Глава 6 Средства передвижения

Для населения Руси, разбросанного на необозримых просторах восточноевропейской равнины, развитие средств сообщения было условием хозяйственного и культурного единства раннефеодального государства. К настоящему времени можно считать бесспорно доказан­ным определяющее значение разветвленной сети вод­ных артерий, пронизывающих территорию между Чер­ным морем и Ледовитым океаном, Уралом и Балтикой.

Порожистость основных речных артерий - Днепра и Волхова, мелководность притоков, необходимость пере­волакивать суда на водоразделах - все это оказало суще­ственное влияние на характер судостроения, преимуще­ственно речного. Речные древнерусские суда отличали небольшие размеры, мелкая осадка и легкость в управ­лении.

Для домонгольского периода долбленый челн и ладья с целой долбленой основой являлись универсаль­ным средством сообщения в Древней Руси. Дальнейшее усовершенствование ладьи (насад) и введение новых ти­пов судов - галеи, стругов и учанов - обусловило переход от долбленой однодеревки через набойную ладью и на­сад к дощатым судам, но произошло это уже в послемон-гольский период.

Система средств сообщения Х-ХП в. до ХШ-ХУ вв. почти не ме­нялась. Перечень типов судов: набойная ладья (ладья с досками), учан, челн, ушкуй, паузок. Среди военных кораблей наряду с насадами стали использовать ушкуи, среди торговых су­дов наряду с учанами и стругами - паузки.

В "Русской Правде", ст. 73 Пространной редакции которой есть общая типологическая схема судов: "Аже лодью оу-крадеть, то 60 кун продаже, а лодью лицемь воротити; а морьскую лодью 3 гривны, а за набойную лодью 2 грив­ны, за челн 20 кун, а за струг гривна" (ПР. П. С. 577).

Обращаясь к типам судов, перечисленных в "Русской Правде", отметим не только отсутствие некоторых категорий, зафиксированных к тому времени летописцами (об этом ниже), но отсутствие упоминания судна, служившего основой для набоя. Им не может быть морская ладья - это особый, самый дорогой тип судна - 3 грив­ны. Естественно, что основой набоя, оцениваемого в 2 гривны, может быть судно, цена которого близка к по­ловинной стоимости набойной ладьи. Таковым мог быть струг. Его цена - гривна. Если так, а альтернатив этому мы не видим, то струг - речная ладья, основной вид древ­нерусского судна, названный в "Русской Правде" видо­вым именем.

Предлагаемому нами типологическому единству (струг-ладья) соответствует фиксируемое актами нали­чие термина "струг с набои", т.е. "набойный струг" (ДДГ. С. 55), практически неотличимый от устойчивого "набои", либо "лодья с досками".

Представляется, что ладья, как и струг, была неболь­ших размеров и ограниченной грузоподъемности, веро­ятно однодеревка. Постоянный формуляр договорных грамот Новгорода с великими князьями неизменно на протяжении столетий приравнивает грузоподъемность ладьи к возу, с равным налогообложением в "две векши".

Наконец, последнее препятствие на пути отождеств­ления струг-ладья - технологическое. Н.Н. Воронин склонен к тому, что струг - это плот с дощатыми борта­ми. Сомнительно, чтобы такое примитивное судно могло оцениваться столь вы­соко - в одну гривну. А.В. Арциховский не считал струг однодеревкой (Арциховский А В., 1968. С. 309), полагая, что у него была дощатая основа. В то же время Н.Н. Во­ронин, опираясь на этнографический материал, доказал, что "масштабы долбленок-однодеревок были очень раз­личны — от маленького челна до огромных ладей". В этом же убеждает нас описание русского флота визан­тийскими хронографами.

Ладью-струг объединяло с первобытной однодерев­кой-челном отсутствие киля: днище их делали из вы­долбленного бревна, ивового или липового. Безкилевое судно в большей степени соответствовало особенностям восточноевропейской речной системы. В то же время ладья-струг отличалась от челна не только размерами, но и дощатой обшивкой бортов, что повышало ее грузо­подъемность. Простая речная ладья-струг была наиболее массовым судном в Древней Руси, исключая, естественно, долблен­ку-челн, которую вряд ли использовали на дальних и да­же на средних маршрутах. Ладьи-струги широко исполь­зовали на торговых путях, особенно на мелководьях и порожистых участках основных речных артерий, где крупные суда пройти не могли. Перегрузку товаров на ладьи в районе Гостинополья документируют грамоты Новгорода с Любеком и Готским берегом.

В "Русской Правде" и позднейшем актовом материа­ле отсутствует ряд древнерусских речных судов, хорошо известных по летописным сообщениям: учан (известен с XII в.), насад (с 1015 г.), ушкуй (с 1320 г.), лоива (с 1284 г.), паузок (с 1375 г.). Подобное опущение могло быть вы­звано только их типологическим единством с катего­риями судов, известных "Русской Правде", что поз­воляет обратиться к каждому из перечисленных типов судов.

Для определения классификационной ступени учана примечательно упоминание судна в тексте Смоленской грамоты 1229 г.: "Оу кого ся избиеть оучан, а либо челн" (налицо явное объединение категорий судов, при проти­воположении большого судна малому). Перечисление множества учанов, ходивших по Волхову, в которых новгородцы безуспешно пытались спастись от огня в по­жарищах 1340 и 1342 гг., косвенно свидетельствует о не­больших размерах судна. Примечательно, что согласно нормам Новгородской судной грамоты учан использо­вался для бескомпромиссного поединка кровников (ПРП, 2. С. 214), что подтверждает наличие на судне площадки, палубного покрытия.

Позднейший вариант учана, в частности изображен­ный на рисунке Никоновской летописи XVI в., - это крупное дощатое судно с высокими каютами на носу и корме, под парусом. Представляется вполне вероятным его развитие, в ходе которого учан XII в., типологиче­ски близкий челну, за четыре столетия превратился в крупное дощатое речное судно (типа набоя), сохранив при этом свое видовое название. Несомненное торго­вое предназначение учана выявляется исследователями как для судна XII в., так и для усовершенствованной модели XVI в.

Отсутствие насада в терминологическом перечне "Русской Правды" объясняется, на наш взгляд, двумя обстоятельствами. Во-первых, военным назначением данного судна (в "Русской Правде" перечислены только гражданские варианты древнерусских судов), а во-вто­рых, и это главное, - типологическим единством насада и набоя, отмеченным еще Н.Н. Ворониным. Эти функ­ции ярко продемонстрированы в Лаврентьевской лето­писи под 1151 г., где сказано, что использование усовер­шенствованной ладьи принесло Изяславу военный ус­пех. Летописный текст едва ли не единственный, переда­ющий некоторые конструктивные элементы древнерус­ских судов вообще. "Бе бо исхитрил Изяслав лодье див­но: бяше бо в них гребци гребуть невидимо, токмо весла видети, а человекяше невидимо... бяхуть бо лодье по­крыты досками; бяхуть же борци стояще горе во бронех и стреляюще, а кормника 2 беста, един на корме, а дру-гыи на носе" (ПСРЛ. Т. 1. Под 6659 г.).

Таким образом, насад - боевая ладья, обшитая досками и перекрытая палубой, т.е. категория судна, идентичная набою, но отличающаяся от него функциональным назна­чением. В состав военных флотилий включали суда раз­ных типов, как приспособленные для ведения боевых опе­раций (насады), так и вспомогательного состава (ладьи).

Конструктивно-типологическое единство военного судна (насад) с грузовым торговым (набой, набойная ла­дья, ладья с досками) привело к тому, что в былинном материале они практически неразличимы. Василий Бус­лаев и Садко свои путешествия совершают в "носадах" (Новгородские былины, 1978. С. 130, 183 и др.), что не­вероятно при учете характера их предприятий.

Не вызывает особых сложностей определить место ушкуя в типологической схеме древнерусских речных судов. А.В. Арциховский справедливо отметил: "Конст­руктивное различие между этим судном (ушкуем. -А.Х.) и насадом мы не знаем". Возможным различием И.А. Шубин и А.В. Ар­циховский считают внешнее оформление судна. И.А. Шубин обратил внимание на идентичность нашего судового термина ("ушкуй", "ушкуль", "оскуй", "скуй". -А.Х.) с поморским названием царя полярных стран - бе­лого медведя - "ошкуй или оскуй". А.В. Арциховский соглашается с тем, что приме­ры оформления носа кораблей в виде звериных или птичьих голов - многочисленны, поэтому "нет ничего удивительного, что и нос ушкуя делался в виде медвежь­ей морды". Полно­стью присоединяемся к мнению исследователей и со­шлемся на былинный материал, который представляет насад Василия Буслаевича в великолепном художест­венном оформлении: «На реке, на реке, на Волхови Тут плавал-гулял черленный носад. У того ли у носада у лёкка струга Да нос и корма по-звериному, Крутая бедра по-лошадиному, Да хобот мечет по-змеиному». (Новгородские былины, 1978. С. 130)

В цитированном отрывке, сближающем внешность русского судна с норманскими драконами, наше внима­ние привлекает также упоминание "лёкка струга". При всей осторожности использования былинного материа­ла, нельзя не подчеркнуть присутствие типологическо­го единства наименований "струга" и "носада". Если учесть, что верхним рубежом сложения цикла былин о Василии Буслаеве был XVI в., максимально приближен­ный к раннему средневековью, а также то, что в тексте сказания исследователи неоднократно отмечали истори­ческие параллели, то свидетельство представляется дос­таточно приемлемым (Новгородские былины, 1978. С. 363-366; Русское народное поэтическое творчество, 1953. С. 278; Аникин В.П., 1964. с. 149-151 и др.).

Возвращаясь к ушкуям, отметим нередкое у иссле­дователей акцентирование новгородского происхожде­ния военного судна. Это наблюдение находит многочис­ленные подтверждения в летописных сообщениях Х1У-ХУ вв. (ПСРЛ. Т. XI. С. 6, 23, 24; Т. IV. С. 224, 225; Т. VIII. С. 21, 34 и др.). Впрочем, ушкуи использовали также псковичи, были они и в Московской Руси.

Судя по летописному сообщению о походе 2000 нов­городцев в 1375 г. на Волгу и 70 ушкуях (ПСРЛ. Т. XI. С. 23-24), судно вмещало до 30 человек с оружием и при­пасами. Такое крупное судно использовалось для мор­ских военных предприятий (ПСРЛ. Т. IV. С. 224-225).

Затрудняемся в определении типологического места лоивы. Первое упоминание летописца связывает это судно с немцами ("Немцы в лоивах и в шнеказ внидоша Невою в Ладоское озеро ратью" - НПЛ. С. 92). Впро­чем, им пользовались и новгородцы ("Ходиша новго­родцы в лодьях и лоивах в озеро" - НПЛ. С. 290). Впол­не вероятно, что здесь мы сталкиваемся с единичными случаями использования судов нерусского происхожде­ния.

Паузки упоминаются в ХГУ-ХУ вв. чаще, чем другие торговые суда. И.А. Шубин ставит этот термин в связь с глаголом "паузиться", т.е. перегружаться на перекатах. "В позднейшее время, - пишет он, - волжские паузки были с совершенно плоскими днищами и низкими бор­тами, наклонными к наружи, имели мачту от 6 до 10 саж. вышины, длинный руль и один якорь". Паузками исчисляли товары. В 1445 г. Бо­рис Александрович Тверской, взяв Торжок, "животов и товара Московьского и Новгородского и Новоторьско-го сорок павосков свезе в Тферь, а иныя павоскы топо-пиша в реце с товаром" (НПЛ. С. 426). Емкость паузка можно установить в сравнении с тогдашними возами, приравненными к речной ладье. Паузок вмещал 50 во­зов и его грузоподъемность была в 50 раз больше грузо­подъемности речной ладьи. По расчетам баналитета Михаила Борисовича Тверского Троице-Сергиеву мона­стырю, "павозок с подвозком" вмещали груз ста возов. "Подвозок, - пишет А.В. Арци-ховский, - несомненно, буксирная барка".

Таким образом, паузок по грузоподъемности, вероят­но, приближался к набою, однако, представлял собою судно совершенно иного типа (конструктивно ближе к плоту) и отличался от последнего дощатым днищем и бортами, а также судоходной оснасткой.

Сведения о плотах, вероятно, уже использовавшихся для сплава леса, совсем скудны. В летописях о них есть только случайные упоминания (УЛС. С. 80; ПСРЛ. Т. XV. СТб. 474). Слово "паром" впервые упоминается под 1374 г., когда ушкуйники, поднявшись по Волге к устьям Ветлуги и Суры, "лодьи, поромы и насады, павуз-ки и стругы, и прочая вся суды иссекоша" (ПСРЛ. Т. XVIII. С. 114). Впрочем, перевозы и перевозники на русских реках по сведениям летописей и актовому мате­риалу существовали издавна.

Общая типологическая схема древнерусского речно­го судостроения по письменным источникам представ­ляется следующей: - наиболее массовым речным средством был перво­бытный челн-долбленка, к которому восходит все раз­нообразие древнерусских речных судов;

- простая ладья-струг, конструктивно отличаясь от челна (дощатая обшивка бортов), была средством, наи­более распространенным для речных перевозок; пере­крытие ладьи-струга палубой давало новую вариацию судна - учан; данные суда относятся к низшему классу речных судов;

- набой (набойная ладья, ладья с досками) конструк­тивно восходит к судам низшего класса, но за счет уве­личения грузоподъемности при помощи дополнитель­ной надшивки (набоя) бортов, превращается в транс­портное средство следующего класса; военный вариант набоя - насад, ушкуй конструктивно не отличается от набойной ладьи, но имеет специфическое назначение, с чем, возможно, было связано изменение оснастки;

- паузки с подвозком - характерные варианты реч­ных средств, используемые для перевозок возрастающе­го в развитом средневековье грузопотока товаров;

Таким образом, эволюция древнерусского речного судостроения шла по двум направлениям: - во-первых, технологическому - от долбленой одно­деревки к дощатым судам;

- во-вторых, конструктивному - от легких вариантов ладьи-струга к крупным и разнообразным речным судам.

Древнерусское государство с первых лет своего суще­ствования - морская держава. Правда, в сравнении с многочисленной и разнообразной речной флотилией морское судоходство Руси заметно проигрывало. В этом были повинны внешнеполитические события, надолго отсекшие страну от Черноморского и Каспийского по­бережий. Однако на северо-западе Русская земля имела выход в Балтику и активно его использовала вплоть до XVI столетия.

Традиции морских походов древнерусских дружин и торговцев восходят к опасным предприятиям русов, пе­ресекавших Русское море на челнах-однодеревках. Из подобного рассказа Константина Багрянородного о по­ходе русов ясно, что однодеревки, выделывавшиеся и ис­пользовавшиеся на речных путях, для морского плава­ния в Византию требовали значительного переоборудо­вания. В частности, по справедливому мнению Н.Н. Воронина, «однодеревки Х в. при отправлении из Киева по­лучали... обшивку досками и превращались во вмести­тельные морские "набойные" ладьи киевских купцов, нагруженные товаром, рабами и т.п., что было немыслимо для простой однодеревки». Примечательно, что в 1043 г. русские дружины отправлялись на Византию, "нарубив где-то в глубине... страны лес, вытесали челны, маленькие и покрупнее, и постепенно... собрали большой флот" (Михаил Пселл, 1978. С. 95); Иоанн Скилиица тоже говорит о челнах, вы­долбленных из одного ствола (1973. С. 430).

Таким образом, в основе морского судостроения Древней Руси лежал тип речного судна-однодеревки, приспособленного для дальних плаваний дополнитель­ной оснасткой. Морские ладьи были достаточно грузо­подъемными, они вмещали около 40 человек с вооруже­нием и припасом, т.е. больше, чем речной боевой насад - ушкуй. Этот тип судна был наиболее ценным на Руси, отличаясь от набойных ладей оснасткой и количеством "набоев". "Русская Правда" оценивает ладью в 3 грив­ны. Себестоимость судна с течением времени оставалась высокой. По новгородским нормативам ладья шла "за две сохи".

По размерам торговая морская ладья вряд ли отлича­лась от военного варианта и, вероятно, была достаточно стабильна. В отличие от боевой на торговой ладье предпочтение отдавалось товару, а не количеству людей. Впрочем, и на ней было не менее 12-14 весел. В одной новгородской ладье, захваченной пиратами на Балтике, было перебито 12 человек (ГВНиП, 1949. № 44).

Морское судостроительство Древней Руси не получи­ло в средневековье развития. Удаленность морского по­бережья сдерживала темпы кораблестроения. К тому же крупные речные суда - набой, насад - вполне могли использоваться в условиях морского каботажа. Не ис­ключаем также отсутствие такого стимулятора, как во­енные морские походы. Крупных операций на море рус­ские не вели с середины XI в., а локальные столкнове­ния обеспечивались использованием речных вариантов военных судов.

Кроме ладьи, в русских источниках упоминаются юмы. Появляется этот термин единственный раз в XIV в. в по­слании новгородского архиепископа Василия Калики тверскому владыке Федору Доброму. Новгородский ие­рарх, доказывая реальность земного рая, пишет: "А то место святого рая находил Моислав Новгородец и сын его Яков, и всех было их три юмы, и одина от них погиб­ла много блудих, а две их потом носило море ветром, и принесло их к высоким горам" (ПСРЛ. Т. VI. С. 88). Не исключаем, что юма, юм - особая разновидность судна, использовавшаяся русскими мореходами. Учитывая ме­сторасположение "земного рая", обнаруженного новго­родцами, - Северный Урал, допускаем, что судно, на ко­тором плавали во льдах северных морей (вероятно, с до­полнительной обшивкой бортов), было подобно поморским карбасам позднейшего времени.

На морских маршрутах русские знакомились с образ­цами иностранного кораблестроения. В летописях ино­странные корабли, западные и восточные, противопос­тавляются русским судам. Впрочем, западные корабли — шнеки и бусы - упоминаются чаще.

Восточное кораблестроение в ранних источниках представлено в первую очередь греческими образцами -корабль, кубара, галея, олядь, лядь. Образцы восточно­го судостроения ХЗУ-ХУ вв. чаще всего связывают с волжско-каспийской системой - мишани и бафты, каю­ки и кербати (очевидно, карбасы). С черноморским бас­сейном позднесредневековые источники связывают ту­рецкие каторги, греческие - те же каторги, сандалии и, наконец,барки.

Сам термин "корабль", будучи русским по происхож­дению, упоминается главным образом применительно к иностранным судам, нередко в качестве обобщающего понятия.

Под 1204 г. Лаврентьевская летопись упоминает га-леи - суда, участвовавшие во владимирском походе на Булгарию. Полагают, что это были галеры - узкие, большие суда, ходившие как на веслах, так и под паруса­ми, на них, в частности, перевозили войска. Вероятно, мы имеем здесь дело с заимствованием западного терми­на применительно к судам типа насада, что вполне по­нятно при европейских связях Владимирского княжест­ва (Воронин Н Н, 19486. С. 289).

Еще одно судно - скыдея - упоминается единствен­ный раз в рассказе о походе Игоря 944 г. Считают, что это "скидей" - наскоро построенное судно, плот; а его наличие в греческих текстах связывают с уничижительной характеристикой, даваемой в них русскому флоту (ПВЛ. Ч. 2. 1950. С. 286; Памятники литературы Древ­ней Руси, XI - начало XII в. 1978. С. 430). Объяснение до­пустимое, но не единственно возможное. Во-первых, тем же термином оперируют русские летописцы (ПВЛ, под 944 г.; НПЛ, под 941 г.), не имеющие оснований для "уничижительного" отношения к русскому флоту (в дру­гих летописных текстах "скыдея" заменена на "лодьи"). Во-вторых, привлекает внимание та расшифровка тер­мина, которую дает Продолжатель Амартола в хронике, повествующей о том, что русы в середине июня прибы­ли к греческим берегам на 10 тысячах судов, в числе ко­их упомянуты и "скеди, глаголем, от рода варяжска", т.е. суда варяжского происхождения. Замечание греческого хрониста примечательно. Наличие варяжского контин­гента в армии Игоря бесспорно. Вполне допустимо в этом случае использование в составе русского флота норманнских кораблей. Среди них упоминаются легкие быстроходные исландские суда, известные по сагам. При этом описываемый тип судна источники отличают как от торговых (кшгг), так и от драконов (с1гек1), т.е. от наиболее известных вариантов варяжских судов.

Перечисленными упоминаниями — лойвы, галеи и скыдеи - ограничивается список иноземных судов, ис­пользовавшихся русскими в раннесредневековую эпоху.

Иконография, миниатюры летописных сводов дают достаточно схематичные варианты судов, что затрудня­ет реконструкцию их облика. Детальнее в этом отноше­нии объемные изображения судов. Однако они единич­ны. Общеизвестны находки ладей - шахматных фигу­рок из Гродно и Волковыска. Фигурки идентич­ны, отличаются лишь материалом: гродненская — камен­ная, волковыская - костяная. Обе с некоторыми утрата­ми, но в целом поразительно схожи: почти одинаковые размеры, тот же тип судна, с двусторонним ходом. Клас­сификация судна, предложенная исследователями, не вызывает возражений - это ладья-насад. Шахматные фигурки прекрасно отразили тип реального судна — на­сада, насколько мы знаем о нем по источникам.

Среди археологических находок Гродно, Берестья, Рязани известны детские игрушки - кораблики-лодочки, сделанные из сосновой коры. Деревянная заготовка подобной игрушки есть в новгородской коллекции. Она может свидетельствовать о доминировании на Ру­си килевых вариантов судов — плоскодонок среди них нет.

Изучение древнего Новгорода предоставило в распо­ряжение исследователей отдельные части больших и малых судов, их обломков и деталей, а также снаряже­ние и снасти. На Троицком раскопе, в напластованиях рубежа Х-Х1 вв., был вскрыт развал судна, детали кото­рого, главным образом обшивка бортов, использова­лись как дворовый настил.

Единичные детали оснастки судов есть в коллекциях других городов, что в целом дает возможность попы­таться реконструировать древнерусское речное судно.

Все археологические находки могут быть сгруппиро­ваны в три основных раздела. К первому относятся дета­ли судна: киль, шпангоуты, форштевень, ахтерштевень, кильсон. Значение этих деталей определяющее. Их наличие дает возможность определить характер судна, его размеры. Детали второго раздела - бортовые обшивки судна и нагели - дополняют представления о размерах судна и способе его изготовления. Многочисленные предметы третьего раздела - весла, уключины, банки, степсы, коуши, утки, кляпы, черпаки для воды - отно­сятся к оснастке судна, без них невозможно воссоздать облик судна и характер его хода.

Детали набора судна, к сожалению, в археологиче­ских коллекциях единичны, а фрагментарность боль­шинства находок затрудняет классификацию древнерус­ских судов. Сопоставление отдельных находок и объе­динение близких по размеру частей набора судна в це­лом допустимо, однако оно достаточно условно.

В основу скелета судна закладывался киль - продоль­ная балка, расположенная в нижней части корпуса, иду­щая вдоль него от носа до кормы. Килевая балка имела прямоугольное поперечное сечение размером 30 х 35 см. Иногда нижнюю кромку киля обтесывали с краев, в ре­зультате чего балка приобретала трапециевидную фор­му. В новгородской коллекции есть целые экземпляры киля, их длина - более 10 м.

Форштевень (стем) представляет собой брус призмо­образной формы, устанавливаемый в передней части киля с определенным отклонением от вертикали. Це­лый экземпляр стема из новгородской коллекции имеет высоту 130 см. Угол наклона по отношению к горизон­ту киля (точнее, по отношению к линии продольной плоскости) - 60°. Толщина бруса - более 31 см. Верхняя и торцевая части форштевня плоские, с нагельными от­верстиями для крепления со шпангоутом и носовым пе­рекрытием; плоскости стема имеют шпунт для крепле­ния обшивки судна (табл. 82, 7).

Брус, устанавливаемый в задней части киля, - ахтер-штевень (старнпост) отличается от стема расширенной верхней частью для предохранения руля, на него наве­шиваемого. Новгородский экземпляр высотой 180 см изготовлен из целого ствола. Срез трапециевидный. Толщина бруса в средней части - 30 см. Угол наклона к линии продольной плоскости - 60°. Внутренняя сторона кормового бруса имеет выступы с нагельными отвер­стиями и шпунт для крепления бортовой обшивки (табл. 82, 70).

Корабельные шпангоуты (древнерусское - кокоры) встречены целыми и в обломках в напластованиях Нов­города, Берестья и других городов. Вместе с килем шпангоуты образуют набор конструкций корпуса судна. Кокоры устанавливают вертикально, перпендикулярно продольной плоскости корпуса судна. Корабельные шпангоуты массивны, изготовлены из мощного ствола с ответвлением, противоположная сторона кокоры кре­пилась нагелями. Внешняя сторона кокор стесана, внут­ренняя - обтесана на полукруг. Они изогнуты по форме днища. Размеры шпангоутов зависят от типа судна и ме­стоположения в конструкции корабля. В новгородской коллекции представлены кокоры крупных судов с дли­ной горизонтального основания от 130 до 200 см и дли­ной боковой стойки от 25 до 60 см. Угол боковой части шпангоута к плоскости основания - 70-80°. Плоскость и боковая стенка кокоры имеют отверстия для нагельно­го крепления (табл. 82, 48). Число шпангоутов на судне зависит от его длины и требуемой прочности корпуса.

Вообще же расстояние между шпангоутами - шпация -не должна превышать полуметра, что соответствует расстоянию между рядами нагельных отверстий на об­шивочных досках (об этом ниже).

Лодочные шпангоуты меньше кокор. Сделаны из од­ной штуки (куска) дерева, естественно или искусственно изогнуты соответственно корпусу судна. Сечение лодоч­ных шпангоутов разнообразно - круг, уплощенный с бо­ков овал,трапеция (табл. 82,2).

Крепление шпангоутов с килем судна осуществля­лось при помощи кильсона - бруса прямоугольного се­чения, устанавливаемого на флортимберсы (нижнюю часть кокор, соединяющуюся с килем) по всей длине судна. В археологических коллекциях достоверных де­талей кильсона нет, однако это не может рассматри­ваться как их отсутствие в древнерусских кораблях.

К важным деталям, определяющим конфигурацию и размеры корабля, относятся находки досок от бортовой и донной их обшивки. На древнерусских деревянных су­дах обшивка состоит из рядов обшивочных досок, при­крепленных к шпангоутам нагелями. Размеры досок за­висели от способа постройки и размеров судна. Длина их - от 6 до 12 м; ширина колебалась от 20 до 45 см. Не­сколько рядов досок одинаковой толщины подгоняли встык; они образовывали пояс обшивки. Крайние кон­цы досок обшивки входили в шпунты фор и ахтерштев-ней и закрепляли нагелями. Благодаря развалам кора­бельных досок в новгородских напластованиях XI в. (Троицкий раскоп) и начала XV в. (Неревский раскоп) получена определенная информация о технологических приемах древнерусских судостроителей. Ими применя­лась обшивка внакрой - кромка на кромку, при которой нижняя кромка досок верхнего ряда накладывалась на верхнюю кромку досок нижнего ряда. Затем края досок соединяли друг с другом нагелями. Корпус судна при та­кой обшивке получался очень прочным, что вело к уменьшению числа и толщины шпангоутов. Так, судя по нагельным отверстиям в досках обшивки из Неревского развала шпация — расстояние между шпангоутами - дос­тигало 100 см. Продольные швы между боковыми края­ми обшивочных досок, примыкающих друг к другу, па­зы и поперечные стыки конопатили, т е. заполняли пенькой или иным мягким материалом, пропитанным смолой, а сверху дополнительно просмаливали.

Любопытна конструкция уплотнения стыкового шва в доске корабельной обшивки, обнаруженной в Нерев-ском раскопе, в слоях XIV в. Доска в момент эксплуата­ции судна получила большую сквозную трещину. Течь ликвидировали, уплотнив щель. Для этого вдоль шва сделали продольный клиновидный паз на 2/3 толщины доски, который промазали дегтем. Просмоленную пак­лю прижали, вставив в паз по всей длине клиновидную деревянную планку, которую укрепили железными ско­бами. Подобным способом швы кораблей и лодок уп­лотняют и поныне (табл. 82, //).

Важным технологическим элементом крепления на­бора судна и его обшивки являются нагели - деревянные гвозди. Их находят часто и повсеместно. Диаметр наге-лий стандартен - он всегда равен 2,5 см, а длина менялась.

Находками, несущими дополнительную информацию о типах, размерах и водоизмещении древних судов,являются весла, уключины, банки, степсы, коуши. Наиболее массовая находка данной группы - весла-движители. Это длинные круглые шесты, изготовленные из дере­вянных брусков; один из их концов имеет форму лопа­сти. Весло состоит из трех частей: рукоятки (стесанного конца весла ниже валька), цилиндрического веретена-балансира в середине, опирающегося на уключину и ло­пасти. Следует обратить внимание на рациональные размеры лопастей весел (от 55 до 100 см при ширине не более 12 см), рассчитанных на одного гребца. Абсолют­но аналогичные пропорции лопастей известны и среди современных весел (табл. 83, /, 2).

Балансиры корабельных весел массивнее лодочных, т.е. толще и длиннее, они достигали 80 см при длине вес­ла 300 см. Это было конструктивно необходимо для уравновешивания длинного весла.

Среди коллекции древнерусских весел выделяются кормовые (древнерусское - ключ). Они служили для уп­равления судном. Кормовые весла массивные. Длина наиболее крупных экземпляров достигала 240 см. Поло­вина этой длины приходилась на широкую (до 32 см) ло­пасть. Диаметр круглого ровного стержня 5-7 см. На конце стержня весла для управления им приделывали поперечную рукоятку (табл. 83,5-6). Рулевое весло кре­пилось сбоку ахтерштевня при помощи стропа.

Лодочные кормовые весла отличаются от корабель­ных пропорцией лопасти и ручки. У этих весел лопасть значительно меньше (не более 70 см) и уже (до 16 см), приближаясь по размерам к лопасти весел-движителей (табл. 83, 3, 4).

Б.А. Колчин допускает применение таких весел и на челноках-долбленках. Однако более вероятным представляется использование кормо­вых весел уменьшенных пропорций на судах типа ладья - струг - учан. Управление одновесельным челноком, подобно управлению современными лодками, оно осуществлялось гребцом при помощи весел-движителей.

Уключины, или бортовой упор для весел-движите­лей, с достаточной определенностью характеризуют судно, на котором они эксплуатировались. Их конструк­ция неизменна: планка крепления к борту и рог упора. Длина уключин колебалась от 70 до 30 см. У всех уклю­чин в верхней части рога есть отверстие, к которому привязывали ремень, крепящий весло на борту. По планкам крепления определяются два варианта связи уключин с бортом: ремень пропускали либо через пазы в торцах планки, либо через соответствующие сквозные отверстия. Лодочные уключины отличаются от кора­бельных только размерами (табл. 83, 7).

Парусную оснастку кораблей определяют по наход­кам степсов - мачтодержателей - специального приспо­собления для крепления шпора (конца) мачты к днищу. Из трех новгородских степсов два достаточно примитив­ны. Это брусья длиною 1 м, квадратные в сечении со стороной 15 см. В середине центральной части степса, длина которой 45 см, - прямоугольное отверстие для ос­нования мачты. Размеры отверстия 7 х 12 см. Концы степса стесаны до толщины 6 см и имеют по три нагель­ных отверстия для крепления мачтодержателей к киле­вому брусу судна (табл. 82, 6).

Наиболее крупный и сложный по конструкции степс обнаружен на Троицком раскопе, в слоях Х в. (табл. 82, 5). Его длина 125 см. Мачтодержатель сделан из цельно­го крупного ствола. Длина центральной части - 40 см. На ней располагалось гнездо - выступающая часть степ­са высотою 14 см. Гнездо несколько сдвинуто влево (к носу корабля), вплотную к обрезу центральной части. Сдвинутое гнездо степса соответствовало наклону мач­ты. Внутри гнезда сделано отверстие для мачты диамет­ром 10 см. Отверстие располагалось точно в центре степса.

Оригинальной была система крепления степса к дни­щу судна. Торцевые части мачтодержателя имели спе­циальные прямоугольные вырезы длиною 42 см. Шири­на вырезов - 14 см, она соответствовала толщине киле­вого бруса судна. Килевой брус входил в соответствую­щие вырезы внахлест на центральную часть степса, вплотную к гнезду мачтодержателя. Одновременно от­роги степса укладывались на шпангоуты, и мачтодержа-тель заклинивался на корпусе судна.

Для уменьшения трения тросов парусной оснастки ис­пользовали коуши (кренгельсы) - деревянные или кос­тяные кольца с кипом (выемкой) по окружности. Коуши бывают круглые и продолговатые (табл. 83, 8).

Для укрепления такелажа (совокупности тросов) па­русника использовали деревянные рогульки, или утки, идентичные по размерам и форме рыболовным рога­тым боталам. Вероятно, что часть обширной коллекции ботал использовалась как утки.

Помимо коушей и уток, к дельным вещам старинных судов с парусом относятся крупные нагели, или кляпы, длина которых колебалась от 6 до 16 см, диаметр рав­нялся 1,2-3 см (табл. 83, 9, 10).

К снар яжению древнерусского судна относятся банки и днища, достаточно хорошо представленные в археоло­гическом материале. Банки - поперечные доски - слу­жат для сидения гребцов, кроме того, они несли конст­руктивную нагрузку, жестко закрепляя борта судна (табл. 82, 9). Размеры лодочных скамей из напластова­ний древнерусских городов варьируются: длина от 60 до 110 см, ширина - от 10 до 25 см.

Днища служили для настила дна судна в носовой и кормовой части. По конфигурации и размерам выделя­ют две группы днищ: короткие и удлиненные (табл. 82, 3). Длина днищ первой группы в среднем равняется 65-70 см; второй - 100 см и более. Настил средней части корабля между шпангоутами состоял из обычных досок.

В снаряжение судна обязательно входили черпаки для отчерпывания воды (табл. 83, 11, 12).

Находки в новгородских напластованиях многочис­ленных конструктивных деталей корабля, этнографиче­ские традиции дали Б.А. Колчину основание для рекон­струкции средневекового судна (табл. 82, 1). Представ­ленная им реконструкция новгородского судна XII-ХШ вв. в целом не вызывает замечаний. Включение Кол-чиным некоторых деталей, происходящих из более ранних напластований (например, степса Х в.), допустимо. Дли­на судна 10 м. Форштевень и ахтерштевень расположе­ны под углом 60°. На судне - 12 шпангоутов, что соот­ветствует величине шага шпангоутов - от 60 см в сере­дине судна до 1,2 м в носовой и кормовой части. Ширина центрального шпангоута, т.е. ширина судна, равна 3,2 м. Высоту судна определяют форштевень и шпангоуты. В носовой части она равна 1,4 м, а в центральной- 1,2 м. В носовой части судна расположены шесть пар уключин для весел (12 гребцов), что вполне достаточно для хоро­шего хода судна. В центре корабля - степс для крепле­ния мачты. Грузоподъемность судна - 15 т, "т.е. на нем могли бы плыть более 40 человек: 12 гребцов, рулевой, водолей и другие, а кроме того, 25 пассажиров со своим грузом" (Колчин Б.А., 1968. С. 60). Подобно Б.А. Кол-чину, мы затрудняемся соотнести реконструированное судно с одним из определенных видов летописных судов. Он допускает, что, возможно, реконструированное суд­но - ушкуй.

Сани. Выше отмечалось, что географический фак­тор во многом определил доминирование водных средств передвижения в Древней Руси, как впрочем, и предпочтение зимнего транспорта летнему. Использо­вание зимних средств передвижения было повсемест­ным, но максимально интенсивные, конечно, в северных районах. Летописные свидетельства не оставляют сом­нений в том, что зимний путь был удобнее и предпочти­тельнее; в северных болотистых районах им пользова­лись практически круглогодично. Этим в значительной степени объясняется не только многочисленность кон­структивных деталей саней (они обнаружены в самых ранних напластованиях) в коллекциях древнерусских го­родов, но и находки развалов саней, что дало возмож­ность их реконструкции. При этом, если иконографиче­ский материал XVI в. давал схематически обобщенный облик древнерусских саней, то археологический матери­ал не только определил исконность использования са­ней (детали их обнаружены в самых ранних напластова­ниях), но и предоставил возможность выявить различ­ные их типы.

Конструктивными деталями санного транспорта яв­ляются полозья, копылы, грядки (нащепы), вязы (вязо-вья), оглобли. Типологическое единство деталей не ис­ключает их видового разнообразия, которое в сумме и определяет тип саней.