Гипнотическая демонстрация Эриксона, 1964 (1993)

Ниже представлен текст доклада, посвященного гипно­тической демонстрации, проведенной Милтоном Г. Эриксо-ном в 1964 году. На встрече врачей он гипнотизировал группу добровольцев, и эта работа стала одной из немногих его де­монстраций, снятых на пленку. В 1972 году фильм был пока­зан Эриксону с просьбой прокомментировать его. В данную статью включены полная запись демонстрации, коммента­рии Эриксона и мои заметки. Основное внимание уделено гип­нозу, анализируемому с точки зрения коммуникации.

В течение многих лет Милтон Г. Эриксон проводил гипно­тические демонстрации на семинарах и встречах врачей. От этих показов сохранились лишь разрозненные аудиозаписи, а съемка в те далекие годы, когда Эриксон был в расцвете сил, велась еще реже. В то время не существовало видеозаписи, а 16-мил­лиметровая кинопленка была дорога. Без киносъемки не было возможности для тщательного анализа визуальной и звуковой стороны его гипнотической работы.

В 1964 году, на встрече Американского общества клиничес­кого гипноза в Филадельфии, Эриксон провел гипнотическую демонстрацию для медиков. Она была снята на кинескоп (пред­шественник видеокамеры), и позднее запись была переведена на 16-миллиметровую пленку. Качество звука и изображения до­вольно низкое, кое-какие куски вырезаны при монтаже. Эрик­сон дал мне копию этого фильма, и долгое время я использовал ее при обучении эриксоновскому подходу к гипнозу. Так как у меня имелось множество вопросов о том, что он делал на дан­ной демонстрации, в 1972 году я захватил фильм в Феникс и

показал его Эриксону, попросив объяснить, почему он делал то, что тогда делал.

Мой собственный интерес заключался в том, чтобы понять гипнотический процесс в терминах коммуникации, и этот фильм давал возможность одновременно и видеть, и слышать то, что говорит Эриксон, и то, как реагирует гипнотизируе­мый. Например, когда он велит гипнотизируемой проснуться, а она в недоумевает, почему ее рука продолжает висеть в возду­хе, — я тоже в недоумении. Требуется очень внимательно изу­чить фильм, чтобы построить гипотезу о том, что же сказал Эриксон, когда он вроде бы вывел ее из состояния транса, а на самом деле нет. Очевидно, коммуникативный взаимообмен во время гипноза настолько сложен и запутан, что требует много­кратного изучения, и только при наличии записи это становит­ся возможным.

В данной статье я предлагаю вашему вниманию запись само­го фильма, а также мое обсуждение с Эриксоном. Я также до­бавил собственные соображения по поводу того, что Эриксон делал и говорил. Это может показаться самонадеянным, осо­бенно когда мое мнение отличается от мнения Эриксона, но мне кажется, это оправдано. С тех пор, как я впервые посетил семинар Эриксона, прошло уже двадцать лет, я провел сотни часов с ним, обсуждая гипноз и психотерапию. Таким обра­зом, я познакомился с большинством его идей из первых рук. Кроме того, я провел множество исследовательских интервью с терапевтами и обнаружил, что порой читатель этих интервью ви­дит их работу совершенно в иной перспективе.

Еще одна причина, по которой я добавил свои коммента­рии, состоит в том, что Эриксон во время демонстрации был болен и поэтому помнил не все. По мере обсуждения он, каза­лось, вспоминал все больше и больше. Разные точки зрения оформлены в тексте разными шрифтами. В моих комментариях иногда будет объясняться то, что опытному гипнотизеру, воз­можно, покажется элементарным, но поможет остальным чита­телям понять, что происходит. Комментируя фильм, Эриксон говорит как специалист. Помимо всего прочего, этот текст представляет собой запись одной из его демонстраций трансовой индукции, которая отличается от тех, что выполнялись Эриксо­ном позднее, на обучающих семинарах у него дома.

Несколько отклоняясь от темы, позвольте мне затронуть про­блему, всегда возникавшую при интервьюировании Эриксона. Разговаривая, он как бы объединялся с собеседником и подла­живался к контексту и его личности. За все годы, что я и Джон Уикленд провели, разговаривая с Эриксоном о терапии и гип­нозе, мы выработали наилучший, с нашей точки зрения, спо­соб узнавать его мнение по тому или иному вопросу. Конечно, иногда мы высказывали свою точку зрения, но когда желали уз­нать, как рассматривает ситуацию Эриксон, мы очень внима­тельно следили за тем, чтобы не высказаться первыми. Если мы спрашивали, сделал ли он то или это в соответствии с такой-то теорией, он чаще всего отвечал утвердительно. Например, если Эриксон рекомендовал родителям сделать то-то и то-то и мы спрашивали, связано ли это задание с теорией обусловливания, то Эриксон начинал обсуждать с нами ситуацию в терминах тео­рии обусловливания. А если мы просто спрашивали, почему он дал такое задание, или же хранили молчание и ожидали от него объяснений, он предлагал нам совершенно иное и часто уни­кальное объяснение. Вот почему в моей беседе с доктором Эриксоном есть долгие паузы. Я не спешил высказывать свое мнение, ожидая, чтобы он сделал это первым.

В записи вы заметите отражение данной проблемы. Я вни­мательно изучил фильм и выработал определенное мнение о том, что он делал во время индукции, однако не мог первым поделиться им, потому что тогда у Эриксона появлялась воз­можность присоединиться к моему мнению. Я был вынужден ждать, пока он предложит свое объяснение, а затем уже излагал собственную версию — чтобы узнать, что он думает по этому поводу. Чтобы интервьюировать Эриксона, как и любого, кто думает по-новому и пытается создать для этого новый язык, требовалось особое мастерство и способность к самоограниче­нию.

В комнате, где демонстрировался фильм, находились: Эрик­сон, я, Маделэйн Ричпорт и Роберт Эриксон, который управ­лял кинопроектором. Обсуждение началось с небольшого всту­пительного слова Эриксона.

Эриксон: Этот фильм неполон. То тут, то там из него выреза­ны куски. Там, где я, допустим, заставлял гипнотизируемого поднимать руку и опускать ее, и поднимать снова, и чередовать

— то правую, то левую, они могли оставить только правую руку, могли удалить часть чередования правой и левой. Опуще­ны некоторые замечания. Некоторые из них я могу припом­нить, частично. Другая важная вещь — я тогда был очень бо­лен. Только двое на этой встрече считали, что я могу работать. Все говорили, что я не могу работать. Но Равитц и Яновский заявили: если Эриксон сказал, что он сможет делать это, зна­чит, сможет. Обо всей ситуации у меня остались крайне скуд­ные воспоминания: я пересекаю полуподвальную комнату в ин­валидном кресле, я работаю с несколькими гипнотизируемыми, и озабоченное лицо Берты Роджерс. Она боялась, что я упаду с кресла навзничь. И ощущение, что вокруг масса отвлекающих звуков. И что доктор А. был страшно возмущен тем, что я включен в программу. Я помню, как меня вывозили из комна­ты, и затем — я уже в такси, уезжаю из Филадельфии. Следую­щее воспоминание: я где-то на пути к Фениксу, возможно, на этой стороне Миссисипи. Так что все, что я вспомню о той де­монстрации, будет также отрывисто, как и сам фильм. Кое-что я смогу рассказать. Когда я скажу "стоп!" — останавливай по­каз.

НАЧИНАЕТСЯ ФИЛЬМ

(Сцена. Слева — стол, за ним сидят четверо добровольцев и миссис Эриксон, которая позже продемонстрирует самогипноз. Они ожидают своей очереди. Все добровольцы— женщины. Справа, в поле их зрения, сидит Эриксон, лицом к гипнотизируемой (в дальнейшем называемой субъектом) молодой женщине).

Э.: Скажите, приходилось ли вам раньше бывать в трансе? Субъект № 1: Нет.

Э.: Видели ли вы, как в трансе был кто-то другой? Субъект № 1: Нет.

Э.: Знаете ли вы, на что это похоже — входить в состояние гипнотического транса? Субъект № 1: Нет.

Эриксон: Прежде чем эта девушка подошла, я осмотрел всех пятерых женщин, сидящих за столом. И ни одна из них не по­няла, что я смотрю на каждую в отдельности. И затем — это не воспоминание, я просто знаю — я выбрал одну, которая сидела

не с краю. Я выбрал ту, которая была то ли на третьем, то ли на втором месте. Они этого совершенно не ожидали. Она толь­ко села в кресло, как я сказал: "Привет". Сейчас на научных встречах, когда кто-нибудь находится на сцене, присутствует определенная доля самоосознания. Я сказал слово "привет". Я сказал его не только девушке, но и всей группе. "Привет". За­тем я несколько раз его повторил. Они вырезали "Привет" в за­писи следующих субъектов. Вы не говорите "привет" кому-то перед серьезной аудиторией, вы говорите "привет" при очень личном общении. Вы ограничиваете область, в которой пред­стоит работать. Люди об этом не знают, но вы делаете ситуа­цию личной, говоря "Привет!" И это как бы изолирует субъекта от окружающей обстановки.

Хеши: Какая часть из того, что вы говорите девушке или аудитории, предназначалось и для остальных дам, сидящих на сцене?

Эриксон: Все, и затем были определенные повторения, чтобы другие девушки могли сказать: "Со мной этого не случится". Таким образом, вы вынуждены сделать так, чтобы это с ними случилось. Например, поднятие руки. И это дает им всем по­нимание того, что гипноз возможен. Не только для меня, но и для тебя, и для других.

Хеши: Ваша первая фраза была: "Приходилось ли вам раньше бывать в трансе?" Вы сказали это как предположение, что она в трансе сейчас?

(Часто Эриксон произносит фразы, содержащие двойной смысл или игру слов. Однажды он сказал мне, что когда спрашивает: "Ты раньше был в трансе?"— то предполагает, что человек сей­час в трансе, но делает вид, что интересуется прошлым субъек­та).

Эриксон: Нет. Я видел этих девушек впервые. Я делал подоб­ные замечания с таким эффектом, но этих людей я раньше не встречал. Я впервые увидел их, когда меня в коляске вкатили в комнату, смежную с залом. Они все на меня смотрели. Они все знали, что их будут демонстрировать и снимать на пленку, что они на виду у большой аудитории. Они также слышали во­допроводчиков, колотящих по трубам, — звон был со всех сто­рон. И люди с телевидения. И они знали, что вокруг много людей, думающих о разном. И некоторые из этих мыслей были нежелательны для медсестер. (Скорее всего, все добровольцы

были медсестрами.) Поэтому я должен был сделать ситуацию более личной. Я всех их спрашивал, были ли они раньше в трансе и тем самым подчеркивал, что хочу узнать, был ли кто-нибудь из них в трансе. Я хотел, чтобы они не стеснялись ска­зать мне об этом. Но я также хотел узнать, у кого из них уже был опыт, чтобы я смог работать побыстрее.

Э.: Вы знали, что всю работу будете делать сами, а я просто сижу рядом и с удовольствием наблюдаю за вашей работой?

Субъект № 1: Нет, я не знала об этом.

Э.: Вы не знали об этом. Ну что ж, я и правда собираюсь с удовольствием наблюдать за вашей работой.

Эриксон: "Я собираюсь с удовольствием наблюдать за вашей работой". Что на самом деле означает: вы будете работать, а я буду получать удовольствие. Это смещение, которое трудно уло­вить. И конечно же, вы не возражаете, если я с удовольствием понаблюдаю за вашей работой.

Э.: А сейчас я вот что собираюсь сделать. Я собираюсь взять вашу руку и поднять ее. И она поднимется, вот так. (Эриксон под­нимает ее руку.) И вы можете смотреть на нее. (Он отпускает руку, и она остается поднятой).

Эриксон: Следите за движением моих рук. Вы поднимаете руку. Сначала вы оказываете ощутимое, но не чрезмерное дав­ление на руку. Затем, продолжая поднимать руку, вы останав­ливаете подъем и вызываете ощущение направления. Начните поднимать руку и затем (показывает "поднимающее" касание), и это означает "поднимай выше". Но они не могут проанализи­ровать этого, и затем вы можете плавным движением медленно убрать свою руку так, чтобы они даже не заметили, когда имен­но ваша рука потеряла контакт с их рукой. Возникает состояние неуверенности. И они не уверены: "К моей руке прикасаются или нет?" И это состояние замешательства позволяет вам сказать все, что вы хотите еще внушить. Потому что люди не знают, как справиться с этим вопросом. То ли вы держите ее, то ли нет, но когда вы даже не можете понять: "Держу я ее или не держу?" — это продлевает время их реакции.

Э.: И закройте глаза, и глубоко, крепко засыпайте. Спите так глубоко, так крепко, так глубоко, так крепко, что сможете выдер-

жать любую операцию, что с вами может произойти любое дозво­ленное событие.

Эриксон: Как обычно, я говорю ей "спите так глубоко, так крепко", а затем отворачиваюсь, и у аудитории создается впе­чатление, что я покинул субъекта, чтобы войти в контакт со зрителями, что я оставил ее в одиночестве. Это приводит их к мысли: "Она сама все делает". А субъект — как позже упомяну­ла Бетти, когда демонстрировала самогипноз — слышала даже мое дыхание. Слышал ли кто-нибудь в этой комнате чье-нибудь дыхание? Дышали многие и много, но никто этого не слышал. А Бетти слышала. И субъект слышала мое дыхание, и она зна­ет, что мое дыхание доносится с другой стороны, когда я по­вернул голову. Звук дыхания изменился.

В технике левитации руки — "Ваша рука поднимается выше, и выше, и выше" — ваш голос тоже повышается. Он может быть той же тональности, но забирается все выше и выше, и вы строите предложение не только словами, но и голосом. И час­то, если субъекту не удается отреагировать на левитацию руки, вы можете начать двигаться выше, и выше, и выше, и субъект может откликнуться на повышение вашего голоса. Аудитория об этом ничего не знает. Зрители обращают внимание только на слова. И затем, если левитация руки все же не удается субъек­ту, вы можете повысить тон своего голоса. Вы можете повышать его (демонстрирует, как повышается голос), и повышать, до преувеличения (характерное для него выражение). Сам я не могу делать это хорошо, но те, у кого есть музыкальный слух, делают это автоматически. Они не знают об этом, но если вы прислушаетесь к достаточно компетентному человеку, то заме­тите, как он меняет свой голос и повышает его тональность. Так что это феномен, доступный наблюдению. А для других он не заметен и даже пренебрегаем ими, так что у вас в запасе множество способов воздействия.

И когда вы как терапевт говорите своему пациенту: "Вы мо­жете забыть обо всем этом" — что вы сделали? Вы говорите с пациентом. "Вы можете забыть обо всем этом". (Он поворачи­вает голову). Вы говорите обо всех этих вещах, которые где-то там. О том, что уже не имеет отношения к пациенту. Вы уби­раете это. Люди так охотно реагируют на это. Фокусник отвле­кает ваше внимание; он достает кролика из складок своей ман-

тии и сует его в шляпу, пока вы наблюдаете за какими-то его несущественными движениями. Это техника перемещения — на голосовом уровне и на словесном уровне. Никто этого не заме­чает, но подсознание замечает. (Здесь, несколько отклоняясь о темы, он обсуждает приучение детей к гигиене в терминах со­знательного обучения делать это в ванной комнате).

Хеши: Вы делаете акцент на том, что это она выполняет всю работу. Что в ее поведении подтолкнуло вас к решению исполь­зовать этот прием?

(Часто гипнотизер, чтобы ободрить трудного субъекта, пред­лагает ему все делать самому. Предложение заключается в том, что именно субъект будет в ответе за происходящее, а гипноти­зер будет лишь следовать за ним. Обычно это считается особым приемом, но есть гипнотизеры, принимающие этот прием за фи­лософию и рассматривающие гипноз как ситуацию, за которую отвечает субъект. Порой неверно понимаемые приемы становятся "школами". В данном случае я предположил, что, раскрепощая субъекта, он недирективно воздействовал на всю социальную ситуа­цию, добиваясь большей раскрепощенности и от других субъектов.)

Эриксон: Это делалось, чтобы другие субъекты не поняли, что, даже ожидая своей очереди, они реагируют на все, что я говорю первой девушке. И я направил их внимание на нее, на нее одну, чтобы они не заметили, что происходит с ними сами­ми. Потому что, когда вы знаете, что вас скоро будут гипноти­зировать, вы и настраиваетесь на определенную волну. Вы зна­комы с доктором Б.? Когда я встретил ее в первый раз, вес ее был значительно ниже нормы; она была робкой, неуверенной и как будто чем-то напуганной. Она участвовала в семинаре. Я оглядел всю аудиторию и наметил доктора Б. как субъекта де­монстрации. Я поставил на сцену шесть стульев, выбрал пять добровольцев, затем сказал: "Нужно, чтобы этот шестой стул тоже кто-нибудь занял. Может быть, вы?" Этот вопрос был за­дан доктору Б. Я сказал несколько слов первому субъекту и от­пустил ее со сцены. На сцене осталось два пустых стула. Мож­но было видеть, как доктор Б. осознавала, что она будет субъектом. Процесс был медленным. На сцене осталось пяте­ро, затем четверо, затем трое, затем двое. Я отпустил четве­рых. (Неразборчивая фраза). Все те, кого я отпустил, сели сбо­ку от меня. Так что стало очевидно, кто сейчас будет субъек­том. И доктор Б. оказалась очень внушаемым субъектом. Она

не знала, что основной частью моей техники внушения было то, что я отпустил других субъектов. Люди не осознают таких вещей. А тамада и затейник осознают. Так работает фокусник. И все мы этому учимся.

Другой важный момент — вы различаете звуки. Младенец впервые слышит звук. Он не знает, откуда этот звук исходит. Но постепенно вы учитесь различать звуки, идущие снизу, сверху, сбоку, спереди, сзади — отовсюду. Только вы не осоз­наете, что делаете это. Вы — в комнате, и что-то чувствуете, и смотрите вверх. Как вы поняли, что нужно смотреть туда, а не сюда? И вы видите, что другие делают то же самое. Определе­ние местоположения звука очень важно, и, поворачиваясь во время работы, я использую это. Я уже упоминал, что был бо­лен. И я очень внимательно следил за ситуацией. Поворачивал­ся я медленно, рассчитанно, и голос мой перемещался по боль­шой площади. Однако объяснить это той аудитории было труд­но, потому что они не могли понять важности использованного приема. Но я знал, что это важно. Я знал, что очень болен и будет лучше, если я буду очень осторожен, направляя внимание пациента — и зрительное, и слуховое. Причем делая это пре­увеличенно подчеркнуто. Мое поведение было во многом наро­чито подчеркнутое.

Э.: А сейчас я собираюсь вас удивить, но это нестрашно. (Эриксон берет ее за лодыжку и снимает ее ногу с ноги.) Я буду очень, очень осторожен.

(Для гипнотизера настолько необычно прикасаться к лодыжке женщины, что это заслуживает отдельного комментария. Гипноз затрагивает один из наиболее важных вопросов человеческой жиз­ни: в каких пределах я позволю другому иметь надо мной власть? В самой природе власти заложена угроза эксплуатации одного челове­ка другим. Но власть привлекает и ощущением защиты и заботы со стороны другого человека. Эриксон в работе с гипнозом обыгры­вал оба аспекта власти. Он ускользает от власти, говоря молодой женщине, что именно она будет проводить всю гипнотическую ра­боту, в то время как он с удовольствием понаблюдает за этим. Затем он говорит, что собирается ее удивить, но будет осторо­жен. Перед этим он пообещал, что с ней может произойти лишь дозволенное. Комбинация угрозы (мужчина, прикасающийся к ее ло­дыжке) и защиты (когда он говорит, что будет осторожен). Со-

четание защиты и угрозы усиливает любое взаимодействие. Об­суждая этот момент, Эриксон придерживается своей уникальной точки зрения.)

Эриксон: "Я буду очень, очень осторожен". И как раз тогда, когда я касался ее ноги. В фильме этого не видно. "Я буду очень, очень осторожен". Сразу же за "осторожен" следует мой контакт с ее ногой. Итак, кто же должен быть осторожен: я или она? Состояние замешательства играет мне на руку. Вы замети­ли, что она даже не успела понять: "Зачем он коснулся моей ноги?" Она вынуждена начать со слова "осторожен" и с докто­ра, а не со значения прикосновения.

Хеши: Почему Вы захотели передвинуть ее ногу?

Эриксон: Я хотел показать зрителям, что незнакомец перед лицом большой аудитории может взять женщину за ногу и выз­вать каталепсию. И сделать это без предварительного обсужде­ния, легко и естественно. Потому что, обучая людей гипнозу, ты хочешь научить их тщательности, небрежности, не показы­вая им, насколько это случайно или неслучайно. Насколько это продуманно.

Э.: И вам удобно?

Эриксон: "И вам удобно?" Да, очень удобно. Кивает утверди­тельно. Другие этого не понимают и не замечают. Но всю свою жизнь мы вынуждены реагировать на такие вещи, только не зна­ем об этом.

Э.: И вы можете снова кивнуть головой. Вы знаете, как обык­новенный человек кивает головой? На самом деле не знаете, а они кивают вот так (быстрое движение головой вверх-вниз). А вы ки­ваете вот так (медленно кивает).

Эриксон: Она кивнула. А сейчас посмотрите внимательно. Она кивнула, и за этим движением последовало повторное по­качивание. В обычном бодрствующем состоянии, кивнув голо­вой, вы останавливаетесь. В состоянии гипноза вы киваете го­ловой с удобной для вас скоростью, а затем следует небольшое покачивание, которое говорит опытному наблюдателю, на­сколько глубоко вы погружены в транс.

Э.: Вы не знаете, о чем я говорю, но все в порядке. А сейчас ваша рука поднимется к лицу. (Эриксон поднимает ее руку). И вы действительно не знали, что это так легко, не правда ли? И когда

рука коснется лица, вы сделаете глубокий вдох и уснете еще креп­че, еще глубже.

Эриксон: "Вы сделаете глубокий вдох и уснете еще крепче". Если вы делаете первый шаг, можете сделать и второй. Поэтому вы подчеркиваете первый шаг словами: "Когда рука коснется лица, вы сделаете глубокий вдох". Упор на втором шаге, и субъект может спокойно сделать первый шаг, не понимая, что он, таким образом, вынуждает себя сделать и второй шаг.

Э.: И вы не знали, что это будет так легко, правда? И что это так сильно отличается от сценического гипноза, правда?

Эриксон: И вы здесь немножко продвигаетесь, но это и так понятно.

Э.: Потому что вы понимаете, что именно вы это делаете. Вы знаете об этом, не правда ли? А я собираюсь попросить вас от­крыть глаза. (Она открывает глаза). Привет. Вы были в трансе?

(Эриксон начинает серию пробуждений субъекта. Каждый раз он ее будит так, чтобы внушить амнезию. Он говорит "привет " и задает вопрос, как будто она только что вышла на сцену. Это по­буждает ее реагировать так, словно она и в самом деле только что села на стул, и таким образом забывать обо всем, что перед этим случилось. Техника становится более ясной при последующих пробуждениях).

Эриксон: "Привет" здесь укрепляет дистанцию между нами. Вот и все. И субъект не тревожится, обнаружив, что он в оди­ночестве и рядом только один человек, потому что у него сохра­няется воспоминание о большой группе людей вокруг. Поэтому субъект не пугается, внезапно обнаружив себя в вакууме. "При­вет!" смазывает это ощущение.

Субъект № 1: Я не знаю.

Э.: Не знаете? Вы действительно не знаете? Я покажу вам, как это проверить. Посмотрите на свои веки, чтобы понять, закрыва­ются ли они.

Эриксон: Как посмотреть на свои веки? Чтобы посмотреть, вам нужно их опустить. А у субъекта нет ни времени, ни опы­та, чтобы понять это. Это можно назвать нечестным, подлень­ким способом внушения "без внушения". Мы с Бетти пытались однажды подобрать подходящее слово для обозначения того, что

соответствует "внушению без внушения". Введение в заблужде­ние? Или как еще это можно описать? Мы не смогли найти в словаре подходящего слова.

Э.: И если они начинают опускаться, это значит, что вы были в трансе. И они все ниже, замечательно, они все ниже, они все ниже. Хорошо. И так все время. И так все время. Все время, пока они не закроются.

Эриксон: "Пока не". Если вы принимаете слова "пока не", вы также принимаете слово "закрыть", но только если "пока не" не определено четко. Когда заканчивается "пока не"? Время устанавливается самим субъектом. А когда пациент должен на­брать определенный вес? К разумному сроку. Пациент сможет установить дату, когда вы говорите: "Давайте будем разумны­ми". И если к конкретной дате вес не набран, "давайте будем разумными" уже сказано. И пациент не отчаивается. Пациент может продлить срок. В терапии так все и происходит.

Э.: И сейчас подтверждение пришло изнутри тебя, не правда ли? И вы можете говорить, и вы можете понимать меня. И вы мо­жете слышать. И вы можете выполнять инструкции. Например, если я попрошу вас поднять правую руку, вы можете поднять пра­вую руку.

(Обычно, когда Эриксон считает, что субъекты пребывают в достаточно глубоком трансе, и не хочет утрачивать с ними кон­такт, он говорит, что им можно говорить и понимать. В этом эпизоде — любопытное использование Эриксоном метафоры. Обычно со слова "например" начинается не указание, а описание гипоте­тической ситуации. Эриксон же, произнося общее утверждение, затем подает его как директиву. Иными словами, совсем не страшно выслушать "например", потому что это как бы ни к чему не обязывает, но под его прикрытием Эриксон требует опре­деленного действия.)

Эриксон: "И вы можете выполнять инструкции". Вопрос только, какие инструкции? Это угроза. Чтобы смягчить угрозу, вы поднимаете руку, перед этим повторяя то же самое: "Вы мо­жете слышать", "Вы можете чувствовать". Когда дело доходит до выполнения "например", поднимите руку. Вы можете делать физически что-то другое, только люди этого на сознательном уровне не понимают.

Хеши: То есть "например" представляет собой объект некото­рого класса, вытягивающий за собой остальные объекты данно­го класса — вот что вы имеете в виду.

Эриксон: Да.

Э.: (Показывает, поднимая свою правую руку левой рукой, и субъект поднимает руку). Поднимается медленно. А сейчас оста­новилась.

Хеши: Почему она поднималась так быстро?

Эриксон: Можете прокрутить фильм назад, и если вы будете слушать мой голос, я думаю, заметите увеличение темпа моей речи. "И ваша рука может подниматься быстрее". Нарочи­тость. И эффект достигнут.

#.: Она медленно поднимается. Сейчас она остановилась. И не имеет значения, что вы пытаетесь сделать, — она остается ввер­ху. И изо всех сил пытается опуститься вниз. (Ее рука слегка дер­гается вниз.)

(Использование "вызова" типично для гипноза, и Эриксон при­меняет его в разнообразных формах: от тонких предложений до жестких требований. Обычно смысл следующий: "Я хочу, чтобы ты подчинился мне, демонстрируя при этом, что не можешь не подчиняться мне". Невозможность контролировать движения сво­ей руки может напугать субъекта, поэтому далее Эриксон назы­вает ситуацию очаровательной и интересной.)

Эриксон: А сейчас я обращаюсь к вам. Я, стоя перед вами, наклоняюсь вперед, что означает: "Я обращаюсь к вам". И под­черкиваю тем самым межличностное взаимодействие.

Э.: Впервые в жизни вы не можете опустить руку. Разве не так?

Субъект № 1: М-м-м. (улыбается).

Э.: И разве это не очаровательно? Разве не интересно?

Субъект № 1: Хм-м-м.

Э.: Правильно.

Эриксон: Тут кое-что вырезано.

Хеши: А что было вырезано, как вы думаете?

Эриксон: Я велел ей ощутить, как опускается рука. Я это по­нял из того, что сказал здесь. Не помню точно. Но очевидно, что я велел ей обратить внимание на ощущения в опускающейся

руке, и она опускала ее и ощущала, и это проявилось в подер­гивании.

Э.: Правильно.

Эриксон: Что правильно? Это относится ко всему, что она де­лает, но вы не говорите, что все, что она делает, правильно. Вы просто говорите: "Правильно". Но она автоматически пере­носит это на все, что делает. И вы говорите: "Правильно, Джокки". Она чувствует, что правильно сидит, правильно сто­ит, правильно идет, правильно пишет, все делает правильно. Информация, расширяясь, выделяет это. После встречи с Бер-двистлом (авторитетным специалистом в области движений тела) для вас многое в этом станет понятней.

Э.: Вы поверите, что были в трансе, если я заставлю вас от­крыть глаза и пробудиться? Я бы хотел, чтобы вы поверили, что вас невозможно загипнотизировать. Хорошо?

Субъект № 1: Да.

Э.: Знаете, вас невозможно по-настоящему загипнотизировать, и как только вы откроете глаза, вы это поймете.

(Много лет назад, когда я работал в руководимом Грегори Бей-тсоном проекте, он сформулировал понятие "двойная связь". Это парадоксальная ситуация общения, при которой сообщение на од­ном уровне вступает в конфликт с сообщением на другом уровне, а человек должен реагировать и не может сбежать с "поля боя". Классический пример — указание "Не слушайся меня". Человек не может ни подчиниться, ни не подчиниться, потому что неподчи­нение означает подчинение. После открытия этого феномена на­шей задачей стало изучение подобных парадоксов в человеческих отношениях. Один из первых найденных мною примеров был гипноз. Природа гипноза заставляет гипнотизера требовать от клиента непроизвольных реакций. Как можно непроизвольно реагировать на команду? Кроме того, в гипнозе часто используются особые указа­ния, являющиеся несомненными примерами "двойной связи", и классический случай подобного указания представлен здесь. Эриксон внушает субъекту сказать после пробуждения, что она не может быть загипнотизирована. Гипнотизируемая сталкивается с пара­доксом: если она последует постгипнотическому внушению, зна­чит, она в трансе. Она оказывается перед парадоксальным выбо­ром: сказать, что она не может быть загипнотизирована, озна-

чает сказать, что она была загипнотизирована. Если она не будет следовать указанию и говорить, что ее невозможно загипнотизи­ровать, значит она должна будет согласиться, что была загипно­тизирована. В любом случае она вынуждена признать, что была в трансе).

Эриксон: Она не может открыть глаза, пока не поймет этого.

Хеши: Объясните поподробнее этот момент.

Эриксон: Она не может открыть глаза, пока не поймет этого. "Как только вы откроете глаза, вы поймете, что вас нельзя за­гипнотизировать". Она открывает глаза, и это означает, что она поняла. Это недирективное внушение на неосознанном уровне.

Э.: Скажите мне, вы считаете, что вас можно загипнотизиро­вать?

Субъект № 1: Думаю, что нет.

Э.: Вы так считаете?

Субъект № 1: Да.

Э.: Я хотел бы, чтобы вы объяснили мне вот это. (Он подни­мает ее правую руку, и рука повисает в воздухе). А что, когда-нибудь незнакомец поднимал вашу руку и оставлял ее висеть в воздухе?

Субъект № 1: Нет (улыбается).

#.: А вы знаете, в гипнозе, в медицинском гипнозе, иногда тре­буется, чтобы пациент был очень, очень спокоен. Чтобы можно было все что угодно, даже операцию, выполнять при полном со­трудничестве с пациентом. И знаете, во время операции нет вре­мени объяснять пациенту, что он должен делать. Например, если я скажу вам закрыть глаза, вы могли бы закрыть их. Сейчас. (Она моргает и затем закрывает глаза).

Эриксон: Видно, как она начинает понимать.

#.: Вы можете закрыть их так хорошо и держать их закрыты­ми так хорошо. И для хирурга это, вероятно, самое важное. И не­подвижность вашей правой руки, вероятно, самое важное для хи­рурга. Сейчас вы понимаете, какая дистанция между гипнозом ме­дицинским и сценическим. Сценический гипноз — это когда кто-то выпячивает грудь и выпучивает глаза...

Эриксон: Это объяснение предназначено и аудитории, и дру­гим субъектам. И я говорю со всеми субъектами. Тем самым я успокаивал их. И аудиторию.

(В этот раз Эриксон упоминает о сценическом гипнозе гораздо чаще, чем обычно. Он всю жизнь противопоставлял медицинский гипноз гипнотическому шарлатанству и боролся с последним).

Э.: (продолжая)... и сообщает аудитории, какой он замеча­тельный человек. Но мне хочется, чтобы вы поняли, что вы — замечательный человек, способный сделать многое, что поможет вам в решении медицинских проблем. Делает ли это вас счаст­ливой?

(Эриксон, как правило, вознаграждает субъектов за доброволь­ное участие в демонстрации. Дальше об этом будет сказано под­робнее).

Субъект № 1: Да.

Э.: Сейчас я не знаю, каким будет ваше будущее, но надеюсь, что если вы выйдете замуж и у вас будет ребенок, вам будет так удобно, так легко...

Эриксон: "Я надеюсь, что если вы выйдете замуж и у вас будет ребенок, вам будет так удобно, так легко". Я разгова­риваю не просто с ней. Я имею в виду каждого. Потому что это значит, что я говорю со всеми, кто находится в поле мое­го зрения.

Э.: (продолжая)... и если вам будут делать операцию, она бу­дет для вас удобна и легка, и любая хирургия будет легкой и удоб­ной для вас. И зубы лечить вам будет удобно и легко. Вам это нравится?

Эриксон: И обращаясь ко всей аудитории, сейчас я могу обра­щаться напрямую к субъекту, а вся аудитория по-прежнему ос­танется моей.

Субъект № 1: Очень.

Э.: Очень?

Субъект № 1: Да.

Э.: Я очень рад. И надеюсь, вы сохраните это знание до конца жизни. И разве для вас важно знать, что я вас гипнотизировал; вам важно знать, что вы все это сделали сами. Я хочу, чтобы вы глубоко вздохнули один, или два, или три раза и полностью про­снулись.

Эриксон: И я увидел, как она пробуждалась сама, без моего вмешательства. "Один или два глубоких вдоха. И полностью

проснись". Она слегка приоткрыла рот. Разлепила веки. При­подняла голову. Изменила ритм дыхания. Все было сделано ею. Я также подчеркнул здесь, что гипноз осуществляется внут­ри нее. Его осуществляет не врач, не стоматолог и не психо­лог, а вы внутри себя. Так много врачей, начиная работать с гипнозом, думают, что они все делают. Но они только предла­гают субъекту на выбор то или иное с надеждой, что тот хоть на что-нибудь обратит внимание.

Э.: Привет. Скажите, как вас зовут?

(И снова Эриксон приветствует молодую женщину, словно она только что вышла на сцену. Попросить назвать себя вполне умест­но в первые мгновения встречи. Субъекту внушается потеря памя­ти обо всем, что было во время транса).

Субъект № 1: Гарриет.

Э.: Гарриет? По-моему, очень милое имя. Вы хотели бы обме­няться со мной рукопожатием?

Субъект № 1: Да.

Э.: Правда? (Поднимает ее руку, и она остается поднятой). Вы знаете, рукопожатие со мной — это довольно...

Эриксон: Вы видите, как подчеркнуто я отделяю ее руку от своей. Врачи, бывшие на том семинаре, посещавшие мои пре­дыдущие семинары, слышали, как я говорил о важности кос­венных внушений, медленных действий, дающих субъекту вре­мя для реакции. И дающих это время незаметно для них самих. Поэтому я отнял руку подчеркнуто медленно. И те, кто слушал меня ранее, — то есть большинство присутствующих — могли понаблюдать за этим.

#.: И знали ли вы, что сможете войти в транс так быстро и так легко?

Субъект № 1: Нет.

Э.: Вы можете, не правда ли, даже с широко открытыми глаза­ми? Знаете, если захотите, вы сможете видеть только себя и меня. И больше ничего. Ни телекамер, ни ламп, вообще ничего.

Эриксон: Знаете, когда я говорю: "Вы можете видеть только себя и меня", она этого не проверяет. У нее не возникает жела­ния посмотреть и увидеть. Она принимает мои слова без тени

сомнения. А когда что-то не вызывает у тебя вопросов, ты это что-то принимаешь как данность.

Хеши: Если вы хотели "вычеркнуть" телекамеры и прочее, почему вы их ей называете?

Эриксон: Таким опытным, как она, вы их называете. Реаги­рует ли она на их названия? Например, если бы я писал здесь. Она осознавала, что сидит возле кедровой тумбочки и телевизо­<