Воспоминание о нечистой силе

По дороге я пытался вспомнить основные вехи предшествовавших моему вызову событий. Как рассказал мне глава той семьи, самые первые странности были замечены ещё 11 февраля 1990 года: стали сами собой открываться газовые краны. Так продолжалось несколько дней, потом всё прошло. С 26 февраля стали рваться газеты в почтовом ящике. 1 марта глава семьи, подходя к двери своей квартиры, нашёл перед ней опрокинутые кверху ножками строительные козлы; лампа над дверью отсутствовала. 2 марта странные события окончательно «вошли» в квартиру, где вновь сами собой стали открываться газовые краны. При открытых таким образом кранах газ, как правило, не шёл, поджечь конфорку не удавалось. Но при повторном открывании крана человеком газ шёл всегда.

Дальше — больше. Начали сами собой перемещаться, летать и падать всякие домашние вещи и предметы. В последующие дни проявления множились. События происходили и на глазах соседей, вызванного наряда милиции, сослуживцев главы семьи, прочих посетителей. Например, зависла взлетевшая вверх книга, открылась обложка. Началось быстрое самоперелистывание страниц. Книга захлопнулась сама собой и неожиданно с силой швырнулась о пол. Две стоявшие одна на другой банки с краской наклонились, подобно Пизанской башне, и, опираясь о пол ребром нижней, некоторое время демонстрировали устойчивость в этом немыслимом положении. Твёрдые предметы при падении на пол вели себя так, как будто бы сделаны из пластилина: они издавали глухой звук и как бы прилипали к полу в месте падения. Иногда звук «приземления» вообще не был слышен. В одной из комнат раздался треск разбившегося стекла. Вбежали, видят: в обоих оконных стёклах — наружном и внутреннем — зияет по отверстию, примерно 20´40 сантиметров. Вызванный стекольщик долго не приступал к работе, заметно нервничая в этой «нехорошей» квартире. Пошёл за подмогой. Вернувшись с напарником, быстро — как в ускоренном кино! — заменил оба стекла. Ожидая гонорар, стекольщики с тревогой оглядывались по сторонам. Вдруг глаза одного из них округлились: стоявшая на полу бутылка внезапно наклонилась в его сторону и сделала несколько рывков как бы в его адрес. Он опрометью вылетел из комнаты, напарник за ним. Хозяин едва поймал их у выхода из квартиры. Принять плату за работу стекольщики наотрез отказались: «С нас уже хватит!»

Впервые я побывал на этой квартире 5 марта. Остался ночевать чтобы своим присутствием успокоить семью. При мне было тихо, но вскоре всё возобновилось. Более всего семью беспокоили самооткрывающиеся краны газовой плиты. К счастью, появилась возможность переселиться на время в один из соседних домов, в двухкомнатную квартиру с электрической, а не газовой плитой, эвакуация завершилась вечером 17 марта. И вновь я остался на ночь — моё присутствие явно шло на пользу. Легли в разных комнатах: в спальне — хозяин, его жена, их десятилетний сын (с которым и были связаны все эти несуразные события), а также две большие собаки; я спал в гостиной. Ночь и утро прошли спокойно.

На вечер 19 марта был назначен визит Александра Анатольевича Шлядинского. Он уже давно специализируется на изгнании нечистой силы, используя при этом и ритуалы средневековой экзорцистики, то есть обряда изгнания бесов. А.А.Шлядинский встретился с главой семьи на старой квартире. Только он приступил к своему необычному действу, как раздался телефонный звонок. Звонила жена главы семьи, она с сыном была на новой временной квартире. Именно сейчас, сообщила она, загорелся рулон туалетной бумаги; в одной из комнат (в той, где на днях ночевал я) на стенах выложился крест из металлических булавок, а пол оказался усыпан 59 прямоугольными обрезками бумаги с одним и тем же телефоном: 365-06-01.

Через несколько дней, собравшись с духом, я решил позвонить по этому номеру. Положение достаточно двусмысленное — не знать, куда звонишь. Ответил — и почему-то сочувственно — женский голос:

— Я вас слушаю!

— Простите, мне рекомендовали позвонить по этому телефону!

— Да, да, пожалуйста, я вас слушаю!

— Простите, а куда я попал?

— Центр профилактики СПИДа!

Опешив от такой неожиданности, я тут же положил трубку, в очередной и, надо думать, не в последний раз удивляясь изобретательности и непредсказуемости этой поистине нечистой силы, вынудившей меня — да и не только меня — звонить по тому зловещему телефону. Конечно, и моя подопечная семья не удержалась от того, чтобы набрать тот же номер, столь интригующий воображение своим необычным появлением. Надо ли говорить, что этот звонок отнюдь не добавил им душевного спокойствия!

Пятьдесят девять резаных листков бумаги с телефоном Центра профилактики СПИДа на каждом, появившиеся при попытке изгнания полтергейста.

Спустя некоторое время я попросил Алексея Константиновича Прийму изгнать «это» из той квартиры. Мне было известно, что он практикует народные методы борьбы с нечистой силой, и не без успеха. Согласно поверью, её — нечистую силу — надо задобрить, подбросив то, что её привлекает. Если она мужского пола, то надо подбросить колоду карт, если женского — куколку. Увлёкшись игрой, нечистая сила уйдёт из квартиры. При этом карты или кукла исчезнут, одновременно прекратятся и все проделки, ей приписываемые. Так говорит народная молва.

Рано утром 9 апреля мы собрались перед дверью старой квартиры. Её хозяин и я остались на лестничной площадке, а А.К.Прийма с колодой карт в руке быстро и решительно вошёл в дверь. Заранее оговорили, что колоду карт надо положить в самое беспокойное место — в данном случае под диван, на котором обычно спал сынишка хозяина. Через несколько десятков секунд дверь открылась и Алексей Константинович быстро вышел из квартиры, уже без колоды. При первом взгляде на этого сильного, уверенного в себе человека у меня возникло впечатление, что с ним что-то случилось: выглядел он подобно ныряльщику, вынырнувшему из оказавшейся неожиданно холодной воды и лишь крайним напряжением воли сохраняющему самообладание!

Ровно через сутки мы с хозяином вошли в ту же квартиру и бросились к дивану: карты лежали не стопкой, а веером! Я запечатал дверь в эту комнату своей печаткой. Через полтора часа мы вновь открыли ту же дверь: картина опять изменилась, веер стал ещё более выраженным. Но наибольший сюрприз ждал нас в комнате напротив. Там, среди прочих вещей, лежало около дюжины пачек перевязанных книг. Одна из пачек оказалась развязанной, а на стуле покоилась книга «Ваши дети среди сверстников», написанная Н.Завьяловой, 1981 года издания. Книга лежала заглавием кверху, на обложке — цветной рисунок куклы! А.К.Прийма позже истолковал это как подсказку со стороны нечистой силы: «Я не мальчик, я — девочка, мне не карты, мне кукла нужна!» Вскоре книга бесследно исчезла...

Превращения колоды игральных карт, положенных стопкой в полтергейстной квартире.

Через сутки после закладки.

Ещё через полтора часа.

Подсказка нечистой силы: «Я — девочка, мне кукла нужна!»

Когда волосы встают дыбом

— Показывайте, куда ехать дальше! — неожиданно прервал мои воспоминания таксист. Я огляделся — мы были почти у места.

В 13 часов 47 минут 11 апреля 1990 года я уже входил в ту самую злосчастную квартиру, куда были вынуждены эвакуироваться мои подопечные. Ещё в коридоре почувствовал запах гари. В обеих комнатах — множественные следы самовозгорания. Ванна до половины заполнена всякими обгорелыми вещами и предметами. На полу в кухне — солидная лужа воды. На потолке в спальной комнате — непррсохшие мокрые разводья.

Краем глаза заметил загадочно маячившего сынишку хозяина. Сам же он встретил меня как родного. В квартире были ещё двое, прибывшие, как и я, на сигнал SOS: известный экстрасенс Николай Александрович Носов и незнакомый мне мужчина, представившийся старшим экспертом экспертно-криминалистического управления ГУВД Мосгорисполкома. Пожарные уже уехали, но ожидался инспектор райгоспожнадзора. Жены хозяина ещё не было, она пришла позже, в четверть четвёртого.

При последующем опросе выяснилось, что до вчерашнего дня, со времени эвакуации в эту квартиру 17 марта, никаких странных событий не происходило, если не считать происшествий вечером 19 марта, связанных с «действом» А.А.Шлядинского. Правда, хозяйка заметила, что лужи воды под батареей на кухне стали появляться уже на другой день после вселения, но она подумала, что то была обычная протечка. Первые неожиданности начались вчера: около полудня наручные часы хозяина ушли на час вперёд, у хозяйки — наоборот, отстали на час. Вчера же вечером, в четверть восьмого, собрались на время покинуть квартиру. Одевались в коридоре, все трое. И тут в гостиной вдруг несколько раз ярко вспыхнуло! Заглянули, ничего необычного. Ушли, вернулись около девяти вечера. Стали готовиться ко сну — на постели разбросаны сигареты. Исчез молитвенник. На следующее утро, то есть уже сегодня, дважды у батареи отопления в кухне на полу появились лужи холодной, без запаха, воды. Молитвенник нашёлся под матрацем — в самой середине кровати. Далее началась самая что ни на есть чушь несусветная!

Из стыка двух листов линолеума на кухне внезапно ударил фонтан горячей воды! «Как из крана, но только вверх», — пояснил сынишка хозяина. Фонтан поднялся на высоту свыше метра и вдруг стал перемещаться по кругу, окатив при этом и мальчика. Он быстро снял намокший свитер, положил на стул в спальне и там же сел учить уроки. Вдруг с разных мест потолка спальни полилась горячая вода, дважды окатив мальчика, так что вся его одежда намокла. Пришлось переодеться. И тут начались самовозгорания.

Первым загорелся молитвенник, положенный под подушку. Оттуда пошёл дым: отвернули подушку — горит! Сгорели, обуглившись, первые 96 страниц, наволочка же осталась белоснежной! В спальне под одной из протечек (на потолке) загорелся стул, на спинке которого висел мокрый свитер мальчика. Огонь не пощадил и этот мокрый свитер! Потом стали загораться одежда и вещи мальчика, загорелась его парта со всем, что лежало на ней. Языки пламени лизали обои до высоты свыше метра. Горели учебники, пионерский галстук, пенал с авторучкой, краски, стул с одеждой, рубашка, книга «Ваше настроение в ваших руках», тетради, носовой платок, собачья расчёска и прочее. К моему приходу обгоревшие и сгоревшие вещи были сложены в ванну.

Сгорели первые девяносто шесть страниц молитвенника.

Последствия самовозгораний постели, лик главы семьи (выделено) в складках подушки.

Фрагмент подушки с ликом главы семьи.

И глава семьи, и его сын всё время жаловались на сильное жжение в подошвах ног. Это началось с момента первых самовозгораний. «Подошвы горят, будто стою на раскалённой сковородке», — пояснил мне мальчик. Эти ощущения исчезли лишь к вечеру следующего дня.

Несколько возгораний произошло при мне. Трижды горела постель в спальне, дважды загорались газеты в гостиной. Последнее в этот день возгорание случилось в половине шестого вечера: загорелась рубашка мальчика, лежавшая на спинке кровати в спальне.

У многих из приглашённых были фотоаппараты, следы возгораний фотографировались. Некоторые фотографии оказались весьма необычными: на них проглядывали явно человеческие лики! Например, на фотографии обгоревшей постели. Там можно было найти до полудюжины самых разных лиц, как бы выглядывающих из складок постели. Одно из таких изображений, как ни странно, оказалось почти точной копией лица главы семьи! Закопчённое пятно на обоях у стены, где стояла горевшая парта, на поверку оказалось прелестным женским профилем, но «нарисованным» вниз головой. Это выявилось случайно: фотография пятна лежала на моём столе в перевёрнутом виде! В натуре, на стене, заметить это было можно, лишь встав с ног на голову...

К вечеру прибыла подмога. Приехал А.А.Шлядинский, пришли сослуживцы хозяина. Последнее странное происшествие случилось ближе к десяти часам вечера, но «странность» тут же прояснилась. Мои коллеги, выйдя на лестничную площадку, обнаружили две английские булавки, воткнутые крест накрест в верхнюю притолоку двери. Невдалеке быстро удалялся неизвестный. Его догнали. Это оказался здешний слесарь, который выполнял просьбу одинокой старушки с верхнего этажа. Она опасалась, что «это» войдёт и к ней, и решила обезопасить себя таким народным средством: «А то я спать не буду!»

Постепенно все разошлись. Я остался один на один с тремя членами семьи и с двумя их собаками, а они — со своей нечистой силой. Моё присутствие их явно успокаивало, они с сожалением ожидали моего ухода. В тот день ночевать вне дома мне было не с руки, но всё же я решил остаться. Когда объявил об этом, в семье заметно спало напряжение. Мне было высказано встречное предложение устраиваться на ночлег в одной комнате со мной. Я согласился. «Моя» комната — гостиная — показалась всем нам не столь «беспокойной».

Внесли в «мою» комнату все кровати, вдоль стены поставили четыре стула, к ним вплотную, бок о бок, придвинули кровати. Легли. Хозяин — на стульях, рядом, на кровати, его жена, потом сын, с краю — я. Обе собаки сами перешли на ночь в ту же комнату. Изрядно поворочавшись (на новом месте всегда засыпаю с трудом), я уснул.

Это пятно копоти на обоях, если снимок перевернуть на 180 градусов, окажется женским профилем, смотрящим в сторону лампы.

Мужское лицо (выделено), «нарисованное» на паркете загоревшимися и позднее залитыми водой клочьями бумаги.

...На исходе ночи (было ещё темно) я вдруг проснулся — в состоянии крайней степени ужаса! Это случилось внезапно, без всякого перехода, без какой бы то ни было постепенности. Моя голова, покоившаяся на подушке, мягко пружинила на вставших дыбом волосах. Всё тело было покрыто мурашками. Я буквально обливался липким холодным потом. Меня всего колотило от какой-то неуёмной дрожи, зубы выбивали частую дробь. Колотило не от озноба — от ужаса. Первое побуждение — разбудить хозяина. Но я тут же устыдился: ему хватало и собственных страхов! Он ведь так надеялся на меня...

Краем незамутненного ужасом сознания схватываю, что больше не происходит ничего необычного: мерно дышат спящие люди, на полу тихо сопят собаки, в комнате светло от уличного фонаря. Словом — вовне ничего ужасного, только во мне! Пока я перебарывал желание разбудить главу семьи, всё как рукой сняло. Это продолжалось несколько минут, но их я не забуду никогда. Я до сих пор никому из членов этой семьи не рассказал о том, что пережил у них в ту ночь, но тут же поделился с А.К.Приймой. Алексей Константинович в ответ признался, что нечто подобное он испытал несколько дней тому назад на старой квартире, пробуя изгнать оттуда нечистую силу. В момент, когда он подкладывал колоду карт под диван, по его позвоночнику прошла почти непереносимая волна холодного ужаса и его буквально вытолкнуло из квартиры! Ещё тогда я обратил внимание на необычное для него выражение лица в тот момент.

Случившееся долго не давало мне покоя, особенно в первые после испытанного ужаса дни. Признаюсь — в поисках объяснений я не обошёл вниманием и оккультную литературу. Тогда, в те первые дни, мне попалась книга С.Тухолки «Оккультизм и магия» 1907 года издания. В разделе «Материализация астраля (вызов духов)» прочёл, что астральные существа очень часто для своей материализации извлекают жизненную силу из живых людей. С этой именно целью, писал С.Тухолка, привидение поражает человека ужасом: под влиянием страха он теряет свою жизненную силу, которую астральный фантом быстро поглощает. Холодеет же человек не от страха, как принято думать, а от потери жизненной силы, пояснял С.Тухолка.

То, что тогда я действительно похолодел и лежал подобно хладному, но ещё влажному от хладного же пота трупу — для меня не подлежит сомнению. Но от чего? От потери жизненной силы? Да её (в общеупотребительном смысле) в тот момент у меня, по-моему, просто не было! От страха? Скорее, от крайней формы его выражения — ужаса. Да и никакого привидения в моих тогдашних ближайших окрестностях видно не было... Может быть, оно, похитив все мои жизненные силы, к тому времени уже убралось восвояси? Или ему не хватило даже всех моих жизненных сил и потому оно оказалось не в состоянии материализоваться? Вопросов было больше, чем ответов. Объяснение С.Тухолки меня не устроило.

Заглянул и в последнее издание Большой Советской Энциклопедии. Там — о ужас! — об ужасе ни слова. Лишь в издании 1956 года, том 41, нашёл: «Страх — чувство, возникающее у человека в случае какой-либо действительной или кажущейся опасности, ожидания боли, страдания. Страх может иметь разную степень: от лёгкого испуга до состояния ужаса».

Лесные страхи

Страх и крайняя степень его выражения — панический ужас — довольно-таки неприятные и коварные чувства, особенно в тех случаях, когда человеку совершенно непонятна вызвавшая эти тёмные чувства причина. Диапазон поступков, которые может совершить охваченный страхом или ужасом человек, может простираться от смешного и до трагичного. Непроизвольно поддавшийся этим тёмным чувствам человек, влекомый инстинктом сохранения своей жизни, способен, например, в лесу с ловкостью обезьяны невероятно быстро забраться на дерево, а дома выпрыгнуть из окна своей «охваченной ужасом» комнаты. И винить его ни в коем случае нельзя. Всем известен феномен лесных или пещерных страхов, нападающих на человека без каких-либо видимых причин. Я не имею здесь в виду страхи, вызванные опасением заблудиться, встретиться со злодеем или диким животным и пр. Сильный человек способен преодолеть эти страхи. Я имею в виду случаи, когда даже сильный и в высшей степени мужественный человек оказывается не в состоянии владеть собой под влиянием внезапно и необъяснимо охватившей его волны ужаса.

Об одной такой истории поведал Павел Гусев. Его очерк «Страх» был напечатан в моей любимой газете «Московский комсомолец» 21 февраля 1988 года.

В конце августа предыдущего года Павел и три его сокурсника решили на моторной лодке подняться вверх по течению глухой, необжитой речушки в Вологодской области. Двое из его сокурсников были опытны в таких делах, а Павел и его друг Миша — здоровенный угловатый парень — знали о таких путешествиях лишь понаслышке. Дней через десять туристы добрались до почему-то заброшенного хутора — огромного домины с пристройками на высоком берегу реки. Сразу же за домом начинался глухой плотный лес. На берегу, почти у самой кромки воды, стояла чуть покосившаяся банька. А на лужайке перед заброшенным домом, где расположились туристы, лежали старые, местами уже тронутые гнилые брёвна. Они лежали поодаль от дома: видимо, у хозяев были какие-то соображения на сей счёт, но они почему-то не были воплощены в дело... Все ушли, покинули это место. Когда, почему, зачем?

Впрочем, эти вопросы посетили Павла и Мишу позже. А пока все вчетвером, удобно устроившись на тех брёвнах, держали, так сказать, военный совет: не оставить ли Павла и Мишу здесь вдвоём дней на десять, чтобы не затруднять их продолжением нелегкого для них способа продвижения. Решили так и сделать, договорившись встретиться здесь же дней через десять. Павел и Миша остались одни. К вечеру они всё ещё были на той лужайке перед заброшенным домом. В сумерках его угрюмые, тяжёлые очертания, по словам Павла, разрослись и удвоились на фоне темнеющего неба. Сразу пропала охота подходить к дому за дровами. Дом притих, стал таинственным и, в воображении незадачливых путешественников, обитаемым... Но в этом они друг другу, конечно же, не признались.

Для ночлега выбрали баньку, но утром завтракали всё равно наверху, на лужайке. Дальше стоит предоставить слово Павлу:

— День — весь в заботах — подходил к концу. На нас сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее наваливалась темнота, забираясь сначала в дальние углы, в дом, а затем уже выходя по-хозяйски на поляну. Ужинали мы в баньке.

К вечеру Мишка стал совсем молчаливым, а с темнотой забрался на нары в нашем скромном убежище, да так оттуда и не спускался.

Я вдруг, вспоминая день, почувствовал какую-то тоску. А может, это была тревога? Днём сходил в сосновый бор, который манил к себе золотистым светом, грибами... Но прошёл немного, и захотелось вернуться. Даже не понял, почему. Хотелось быть на лужайке, на открытом месте. Больше в лес не тянуло. Так же прошёл ещё один день. Мишка сделался совсем угрюмым. Почти всё время проводил у реки с удочкой, искоса поглядывая на меня, как бы изучая моё поведение. Признаться, мне было не по себе. Я не мог оценить своё внутреннее состояние, не мог понять, что со мной происходит.

На третий день решил сходить на охоту. Закинув ружьё на плечо, зашагал в сторону леса, который стоял плотной стеной за домом, в стороне от соснового бора.

В лесу меня тут же плотным нудным облачком окутали комары. Лес был старый, весь заваленный умершими, состарившимися деревьями. Они цепляли за руки, ноги, как бы не желали пускать в свою глубину. Буквально метров через сто под ногами захлюпала, зачавкала вода. Сапоги проваливались всё глубже и глубже, и во впадинках следов пузырилась, крутилась чёрная вонючая жижа. Начиналось болото. Оно уходило в глубь леса, окружая со всех сторон, и лес казался мёртвым, лишённым жизни. Только комары да мошки липли на потное лицо.

И вдруг я почувствовал, понял, что меня тревожило все эти дни. Я с ужасом осознал, что я здесь не один. За мной кто-то пристально наблюдал! Но откуда? Кто? Я лишь чувствовал, но не видел.

Быстро повернув, я буквально побежал к поляне. Свалился, чертыхнулся, отряхивая налипшую грязь, и вскоре выскочил недалеко от заброшенного дома. Тяжело дыша, прошёл мимо дымящегося костерка, спустился к баньке, открыл дверь — Мишки не было. Не видно его было и на берегу.

Выскочив наверх, я озирался по сторонам, а внутри всё сжалось от подступившего тошнотворного чувства одиночества. Оно наплывало, делая ноги ватными, непослушными. Мишки нигде не было. Я заорал так, что даже сам не понял, что кричу.

Внезапно я услышал Мишкин голос. Он доносился откуда-то сверху. С трудом я разглядел его почти на самой макушке берёзы, которая росла на краю поляны, изящно изгибаясь и нависая над рекой.

Я вскарабкался туда же и, еле отдышавшись, присел на сук чуть ниже Мишки. Он с испугом смотрел на меня, виновато моргая, отводя глаза. «Ты что?» — выдавил я.

И тут выяснилось, что все эти дни Мишка находился в подавленном состоянии, потому что ощущал себя на поляне неуютно. Но главное он понял, только когда я ушёл в лес на охоту. Мишка явственно почувствовал, что за ним кто-то наблюдает.

Он чувствовал на себе взгляд. Это и заставило его опрометью кинуться к дереву и лишь на его вершине осознать свою безопасность. Тогда я поделился своими ощущениями, которые почти полностью совпали с Мишкиными. Он побледнел, руки судорожно сжали берёзовые ветки, которые служили ему опорой.

С дерева мы слезли, лишь когда наступили сумерки. Не разжигая костра, быстро прошли в баньку, закрылись, поужинали консервами.

Утром долго не вставали, но о вчерашнем не говорили, старались не вспоминать свою тревогу. Позавтракали у костра, и вдруг, не сговариваясь, взглянули друг на друга: мы опять начинали чувствовать ужас чьего-то присутствия. Не сговариваясь, мы прихватили ружья и пошли к берёзе.

На ней мы и провели остаток дня. Там, наверху, в шуршащей листве, у нас родился план. Завтра немедленно уходить из этих мест. Мы больше не могли выдерживать эту пытку страхом. Он нас сковывал, превращал оцепеневшие наши фигуры в какие-то мумии. Мы проклинали день, когда решили ехать в эту глушь. И шумные многолюдные московские улицы казались какой-то нереальной, фантастической мечтой.

Утром следующего дня, собрав свои вещи, захватив немного еды, мы в буквальном смысле слова рванули что было сил из этого места. В баньке остались палатка, спальники, котелки, основная часть продуктов... И записка, в которой мы сообщали нашим друзьям, что решили уехать. Дверь мы приткнули крепкой палкой.

Через пять дней натерпевшиеся страхов друзья были в Москве. А через две недели они встретились с оставившими их на том заброшенном хуторе товарищами. Те рассказали следующее. Когда они вновь попали на хутор, на месте стоянки Павла и Миши стояла мёртвая тишина. Никого не было. Они злились на Павла и Мишу, недоумевая: что же всё-таки случилось? Дверь в баню оказалась открытой настежь. В воде у самого берега лежал смятый котелок...

Войдя в баньку, они увидели страшную картину: рассыпанная вермишель, крупа, разорванные спальные мешки. А самое необычное — содержимое канистры с топливом для лодочного мотора было вылито на пол. Для этого надо было отвернуть крышку!

Собрав уцелевшее, они уплыли. Оставленную Павлом и Мишей записку не нашли...

Больше, сообщил Павел Гусев, бывать в тех местах ему не доводилось. Остались лишь память и страх, панический страх, испытанный первый раз в его молодой жизни. Испытать такое вторично не было никакого желания. Я его очень хорошо понимаю.

Ужас без причины — признак...?

В моей обширной практике посещения аномальных квартир такое также случилось впервые. Ведь это тоже был ужас как бы без причины: накатило вдруг и вроде бы ни с того, ни с сего. Смех без причины — признак известно кого. А ужас без причины — не из той ли же самой категории? Не скажу, чтобы очень уж всерьёз, но всё же, признаюсь, я испытывал некую смутную потребность, чтобы кто-то — авторитетный, уважаемый, знающий — подтвердил бы, что я действительно, так сказать, «не чайник»! Если и не впрямую; то хотя бы намёком, косвенно... Вскоре судьба подарила мне такую возможность.

Глава моей подопечной семьи как-то попросил меня показать своего сынишку квалифицированному психиатру — на всякий случай, но мне всё было недосуг. А тут я вспомнил об этой его просьбе. Психиатры уже обследовали семью в начале марта, во время первого бурного всплеска полтергейстных проявлений. Тогда приезду наряда милиции предшествовал визит бригады скорой психиатрической помощи. Как и следовало ожидать, ничего предосудительного найдено не было. «Нам тут делать нечего!» — дружно заявили врачи-психиатры и тут же отбыли восвояси. Их место занял наряд милиции. Правда, диагноз психиатров тогда мало что прояснил служителям правопорядка.

Видимо, тот быстрый и неизбежно поверхностный осмотр не совсем погасил отцовское беспокойство. Я предложил пригласить известного детского психиатра, кандидата медицинских наук М.И.Буянова. С Михаилом Ивановичем нас связывала давнишняя дружба. А познакомились мы благодаря проискам нечистой силы, сделавшей невыносимой жизнь одной московской семьи. Мы оба, независимо друг от друга, побывали там, но пришли к противоположным выводам. Я и сейчас считаю, что это был классический полтергейст, в центре которого стоял подросток. Вместе с тем прав и Михаил Иванович, обнаруживший склонность этого подростка и к необузданной фантазии, и к тайным проделкам. Одно другому не мешает и нередко прекрасно уживается друг с другом. Позже я и сам не раз ловил таких подростков на попытках имитации полтергейстных проявлений. «Почерк» этих наивных попыток заметно отличался от «почерка» натурального полтергейста.

Итак, вечером 15 апреля мы с Михаилом Ивановичем около двух часов провели в беседе с моей подопечной семьёй. Вернее, говорил, а точнее — задавал вопросы и внимательно выслушивал ответы только Михаил Иванович. Я — молчал и думал о своём: вроде бы, казалось мне, Михаил Иванович ведёт себя со мной как обычно. Это уже что-то. Значит, ему и в голову не приходит мысль считать меня «чайником». Интересно, что он подумает, если я расскажу о том, что пережил в этой самой комнате ночью несколько суток тому назад? Я ведь и до сих пор почему-то ему в этом не признался...

Уже на улице, когда мы тронулись в обратный путь, Михаил Иванович вновь наедине со мной ещё раз повторил то же, что незадолго говорил отцу и матери подростка: сегодня ему с его профессией здесь делать нечего!

Подходя к турникетам метро, Михаил Иванович остановился в поисках проездного билета. Его нигде не было. Я подумал, что наконец-то пришёл мой звёздный час! Дело в том, что и в предыдущие дни в квартире, где мы только что побывали, наблюдалось странное появление, исчезновение и перемещение всяких вещей. Мой торжествующий вид привлёк внимание Михаила Ивановича. Прекратив уже явно бесплодные поиски и по-докторски внимательно глянув мне в глаза, Михаил Иванович укоризненно произнёс: «Игорь, ты же взрослый человек! Билет или выпал из кармана, когда мы одевались, или его вытащил мальчишка!» Опасаясь привлечь к себе ещё большее внимание доктора, я не стал настаивать на своей версии. Мы расстались.

Вечером у меня дома раздался телефонный звонок. Глава семьи, которую мы сегодня посетили, сообщил, что после нашего ухода в коридоре на полу нашёлся чей-то проездной билет. Не наш ли, спрашивал он. Я тут же позвонил Михаилу Ивановичу: «Миша, твой проездной нашёлся!» Так разрешилось это забавное происшествие. Но загадка другого — пережитого мною ужаса — всё продолжала мучить меня.

Ох, как кружится голова!

А ведь я побывал в нескольких десятках полтергейстных квартир в Москве и в Подмосковье, неоднократно ночевал и по нескольку дней жил в некоторых из них, но — повторяю — ничего подобного не испытывал. Хотя был свидетелем и очевидцем многих необычных проявлений в условиях, отвергающих разумное объяснение. Я слышал полтергейстные стуки, видел самопроизвольное движение предметов, ощущал необычные запахи. До меня не раз дотрагивался знаменитый «Барабашка». На мои вещи совершался целый ряд полтергейстных «нападений» — они вроде бы сами собой исчезали с последующим самовозвращением, намокали, портились... Пожалуй, лишь одно переживание, испытанное мной в 1988 году, имело некое отдалённое сходство с тем, что я пережил той апрельской ночью.

А было так. Однажды глубокой осенью 1988 года я направлялся в очередную подозрительную на полтергейст квартиру. Было около часу дня. Ещё на улице — я шёл через двор, до нужного мне подъезда оставалось метров двадцать пять, от силы тридцать, — я почувствовал нечто необычное: тяжело затуманилось в затылке и я стал терять равновесие! До этого подобное мне было совершенно незнакомо. Гимнаст и акробат когда-то, жонглёр-любитель, я всегда гордился своим чувством равновесия. А тут — такой позор! Я огляделся — вокруг никого не было. Это меня мало успокоило — шлёпнуться в грязь, даже наедине с самим собой, было всё равно мало приятно. Стал выбирать место посуше, думаю — лучше сесть, чем шлёпнуться как попало, всё же испачкаюсь меньше. Пока раздумывал, всё само собой кончилось. Я вошёл в подъезд.

Позже хозяйка этой «нехорошей» квартиры рассказала, что на следующий день к ним пришла классная руководительница её внучки, с которой и были связаны полтергейстные проявления. Беседовали минут двадцать. Вдруг учительница (а она была вдвое моложе меня!) взялась рукой за спинку стула и как-то враз села на него, попросила воды. «Мне плохо, очень кружится голова», — пояснила она. Это чувство ранее было ей совершенно незнакомо! Вскоре оно бесследно исчезло. Если даже оба эти случая — со мной и с учительницей, — совпадения, то почему они были так жёстко привязаны и к месту, и по времени?

Вдруг у неё стали расти клыки...

После той ужасной ночи с 11-го на 12-е апреля 1990 года я почему-то стал ждать, не проявится ли нечто подобное в другом случае полтергейста. Мои ожидания, как ни странно, относительно скоро оправдались.

Уже 9 июля днём мне позвонил А.К.Прийма, предложив вечером встретиться в одной московской квартире — только что там что-то стряслось. Я согласился.

Впервые на этой квартире мы побывали 13 июня 1990 — года. Мы — это наша как бы неформальная группа скорой полтергейстной помощи во главе с А.К.Приймой — А.А.Шлядинский, Олег Ефимов, мастерски владеющий искусством находить биолокационные аномалии с помощью металлических рамок, и я. Володя Мохов в этот раз присоединиться к нам не смог.

Начали с расспроса хозяйки квартиры, доверив это деликатное дело мне. Постепенно по мере рассказа хозяйки и благодаря моим встречным уточняющим вопросам стала более или менее вырисовываться картина происшедшего.

В квартире, где шла наша беседа, до октября 1989 года проживали престарелая бабушка и её дочь, нынешняя хозяйка квартиры, со своими взрослыми детьми — внуком и внучкой бабушки. В 1988 году бабушка, упав в квартире, сломала шейку бедра. Дочь самоотверженно подняла её на ноги. На это ушло семь месяцев. Но характер бабушки круто изменился: слегла она одним человеком, встала — совсем другим — недобрым, жёстким... Изменился даже её облик: лицо приобрело неприязненные черты, глаза стали совсем иными — в них горел какой-то мрачный огонь... Постепенно эти изменения стали приобретать всё большую определённость. До того как всё это случилось, бабушка была очень мягким человеком, с добрым уступчивым характером, необыкновенно деликатная. А тут, как бы ни было это невероятным, все вдруг стали её инстинктивно бояться. Её лицо стало внушать тихий ужас. Когда маленькая хрупкая бабушка вдруг тихо возникала на пороге кухни или комнаты, все сидевшие там непроизвольно вздрагивали. Стало страшно оставаться дома наедине с ней. Хозяйка квартиры рассказывала, что несколько раз, внезапно, как от толчка, проснувшись ночью, вдруг видела над собой склонённую фигуру своей матери, зачем-то вглядывавшуюся в неё... В самом начале 1989 года бабушка опять упала и сломала шейку другого бедра. Два месяца пролежала в больнице, остальное время до своей кончины — дома, в своей комнате. На этот раз поднять её на ноги оказалось выше человеческих сил.

Примерно за полгода до того, как бабушки не стало, её дочь и внучка стали свидетелями настолько странного явления, что даже рассказ о нём произвёл на меня, вроде бы уже ко многому привыкшему, неизгладимое впечатление. Были потрясены и мои коллеги. Надо ли говорить о потрясении, испытанном двумя очевидцами!

А дело было так. День клонился к вечеру. Бабушка лежала, как обычно. Дочь, прийдя с работы, покормила её. Стали разговаривать. Дочь стояла рядом с кроватью своей матери. И вдруг... Но тут надо предоставить слово дочери:

— Внезапно у мамы стала увеличиваться в размерах нижняя челюсть — она стала зримо вытягиваться вперёд. Шло неуклонное поступательное движение челюсти вперёд. Челюсть удлинилась сантиметра на два-три. Заметно выдвинулся, загнувшись крючком вниз, нос. И что самое потрясающее — вдруг сквозь её нижнюю вставную челюсть стали расти два клыка! Этот рост был замедленнее, чем у челюсти, но не менее ужасающ! Мама попыталась что-то сказать, но у неё плохо получалось. Тогда она в ужасе и с трудом произнесла: «Что это у меня со ртом?» Глаза мамы при этом ушли глубоко в глазницы и прямо как будто полыхали мрачным светом. Лицо вытянулось и побледнело. Это было так страшно и неожиданно! Я бросилась в прихожую.

В это время раздался звонок в дверь! Оказывается, пришла домой моя дочь. Я тут же рассказала ей о том, что происходит, и просто умоляла принести икону от соседей. Дочь упрашивать не пришлось. Через две минуты она вернулась с иконой в руках. Мы тайно пронесли её за своими спинами в комнату мамы и поставили у неё в голове, так, чтобы она икону не видела, так как мама моя была ярым атеистом (будучи в детстве крещённой). Моя дочь видела мамину жуткую личину до того, как стало действовать присутствие иконы. И что поразительно — превращения начались немедленно: в течение каких-нибудь нескольких минут челюсть ушла назад, клыки утонули под вставными челюстями, нос приобрёл свой прежний вид, лицо мамы стало розоветь, округляться, глаза стали приобретать давно забытую мягкость и добрый свет. Через каких-нибудь десять мин