как горжусь ими.

Мама много работала, как и папа. Они всегда искали любую работу, чтобы заработать больше денег. В Буонконвенто папа Вито сразу начал работать каменщиком вместе с дедушкиным другом, а мама Катерина сменила несколько работ, но никогда не сидела сложа руки.

Однако уже в 1992 году они поняли, что не заработали достаточно, чтобы продолжать дела.

И поэтому я и родился в Болонье. Родители решили уехать из Буонконвенто и переехать в Сан-Мартино-ин-Арджине - район города Молинелла, недалеко от Болоньи.

Также и в этом случае переезд был связан co знакомым моих родителей, старым другом моего отца, с которым они случайно встретились во время визита к кузенам моей бабушки.

В Сан-Мартино-ин-Арджине мой отец, каменщик по профессии, сразу нашел хорошее место работы. Мама, которая всегда была решительным и деятельным человеком, стала поваром. Она очень хорошо готовит и решилась попробовать заработать этим, начав работать шеф-поваром в ресторане недалеко от дома.

Нина росла, а родители жертвовали собой, но в течение нескольких лет им удалось достичь определенной экономической стабильности и они решили, наконец, переехать в собственный дом в Гуарда в коммуне Молинелла. В округе без преувеличения было немногим больше 350 жителей. Даже дом был маленький, но он всегда будет моим первым домом, в котором я родился.

Из-за щипаний за щечки и поцелуев я был самым избалованным в семье. Я всегда был подвижным ребенком, постоянно смеялся (и до сих пор не перестаю). Я быстро научился говорить и ходить. Я никогда не был молчаливым и неподвижным, это невозможно, но я также был и смышленым ребенком, и рано начал (мне было три или четыре года) играть на пианоле, которую родители подарили Нине. Мама Катерина, однако, говорит, что, когда я играл в самый первый раз, я был еще младше - в возрасте одного года, и моя сестра учила меня играть «Tanti auguri a te» одним пальцем.

Маленький Иньяцио

Я был счастливым ребенком, даже если мама часто говорила мне: «ты никогда не был маленьким», в том смысле, что я был довольно серьезным и ответственным. Вы могли бы подумать?

Во всяком случае, я был счастливым ребенком, и даже когда семья встала на ноги, не все еще было легко, но за четыре года многое изменилось.

Однако переезды еще не закончились.

Мои родители каждый раз пытались переехать туда, где, как они думали, будет лучше с точки зрения работы, но прежде всего, где будет лучше нам с Ниной. Переезды по этой причине не прекращались ни до, ни после моего рождения. Более того, когда казалось, что мы остаемся на этом месте, всегда наступал момент отъезда.

Я не помню детали дома, в котором мы жили, который я видел, и о котором мне рассказывали, но я запомнил адрес: улица Маркони, 94 в Молинелле, потому что это был адрес нового дома, который был больше и красивее, и в который мы переехали перед тем, как я пошел в начальную школу.

Я не могу точно вспомнить первый день в школе, но я уверен, что мне не понадобилось много времени, чтобы быть замеченным. Если вы представляете сцену, как я стою в центре класса и пою, забудьте об этом. Я люблю музыку, это верно, но еще больше я люблю похулиганить. Я скажу вам вот что: как только я начал говорить и ходить самостоятельно, проблем прибавилось.

 

В официальном табеле класса я был вторым хулиганом. На первом месте был Николас. Но у нас было открытое соревнование, гонка к последнему красному крестику.

Сейчас возник вопрос: что означают красные крестики? Так вот, учителя придумали эту карточку, в которой были написаны все наши имена в алфавитном порядке и где, в соответствии с поведением в классе и успеваемостью, они отмечали два вида крестиков: синие, если у тебя хорошая оценка на занятии или хорошее поведение - не бегаешь, не кричишь, не беспокоишь во время уроков и весь длинный перечень «не …»; красные, наоборот, если у тебя низкая оценка или ты ведешь себя плохо, и плохо было всегда. Я и Николас имели самый высокий рейтинг! Наша строка в карточке горела красным огнем.

Иньяцио

С течением времени, однако, что-то хорошее я нашел и в школе, где под чем-то хорошим всегда подразумевалось занятие, которое заинтересует меня в достаточной степени, чтобы удержать от некоторых катастроф. Я пошел в школьный хор. Он не был каким-то особенным, но я развлекался, мне всегда нравилось петь, «быть в музыке».

Мне всегда это нравилось, и я начал также понимать, как лучше пользоваться знаменитой пианолой Нины. Я изучал сольфеджио и, просматривая ноты, нашел ту самую «La donna è mobile». В итоге, она начала нравиться мне настолько сильно, что я пел ее, придумывая свои слова. Сейчас я точно их не вспомню, но моя песня была о Лучано Паваротти. Почему? Потому что, когда я был маленьким, я всегда видел его по телевизору с огромным платком в руке, так что я придумал текст о Паваротти и его платке.

Я пел арию «La donna è mobile» («Женщина непостоянна»), еще не зная, что этим «непостоянным» снова стану я: предстоял еще один переезд, но, к сожалению, это было не единственное, с чем нам пришлось столкнуться в те годы. Сейчас я не хотел бы, чтобы у вас было ошибочное представление обо мне в детстве.

Я не был святым кстати, но думая об этом сейчас, понимаю, что, если я и был хулиганом в школе, возможно у меня была на то причина.

В 1998 году, когда мне было 4 года, и я уже начал ходить в детский сад, в семье случилось несчастье: у мамы Катерины обнаружили опухоль на лице.

Со всей наивностью, которая присуща детям этого возраста, я не понимал, что происходит на самом деле, но я полностью осознал, что не все хорошо, когда начал видеть маму дома все реже.

После нескольких месяцев посещений больниц, не найдя другого выхода, мама сделала то, что я запомнил навсегда: она объяснила мне ситуацию, поговорив со мной прямо.

Это величайшая заслуга всей моей семьи, но больше всего мамина, потому что тот факт, что она откровенно поговорила с детьми и рассказала им правду о вещах, которые касаются нашей семьи и жизни в целом, научил меня рано вникать во взрослые разговоры. Мы с мамой всегда обо всем разговаривали откровенно, и это то, что сохранилось с детства до сих пор.

Я должен сказать, что со дня разговора с мамой Катериной моя жизнь изменилась.

Я был маленьким, но не мог позволить себе думать, как другие дети моего возраста. И для моей сестры ситуация была даже более сложной, потому что с 1998 года, когда мама впервые попала в больницу, до 2003 года, когда эта ужасная история закончилась, мамой для меня стала Нина.

В первые два года начальной школы, которые были усеяны красными крестиками, я редко видел маму, отчасти потому, что ходил в школу, отчасти потому, что она должна была часто возвращаться в больницу и оставаться там надолго.

Папа Вито работал, и моя сестра, несмотря на свои 12 лет должна была быть хозяйкой в доме. Она стала для меня величайшим образцом для подражания.

Мы вдвоем очень быстро повзрослели, не думая о разных игрушках или развлечениях, и это не просто слова. Правда то, что нас не интересовало ничего, что интересует двоих детей нашего возраста, потому что единственное, что мы хотели, – чтобы мама была дома.

Трудно сказать, какой из моментов был самым худшим, потому что ее отсутствие мы чувствовали всегда. Наверное, поэтому я запомнил одну драку с моей сестрой. Мне было 4 года, а ей 12 лет. Я играл с игрушкой и шумел, ей это надоело, и она схватила меня, мы подрались.

Однажды я ей грубо ответил и сразу же пожалел об этом. Для меня Нина была самым важным человеком, почти как мама. В итоге я не спал целую неделю. Я никогда не разговаривал с ней так, по крайней мере, до этого момента.

После 5 операций и 150 швов на лице, мама Катерина вернулась домой.

Жаль, что не было достаточно времени, чтобы насладиться этим. Я посадил бы ее на диван и целовал, обнимал, щипал за щеки и делал все то, чего у меня не было все эти годы. Мама – моя, и пусть только кто дотронется до нее!

Однако несколькими годами ранее мама начала работать в пиццерии и, когда она вышла из больницы, то немедленно приступила к работе. Что я мог сделать? Были дни, когда я видел, как она уходит на работу, и я оставался с Сабриной, моей няней и девушкой пиццайоло, который работал с мамой.

Но были и дни, когда она разрешала мне пойти на работу вместе с ней. И так как я больше не хотел ощущать ее отсутствие, я садился возле холодильника с напитками, откуда была отлично видна касса. Мама в это время не работала на кухне, но она управляла делами. Так как большую часть времени она стояла у кассы или отвечала по телефону, я никогда не отводил взгляда от ее спины, не упускал ни одного движения. Мы могли разговаривать, кроме того, я помогал продавать как можно больше напитков клиентам, которые приходили в пиццерию.

Таким образом, ситуация была следующая: мама Катерина вернулась домой, пиццерия стала моим вторым домом, я был лучшим продавцом напитков и казалось, что дела наконец-то наладились.

В школе, как я уже говорил, я участвовал в хоре и все больше увлекался музыкой.

В общем, наконец, немного спокойствия.

Сколько оно длилось? Около 4 лет.

В июле 2004 года мы опять отправились в путешествие.

Джанлука:

Нет, я не как Иньяцио. Я родился, вырос и всегда оставался в Монтепагано. Я путешествовал лишь в мечтах. Что заставляло меня мечтать? Музыка, разумеется.

У меня был транзисторный приемник, такой, у которого нужно крутить колесико, чтобы найти нужную волну, и я не искал ничего, кроме передач с песнями Андреа Бочелли, моего величайшего кумира, или Доменико Модуньо, или кого-то еще этого же жанра.

Летом я брал приемник с собой, когда отправлялся гулять со своими друзьями в место, которое мы называли «пинетина». Это такой парк, в котором можно было играть в разные игры, где были деревянные столики и много зелени. Когда мне было лет 11-13, я ходил туда играть в футбол, или сыграть партию картами Pokemon и послушать музыку.

Я находил на своем транзисторе песни, которые заставляли меня мечтать, однако я знал, что моим друзьям близка совсем другая музыка. Поэтому они какое-то время терпеливо слушали то, что выбирал я, но затем начинали протестовать: «Смени ее! Какой отстой! Что за старье?»

Мне также нравилась и более современная музыка, которую слушали все, но любил я совсем другую.

В ноябре 2000, когда мне было пять с половиной лет, родился мой брат Эрнесто. В тот момент я как раз начал петь. Примерно за год до этого, я начал интересоваться творчеством Бочелли и Модуньо. И Эрнесто, лежа в колыбели, слушал вместе со мной эти мелодии.

Но есть вещь еще более прекрасная, из тех, что мне запомнилась, что оставила неизгладимый отпечаток в моей памяти. Это то, что, когда Эрнесто подрос достаточно, чтобы ходить с нами, он заставлял всех слушать в «пенетине» те песни, которые так презирали мои друзья, и всегда брал с собой мой транзистор с колесиком. Джанлука с братом Эрнесто

Мы садились рядом на землю, я держал радио на коленях, или мы сидели на качелях, а радио ставили поблизости на землю. И пока мы слушали эту музыку, непривычную для нашего времени, делились друг с другом своими мечтами. Верю, что никогда у меня не было и нет по сей день человека, которому я бы доверял так, как своему брату.

Результат: Эрнесто — несомненный талант в музыке. Он очень одарен: здорово играет на пианино и поет. Как если бы учился этому. Кроме того, я доверяю его мнению, как не доверяю ничьему другому. По правде сказать, после концерта я отправляюсь к нему. «Эрнесто, как я пел»? - спрашиваю я его.

«Ну, возможно, там ты взял немного низковато».

Понимаете, что я имею в виду? Он никогда не учился музыке, он никогда не учился петь, тем не менее, он всегда дает мне правильные советы, высказывает правильный взгляд. И когда мы поем вместе, я задаю мелодию, а он мгновенно гармонично подхватывает ее. В его возрасте я не умел делать этого.

Как мы видим, транзистор сослужил ему хорошую службу.

Часть I. До Il Volo

Глава 3. «Пути музыки - бесконечны».