Какими люди рождаются: «плохими», «хорошими» либо «нейтральными».

Со времен классической античности и до сих пор природа человека остается предметом исследования. Присущи ли людям от рождения свойственное им добро, позитивные мотивы, направленные на самих себя и окружающих? Или же мы дурны по своей природе, исключительно эгоистичны и обладаем склонностью к агрессии и захвату? Может быть, мы нейтральны в этом отношении? Если говорить шире, в контексте с обсуждаемым в главе 1 вопросом о наследственности и среде, как взаимодействуют «природа» и «воспитание», какова их сравнительная роль?

Подумайте о том, как вы воспринимаете людей в целом, анализируя ваши мысли о том, кого вы знаете, о тех, о ком вы читали или слышали. Как они стали тем, кем они являются? Действительно ли для альтруистичных, гуманных, хороших людей нашего мира такое поведение естественно или оно является простой «маскировкой» для совершения эгоистичных поступков? Являются ли те, кого общество заклеймило «дурными людьми» - растлители малолетних детей, насильники, серийные убийцы, - по своей сути хорошими людьми, подвергнувшимися серьезным искажениям под влиянием этого общества? Или же то, какими стали люди, зависело только от их воспитания и жизненного опыта потому, что они пришли в этот мир, не будучи ни плохими, ни хорошими?

Английский философ Джон Локк (1632-1704) доказывал, что каждый человек при рождении - это чистая доска, tabula rasa. Его точка зрения логично проистекала из позиции эмпиризма, согласно которой все, что мы знаем, и все, что мы представляем собой, является результатом нашего опыта, получаемого через органы чувств. Поэтому ничто не может быть «встроенным», кроме основных биологических процессов, позволяющих нам развиваться и функционировать. В XX веке взгляды Локка конкретизировал Дж. Б. Уотсон. Строгий бихевиорист, Уотсон постоянно утверждал, что он может взять любого нормального ребенка и, при условии полного контроля над окружающей средой, превратить его в любого человека по своему желанию - умелого или неумелого, хорошего или плохого (например, см. Watson, 1925). Если смотреть с этой позиции, общество полностью ответственно за то, кем и чем мы становимся. В соответствии с положением строгого (классического) бихевиоризма о том, что мы являемся пассивными субъектами и нас формирует окружающая нас среда, мы даже не можем ничего сказать по этому вопросу.

Между тем другой английский эмпирик, Томас Гоббс (1588-1679), предположил, что людям от рождения присущ эгоизм, и, следовательно, они нуждаются в формирующем влиянии окружения и в непрерывном контроле для того, чтобы стать способными к сотрудничеству членами общества. Похожее положение лежит в основе психоаналитической теории Фрейда. В обеих системах заложена идея о том, что люди обладают эгоистичными мотивами к выживанию, сексу и агрессии и что в поведении человека нет ничего позитивного или альтруистичного. Эти воззрения, кроме того, в высшей степени согласуются с христианской доктриной о первородном грехе, утверждающей, что человек имеет врожденные склонности служить лишь себе, а для этого готов переступать через других людей. Таким образом, наша повседневная деятельность требует, чтобы мы постоянно удерживали под контролем наши эгоистичные внутренние мотивы и желания.

Других взглядов придерживался французский философ Жан-Жак Руссо (1712-1778), считавший, что люди рождаются хорошими, но часто оказываются испорченными «пороками» общества. В похожем русле двигались психологи XX века Абрахам Маслоу и Карл Роджерс (глава 14), говорившие, что наша внутренняя сущность - добро, мотивы человека по-

80 Часть I. Начало

зитивны по отношению к себе и к другим. Мы активно стремимся к личностному росту и к самореализации, а также нас волнуют любовь, принадлежность к окружающим нас людям, их благополучие.

Какая из этих трех основных гипотез о сути людей истинна? На данный момент не существует четкого ответа. Забота о других в форме эмпатии, очевидно, присутствует у 2-летних детей (см. например, Young, Fox & Zahn-Waxler, 1999), а ставшее классическим исследование Мартина Хоффмана и его коллег предоставило данные того, что даже дети двух дней от роду чувствуют страдания окружающих и волнуются из-за них (Sagi, Hoffman, 1976, 1994; Hoffman, 1981,1982; см. также Hoffman, 1990). Это серьезное свидетельство в пользу того, что эмпатия является врожденным качеством, хотя очевидно, что младенцы в первые месяцы жизни, кроме того, чрезвычайно ориентированы на получение удовольствия и прежде всего - на избежание боли. Ясно также, что дети должны усвоить специфические моральные нормы и ценности своей культуры. Вопросы о том, как взаимодействие наших врожденных предпосылок с влияниями семьи, культуры и общества определяет наше становление хорошими или не столь хорошими членами общества и о том, рождаемся ли мы хорошими, дурными или нейтральными по своей сути, остаются спорными.

лать для получения вознаграждения в виде пищи. Тогда можно манипулировать такими переменными, как режим и регулярность предоставления пищи (например, после каждого нажатия на рычаг, через определенное число нажатий), чтобы посмотреть, какие влияния окажут эти изменения на поведение крысы. Затем Скиннер сконцентрировался на характере нажатия на рычаг как функции непредвиденных обстоятельств различных типов, т. е. факторов, могущих заставить крысу нажимать рычаг быстрее, медленнее либо не нажимать вовсе.

В некотором смысле Скиннер повернул стрелки часов вспять, вернувшись к строгому бихевиоризму. На всем протяжении его почти шестидесятилетней и в высшей степени выдающейся научной карьеры он непреклонно отказывался использовать такие термины, как научение, мотивация, и какие-либо другие, обозначающие что-либо невидимое в объясняемом поведении. Он обосновывал это тем, что такие термины заставляют нас полагать, что мы понимаем что-то, чего на самом деле не понимаем. Его собственные слова звучали так:

Когда мы говорим, что человек ест, потому что он голоден... много курит, потому что он заядлый курильщик... или хорошо играет на пианино, потому что обладает музыкальными способностями, мы вроде бы имеем в виду причины поведения. Но подвергнутые анализу, эти фразы оказываются просто неправомерными (излишними) описаниями. Некий простой набор фактов описывается двумя утверждениями: «он ест» и «он голоден». Или, например: «он много курит» и «он заядлый курильщик». Или: «он хорошо играет на пианино» и «он обладает музыкальными способностями». Практика объяснения одного утверждения в терминах другого опасна, потому что она предполагает, будто мы нашли причину, а поэтому не нуждаемся в дальнейшем поиске (Skinner, 1953, р. 31).

Другими словами, такие утверждения образуют замкнутый круг. Как мы узнаем, что человек голоден? Потому что он ест. Почему он ест? Потому что он голоден. Однако многие исследователи указывали, что существуют пути выхода из этой ловушки, способы сохранить в научном обращении термины, описывающие внутренние, невидимые состояния или процессы. Мы уже отмечали один из них: использование представителями теории научения операциональных определе-

Глава 2. Подходы к пониманию развития человека 81

ний таких состояний, как голод. Тем не менее продолжаются дебаты относительно допустимой степени употребления подобных терминов.

Оперантное обусловливание Скиннера, с соответствующими ограничениями и оговорками (особенно в отношении людей), обсуждаемыми в главе 3 в контексте его анализа, стало считаться важнейшим способом, посредством которого окружающая среда влияет на наше развитие и поведение.

Теория социального научения

Приверженцы теории социального научения, ярким представителем которых является Альберт Бандура, говорят, что дети и взрослые наблюдают за своим собственным поведением, за поведением других, а также за последствиями этих типов поведения. Пример, подтверждающий данное предположение, представлен в эксперименте Бандуры с научением через наблюдение, описанном в главе 1. Даже маленькие дети могут предвидеть последствия на основе наблюдений за прошлыми ситуациями и событиями. Далее, люди формируют представления о себе и о других и затем ведут себя в соответствии с этими представлениями (Miller, 1989).

Толчком к развитию теории социального научения стали исследования Бандуры в 60-х годах XX века, но ее корни находятся в социальной психологии и связанных с ней дисциплинах и датируются по меньшей мере началом 50-х годов. К тому же, как мы сможем постоянно убеждаться в следующих главах, с 60-х годов XX века многочисленные исследователи применяли теорию социального научения в изучении процессов приобретения широкой сферы поведенческих моделей, установок и убеждений, как индивидуальных, так и культуральных. Среди них — обширное исследование агрессии, а также исследования социального и антисоциального поведения (например, помощи другим людям), тендерной идентичности, предрассудков и дискриминации, многочисленных психических и поведенческих расстройств, а также зависимостей от алкоголя и других психоактивных веществ.

Как и в случае с другими обсуждавшимися в данном разделе подходами, теория социального научения также имеет ограничения. Одно из них состоит в том, что ее представители склонны рассматривать процесс научения как улицу с односторонним движением, не допускающим текущих взаимодействий и обменов между

Контрольные вопросы к теме «Бихевиоризм и теории научения»

• Основное внимание строгих (традиционных) бихевиористов направлено на невидимое! поведение.

• Классическое обусловливание Павлова является примером строгого бихевиоризма.

• Закон эффекта Торндайка заложил основу для оперантного обусловливания Скиннера.

• Представители классической теории научения старались максимально избегать использования операциональных определений.

• Интересы теории социального научения концентрируются главным образом вокруг характера воздействий последствий на поведение.

Вопрос для размышления

Что общего в подходах Торндайка, представителей классической теории научения и Скин-

! нера? i

82 Часть I. Начало

наблюдателем и моделью. Во-вторых, точно так же, как не все, что мы делаем, всегда является результатом окружающих нас внешних обстоятельств, не все, чему мы научаемся, — результат наблюдения за другими людьми и подражания им. Некоторые вещи мы придумываем сами. Мы сознательно отказываемся от имитирования некоторых моделей поведения, наблюдаемых нами у других людей. Это может происходить даже тогда, когда эти модели являются адекватными и способствующими лучшей адаптации. Характеристики модели, влияющие на то, начнет ли наблюдатель ее имитацию, обсуждаются в главе 8.

Когнитивные подходы

Экспериментальное исследование прошло долгий путь развития, выходя за узкие рамки строгого бихевиоризма; представители теории развития сегодня часто предпочитают иметь дело с невидимыми процессами, такими как мышление, рассуждение и понимание. Однако они до сих пор подчеркивают необходимость верификации этих процессов через наблюдаемое или измеримое другим способом поведение.

Как и психодинамическая теория со строгим (традиционным) бихевиоризмом, представленные в данном разделе подходы возникли в начале XX века; в то время эти темы не привлекали особого внимания ученых. Мы начнем с рассмотрения применения проблем развития к когнитивным феноменам, начало исследований которых относится к 20-м годам XX века. Затем обратимся к широкой сфере когнитивных исследований, выведенных, по большей части, из социальной психологии, также начавшихся в 20-х годах прошлого века, и завершим наш обзор объединившими в себе различные влияния теориями познания, основанными на компьютерных моделях, зародившимися в 1950-х годах.