Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Как определить, когда мужчина любит женщину

Поиск

 

Песня «Когда мужчина любит женщину» (англ. When a Man Loves a Woman) Перси Следжа, записанная в 1966 г., затронула нерв тогдашней культуры. Песня красовалась на вершинах как горячей сотни «Биллборда», так и британского хит‑парада R&B. Другая версия, записанная через 25 лет Майклом Болтоном, так же уверенно лидировала в хит‑парадах, а сейчас она на 54‑м месте в списке 500 величайших песен всех времён по версии журнала «Роллинг Стоун». Любовь и секс – самые привлекательные темы для западного общества, и «Когда мужчина любит женщину» – пример того, что шепчут в изнывающие по романтике уши во всём мире.

Что же есть у мистера Следжа сказать о любви мужчины к женщине? Что служит примером мужской любви? Ограничения, связанные с авторскими правами, не позволяют привести текст песни полностью, но большинство читателей и так знают её наизусть. Вот краткий обзор:

• Он превращается в одержимого и не может думать ни о чём другом.

• Он готов отдать что угодно, включая весь мир, в обмен на её компанию.

• Он не видит никаких её недостатков, готов оставить лучших друзей, если они будут говорить о ней плохо.

• Он потратит все свои деньги, чтобы привлечь её внимание.

• И последнее – но не менее важное: он останется спать под дождём, если она того пожелает.

 

Мы бы предложили другое название для песни: «Когда мужчина становится больным на всю голову психом и приносит в жертву свои достоинство и самоуважение, превращая себя в законченного придурка (и всё равно теряя женщину, ибо кому нужен парень, согласный спать под дождём потому, что кто‑то так сказал ему?)».

Подобно ей, «Каждый твой вздох» (англ. «Every Breath You Take») занимает почётное 84‑е место в списке топ‑500 «Роллинг Стоун». Гвоздь сезона, песня в течение месяца возглавляла британский хит‑парад и двух месяцев – американский. Она стала песней года, и группа «The Police» получила «Грэмми» года за лучшее поп‑исполнение. По состоянию на сегодняшний день песня была проиграна в эфире более десяти миллионов раз по всему миру. Полагаем опять же, что вы знаете текст, но признайтесь – вы хоть раз действительно вслушивались в эту песню? Величайшая песня о любви всех врёмен повествует совершенно не о любви.

Мужчина, отвергнутый женщиной, поёт, что она не желает признать, что «принадлежит» ему, а он собирается следовать за ней, следить за каждым её движением, наблюдать, с кем она проводит ночь и так далее.

И это – песня про любовь? Её надо поместить под первым номером «Биллборда» в номинации «Песни сумасшедших и опасных маньяков». Даже Стинг, автор, признаётся, что написал эту песню, вдруг проснувшись среди ночи, когда из подсознания всплыла навязчивая фраза «каждый твой вздох – каждый твой шаг», и даже сам не понял тогда, «насколько зловеще звучит песня». Он сказал в интервью, что, наверное, думал о романе Джорджа Оруэлла «1984» про тотальную слежку за всеми, и уж точно не про любовь.

 

 

Итак, естественна ли ревность? Это зависит от обстоятельств. Страх определённо естественен. Ревность, как и любое проявление неуверенности, есть проявление страха. Но будут ли чьи‑либо сексуальные отношения вызывать страх у кого‑то ещё, зависит от того, какое отношение к сексу имеет место в данном сообществе, в данной паре и в сознании конкретной, отдельно взятой личности.

 

 

Первые дети в семье часто начинают ревновать, когда рождается малыш. Разумные родители предпринимают дополнительные шаги, чтобы убедить ребёнка в его исключительности, что новорождённый ни в коем случае не представляет угрозы его положению и что родительской любви хватит на всех. Почему так легко поверить, что материнская любовь к одному не в ущерб интересам другого, а вот сексуальной любви может кому‑то не хватить? Эволюционный биолог Ричард Докинз задаёт этот меткий вопрос со свойственной ему элегантностью: «Что очевидного в том, что нельзя любить более чем одного человека? Мы не видим в этом смысле проблем с родительской любовью (мы порицаем родителей, которые не могут хотя бы притвориться, что любят всех детей одинаково), с любовью к книгам, к еде, к вину (любовь к Шато Марго не мешает любви к мозельскому, и мы не чувствуем себя предателями красного вина, если развлекаемся с белым), любовью к композиторам, поэтам, пляжам, друзьям… Почему же эротическая любовь – единственное исключение, которое немедленно и без всякого размышления признаётся всеми?»188.

 

РЫНОЧНЫЙ ПОДХОД К СЕКСУАЛЬНОСТИ ОСНОВАН НА ПРЕДПОЛОЖЕНИИ, ЧТО МОНОГАМИЯ ЕСТЬ СВОЙСТВО, ПРИСУЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ. БЕЗ МОНОГАМИИ («ВЛАДЕНИЯ» САМЦОМ РЕПРОДУКТИВНОЙ СПОСОБНОСТЬЮ САМКИ) ДИНАМИКА «Я ВЫИГРАЛ, ТЫ ПРОИГРАЛ» РАЗВАЛИВАЕТСЯ.

 

И правда, почему? Какой была бы ревность в западной цивилизации, если бы экономическая зависимость большинства женщин и их детей и, следовательно, жёсткий контроль за женской сексуальной свободой перестали существовать? Если бы материальное обеспечение и сексуальные дружеские отношения без чувства вины стали бы доступны для большинства мужчин и женщин, как это происходит в тех многочисленных сообществах, которые мы рассматривали, включая наших человекообразных кузенов? Если бы женщине не приходилось бояться, что после разрыва отношений она останется одна с детьми, незащищённая и без средств к существованию? Если бы обычные парни были уверены, что у них никогда не будет проблем найти себе партнёра для занятий любовью? Если бы мы не выросли на песнях, что настоящая любовь – это чувства одержимости и собственничества? Если бы мы, как мосо, уважали достоинство и независимость тех, кого любим? Другими словами, если бы секс, любовь и экономическое благосостояние стали так же доступны всем нам, как они и были доступны для наших предков?

Если из ревности удалить страх, то что вообще от неё останется?

 

ЛЮДИ СТАНУТ СЧАСТЛИВЕЕ НЕ ТОГДА, КОГДА НАЙДУТ ЛЕКАРСТВО ОТ РАКА, ВЫСАДЯТСЯ НА МАРСЕ, ИСКОРЕНЯТ РАСИЗМ ИЛИ ОЧИСТЯТ ОЗЕРО ЭРИ, А ТОГДА, КОГДА ОНИ НАЙДУТ СПОСОБ СНОВА ЗАЖИТЬ В ПЕРВОБЫТНЫХ СООБЩЕСТВАХ. ТАКОВА МОЯ УТОПИЯ.

Курт Воннегут

 

По Е. О. Вильсону, «всё, что можно предположить о человеческой генетической истории, говорит в пользу более либеральной сексуальной морали, в которой сексуальные действия должны в первую очередь рассматриваться как связующие средства и лишь потом как орудие размножения»189. Лучше не скажешь. Но если человеческая сексуальность развилась в основном как связующий механизм в группах с сильной взаимозависимостью членов и неявным отцовством, то общепринятому представлению о человеческой сексуальной эволюции прямая дорога на свалку истории. Устаревшее представление, что женщина всегда обменивала сексуальную благосклонность к определённому мужчине на помощь в выращивании детей, продовольствие, защиту и тому подобное, рассыпается в прах от столкновения с реальностью многочисленных сообществ, где женщины избавлены от таких проблем. Общепризнанный взгляд вместо удовлетворительного объяснения, как мы стали такими, какие есть, лишь пичкает нас современными моралистическими предубеждениями, одетыми в наукообразные одёжки. Затем этот взгляд проецируется на доисторические времена, чтобы обосновать и оправдать настоящее за счёт сокрытия прошлого. Йаба‑даба‑ду! (Победный клич Фреда из мультсериала «Флинстоуны». – Прим. ред.)

 

 

Часть III

Какими мы не были

 

Суть нашей позиции в том, что человеческое сексуальное поведение есть отражение как эволюционных тенденций, так и социального контекста. Таким образом, для понимания сексуальных тенденций у человека необходимо чётко понимать тот социальный мир, в котором они развивались день за днём. Трудно представить, как общинная, солидарная социальная организация, которую мы описывали, выжила бы в мире, который представлял себе Гоббс, – «bellum omnium contra omnes» (война всех против всех). Однако ложное видение жизни доисторического человека по‑прежнему суммируется кратким итогом: «одинокая, бедная, злобная, жестокая и короткая», и это всё ещё принимается почти повсеместно.

Установив, что жизнь доисторического человека была в высшей степени социальной и уж ни в коем случае не одинокой, мы в четырёх последующих главах вкратце рассмотрим оставшиеся части гоббсовского описания, прежде чем продолжить основную дискуссию о собственно сексуальном материале. Мы надеемся, что читатели, которым в первую очередь интересен секс, терпеливо последуют за нами, потому что то, что на первый взгляд кажется отступлением, на самом деле есть сокращение дороги к более ясному видению повседневной жизни наших предков. Это поможет лучше понять последующий материал, а заодно и ваш собственный мир.

 

 

Глава 11

«Богатство природы» (бедная?)

 

Самое важное, леди и джентльмены, что алчность – как бы выразить получше – это хорошо. Алчность – это правильно, алчность работает. Алчность проясняет, прорывается через преграды и схватывает сущность эволюционного духа.

Алчностью, во всех её формах… отмечен исторический взлёт человечества.

Гордон Гекко в фильме «Уолл‑стрит»

 

Что есть злоупотребление вселенной? Можно ответить одним словом: алчность. Алчность есть самое прискорбное зло.

Лоренти Магеса. Африканская религия: моральные традиции изобильной жизни

 

Экономика, «унылая наука», была унылой с самого начала. Как‑то осенним днём, ближе к вечеру, в 1838 г., нечто, что можно назвать ярчайшим озарением, когда‑либо вспыхивавшем на английском небосклоне, осенило Чарльза Дарвина прямо в темя, и он застыл, ошеломлённый, по словам Ричарда Докинза, «мощнейшей из идей, приходивших в голову человеку». В тот самый момент, когда гениальная интуиция привела его к открытию естественного отбора, Дарвин читал «Опыт о законе народонаселения» Томаса Мальтуса190.

 

ПОМОГАТЬ БЕДНЫМ – ВСЕ РАВНО ЧТО КОРМИТЬ ЛОНДОНСКИХ ГОЛУБЕЙ: ОНИ ТОЛЬКО БУДУТ БЫСТРЕЕ РАЗМНОЖАТЬСЯ И ВСКОРЕ СНОВА ДОЙДУТ ДО ГРАНИ ГОЛОДА, ТАК ЧТО КАКОЙ СМЫСЛ?

 

Если мерой идеи считать её проверку временем, то Томас Мальтус заслуживает статьи о себе в Википедии как занявший 18 место по влиянию на историю. Прошло два столетия, но попробуйте найти хоть одного студента‑экономиста, не знакомого с простым доказательством, которое было предложено первым в мире профессором экономики. Помните, он утверждал, что каждое поколение удваивается в геометрической прогрессии (2, 4, 8, 16, 32…), но земледельцы способны увеличить снабжение продуктами лишь в арифметической прогрессии, поскольку новые поля расчищаются и пополняют ресурсы по линейному закону (2, 3, 4, 5, 6.). Из этого кристально ясного и безупречного рассуждения следует безжалостное заключение Мальтуса: хроническое перенаселение, отчаяние, голод присущи человеческому существованию. Ничего невозможно поделать. Помогать бедным – всё равно что кормить лондонских голубей: они только будут быстрее размножаться и вскоре снова дойдут до грани голода, так что какой смысл? «Бедность и несчастья, удел низших классов общества, – пишет Мальтус, – абсолютно неустранимы».

Мальтус оценивал скорость воспроизводства человека по официальным данным роста белого населения Северной Америки за последние 150 лет (1650–1800). По этим расчётам колониальная популяция удваивалась каждые 25 лет, что он принял за разумную оценку для скорости роста человеческой популяции в целом.

В автобиографии Дарвин вспоминает, что после применения смелых расчётов Мальтуса к миру природы «мне сразу пришло в голову, что при таких обстоятельствах благоприятные вариации имели бы тенденцию к сохранению, а неблагоприятные уничтожались. В результате возникала бы формация новых видов. Теперь, по крайней мере, у меня есть рабочая теория…»191. Популяризатор Мэтт Ридли считает, что Мальтус преподал Дарвину беспристрастный урок того, что неограниченный рост популяции заканчивается эпидемиями, голодом или насилием, и убедил его, что секрет естественного отбора встроен в борьбу за существование.

Вот так кромешный мрак мальтузианства зажёг светоч Дарвина192. Альфред Рассел Уоллес, открывший механизмы естественного отбора независимо от Дарвина, был воодушевлён этой же самой книгой, читая её между приступами лихорадки в хижине на берегу малярийной речки в Малайзии. Ирландский драматург Джордж Бернард Шоу, с горестью распознавая мальтузианскую безысходность в естественном отборе, писал: «Когда вся значимость этого проясняется для вас, ваше сердце словно тонет в куче песка внутри». Шоу сокрушался по поводу «отвратительного фатализма» естественного отбора и сетовал на его «ужасное и омерзительное принижение красоты и ума, силы и воли, чести и стремления»193.

Но несмотря на то, что Дарвин и Уоллес получили отменные результаты на основе смелых расчётов Мальтуса, сами эти расчёты весьма проблематичны. Не бьют цифры.

 

 

Племена охотников, как хищники, кого они и напоминали в том своём состоянии, были… редко разбросаны по планете. Как и все хищники, они были вынуждены уходить и избегать любых соперников, будучи постоянно в состоянии взаимной борьбы… Соседствующие народы жили в состоянии непрекращающейся войны друг с другом. Даже просто рост племени был актом агрессии для его соседей, поскольку требовалось больше территории для прокормления большего количества членов… Жизнь победителя зависела от смерти врага.

Томас Мальтус. Опыт закона о народонаселении

 

 

Если бы оценка роста популяции Мальтуса имела хоть какое‑то отношение к реальности, то он, а значит и Дарвин, были бы вправе предположить, что сообщества людей были «обречены на нехватку пространства» и, следовательно, на «состояние непрекращающейся войны друг с другом». В «Происхождении человека» Дарвин пересматривает расчёты Мальтуса и пишет: «Цивилизованные популяции, как, например, в США, при благоприятных условиях могут удваивать своё число за 25 лет. С [такой] скоростью современное население Соединённых Штатов (30 миллионов) за 657 лет покроет всю земную поверхность так густо, что на четверых человек придётся всего по одному квадратному ярду суши»194.

Если бы, как утверждал Мальтус, доисторический человек удваивал свою численность каждые 25 лет, такие допущения были бы резонными. Но он не удваивал, и они не резонны. Сегодня известно, что перед наступлением земледельческой эры популяция наших предков удваивалась не каждые 25 лет, а каждые 250 тысяч лет. Мальтус (а за ним и Дарвин) ошибся в расчётах в каких‑то десять тысяч раз195.

Мальтус полагал, что страдания людей, свидетелем которых он был, отражали внутреннее, неизбежное состояние мира людей и животных. Он не понимал, что переполненные отчаянием улицы Лондона конца XVIII – начала XIX века очень далеки от реального отражения доисторических условий жизни человека. За полтора столетия до этого Томас Гоббс сделал ту же ошибку, когда высосал из пальца картины доисторической жизни, экстраполируя на прошлое собственные злободневные наблюдения.

 

ОЦЕНКА РОСТА НАРОДОНАСЕЛЕНИЯ ЗЕМЛИ196

 

 

Томас Гоббс (1588–1679) был прирождённый паникёр. У его матери начались преждевременные роды, когда она услышала, что испанская армада собирается напасть на Англию. Много лет спустя Гоббс писал, что мать «родила близнецов: меня и страх». Книга «Левиафан», знаменитая описанием доисторической жизни как «одинокой, бедной, злобной, жестокой и короткой», была написана в Париже, где он скрывался от врагов, а врагов он наплодил потому, что поддерживал монархию во время гражданской войны в Англии. Работа была практически заброшена, когда его поразила тяжелейшая болезнь, из‑за которой он в течение шести месяцев находился между жизнью и смертью. После публикации «Левиафана» во Франции ему опять стали угрожать смертью, на этот раз такие же эмигранты, как и он. Их оскорбила антика‑толическая направленность книги. Он вернулся в Англию, умоляя о прощении тех, от кого с таким трудом скрылся одиннадцать лет назад. Хотя ему было позволено остаться, церковь запретила его книгу. Оксфордский университет и запретил, и сжёг её. Про внутренний мир Гоббса написал историк культуры Марк Лилла: «Христиан преследовали призраки апокалипсиса; [они] настигали и убивали своих единоверцев с той маниакальной яростью, которую некогда берегли для мусульман, евреев и еретиков. Это было безумием»197.

Безумие своего времени Гоббс почёл за норму и распространил его на доисторические эпохи, о которых он не знал практически ничего. То, что Гоббс называл «человеческой природой», было проекцией Европы XVII столетия, где жизнь большинства была, мягко выражаясь, непростой. Но хотя в них и верят уже сотни лет, мрачные фантазии Гоббса о жизни доисторического человека были примерно так же близки к действительности, как заключения о сибирских волках, сделанные на основании наблюдений за бродячими собаками Тихуаны.

 

 

В оправдание Мальтуса, Гоббса и Дарвина можно лишь сказать, что у них попросту не было достаточно фактических данных. К огромной чести Дарвина, он это понимал и всю жизнь посвятил коллекционированию видов, их подробному описанию и переписке со всеми, кто мог снабдить его полезной информацией. Но и этого было недостаточно. Лишь спустя много десятилетий были открыты все необходимые факты.

Сегодня мы их имеем. Учёные знают, как «читать» древние кости и зубы, делать радиоуглеродный анализ пепла из костров плейстоцена, отслеживать изменения в митохондриальных ДНК наших предков. Информация, которую они добыли, решительно опровергает видение доисторической эпохи, выдуманное Гоббсом и Мальтусом и наивно проглоченное Дарвином.

 

 

Бедный несчастный я

 

Если Джордж Оруэлл прав, что «те, у кого в руках прошлое, владеют и будущим», то как насчёт тех, у кого в руках очень далёкое прошлое?

До развития сельского хозяйства, когда население начало расти, большая часть мира была пустой, имея в виду распределение человеческой популяции. Но в эволюционную теорию глубокими корнями вросло представление Гоббса, Мальтуса и Дарвина о безнадёжном перенаселении. Это и сегодня повторяется, как мантра, невзирая на очевидные факты. Например, возьмём последнее эссе философа Дэвида Ливингстона Смита «Почему война?». В нём проецируется мальтузианская панорама со всей её ошибочной безнадёжностью: «Соперничество за ограниченные ресурсы – двигатель эволюционных изменений. Любая популяция, растущая без ограничений, в конце концов истощит ресурсы, от которых зависит, и индивидам не останется ничего, кроме борьбы за эти ресурсы, всё более и более отчаянной и ожесточённой. Те, кто сможет их себе надёжно гарантировать, будут процветать, те, кто не сможет – погибнут»198.

Пока всё верно. Но только пока, потому что Смит забывает, что наши предки были исконными бродягами,

 

НАШЕ БОГАТСТВО НЕ В ТОМ, ЧТО У НАС ЕСТЬ, А В ТОМ, БЕЗ ЧЕГО МЫ МОЖЕМ ОБОЙТИСЬ.

Иммануил Кант

 

кочевниками, которые редко оставались на одном месте больше нескольких дней. Уходить – это то, чему они научились лучше всего. Откуда предположение, что они осядут на каком‑то месте и начнут «отчаянную» борьбу за него в условиях перенаселения и истощения ресурсов, когда они просто могут отойти дальше по берегу, как уже делали это в течение многих поколений? Кроме того, доисторический человек никогда не размножался «без ограничений», подобно кроликам. На самом деле рост народонаселения в доисторическую эпоху оценивается менее чем 0,001 % в год199 – очень далеко от «демографической бомбы», предсказанной Мальтусом.

Базовая репродуктивная биология человека в условиях собирательства делает быстрый рост популяции маловероятным, если вообще возможным. Женщины редко могут зачать, если они кормят грудью, а без молока одомашненных животных кормить каждого ребёнка приходилось пять‑шесть лет. Более того, потребность в мобильности делала нецелесообразным для матери иметь одновременно более одного малыша, даже если предполагать существенную помощь со стороны окружающих. И наконец, низкий уровень жира в организме приводил к более позднему созреванию и началу овуляций у девочек‑собирательниц, чем у их постсельскохозяйственных сверстниц. У собирательниц готовность к деторождению наступает, как правило, ближе к двадцатилетнему возрасту, поэтому их репродуктивная жизнь короче200.

Гоббс, Мальтус и Дарвин сами жили в окружении безысходных последствий перенаселённого общества (свирепствующие эпидемии, непрекращающиеся войны, беспринципное политиканство в борьбе за власть). Но доисторический мир был очень мало заселён либо не заселён вообще. Кроме оазисов, окружённых пустыней, или островов вроде Папуа – Новой Гвинеи, доисторический мир был открыт и безграничен. Большинство учёных полагают, что наши предки покинули Африку около 50 тысяч лет назад и через 5–10 тысяч лет прибыли в Европу201. На североамериканской земле первый человек, вероятно, появился около 20 тысяч лет назад202. Многие тысячелетия до освоения земледелия общая численность Homo sapiens на планете, скорее всего, не превышала миллиона человек и определённо никогда близко не подходила к населению современного Чикаго. Более того, недавние исследования ДНК наводят на мысль, что несколько раз за историю в результате неких природных катастроф численность сокращалась до нескольких сотен индивидов, последний раз не так давно – 70 тысяч лет назад203.

Наш вид крайне молод. Мало кто из наших предков мог сталкиваться с безжалостным давлением отбора, связанным с нехваткой ресурсов, как предполагали Гоббс, Мальтус и Дарвин. Путь древних людей не пролегал по перенаселённому миру в борьбе за объедки. Скорее, большинство из них миновали последовательность различных экосистем, ни одна из которых, однако, не напоминала современную. Как бирманские питоны, освоившиеся на болотах, тростниковые лягушки, случайно занесённые в Австралию, или лесные волки, недавно вновь завезённые в Йеллоустон, наши предки большей частью занимали открытые экологические ниши. Когда Гоббс писал «человек человеку волк», он не знал, насколько волки могут быть дружелюбны и общительны, если им хватает еды на всех. Индивидам тех видов, которые распространяются по изобильной экосистеме, нет нужды сражаться до смерти друг против друга. Пока ниша не заполнится, внутривидовые конфликты за еду контрпродуктивны и бессмысленны204.

 

КОГДА ГОББС ПИСАЛ «ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ ВОЛК», ОН НЕ ЗНАЛ, НАСКОЛЬКО ВОЛКИ МОГУТ БЫТЬ ДРУЖЕЛЮБНЫ И ОБЩИТЕЛЬНЫ, ЕСЛИ ИМ ХВАТАЕТ ЕДЫ НА ВСЕХ.

 

Мы уже показали, что даже в почти пустом мире социальная жизнь собирателей не была одинокой. Но Гоббс также заявил, что она была бедна, а Мальтус считал бедность вечной и неизбежной. Однако большинство собирателей не считают себя нищими, а наши предки, в высшей степени разумные и приручившие огонь, жили сообща в сплочённых группах без особых проблем, и тому есть немало подтверждений. Разумеется, природные катастрофы случались; засухи, изменения климата, извержения вулканов были разрушительными и опустошающими. Но в остальном для большинства наших всеядных предков мир был практически не населён и полон еды. На протяжении сотен и тысяч поколений их основной дилеммой, скорее, был выбор между множеством кулинарных опций. Растения питаются почвой, олени едят растения, пантеры едят оленей. Но человек ест почти всё, включая пантер, оленей, растения и – да, да – даже почву205.

 

Отчаяние миллионеров

 

Вот так начинается одна недавняя статья в «Нью‑Йорк Таймс» под заголовком «В Силиконовой Долине: миллионеры, которые не чувствуют себя богатыми»: «Почти по всем оценкам, исключая его собственную и, возможно, его соседей по Силиконовой Долине, Хэл Стигер добился в жизни всего». Из статьи следует, что хотя мистер Стигер и его жена имеют состояние в 3,5 миллиона долларов, он работает по двенадцать часов в сутки, плюс ещё десять в выходные. «Сегодня несколько миллионов – это совсем не то, что раньше», – объясняет он.

 

БЕДНОСТЬ… – ИЗОБРЕТЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ.

Маршалл Салинз

 

Гарри Кремен (состояние оценивается в 10 миллионов долларов), основатель Match.com – интернет‑службы знакомств, – объясняет: «Каждый в округе равняется на тех, кто выше». Он продолжает работать по 60–80 часов в неделю, потому что, по его словам, «с десятью миллионами вы тут – никто». Ещё один директор компании так выразил суть: «Здесь один процент самых богатых выбивается из сил, чтобы быть в одной десятой доле процента ещё более богатых, а одна десятая процента рвётся в одну сотую»206.

Такой взгляд не ограничивается лишь пределами Силиконовой Долины. По отчётам Би‑би‑си за сентябрь 2003, «состоятельные люди сегодня – новые бедняки».

Доктор Клив Гамильтон, приглашённый профессор в Кембриджском университете, занялся изучением «страдающих богачей» и обнаружил, что четыре из десяти человек, зарабатывающих в год больше 50 тысяч британских фунтов (около 80 тысяч долларов США на то время), чувствуют себя «нуждающимися». Гамильтон заключает: «Реальные заботы вчерашних бедняков стали воображаемыми проблемами современных богачей». Другой недавний опрос в Соединённых Штатах показал, что 45 % людей с собственностью (включая их дома), оценённой более чем в миллион долларов, обеспокоены, что им не хватит денег до конца жизни. Более трети владельцев собственности ценой в пять и более миллионов долларов озабочены тем же207.

«Денежная лихорадка» не есть извечный недуг животного под названием «человек», как стараются убедить нас некоторые люди. Это влияние имущественного расслоения, которое возникло с появлением сельского хозяйства. Тем не менее даже в современных сообществах мы иногда находим следы эгалитаризма наших предков.

В начале 1960‑х врач по имени Стюарт Вольф услышал о городе итальянских эмигрантов и их потомков в северо‑восточной Пенсильвании, где жители практически не страдали сердечно‑сосудистыми заболеваниями. Вольф решил познакомиться с ними поближе, в их городе Розето. Почти никто из них до возраста 55 лет не имел симптомов сердечно‑сосудистых заболеваний. После 65 они страдали от сердечных проблем вдвое реже, чем в среднем по Америке. Смертность в Розето была почти на треть ниже, чем по стране.

Проведя исследования и исключив такие факторы, как физические упражнения, питание и загрязнённость окружающей среды, Вольф и социолог Джон Брун пришли к выводу, что главный фактор здоровья в городе Розето – это природа самого общества. Большинство домовладений вмещало три поколения семьи, старшие пользовались повсеместным уважением, и народ относился с презрением к любому выпячиванию богатства, выказывая «страх перед бахвальством, доставшийся им по наследству от старой веры итальянских крестьян в maloccio (сглаз). Детей обучали, что любое хвастовство богатством или собственным превосходством над соседом навлекает несчастье».

Обратив внимание, что уже тогда, в середине 1960‑х, когда эгалитарный общественный уклад начал приходить в упадок, Вольф и Брун предсказали, что в следующем поколении смертность начнёт расти. Следующее исследование они провели через 25 лет. Из их отчёта: «Самым глубоким социальным изменением был отход от давнего табу на хвастовство». Далее: «Щедрость, ранее свойственная для жителей Розето, уступила место соревновательности». Заболеваемость сердечными болезнями и количество сердечных приступов удвоились за одно поколение208.

Среди собирателей, у которых вся собственность общественная, понятие «бедность» вообще лишено всякого смысла. В классической книге «Экономика каменного века» антрополог Маршалл Салинз объясняет, что «самые примитивные люди в мире почти не имеют собственности, но они не бедны. Бедность не есть малое количество имущества и не соотношение между потребностями и возможностями. Это прежде всего отношения между людьми. Бедность есть социальный статус. В качестве такового она – изобретение цивилизации»209. Сократ говорил о том же ещё 2 400 лет назад: «Самый богатый – тот, кто довольствуется меньшим, поскольку довольство есть богатство природы».

Но богатство цивилизации материально. После внимательного прочтения Ветхого Завета журналист Давид Плотц был поражён его торгашеским тоном. «Всеобъемлющая тема Библии, особенно Книги

Бытия, – это недвижимость. Бог… постоянно занят сделками с землёй (а затем перекраивает их на разных условиях). Библия одержима не только землёй, но и движимым имуществом: золотом, серебром, скотом»210.

Мальтус и Дарвин были удивлены эгалитаризмом, характерным для племён собирателей. Мальтус писал: «Среди американских племён. настолько силён дух равенства, что все члены каждого племени будут на равных делить и тяготы повседневной первобытной жизни, и иногда случающийся голод»211. Дарвин обратил внимание на внутренний конфликт между цивилизацией, основанной на капитале, и той обречённой на неудачу, по его мнению, щедростью, что он встретил у коренных жителей. Он писал: «Кочевые обычаи, на обширных ли долинах, в густых тропических лесах, или вдоль морских берегов, всегда в высшей степени пагубны. Идеальное равенство всех членов на многие годы задержит их цивилизационное развитие»212.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-23; просмотров: 91; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.219.81.129 (0.016 с.)