Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Перспективы теории социального обменаСодержание книги
Похожие статьи вашей тематики
Поиск на нашем сайте
В наше время теория социального обмена довольно часто используется социологами, ведущими эмпирическое изучение как социальных общностей, так и социальных структур в силу того, что она представляет собой достаточно удачную и конструктивную попытку интегрировать различные подходы структурный и деятельностный, – по функциям и по интересу, стратификационный и социально-психологический. В 90-х годах теория социального обмена, в частности, стала все чаще применяться для анализа сетей обмена как в теории, так и в эмпирических исследованиях. Определение отношений обмена как “связанных” различными путями с формированием сетевых структур стало ключом к дальнейшему развитию этого влиятельного методологического направления в современной социологической мысли. Следует отметить, в частности, что теория социального обмена является ведущим методологическим направлением в исследованиях, проводимых сегодня скандинавскими социологами. Представляется, что возможности этого методологического подхода не только не исчерпаны, но даже еще далеко не осознаны в полном объеме – ведь он позволяет не только проводить анализ разных уровней социальной реальности: социетального, макро- и микрогруппового, но и дает возможность осуществления органичного кросс-уровневого синтеза различных процессов и явлений.
4.11. Вопросы и задания 1. Становление и эволюция теории социального обмена. 2. Социальные обмены в малой группе. 3. Социальные обмены на институциональном уровне. 4. Обмены в сетях социальных отношений. 5. Структура и критерии эмерджентности.
Литература
Американская социологическая мысль. Тексты / Под ред. В.И. Добренькова. – М.: Изд-во МГУ, 1994. Современная американская социология / Под ред. В.И. Добренькова. – М.: Изд-во МГУ, 1994. – С. 119-131. Современная западная социология: Словарь-справочник. – М.: Политиздат, 1985. Тернер Дж. Структура социологической теории. – М.: Прогресс, 1985. Blau P. Exchange and Power in Social Life. – N. Y.: Wiley, 1986. Blau P. Social Exchange // International Encyclopedia of the Social Sciences. V. 7. – N. Y.: Macmillan, 1968. Homans G. The Human Group. – N. Y.: Harcourt, Brace and Co., 1950. Homans G. Social Behavior as Exchange. – N. Y.: Harcourt, 1974. The Sociology of G. Simmel / Ed. by K.H. Wolff. Glencoe, Ill: Free Press, 1950. Continuities in Structural Inquiry / P. Blau and R. Merton eds. – L.: SAGE, 1981. Malinowsky В. Argonauts of the Western Pacific. – L.: Routledge, 1960. Levi-Strauss C. The Principle of Reciprocity // Sociological Theory. – N. Y.: Macmillan, 1964. Emerson R. Exchange Theory. Part 1 and 2 // Social Theories in Progress. V. 1, 2. – Boston: Houghton Miflin, 1972. Miller N.E. and Dollard J. Social tearing and Imitation. – N. Haven: Yale Un-ty Press, 1941. Глава пятая Постмодернизм 5.1. Постмодернизм как направление В 90-е годы ХХ века постмодернизм стал одним из самых модных интеллектуальных течений западного мира в самых разных областях жизни, в том числе и в социологии. Впервые этот термин появился в архитектуре, где он означал протест против бетонных коробок, во множестве настроенных повсюду после второй мировой войны. Затем термин стал использоваться в дискуссиях по проблемам искусства и культуры. Наконец, в конце 80-х гг. им стали пользоваться философы, политологи, экономисты и социологи. Ряд исследователей считают, что теоретическими корнями постмодернизма явились постструктурализм и деконструктивизм [См., напр.: Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. – М.: Интрада, 1996]. Российский исследователь постмодернизма как интеллектуального течения Илья Ильин считает, что он объединяет в себе несоединимое: “бессознательное стремление, пусть и в парадоксальной форме, к целостному и мировоззренчески-эстетическому постижению жизни, – и ясное сознание изначальной фрагментарности, принципиально несинтезируемой раздробленности человеческого опыта конца ХХ столетия” [Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. – М.: Интрада, 1998. – С. 5]. При всех вариациях в использовании данного понятия в социологии общим является согласие с тем, что в современном обществе начались серьезные, возможно фундаментальные, изменения, отличающиеся от изменений, свойственных предшествующим фазам развития современной эпохи. В основе социологических теорий лежит имплицитные представления о том, что существуют различные исторические фазы, что есть современная (modern) процедура, а также постмодерновая. Классики социологической науки XIX века изучали изменения, связанные процессами индустриализации. Именно эти изменения, по их мнению, создали современный мир. Конт и Вебер, в частности, главной тенденцией считали возрастающий триумф научной рациональности. По Конту, влияние религии, предрассудков, философии должно уступить место “позитивистской” науке. Вебер полагал, что современность будет определяться все возрастающей рационализацией и бюрократией, в то время как аффективные и традиционные действия будут терять свое значение. В теориях Маркса и Дюркгейма сделан меньший упор на научное и рациональное мышление, однако оба считали, что общество прогрессивно развивается: по версии Маркса – к коммунизму, по версии Дюркгейма – к сложному обществу, основанному на органической солидарности. Все они полагали, что, используя методы научного анализа, они открывают более широкие перспективы для общественного развития определяют будущие социальные изменения. Для периода перехода от до-модернового к современному этапу характерна вера в прогресс и опора на науку. Ряд социологов полагает, что в до-модерновых обществах, например в родо-племенном, религия, предрассудки и традиции формируют базис, основу социальной жизни. Здесь не существует понятия социального изменения как фактора, контролируемого самим человеком. Вместо этого изменение рассматривается как определяемое другими, вне-человеческими силами. Считается, что современные (модерновые) способы мышления ведут свое начало от Просвещения XVIII века – широкого европейского интеллектуального движения, стремившегося отбросить предрассудки прежних поколений и заменить их более рациональной основой для социальной жизни. Один из теоретиков постмодернизма – английский исследователь Дэвид Харви охарактеризовал Просвещение следующим образом: “Главная идея состояла в использовании знания, наработанного многими индивидами, работающими свободно и творчески ради достижения освобождения человека и обогащения повседневной жизни. Научное покорение природы обещало свободу от нужды, дефицитов и произвола природных стихий. Развитие рациональных форм социальной организации и рационального способа мысли обещало свободу от иррациональностей мифа, религии, предрассудков, освобождение от произвола власти, равно как и от темной стороны нашей собственной человеческой натуры” [Harvey David. The Condition of Postmodernity. – Oxford: Blackwell, 1990. – Р. 12]. Надежды мыслителей Просвещения отразила Французская революция, они были унаследованы социологами в XIX веке. Многие теоретики постмодернизма доказывают, что ХХ век отказался от целей Просвещения. Люди уже больше не верят в неотвратимость прогресса, в способность науки решить все проблемы, в совершенство человечества или же в возможность рациональной организации общества. Люди стали более пессимистичными относительно своего будущего и гораздо меньше склонны верить в то, что истина может быть найдена с помощью великих теорий или идеологий. Сейчас существует гораздо большее разнообразие теорий и большинство людей не склонно признавать, что одна совокупность идей является абсолютно истинной, а все другие – абсолютно ложными. Они не видят простых решений мировых проблем. Сначала все эти изменения нашли, как уже отмечалось, свое отражение в архитектуре. Модерновая архитектура характеризуется использованием новых, дешевых и эффективных материалов в массовом производстве домов и офисов для городского населения. Тогда широко бытовало представление, что применение научных знаний при использовании таких материалов, как сталь, бетон, стекло, поможет разрешить жилищную проблему. Швейцарский архитектор-модернист Ле Корбюзье рассматривал архитектуру как производителя “машин для современного проживания”. Он был приверженцем строительства функциональных высотных блочных зданий, которые должны были стать типичными приметами городов по всему миру. Однако в 70-х годах блочные башни начали выходить из моды. Чарльз Дженкс датировал конец модернизма в архитектуре разрушением жилищного проекта Прюитт-Игоу в Сент-Луисе в 1972 г. По контрасту постмодерные архитекторы перестали доверять научному и идеалистическому подходу модернистов и обратились к заимствованиям из прошлого вместо предвосхищения высоко-технологического будущего. Как пишет Харви, образцы постмодерновой архитектуры включают “имитацию средневековых площадей и рыбацких деревень, жилые здания в традиционном стиле, обновленные фабрики и склады и восстановленные ландшафты самых разных типов [Opus cit. – Р. 40]. Осуждение принцем Чарльзом модерновой архитектуры за то, что она лишает такие города, как Лондон, своего лица, может считаться типичным проявлением постмодерных установок.
Понятие постмодерна
По мнению теоретиков постмодерна, эта утрата веры во все великие проекты ради будущего человечества вышла за пределы одной лишь архитектуры и распространилась на все сферы социальной жизни. Мир вошел в ту фазу, когда годится все, дозволены все моды и стили, покуда ни один не воспринимается слишком серьезно. Но если это так, то под сомнение ставятся основные допущения социологии. Французский теоретик Жан-Франсуа Лиотар утверждает, что постиндустриальное общество и постмодерная культура начали развиваться в конце 50-х годов, хотя темпы развития и достигнутый уровень серьезно разнятся в разных странах и внутри каждой страны [Lyotard J.-F. The Postmodern Condition. – Manchester Univ. Press, 1984]. Лиотар полагал, что различия эти связаны с техникой, наукой и некоторыми социальными сдвигами, однако больше всего – с изменениями в языке. Ключевое понятие, введенное им, – это “языковые игры”. Он считал, что социальная жизнь организована вокруг этих языковых игр, служащих оправданию или же легитимизации поведения людей в обществе. Допущения, что нечто является правильным или истинным, – это и есть игры, где каждое утверждение является “ходом”, который может помочь участнику в его попытке выиграть игру, заставить принять именно его версию того, что является истинным или правильным. В до-индустриальных обществах, например в южноафриканском племени кашинахуа, нарратив, рассказ – устная передача историй, мифов, легенд, сказок – является главной языковой игрой. Рассказчик устанавливает свое право говорить и легитимность того, что он говорит, в соответствии с тем, кем он является. Он начинает свой рассказ, называя свое имя в племени кашинахуа, чтобы показать, что он подлинный, аутентичный член племени, которое и передало ему эту историю. Это является, таким образом, примером самолегитимизации: то, что он говорит, должно быть принято благодаря тому, кем он является. Нарративы помогают закрепить правила, на которых основан социальный порядок, они играют ключевую роль в социализации. С приходом эпохи Просвещения нарративы, языковые игры были массированно заменены научными “денотативными” играми. Ученый рассматривает нарратив как “принадлежащий к другому типу менталитета: дикарского, примитивного, неразвитого, отсталого, отчужденного, состоящего из мнений, обычаев, авторитетов, предрассудков, невежества, идеологии” [Op. cit. – Р. 27]. В денотативных языковых играх не имеет значения, кто говорит, суждения оцениваются в соответствии с тем, истинны они или ложны. Научные утверждения детально анализируются и “являются предметом аргументации либо доказательства” со стороны других участников игры. Доказательство и рациональный довод используются для установления того, принять или отвергнуть данное суждение. Однако, углубляя свой анализ, Лиотар утверждает, что наука не способна полностью избавиться от нарративного знания. Наука пытается удержать дистанцию между собой и социальными договоренностями для того, чтобы оставаться объективной. Однако это поднимает вопрос о целях науки. Как могут быть оправданы огромные вложения в науку, если она отделяет себя от жизни общества? В конечном счете наука основывается на “метанарративах”, которые и придают ей смысл. Они придают целевую осмысленность научному предприятию и чувство ориентированности на жизнь общества. Метанарративы, имеющие ключевое влияние на западную мысль со времен Французской революции вплоть до марксизма ХХ века, предполагают, что с помощью науки люди прогрессируют, побеждая невежество и угнетение. За наукой признается способность помочь человечеству покорить природу и стать более сознательным, глубже понимающим самого себя. В дополнение к этому знание считается изначальным благом для людей, позволяющим им реализовать свой потенциал. Лиотар считает, что метанарративы освобождения, эмансипации человечества, самореализации и социального прогресса были подорваны с пришествием постмодерного общества. Развивается “недоверие к метанарративам” [Op. cit. – Р. XXIV]. Люди уже больше не верят, что разум может победить суеверие, что человек может совершенствоваться, что политические изменения могут создать совершенное общество. Постмодерная эра характеризуется двумя основными чертами: Первое, она очевидно отказывается от поиска истины, поскольку денотативные языковые игры теряют уважение, респектабельность. Знание оказывается фрагментом множества различных языковых игр, специфичных для конкретных областей науки или социальной жизни, по мере того, как люди теряют веру в поиск одной великой истины, объединяющей и обосновывающей все знание. Второе, денотативные языковые игры заменяются техническими языковыми играми. В них суждения оцениваются не по тому, истинны ли они, а по тому, полезны ли они и эффективны. Акцент переносится с конечных целей человеческой деятельности на технические средства, с помощью которых может решаться большое разнообразие конкретных задач. В университетах, например, исследователя скорее могут спросить, в чем полезность его исследований, нежели – истинны ли выводы его исследований. Исследование начинает ориентироваться на производство знаний для того, что требует рынок. Лиотар уделил мало внимания объяснению того, как произошли эти изменения. Однако он придавал наибольшее значение технике. По его мнению, постмодернизм основан на “миниатюризации и коммерциализации” машин. Компьютерная технология стала главной “производительной силой”. Большинство научных достижений постмодернизма связаны с коммуникацией, языком и хранением информации. Знание, которое не может быть транслировано в форму, используемую компьютерами, скорее всего, потеряется, или же его не оценят. Во все большей степени экономическая деятельность сосредоточивается на информационных технологиях. Социальная жизнь во все большей степени становится предметом мониторинга и контроля с помощью компьютеризированной техники, а контроль над знанием становится главным источником власти. Знание не является уже самоцелью, но средством купли-продажи, вероятно, даже борьбы за него. Он предполагает, что будущие войны будут вызваны не спорами по поводу территории, но контролем над знаниями. По Лиотару постмодерное общество основано на производстве и обмене полезной информацией. Великие теории истины, справедливости и прогресса вышли из моды. Языковые игры сосредоточены скорее на том, являются ли вещи эффективными и поддающимися продаже, нежели на том, служат ли они какой-то конечной цели. Часто анализ Лиотара очень похож на марксистскую критику капитализма. На деле же он восхваляет последствия постмодернизма. Поиск истины в современном мышлении привел только “к такому большому количеству террора, которое мы можем иметь” (в качестве примера он приводит репрессии сталинских времен). Постмодернизм открывает возможности для толерантности и творческого разнообразия, при которых люди не становятся коррумпированными доктринальным метанарративом. Подобно работам большинства защитников постмодернизма, в трудах Лиотара можно встретить множество парадоксов. Нападая на “метанарративы”, сам Лиотар сделал множество всеобщих обобщений относительно направления развития человечества, а также множество моральных допущений и их желательность. Отвергая возможность объективного знания, он претендует на идентификацию и точное описание процесса развития ключевых сторон современных обществ. Доказательства, которые он использует для поддержки своих претензий, достаточно расплывчаты, содержат мало доводов, почему читатель должен предпочесть “языковые игры” Лиотара построениям любого другого социального теоретика. Выступая за торжество разнообразия, Лиотар завершает свои выводы похвалой языковым играм, проводимым в соответствии с единым набором правил, таких же, что и для технических языковых игр. Марксистский критик Лиотара Терри Иглтон видел во всем этом не что иное, как оправдание капитализма и погони за прибылью, невзирая ни на какие гуманные соображения [Eagleton T. Capitalism, modernism and postmodernism // Against the Grain. – L.: Verso, 1986. – Р. 134]. Другим теоретиком постмодернизма является Жан Бодрийар. В своей работе “Симуляции” он доказывает, что претензия социологов на изучение собственного предмета – “социального” или “общества”, в противовес “политическому” или “экономическому” – в настоящее время уже не имеет смысла. Для Бодрийара, “социальное” в современном мире не существует в качестве объективной реальности, ожидающей чтобы его изучали социологи. Он пишет, что социология “может только отметить экспансию социального и его расчлененных частей... Гипотеза смерти социального является также гипотезой ее собственной смерти” [Baudrillard J. Simulations. – N.Y.: Semiotexte, 1983. – Р. 3]. В противовес марксистам Бодрийар доказывает, что общество отходит от состояния, основанного на производстве и определяемого экономическими силами, вовлеченными в обмен материальными благами. Центральное значение покупки и продажи материальных товаров и услуг заменяется на продажу и покупку знаков и имиджей, имеющих весьма малое отношение, если оно вообще есть, к материальной реальности. Бодрийар не очень подробно объясняет, что он имеет в виду в этом контексте, однако примеры показывают способы, когда автомобили, сигареты, поп-звезды и политические партии стали больше ассоциироваться с представляющими их имиджами, чем с сутью, их составляющей (соответственно, с моторами, содержанием никотина, музыкой, политикой).
Категория симулякрума
Бодрийар доказывает, что знаки человеческой культуры прошли четыре главных этапа: 1) знаки (слова, имиджи и т.д.), являющиеся “отражением базовой реальности”; 2) знаки, “маскирующие и извращающие некую базовую реальность”, имиджи, становящиеся искажением истины, однако они не потеряли всех связей с материальными объектами; 3) знаки, “маскирующие отсутствие некой базовой реальности”, непример: иконы могут скрывать тот факт, что Бог не существует; 4) знаки, “не имеющие никакого отношения к какой бы то ни было реальности; они являются своими собственными чистыми симулякрумами”. Симулякрум – это имидж того, что не существует и никогда не существовало. По Бодрийару, современное общество основано на производстве и обмене свободно плавающих сигнифайеров (слов и имиджей), не имеющих никакой связи с тем, что они сигнифицируют, означают (вещами, с которыми соотносятся эти слова и имиджи). Для иллюстрации этого положения Бодрийар приводит ряд примеров. Так, он описывает Диснейлэнд как “совершенную модель” симулякрума. Он является копией вымышленных миров, таких как “пираты, новые земли, будущий мир”. Симулякры не связаны с тематическими парками. Согласно Бодрийару, весь Лос-Анджелес – это нечто, составляющее придуманный мир, основанный на рассказах и имиджах, не имеющих подосновы в реальности, он “не что иное, как огромный сценарий и вечно продолжающаяся кинокартина” [Op. cit. – Р. 26]. В современных обществах преобладание сигнифайеров стремится уничтожить любую “реальность”, с которой они могут быть соотнесены. Он приводит примеры филиппинского племени тасадай, мумии Рамзеса II и семьи Лудов, которые были предметом документальных фильмов в США. Индейцы тасадай были обнаружены в затерянном уголке Филиппин и антропологи начали их изучать. Однако правительство решило, что этот процесс может разрушить традиционную культуру тасадай, и вернуло это племя к изоляции от современной цивилизации. Таким образом, они были превращены в симулякрум, модель “первобытного” общества. Они не столько были возвращены к своему первоначальному и естественному состоянию, сколько стали представлять для западного общества все примитивные народы. Ученые также разрушили первоначальное состояние мумии египетского фараона Рамзеса II. Будучи раз перенесенной со своего первоначального места и помещенной в музей, она начала рассыпаться, и необходимо было применить научные методы, чтобы попытаться сохранить ее. Одновременно, однако, мумия изменилась, и ее аутентичность разрушались. Семья Лудов была разрушена аналогичным образом. Выбранная в качестве “типичной” калифорнийской семьи, она стала объектом трехсотчасового фильма, и ее жизнь была показана по всей Америке. Во время этого процесса семья распалась и различные члены семьи пошли своими путями. Было это следствием вмешательства телевидения или нет, но семейная реальность неизбежно изменилась благодаря факту, что они стали объектом публичного спектакля. Попытки “сфотографировать, снять” реальность неизбежно ведут к ее трансформации, иногда к разрушению. Таким образом, наука и телевидение снимает прежде всего имиджи вещей, а не сами вещи. Бодрийар был весьма пессимистично настроен в отношении последствий такого рода событий. Если стало невозможным зафиксировать реальность, то, значит, также невозможно изменить ее. Он рассматривал общество как “взрывающееся вовнутрь” и становящееся подобием черной дыры, в которой невозможно избежать обмена знаками, не имеющими реального смысла. По мнению Бодрийара, нельзя сказать, что власть распределена неравномерно, она просто исчезла. Никто не может воспользоваться властью для изменения хода вещей. Если президент Кеннеди был убит, поскольку он мог воспользоваться реальной властью, то Джонсон, Никсон, Форд и Рейган были просто марионетками, не имеющими ни малейшего шанса изменить Америку или любую другую часть мира. С концом “реального” и его заменой симулякрумами и окончанием эффективной власти мы все попали в ловушку наподобие виртуальной тюрьмы, лишившей нас свободы изменять вещи и приговорившей нас к неотвратимому обмену бессмысленными знаками. Отличие Бодрийара от Лиотара состоит в следующем. Он рассматривает людей как попавших в определенного рода ловушку безвластной униформности, но не как освобожденных с помощью плюрализма и разнообразия. Бодрийар еще более неопределенен, чем Лиотар, в объяснении того, как наступает постмодерная эра. Однако он придавал особое значение средствам массовой информации, и особенно телевидению. Он писал о растворении жизни на телевидении: “... телевидение следит за нами, телевидение отчуждает нас, телевидение манипулирует нами, телевидение информирует нас” [Op. cit. – Р. 56]. Представляется, что именно телевидение главным образом ответственно за наступление ситуации, когда имидж и реальность уже неотличимы друг от друга.
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-04-19; просмотров: 549; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.223.158.29 (0.01 с.) |