Королева Ирисов. 512 год от пробуждения Эльфов - 32 год II эпохи

...Когда-то давно - так давно, что она сама уже забыла об этом - ей казалось, что она все время сравнивает Его лицо с другим, похороненным в глубинах памяти. Но эти черты были мягче; эти глаза излучали покой; эти волосы ниспадали на плечи волной золотого света; этот голос струился нежной убаюкивающей музыкой... И руки - о, эти прекрасные, утонченно-нежные руки, по сравнению с которыми даже ее собственные иногда казались жесткими и загрубевшими, и счастье, от которого почти останавливается сердце - когда Он позволяет ей коснуться их, ощутить губами благоуханное тепло кожи и холодок драгоценных перстней - стократ более драгоценных, почти священных реликвий, ибо эти перстни украшают - Его руки...

"Учитель. Возлюбленный Господин и Учитель мой..."

Сколько она помнила себя - с той поры, когда очнулась от бесконечного колдовского сна - всегда была рядом с Ним, и первым, что увидела, было - Его лицо, окруженное мягким золотым сиянием, прекрасное, мудрое и кроткое лицо... И Он всегда был неизменно нежен и ласков с ней, одну среди всех называл ее - своей ученицей, и не существовало для нее никого, кроме Него - единственного, боготворимого...

"Прекрасны Ванъяр - но и лица дев их не сравнятся нежностью и чистотою красок с лицом Его; и прекрасен возлюбленный мой, бел и румян, лучше десяти тысяч других.

Голова Его - чистое золото; кудри Его волнистые, золотые, как свет Древа Лаурэлин;

Глаза Его - как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве;

Щеки Его - цветник ароматный, гряды благовонных растений; губы Его - алые розы, источают текучую мирру...

Прекрасен Ты, возлюбленный мой, и пятна нет на Тебе...

И певцы златокудрые, что сидят у подножия трона Твоего, устыдятся грубых голосов своих и умолкнут, едва заговоришь Ты...

О, если бы Ты был брат мне, тогда я, встретив Тебя, целовала бы Тебя, и меня не осуждали бы;

Повела бы я Тебя, привела бы Тебя в дом матери моей. Ты учил бы меня, а я поила бы Тебя ароматным вином...

Положи меня, как перстень, на руку Твою, ибо крепка, как Престол Творца Вседержителя, любовь моя. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением..."

Воистину, и в Благословенной Земле кто может поспорить красотой, величием и мудростью с Ним, Королем Мира? Что уж и говорить о Сирых Землях... Правда, она никогда не видела их.

Амариэ Прекрасная рождена в Валиноре.

 

Амариэ. Имя - предвечный свет Благословенной Земли, звон драгоценных капель, падающих с листвы Золотого Древа, цветом схожей с ее волосами.

Он сказал как-то - Мирэанна. Имя - искрящаяся россыпь бриллиантов. Назвал так - и не ошибся; воистину - Драгоценный Дар, прекраснейшая среди Ванъяр, чьи глаза - яснее неба Валинора, чьи волосы - медленный водопад ясного золота...

Многие смотрят в восхищении на Амариэ Прекрасную; она - словно яркая искра, зажигающая сердца любовью; но для нее - существует ли счастье выше, чем сидеть у подножия трона в чертогах на вершине Таникветил и слагать песни во славу - Того, единственного... Пожалуй, только один удостаивается чести хотя бы иногда быть рядом с Амариэ Прекрасной: старший сын Финарфина Златокудрого и Эарвен из Алквалондэ, потомок Избранника Валар Финве - Финарато. Что? - ее родня? - ей нет до этого дела: к чему родство даже с Королями Элдар той, что стала ученицей самого Короля Мира? Но Амариэ Прекрасной льстит преклонение Финарато, одного из искуснейших мастеров и певцов народа Нолдор.

О да, она была прекрасна, и сам Куруфинве Феанаро когда-то заглядывался на нее, но ее пугали порывистость и неукротимость Огненной Души: она избегала его. Правда, то, что гордый Нолдо быстро утешился и даже предпочел ей какую-то Нэрданэл, огорчило Амариэ, но - ненадолго.

А потом - был освобожден из подземных казематов Мандоса Враг. Она так и не видела его ни разу - почему-то страшилась; да и Король Мира, кажется, не хотел этого.

...И угас свет Дерев, и мятежные Нолдор покинули берега Земли Бессмертных, и стыла кровь на камнях Алквалондэ... И уходил в неизведанные страшные Смертные Земли Финарато, унося в сердце тоску о несбывшемся счастье, ибо слишком ясно читал он в душе своей возлюбленной, и в беспечальной земле не было ему места...

Прощай, любовь моя, прощай: Я ухожу в Забытый Край, И клятва гонит, точно плеть, И тяжесть - груз чужих грехов... Пусть карою нам станет смерть, Сильнее смерти - Арды зов. Я выбираю страдания странствий, Ты избираешь покой послушанья; Мне - ледяной оскал Хэлкараксэ, Тебе - улыбки Варды сиянье... Познает цену жизни тот, Кто боль и страх перенесет; Познает цену красоты Лишь тот, кто видел грязь и кровь, И только в ненависти ты Поймешь, как тяжела любовь... Боги за все назначат цену Равно - строптивым и покорным: Мне - умирать без надежды в застенке, Тебе - петь красу небес Валинора. Смерть приведет меня назад, И я взгляну в твои глаза, И - что скажу тебе тогда, Увидев в них - один покой?.. О беспечальная звезда, Ты не разделишь скорбь со мной... Будет встреча - жесточе разлуки, Каждому будет свое воздаянье: Мне - не-забвенья вечные муки, Тебе - невинность непониманья... Прощай.

-...Учитель, я хочу посмотреть на него.

Манве ласково погладил золотые локоны Амариэ:

- Милое дитя, зачем это тебе? - мягкий голос ничем не выдавал проснувшегося в душе полузабытого страха.

Девушка надула губки, как обиженный ребенок:

- Ну пожалуйста, Учитель, я хочу посмотреть!

- Это не доставит тебе удовольствия. Он... он некрасив.

"Но почему нет? Разве теперь она сможет его узнать? Да и не помнит его уже... и - что ей вспоминать?"

- Но я хочу этого!

Король Мира вздохнул:

- Ученица моя, я не стану препятствовать тебе. Я не хотел лишь, чтобы мое прекрасное милое дитя было опечалено подобным зрелищем. Обещай мне только, что не будешь испытывать твердость своего сердца, если тебе будет слишком тяжело.

- О, благодарю, благодарю, Учитель! - лицо Амариэ радостно вспыхнуло, она удивительно грациозным движением опустилась на колени, схватила руку Короля Мира и припала к ней горящими губами.

 

...Не оступиться. Не упасть. Выдержать.

Сдавленный вскрик.

Он обернулся.

Это лицо. Эти глаза. Он помнил их всех, узнавал их - даже взрослыми, даже ставшими - Эльфами Света.

Йолли, Королева Ирисов, тоненький стебелек... Йолли?..

Красивое нежное лицо искажено гримасой ужаса и отвращения.

Этот безглазый урод и есть тот, кто смел называть себя - братом Короля Мира?! Если бы не неодолимый - до тошноты - ужас, швырнула бы камнем в ненавистное омерзительное лицо, которое и лицом-то вряд ли можно назвать... Тварь, тварь, чудовище, порождение бреда... а тут еще это отродье бездны повернулось к ней и смотрит жуткими черными провалами глазниц, смотрит прямо в глаза...

Она рванулась прочь, давясь беззвучным криком, слепо натыкаясь на кого-то, не видя ничего расширенными от страха глазами - добежать, упасть к ногам, спрятать лицо в складках лазурно-золотых одежд... "Учитель, господин мой, спаси меня, помоги мне!.."

Все верно. Нелепо надеяться, что она узнала бы его - таким: в нем ведь ничего прежнего уже не осталось, ничего, что может помнить Йолли. Безглазый урод. Все верно, девочка. Он горько усмехнулся про себя: сам Король Мира не придумал бы лучшей мести. Что боль в сравнении с этой встречей, с не-узнающим, полным доводящей до безумия брезгливости и страха, взглядом той, что была - последней Королевой Ирисов...

Выдержать.

Не оступиться. Не упасть. Не закричать, только не закричать, только бы...

Они не должны увидеть этого.

Выдержать.

Выдержать.

Выдержать.

 

-...Учитель... Ох, Учитель... - она горько всхлипывала, уткнувшись лицом в его колени.

- Ну, что ты, дитя мое, успокойся...

- Этот... он... он посмотрел на меня... о-о...

Холодок пробежал по спине Короля Мира, но он взял себя в руки: бред, она не могла узнать. Не могла! Нечего ей уже узнавать!

- Я ведь предупреждал тебя, дитя мое: не нужно было тебе видеть его.

- Да, да, Ты прав, Господин мой, Ты прав...

Она подняла голову, невольно вспыхнув; в ее взгляде, устремленном снизу вверх в прекрасный лик Короля, не было привычного смирения - его место заняла жгучая ненависть. Она внезапно оскалилась, стиснув маленькие кулачки:

- За одно то, что он посмел назваться Твоим... - поперхнулась словом "брат", - за одно это... если бы... я бы сама глаза вырвала!

Это заставило Манве вздрогнуть. И в первый раз благоговейная преданность его ученицы, выплеснувшаяся в этой неожиданно яростной вспышке, испугала его. Он не хотел, чтобы сейчас она оставалась рядом, он почти боялся ее в это мгновенье.

Король Мира быстро встал. Прошелся по залу взад-вперед, глядя куда-то мимо нее. Остановился.

- Иди в Сады Ирмо... Амариэ. Пусть сон изгонит из твоей души это страшное воспоминание и вернет покой твоему сердцу.

Она застыла на коленях, глядя на него широко распахнутыми глазами, а через мгновение дрожащим комочком прижалась к его ногам и зашептала сквозь слезы:

- Учитель, не гони меня... Лучше убей... Господин мой, Повелитель мой, смилуйся, убей меня... Я ведь люблю Тебя... не гони...

Эта отчаянная мольба тронула Короля Мира. Он поднял ее за плечи - умоляющие, покрасневшие от слез глаза безмолвно кричат о пощаде, пухлые, по-детски нежные губы дрожат, руки - молитвенным жестом сложены на груди.

- Что ты, - как мог, мягко ответил он. - Как же я могу прогнать свою любимую ученицу...

Отчаянно-счастливое лицо:

- Правда? Ты не гневаешься на меня, Учитель?

Манве молча улыбнулся.

- Если Ты хочешь, я пойду к Ирмо... Я вернусь и принесу Тебе цветов, можно? Можно, да?..

 

Оставшись один, Король Мира начал мерить шагами зал, нервно сплетая и расплетая пальцы. Амариэ была не только и не столько его ученицей, сколь самым совершенным творением. Он создал ее, он сам; в ней нет ничего, не вложенного им самим в эту прекрасную совершенную оболочку, словно драгоценный камень в изящную оправу. И именно она сейчас пугала его. Почему?..

- Я отвечу тебе.

Король Мира обернулся, невольно вздрогнув.

- Целители являются без зова, иначе они могут опоздать, - объяснил Ирмо, глядя куда-то в сторону. - А я и так опоздал.

Он глубоко вздохнул:

- Так вот, Манве, я отвечу тебе. Скажу то, что должен был сказать мой брат, если бы ты спросил его.

- Намо?

- Нет, - как-то неожиданно недобро усмехнулся Ирмо и, словно для того, чтобы развеять малейшую тень сомнения, прибавил горько и отчетливо, - Мелькор.

Король Мира отступил на шаг; впрочем, выражения его лица Ирмо не видел - смотрел в сторону.

- Так вот. Ты действительно вложил в нее все. Создал ее заново. Ее мысли, чувства, движения души. Ты создал зеркало; но даже и это не было бы бедой. Ты создал зеркало, отражающее только одно существо - тебя самого. Не ее испугался - себя, своего отражения: без этого она пуста. Больше в ней ничего нет.

Владыка Снов невесело рассмеялся:

- Ты, видишь ли, ошибся... учитель. Не ученики тебе нужны, а слуги. Тени. Разве ты допустишь, чтобы кто-то стал равным тебе или, тем паче, превзошел тебя? А ученики... впрочем, ты этого не поймешь. Да это и неважно теперь. Ты тень свою попытался прогнать...

Задумался.

- Из этого вышла бы странная сказка: прогнать прочь свою тень. Но я не о том. Тебе, не ей - место в моих садах. И я бы, пожалуй, принял тебя - если бы ты сам этого захотел. Просто потому, что целитель не вправе отказать в помощи. Но ты не захочешь. Бедная девочка. Думаешь, она любит тебя?

Манве невольно поднял руку, словно пытаясь заслониться от слов Ирмо - нелепый жест, так непохожий на его обычные плавные отточенные движения. Наверно, именно это и остановило второго из Феантури: он замолчал, впервые посмотрев прямо на Короля Мира.

- А ты сам, ты, Манве: ты - умеешь любить?.. - вдруг тихо и участливо спросил Ирмо.

Колдовские глаза Владыки Снов встретились с глазами Короля Мира. Всего на мгновение.

Этот взгляд...

- Не бойся. Тебя я больше не потревожу. Целитель нужен только живым...

Тают отзвуки голоса, тает дымка тумана - и нет его уже в золотом зале.

 

...В этот уголок Садов Лориэна она не заходила никогда. Непонятно было: то ли воздух другой здесь, то ли деревья другие. Тихо и печально. Она было нахмурилась, но, увидев цветы, даже в ладоши тихонько захлопала - вот то, что ей нужно, таких нет, наверно, во всей Благословенной Земле!

Больше всего здесь было пурпурных цветов: темные стебли с красноватыми, похожими на клинки листьями, три причудливо изогнутых нежных лепестка цвета крови образуют венчик, три бархатистых красновато-коричневых спускаются вниз, а странный, почти неуловимый запах пробуждает неясные видения, печаль о чем-то потерянном навсегда.

Были и другие: белые, густо-лиловые... Но один понравился ей больше всего: золотисто-розовый, рассветный. Она протянула руку - сорвать: стебель сломался неожиданно легко, венчик качнулся - словно кивнул.

- Что ты здесь делаешь? - вопрос прозвучал так резко, что она вздрогнула, чуть не выронив цветок.

Странное лицо было у Владыки Снов. Она отчего-то оробела и ответила нерешительно:

- Я... я ничего... Я хотела сорвать цветок - можно?

- Ты уже сделала это; зачем же спрашиваешь? И зачем тебе эти цветы - мало ли других в лесах Йаванны?

- Владыка Снов, - успокаиваясь, отвечала Амариэ, - никогда среди творений Валиэ Кементари не видела я такого, и нигде в Земле Аман не встречала этих цветов, хотя почему-то они...

Она замолчала. Ирмо внимательно посмотрел на нее:

- Они - что, дитя?

- Они показались мне знакомыми, словно я видела их когда-то... Как зовутся эти цветы, Владыка Снов? - легкое облачко задумчивости, скользнувшее по лицу девушки, исчезло почти мгновенно.

 

-...Мне хотелось бы оставить тебе что-нибудь. На память.

- Зачем? Неужели ты думаешь, что я забуду... - "брат мой", мысленно добавил Ирмо, но вслух сказать этого не решился.

- Это не вещь, Ирмо; я оставлю тебе живое. Смотри...

- Как зовутся эти цветы? - Владыка Снов казался совсем по-детски восхищенным, он провел рукой по воздуху, повторяя очертания цветка.

- Песнью Сумерек, а еще - иэлли. У нас был Праздник Ирисов...

 

-...Как зовутся эти цветы, Владыка Снов?

Должно быть, Ирмо задумался, потому что оставил вопрос Амариэ без ответа, а вместо этого спросил сам:

- Ты для себя сорвала его?

Девушка смутилась; поняв причину ее замешательства, Ирмо снова грустно улыбнулся. Все же судьба - жестокая насмешница. Но ирис увянет раньше, чем его коснется Король Мира.

- Боюсь, эти цветы могут жить только в моих садах, - вслух сказал он.

- Но почему, Владыка Снов?

Ирмо не ответил.

 

...Амариэ... За долгие века - длинны годы Арды - золотой туман скрыл воспоминания о Благословенной Земле. Осталось - имя - песня - образ... Амариэ. Разделены - бескрайним морем, разлучены - проклятием Владыки Судеб. Амариэ - возлюбленная - колдовской цветок Валмара... Ее имя стыло кровью на губах того, кто умирал в смрадном мраке подземелий Тол-ин-Гаурхот. Ее имя было той первой звездой, что зажглась во мраке пробуждающегося сознания в покоях Мандоса. И вместе с этим именем - ибо обнаженная душа лишена защиты милосердного забвения - вернулась память, и была она - горечью.

В мрачных подземных залах одиноко бродит неприкаянная душа. Амариэ - избранница Манве, ученица Манве, прекраснейшая среди прекрасных Ванъяр. Он назвал ее - своей нареченной, и она улыбнулась в ответ - терпеливо и холодно, и взглянула ему в глаза. И то, что прочел он в этом взгляде, гнало его - прочь, прочь из Благословенной земли, за море, через льды Хэлкараксэ - холоднее льда глаза твои, - под жалящую плеть проклятия Мандоса - жгучий удар - взгляд твой, - в Сирые Земли, что под властью Врага - тьма в душе моей...

Он почти рад был проклятию, заклеймившему род Финве - проклятию, что печатью никогда замкнуло для потомков этого рода врата Мандоса. Но двери распахнулись, и глашатай Короля Мира призвал его в пиршественный зал.

Он стоял в центре круга под взглядами, как под бичами - беззащитный; струящийся мягкий свет больно резал глаза, и ему показалось - это Круг Судеб, и он - осужденный... Он стоял, не поднимая головы, не понимая, зачем он здесь, за что хотят его судить, когда услышал голос Короля Мира:

- О Финарато, отважный герой, сын мудрого короля Нолдор, потомок избранника Великих Финве! Нам известны подвиги твои и деяния твои. Горькую чашу пришлось испить тебе по вине Врага. Прими же этот кубок из Наших рук, да станет он первым даром Валмара воину, принесшему себя в жертву во имя торжества Света!

Что он говорит?.. Или здесь не знают... все было по-другому... чужая сила, чужая правда, горечь непонятной вины... Черное и Белое рвутся с кровью... Склизкие камни подземелья, цепи, скалящаяся морда Орка, кровь в горле... Что?.. ах да, нужно подойти... принять чашу... темное, густое - кровь? вино?.. Холодная усмешка Жестокого... злорадный оскал Орка... благожелательная улыбка Короля Мира...

Он подошел, неловко опустился на колени, почти упал - ноги перестали держать, мир на мгновение расплылся, потерял определенность, и волна воспоминаний захлестнула его, и страшно было - вместо этого величественного благостного лица увидеть - другое: ледяную усмешку бога - или оскал щерящихся клыков...

- Да пей же! Сам Король Мира чествует - пей! - оглушительный шепот-шипение в уши с двух сторон.

Он поднес чашу к губам, плеснув вином. Сладкая густая влага застыла в горле комом. Судорожно глотнул, поднялся, чувствуя, как подгибаются ноги. Все вокруг было ненастоящим, слишком ярким, слишком сверкающим, каким мир может показаться только воспаленным глазам умирающего. Очнешься - а вокруг тяжелые склизкие стены и сырой мрак темницы Тол-ин-Гаурхот. И почему-то хотелось очнуться. Пусть - там, пусть снова полный темной крови - своей ли, чужой - рот, пусть - ледяной пронизывающий взгляд Жестокого, непонятные слова Смертного... Берен?.. где же ты... и кандалы на руках... но разве сейчас его руки не скованы?..

- Да говори же! - снова тот же свистящий шепот.

Говорить?.. да-да, сейчас... нужно что-то сказать... поблагодарить за честь...

Он глубоко вдохнул безвкусный, режущий грудь воздух.

- О Великие... и ты, Король Мира, пресветлый Манве Сулимо...

Слова - чужие, такие же режущие и безвкусные, как этот воздух.

- Я, Финрод, сын Арафинве Златокудрого...

Не глядя, поклонился отцу - словно дернулся.

-...потомок Финве, избранника Валар... благодарю вас за высокую честь, что оказали вы мне... призвав из темной обители... на ваш пир... Речи твои... о Король Мира... (когда же кончится эта пытка!) золотыми письменами навеки... начертаны в сердце моем (что еще говорить, что, что?! Чего ты от меня хочешь...). Я... - закашлялся, снова вдохнул, - я счастлив тем, что хотя бы на шаг... смог приблизить... предреченную победу... Слова мои бессильны выразить... то, что ныне... переполняет душу мою...

Замолчал, неловко поклонился.

Отпусти меня, я уже все сделал... Зачем ты меня мучаешь...

- Благородный Финарато! Учтивые слова твои - отрада для слуха Великих. Высшей награды достоин ты - и получишь ее, ибо Великие умеют читать в глубинах сердец.

О чем это? неужели - еще не все...

- Ныне призываем Мы пред очи Наши тебя, Амариэ Мирэанна; да станешь ты драгоценным даром победителю, ибо, воистину, нет в Валмаре более бесценного сокровища, чем красота Старших Детей Единого, и нет радости большей для Владык Арды, чем соединить два любящих сердца, столь долго разлученных.

Амариэ подняла непонимающий взгляд на Короля Мира: как же это? ее, ученицу самого Манве, избранницу его - и вдруг отдают, как вещь, какому-то жалкому Нолдо?

Ласковая улыбка: "Так нужно, дитя мое".

"Да-да, конечно... Я понимаю, это - жертва, на которую я должна пойти во имя Твое... Ты милосерден, Ты кроток, Ты благ; Ты не мог поступить по-иному... Я понимаю, ведь Ты не отнимешь у меня своей милости; ведь я не по своей воле иду на это; так да будет воля Твоя! ведь Ты прав всегда и во всем, Ты справедлив, даже если справедливость ранит Твое сердце..."

И с улыбкой печальной гордости Амариэ шагнула к Финроду. Он отшатнулся, затравленно огляделся, ища глазами Владыку Судеб... Ирмо... Скорбящую Валиэ... Эстэ...

Их не было в зале.

Он был совсем один, а вокруг - улыбающиеся лица, и младшие Майяр снуют меж пирующих, наполняя чаши, и уже поднимают кубки во славу новобрачных...

- Король Мира! - хрипло, с отчаяньем. - Я недостоин сей великой чести! Годы Средиземья измучили меня, омрачили мою душу - я не могу...

Легкий шепоток пронесся под бело-золотыми сводами - и тут же сменился благоговейным молчанием: отечески улыбаясь, Манве спустился с трона и взял двоих за руки:

- Да, страдания твои были велики, но нежные руки сей прекрасной девы, которую ныне Золотым Цветком Валинора наречем Мы, исцелят раны сердца твоего. Отныне вы - супруги пред лицом Единого и Великих, и да соединятся судьбы ваши, как ныне соединяем Мы ваши руки. И прими от меня свадебный дар...

В тишине торжественно вложил Манве маленькую белую ручку Амариэ в похолодевшую ладонь Финрода. И тут же подлетели расторопные Майяр, возложили на головы супругов золотые венцы с бриллиантовыми цветами - вот он, дар Короля Мира жениху... и мучительно захотелось - сорвать, швырнуть об пол блистающую тяжелую корону, гнущую голову к земле, но - уже звучат здравицы, и вновь наполняются кубки, и снова кто-то сует в руки золотую чашу - слово Короля Мира, испейте из нее в знак союза... Он глотнул вина, обжигая горло, пряча глаза, чтобы не видеть сияющей застывшей улыбки своей златокудрой... супруги?.. Единый, за что мне эта кара...

И золотое ожерелье с сапфирами, искусная работа Нолдор - по-обычаю, дар отца жениха - невесте.

- Песню!

Крик подхватили. Снова - улыбка Короля Мира:

- Не единожды в прежние времена услаждал ты песнопениями слух Великих, о Финарато. Так спой же и ныне нам, дабы звуками дивных песен наполнились души наши.

Песню... нет, этого он не отдаст им, этого они не получат! И страшно, страшнее, чем - там, перед Жестоким, - видеть ожидающие лица, жадно блестящие глаза, и вся эта блистающая, тысячеликая толпа, затаив дыхание, ждущая - что сделает он, кажется ему внезапно стаей диких зверей, раздувающих ноздри в предвкушении крови... Нет, они не дождутся этого, он не станет бросать им на потеху свою душу, нет! Это страшнее смерти в гнилой дыре, и кривятся, и скалятся уже почти орочьи морды - ну же, мы ждем! И им - отдать последнее, что у него осталось?! Отняли любовь, свободу, заперли в золотой клетке и выставили на погляд толпе... даже Враг не придумал бы худшей пытки...

Враг... Должно быть, он тоже стоял - так, под взглядами, как под бичами, видел те же глаза Бессмертных, жаждущих нового развлечения. Легче, когда ненавидят; а когда - так?.. Сейчас он почти понимал Врага, и неожиданная тень горького сострадания, коснувшаяся его сердца, почему-то не только не показалась ему кощунственной, но даже не удивила его.

Он молчал. Острые ноготки Амариэ впились в его руку:

- Пой же - сам Король Мира просит, - она продолжала улыбаться.

Он закрыл глаза, со стороны слыша свой голос:

- Да простят меня Великие и ты, о Король Мира, - поклонился вслепую. - Хриплый голос мой не приличествует веселому пиру. Но ведомо всем, сколь прекрасны песни госпожи моей Амариэ, потому ныне смиренно прошу я - пусть поет она перед Великими; и для меня после долгих лет разлуки усладой будет услышать ее.

Король Мира благосклонно кивнул. Амариэ выпустила руку Финрода, и он смог наконец открыть глаза. Уже никто не обращал на него внимания - все взгляды был прикован к ней, и, дождавшись, когда колдовство песни-восхваления захватит всех, он незаметно выскользнул из зала...

 

-...Владыка Снов...

- Знаю. Мне ведь необязательно быть - там, - не глядя, кивнул в сторону Таникветил, - чтобы понять.

- Если бы я знал...

- Не нужно ничего говорить. Ты уснешь надолго...

- И буду видеть сны?

Ирмо положил руки на плечи Финроду - ласково и успокаивающе:

- Звезды. Вечные звезды - и Песнь. Больше ничего. Спи... спи.