Тема невинности в западной литературе 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Тема невинности в западной литературе



 

Во всей западной литературе взаимоотношения между детской невинностью и сущностной духовной природой человека, вероятно, лучше всего отражены в восторженных стихах двух английских поэтов-визионеров – Уильяма Блейка (1757–1827) и Уильяма Вордсворта (1770–1850). Они оба считали наши ранние годы удивительными и близкими к божественной мистерии.

В 1789 году Блейк опубликовал свои иллюстрированные «Песни невинности», в которых создал светлый образ детства – той нашей жизни, когда мы живем текущим моментом (здесь и сейчас) в радости и невинности, в естественной родственной близости миру вокруг нас. Книга начинается известными строками:

 

Веселя лесную тишь,

Я на дудочке играл;

В светлом облаке малыш

Улыбнулся и сказал:

– Про Барашка мне сыграй!

Я сыграл ему, шутя.

– Повтори! – я повторил.

Горько плакало дитя[50].

 

(Blake, 1971: 34)

В том же томе, в стихотворении «Найденный малыш» показаны нежные отношения между невинным уязвимым ребенком и Богом, оберегающим его по-отцовски:

 

Малыш за болотным брел огоньком

И в топь зашел, наконец,

Он звал, кричал, и пред ним предстал

Господь как родимый отец.

 

Целуя, он за руку вел малыша

Туда, где бедная мать,

Грустна и бледна, бродила одна,

Надеясь сынка отыскать[51].

 

(Blake, 1971: 50)

Так же как и Блейк, Уильям Вордсворт полагал, что в течение невинных детских лет мы близки к божественному, но мы неизбежно теряем эту близость. Классическое изображение этой идеи можно найти в его великом произведении «Ода: отголоски бессмертия в воспоминаниях раннего детства»:

 

Рожденье наше – только лишь забвенье;

Душа, что нам дана на срок земной,

До своего на свете пробужденья

Живет в обители иной;

Но не в кромешной темноте,

Не в первозданной наготе,

А в ореоле славы мы идем

Из мест святых, где был наш дом!

Дитя озарено сияньем Божьим…[52]

 

(Wordsworth, 2004a: 159, V)

Далее Вордсворт показывает, что мы не можем избежать утраты этой изначальной близости божественному, и то, каким замкнутым становится мир взрослых:

 

На Мальчике растущем тень тюрьмы

Сгущается с теченьем лет,

Но он умеет видеть среди тьмы

Свет радости, небесный свет…

 

(Wordsworth, 2004a: 159, V)

Однако для взрослых этот свет «погас», и «мир в потемки будней погружен» (Wordsworth, 2004a: 159, V).

Таким образом, «Душа», которая с нашим появлением на свет восходит для нас как «Звезда жизни», теряется в тумане памяти, однако не бесследно: о ней нам напоминает чувство тоски. В представлении Вордсворта, за нами всегда «следуют… те первые поражения, те смутные воспоминания» (Wordsworth, 2004a: 162, IX) о «вечном разуме» (Wordsworth, 2004a: 161, VII). Бессмертие «думает о нас» как «Хозяин о своем Рабе» (Wordsworth, 2004a: 161, VII), пока мы не вернемся, пройдя через горе, к невинности на более высоком уровне понимания:

 

Пусть то, что встарь сияло и слепило,

В моих зрачках померкло и остыло,

И тот лазурно-изумрудный рай

Уж не воротишь никакою силой, —

Прочь, дух унылый!

Мы силу обретем

В том, что осталось, в том прямом

Богатстве, что вовек не истощится,

В том утешенье, что таится

В страдании самом,

В той вере, что и смерти не боится.

 

(Wordsworth, 2004a: 163, X)

Так что

 

И нынешний рассвет не меньше дорог мне…

Тебе спасибо, сердце человечье,

За тот цветок, что ветер вдаль унес,

За всё, что в строки не могу облечь я,

За то, что дальше слов и глубже слез.

 

(Wordsworth, 2004a: 163, XI)

Как в знаменитой «Оде» Вордсворта, так и в более позднем и более мрачном видении невинности у Блейка, которое мы находим в дополнительном томе «Песни опыта» (Blake, 1984), невинность рассматривается в контексте изменений, происходящих с человеком по мере того, как он взрослеет. По мнению обоих писателей, мы начинаем с некоей первичной идентификации с благим Богом в мире ином («в светлом облаке малыш») и постепенно, страдая при спуске в «лес опыта», мы теряем изначальный образ. «На Мальчике растущем тень тюрьмы», и мы встречаемся с жестокостью этого мира, со страшным: «Тигр, о Тигр, во мгле ночной Страшный сполох огневой!» (Blake, 1984: 34) – и изо всех сил пытаемся понять: «А Творец твой, рад ли он? Им ли Агнец сотворен?» (Blake, 1984: 35). Как же нам суметь примирить светлую радость и беззащитную открытость ранней детской жизни с неизбежной жестокостью и травмой, которая следует за ней? Придется ли нам признать (вместе с Фрейдом), что «свет радости, небесный свет» – это всего лишь иллюзии? Или можно отчасти восстановить изначальную невинность в ее более поздней, то есть в более зрелой или высшей форме? Оба поэта верят в то, что мы действительно можем отчасти восстановить изначальное состояние. И Юнг тоже. Так же как и те психоаналитики, чьи теории мы рассматриваем в этой книге.

 

«Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери

 

В книге Сент-Экзюпери «Маленький принц» (St Exupery, 2000) мы находим другой подход к невинности и ее трансформации с позиций развития. В этой истории Маленький принц живет в одиночестве на своей крошечной планете-астероиде под номером B-612. Он с любовью ухаживает за своей единственной розой и много раз в день наслаждается красотой заката солнца, передвигая стул на своей крошечной планете, по мере того как она поворачивается. Однако вскоре ему предстоит мучительный путь через лес опыта в «этот мир» в поисках барашка, который будет поедать ужасные баобабы, которые растут сорняками на его планете. По пути он встречает Пилота, самолет которого потерпел крушение в пустыне Сахара. Эта встреча и их последующие отношения приведут Маленького принца к утрате его невинности, а Пилот вернет себе свою утраченную детскую невинность. Затем страдания приведут Пилота к «высшей» невинности. Таким образом, Маленький принц «растет вниз», спускаясь в этот мир (утрачивает иллюзии в ходе разочарования), а Пилот «растет вверх» (повторно обретает иллюзии)[53]и восстанавливает судьбу своего детства, свое более глубокое и подлинное я.

В этой главе мы будем использовать историю о Маленьком принце и его новом друге в качестве метафоры расщепленного внутреннего состояния – структуры, которая возникает после тяжелой травмы в жизни некоторых пациентов, в том числе тех, что были описаны в предыдущих главах. Эти пациенты часто становились жертвами насилия и домогательств, сама человечность в них была подвергнута поруганию. В результате в них вселилось чувство, что их невинность растоптана или душа утрачена навсегда, или то и другое вместе (см. случай Дженнифер в главе 1). Их натура – чувствительная и очень тонкая, поэтому они пережили тяжелые травмы в отношениях с эмоционально черствыми членами семей. Травмы были достаточно серьезными, чтобы заставить их отправить какую-то часть своего я в бессознательное священное убежище, чтобы ее там сберечь. Такое разделение и уход «ребенка» во внутренний мир («на другую планету») произошло без их ведома – внутренняя структура становится осознанной лишь много позже, в ходе аналитического процесса.

Это разделение я представляет собой проблему для этих пациентов, потому что их защиты, естественно, препятствуют попыткам еще раз рискнуть «инопланетной» невинностью в этом мире, так как они опасаются повторения травматизации. И действительно, в предыдущих главах мы видели, что система самосохранения намеревается уберечь до-травматическое ядро детского я, полное душевной жизни, от страданий, к которым неизбежно приводит контакт с реальностью, от необходимых болезненных страданий, которые развивают силу Эго и его автономию. Слова Элен Люк в эпиграфе к этой главе подчеркивают, что «настоящее», то есть трансформирующее, страдание переживает «невинный, а не виновный».

Защитная структура, которую я назвал системой самосохранения, имеет две неотъемлемые черты, два аспекта, которые чрезвычайно затрудняют исцеление этих пациентов и усложняют дело для тех из нас, кто пытается им помочь. Обе эти пагубные особенности отражены в рассказе о Маленьком принце и его новом друге, Пилоте, воздушное судно которого «село на мель».

1. Первой из этих особенностей (у некоторых больных она более очевидна, чем у других) является огромное количество агрессии, видимо, необходимой для расщепления психики при травматической диссоциации. В предыдущих главах, особенно в третьей и четвертой, мы уже отмечали, что, когда защитная система вынуждена отщепить и инкапсулировать детское я, оставшееся невинным, во внутреннем мире возникают очень негативные и агрессивные голоса или силы. Они удерживают эту утраченную сердцевину я в деморализованном и «подвешенном» состоянии с ужасающим ощущением своей «изначальной греховности» и лишают ее надежды на то, что когда-либо за пределами этой системы может произойти воссоединение с другими людьми.

В главе 3 мы также отмечали, что защитная система, как правило, одновременно и оберегает, и преследует. Чем дольше продолжается инкапсуляция я, тем хуже становится положение дел в психе и, видимо, тем больше агрессии перенаправляется на уязвимого ребенка. Поэтому часто бывает, что прогрессировавшее я поначалу действует как защитник, но быстро превращается в преследователя.

В истории, рассказанной Сент-Экзюпери, агрессия внутреннего преследования я не сразу заметна, но милая невинность Маленького принца и его очаровательная жизнь на отдельной планете служат лишь маскировкой жестокого насилия, в результате которого он оказался в одиночестве и изоляции и которое нависает над ним угрозой каждый день его жизни. Я имею в виду «катастрофу баобабов» в сюжете этой истории (St Exupery, 2000: 24). Когда мы читаем эту книгу, то приходим к пониманию, что ужасные баобабы являются бичом для планеты Маленького принца. «Есть ужасные, зловредные семена. Почва планеты вся заражена ими» (St Exupery, 2000: 26). Они представляют собой постоянную угрозу, то и дело прорастают то тут, то там в самых неожиданных местах, и это требует постоянной бдительности и прополки. Они несут ужас разрушения прекрасной планете Маленького принца. Так что именно угроза разрушения, заставляет Маленького принца появиться на Земле – искать барашка, который будет поедать баобабы и не даст им завладеть всем хорошим на его планете, в том числе его драгоценной розой.

Таким образом, невинность здесь представлена на фоне коварной разрушительной силы, которая пытается завладеть астероидом В-612. Зловредные семена баобабов заразили убежище невинности Маленького принца, и он стал понимать, что без решительных действий его невинность превратится в нечто «чудовищное».

2. Вторая особенность защитной системы, создающая большие трудности при исцелении травматической диссоциации, – то, что бессознательное «священное убежище», в котором укрывается невинная оставшаяся часть ядра я, неизбежно пропитано архетипическими (всемогущими и грандиозными) энергиями и образами. Напомню, что, согласно классическому описанию Шандора Ференци расщепления я, в результате диссоциации происходит формирование двух частей я – регрессировавшей и прогрессировавшей. У некоторых пациентов с ярким воображением эти части я амплифицированы мифопоэтическим динамизмом психики. Регрессировавшее я, или либидинозное Эго, теперь связано с божественным, то есть становится «царственным» Маленьким принцем с мощным ощущением высокого статуса и нуминозной харизмой. Такой особый «ребенок» сопротивляется процессу гуманизации, так же как Люцифер противостоял Божьему замыслу воплотиться, как мы это видели в главе 3.

Обычно в жизни ребенка «достаточно хорошее» поддерживающее окружение трансформирует блаженство и ужас инфантильного всемогущества в активную силу Эго и творческую жизнь. Как говорил Фрейд, «где было Ид, должно стать Эго» или, на юнгианском языке, архетипические аффекты и энергии гуманизируются по мере их переработки в ходе человеческих отношений. Однако при травматическом детстве все идет не так. Опосредование прекращается. Соответственно, мы говорим о «нементализированном» (Fonagy, 2001) или «несформулированном» (Mitrani, 1996) опыте, который остается в примитивном, нетрансформированном состоянии.

Ганс Лёвальд, известный психоаналитик, говорит нечто важное о том, каким образом защита становится даймонической (Loewald, 1978). Расширяя фрейдовскую идею об Ид, Лёвальд комментирует:

 

…в Ид есть что-то даймоническое, что-то связанное с динамическим бессознательным, подобно греческой идее даймона, которая не относится ни к мощи личного бога, ни к силе человека как индивида или сознательного существа, но описывает нечто между этими позициями, что-то безличное.

(Loewald, 1978: 9)

 

Для Лёвальда даймоническое не сводится только к Ид. Даймоническими являются также и защиты. Он говорит, что эти защиты действуют в каждом из нас за пределами личного:

 

Это значит, что тот, кто защищает, – это не мы, а нечто, некоторый так называемый защитный механизм, безличная сила… такие «механизмы», такие силы являются или становятся [после тяжких страданий] нашими собственными и считаются принадлежащими я. Именно благодаря этой возможности соотнесения с я усваивается мораль и может действовать психоаналитическая интерпретация… Бессознательные защиты, поскольку они бессознательные, и бессознательные влечения дополняют друг друга, поскольку они произрастают на одной почве. В ходе морального развития, о котором я говорил, и те, и другие становятся персонализированными, воссоздаются как личные; в ходе наших ответных реакций они становятся нашей ответственностью.

(Loewald, 1978: 47–48)

 

В «Маленьком принце» даймонические силы и защиты медленно трансформируются по мере того, как Пилот и Маленький принц постепенно узнают друг друга. Но в этом процессе присутствует много боли и сопротивления – той боли, что удалось избежать с помощью защитного расщепления между двумя мирами, которые изображены в этой истории. На своей маленькой планете, высоко в небесах, царственный Маленький принц лишен возможности жить настоящей жизнью, однако он странным образом не может и умереть. Это бывает только в жизни людей, принадлежащих обычному миру, который находится «здесь внизу». По сюжету, он спускается в мир всего на год, но оказывает на этот мир огромное влияние. Для потерпевшего крушение Пилота, которого он встретил в пустыне, жизнь больше никогда не будет прежней.

В этой истории Пилот представляет собой взрослое, функциональное, «ложное» или адаптивное я человека. Его невинность и детская живость была отщеплена и стала недоступна, поселившись «на другой планете». Внешне Пилот выжил в болезненных обстоятельствах своей ранней жизни. Он стал индивидом, идеально приспособленным к жизни во внешнем мире, и даже немало в этом преуспел… все же он не живет по-настоящему, так как утратил свою душу. Он должен заново научиться быть ребенком, узнать или вспомнить что-то, ради чего стоит жить, прежде, чем он умрет! Пилот живет только в практическом «реальном» мире. Он забыл о «мире ином», о магии детства, о реальности невидимого, о сакральной тайне человеческого сердца. Для этого ему нужен Маленький принц, и их встреча знаменует собой начало восстановления его целостности.

С клинической точки зрения, преодоление пропасти между этими двумя мирами (и внутренними объектами, которые в них обитают) означает трансформацию системы самосохранения. При этом невинной части пациента, давным-давно сосланной психологическими защитами «на другую планету», может быть позволено заново пережить страдание – при свидетеле. Такое страдание встречает большое сопротивление, потому что при возникновении посттравматической системы самосохранения ее главной целью является предотвращение страданий невинной части я. Нетрансформированные энергии всемогущества и грандиозности, связанные с чистотой и совершенством внутреннего мира и инкапсулированного в его недрах ребенка, пытаются сохранить свою бессознательную «жизнь». Если все идет хорошо, deo concedente [54], эти архаичные энергии постепенно гуманизируются и человек заново вступает в мир страданий. Мы были свидетелями такого процесса трансформации в случае Майка в главе 4.

В терапевтических отношениях исцеление происходит, когда воссоздается потенциальное пространство, претерпевшее коллапс во время травмы и остающееся таким в течение долгого времени, и становится возможным возвращение утраченной сердцевины я в мир отношений. Между мирами воссоздаются интерсубъективная и интрапсихическая (символическая) «матрицы», и такое потенциальное пространство заново оживляет бессознательные стремления ранней жизни пациента. Пациент снова начинает надеяться и мечтать, а заново обретенный оптимизм его магического невинного ребенка также проникает в психику терапевта.

 

Случай Барбары

 

Когда наши пациенты приходят в терапию, они нередко даже не подозревают, что внутренне живут на другой планете, как Маленький принц. У них может быть смутное ощущение, что внутри было утрачено «что-то» сакральное. Иногда это становится поводом прийти к юнгианскому аналитику. Но внутреннее пространство «между мирами» заблокировано. Иногда требуется несколько месяцев или лет, чтобы вступить в контакт с этой невинной частью личности аналогично тому, как первобытные аборигены в джунглях Амазонки были обнаружены западными антропологами лишь в 1960–1970-х годах. Контакт с Маленьким принцем внутри личности пациента иногда возникает с помощью сновидения или при совместном переживании момента эмоциональной связи в аналитической паре. Примечательное сновидение пациентки, которую я буду называть Барбарой, является ярким примером возобновления контакта с отщепленной невинностью.

Это сновидение приснилось Барбаре еще до начала нашей работы. В то время она жила в другом городе, где она начала свой первый юнгианский анализ с женщиной-аналитиком для того, чтобы разобраться со своей тревожностью и депрессией. Она росла гиперответственной старшей дочерью в семье, принадлежащей к высшему слою среднего класса, обожала своего красивого, харизматичного, но эмоционально отстраненного отца и боялась эмоционально нестабильной, нарциссической матери.

Ее мать несколько раз была госпитализирована по поводу маниакально-депрессивного расстройства. В маниакальные периоды она могла наброситься, ударить, «рвать и метать», и маленькая Барбара была буквально вне себя от страха. Она вспоминала, как все у нее внутри сжималось от ужаса, как она замирала или «цепенела», как снаружи черствела, пытаясь быть хорошей и «на цыпочках обходить стороной» яростные бури матери. Все это время она внутренне устраняла ту свою эмоциональную часть, которая чувствовала гнев, стыд и ощущала себя «плохой». «Я оказалась в холодном и далеком месте», – сказала она. Затем психе послало ей это сновидение из того «холодного далекого места».

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-25; просмотров: 182; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 184.73.56.98 (0.033 с.)