Джон Стайнер и психические убежища

 

Идею Фейрберна о внутреннем мире как деривате или транспозиции внешнего мира поддержал Джон Стайнер, написавший книгу, озаглавленную «Психические убежища» (Steiner, 1993). Стайнеровское описание психических убежищ и их взаимосвязи с травмой похоже на мои собственные формулировки относительно системы самосохранения, хотя я не был знаком с его работой на момент написания «Внутреннего мира травмы». Однако есть важные различия между его и моими идеями, на которых я хотел бы остановиться.

Стайнер описывает группу, включающую в основном пограничных или психотических пациентов, чьи защиты создали своего рода аутистический анклав, прибежище или укрытие, в котором они могут спрятаться от тревоги и боли и нередко эмоционального контакта с аналитиком. Стайнер пишет, что «иногда можно наблюдать, как с большой осторожностью они появляются [оттуда], подобно тому как улитка высовывается из своей раковины и как она снова прячется, если контакт приводит к боли и тревоге» (Steiner, 1993: 1). Стайнер говорит о том, что в сновидениях убежища представлены либо образами таких «мест», как пещеры, крепости, острова, либо образами, связанными с особыми группами людей, такими, как бизнес-организации, религиозные секты, тоталитарные правительства или мафиозные банды (Steiner, 1993: 2). Я могу подтвердить, что встречал такие образы сновидений во многих случаях в собственной практике и именно поэтому использовал слово «система», чтобы охарактеризовать эту травматическую защиту.

По Стайнеру, система внутреннего убежища предназначена главным образом для того, чтобы избежать страдания, однако впоследствии ее изолирующее воздействие и присущая ей насильственная, садомазохистская природа вызывают новые страдания. Так же как и Фейрберн, он вносит важный вклад в теоретическое осмысление того, как «система» выполняет функцию связывания, нейтрализации примитивной деструктивности и ее контроля:

 

Травмирующее переживание насилия или пренебрежения со стороны окружения ведет к интернализации жестоких нарушенных объектов, которые в то же время служат индивиду подходящим вместилищем для проекций собственной деструктивности.

(Steiner, 1993: 4)

 

Стайнер считает, что такие патологические организации являются универсальным аспектом защитных конструкций, который присутствует в психике всех людей. Они отупляют личность и становятся основными силами сопротивления росту и развитию как в анализе, так и вообще в жизни.

Хотя Стайнер и признает, что психическое убежище может служить своего рода «островком безопасности» для более «позитивной» зависимой части личности, у него есть большие сомнения по поводу того, что такая защита играет положительную роль в жизни человека: он нигде явно не упоминает о том, что эта «зависимая часть» может обладать ценностью для личности в целом. По его словам, убежище, в котором можно укрыться от требований реальности и в котором нет ничего, что «противостояло бы фантазии и всемогуществу», может стать для индивида соблазном и даже аддиктивным уходом (Steiner, 1993: 3). Даже если система выполняет функцию контейнирования, то это, скорее всего, будет в некотором роде «перверсное» контейнирование, которое осуществляется неким внутренним защитником, который на самом деле оказывается обманщиком, погружающим наивное Эго в забытье (Steiner, 1993: 8). Таким образом, в работах Стайнера внутренняя система предстает «плохой», а освобождение от нее – «хорошим».

В общем, мы можем согласиться с описанной им целью достижения лучшей адаптации пациентов к реальности. Но, патологизируя психические убежища, Стайнер может упускать то, что главное предназначение защитной системы состоит в адаптации, а также тот факт, что система может послужить «временным приютом» на пути индивидуации. Защиты возникают по определенной причине. Они спасают жизнь психе, так же как иммунная система спасает жизнь тела. В клинических примерах, рассмотренных в предыдущих главах, мы видели, что внутренний «ребенок» отступает во внутреннее священное убежище. Благодаря этому маневру психе сакральное ядро личности предохранено от дальнейшего насилия и избавлено от невыносимого страдания. Конечно, исключение этого жизненного ядра из процессов нормального функционирования Эго создает дефицит в аффективной компетентности и активности Эго, однако благодаря такой защите сохраняется нечто, имеющее большое значение для будущего развития. В главе 7 мы исследуем, как диссоциация стоит на страже «невинности» этой регрессировавшей части личности, станем свидетелями ее инкапсулированной жизни «на другой планете» до тех пор, пока она не рискнет пережить что-либо в этом мире.

Кажется, что предположение Стайнера о том, что его пациенты использовали психические убежища для патологического бегства, как-то соотносится с его подозрительным отношением к их уникальной гиперчувствительности, которая обусловливает реакцию быстрого ухода пациентов в ответ на некоторые его интерпретации[47]. При чтении его клинических примеров мы остаемся с ощущением, что аналитическая работа постепенно превращается в борьбу за власть, в которой аналитик, истово верующий в свои теоретические конструкции, противостоит манипулятивной защитной системе, с которой идентифицирован пациент, при помощи своих пугающих интерпретаций. При этом, однако, у нас не возникает ощущения, что гиперчувствительность пациента как-то связана со значимым аспектом его сущностного ощущения себя живым или что это уязвимое ядро, возможно, нуждается в сочувственном понимании со стороны столь же восприимчивого терапевта. Скорее всего, всю свою жизнь эти пациенты слышали, что они «слишком чувствительны», что их экстрасенсорные способности и аномальное знание о некоторых «невидимых» феноменах является безумием или расстройством. Воспроизведение этой установки аналитиком может привести к повторной травматизации пациентов или, как минимум, к усилению их сопротивления.

По моему собственному опыту, с печально известной гиперчувствительностью этих пациентов трудно работать, но она тесно связана с их определенной интуитивной способностью подстраиваться и быть эмпатичными к другим людям и к миру, в котором мы живем. Джером Бернстайн называет таких чувствительных людей «приграничными» (borderlanders) и считает, что они имеют особую связь с «трансрациональной реальностью» и с природой (Bernstein, 2005: 109). Для терапевта, настроенного более «реалистично», «духовная» чуткость этих людей может выглядеть как эскапизм или защитное использование грандиозных фантазий. Но на самом деле многие из этих пациентов, переживших травму, обладают психическими способностями, наличие которых может быть объективно подтверждено. Они могут «настраиваться на частоты», которые большинство из нас не может видеть или слышать. Много лет тому назад Уильям Джемс писал, что у людей, «сломанных» травмой, также «проломлен» вход в другое измерение реальности (см. главу 1). Как мы видели в предыдущих случаях, иногда их переживания иного измерения реальности могут иметь большое значение для выживания.

Конечно, есть и такие пациенты, которые используют свой особый доступ к неординарной реальности ради всех этих окольных путей, уклонений и уходов, которые выделяет Стайнер и другие. Кен Уилбер называет это «духовным обходным путем» (Wilber, 1998). Но это не всегда так.

Так же как Фейрберн, Стайнер редуцирует внутренний мир психических убежищ до патологических объектных отношений, производных от отношений с внешними объектами. Это опять низводит внутренний мир до «всего лишь» хранилища перенесенных внешних реалий. Такая чрезмерно экстравертная установка маргинализирует внутренний мир. Однако, приняв во внимание точку зрения, которой я придерживаюсь в этой книге, а именно, что мы живем и в духовном (внутреннем), и в материальном (внешнем) мирах, что мы, по словам Хешеля, цитированным во введении, – «граждане двух миров», мы увидим иное измерение идеализированных священных убежищ, которые Стайнер называет «патологической организацией»: они становятся внутренними пространствами, в которых сохраняются и находят приют творческий потенциал и витальная искра личности.

Нам нужна психология, отдающая должное человеческой душе, т. е. глубинная психология, и ipso facto[48], она включает в себя внутренний мир. К. Г. Юнг напоминает нам:

 

Цель великих религий выражена в предписании: «не от мира сего», и этим указано движение либидо, направленное на внутренний мир субъекта, то есть в его бессознательное. Общее отвлечение либидо назад и его интровертирование создает там известную концентрацию либидо, которая символически характеризуется как «драгоценность», в притчах – как «драгоценная жемчужина», как «зарытое в поле сокровище».

(Jung, 1921: par. 423; рус. изд. с.350)

 

Этим «зарытым в поле сокровищем» является человеческая душа – та эфемерная реальность, которая, по словам христианского мистика Майстера Экхарта, несет в себе образ Божий (см.: Jung, 1921: par. 424). И эта таинственная реальность всегда «располагается» во внутренней жизни человека.