А. Н. Леонтьев общее понятие о деятельности

Важность категории деятельности не требует доказательства... Внесение в психологическую науку категории деятельности (Tatigkeit) в ее последовательно марксистском понимании имеет поистине ключевое значение для решения таких капитальных проблем, как проблема сознания человека, его генезиса, его исторического и онтогенетического развития, проблема его внут­реннего строения. Оно, наконец, единственно открывает воз­можность создать единую научную систему психологических зна­ний. <...>

Первый вопрос, на котором я остановлюсь,— это вопрос о значении категории деятельности для понимания детерминации психики, сознания человека.

В психологии известны два подхода к этой большой пробле­ме. Один из них постулирует прямую зависимость явлений со­знания от тех или иных воздействий на рецепирующие системы человека. Подход этот с классической, так сказать, ясностью нашел свое выражение в психофизике и физиологии органов чувств прошлого столетия. Главная задача, на которую были.направлены усилия исследователей, состояла в том, чтобы уста­новить количественные зависимости ощущений как элементов сознания от физических параметров раздражителей, воздейству­ющих на органы чувств. Таким образом, исходной для этих иссле­дований служила следующая принципиальная схема: «раздражи-тель-^субъективное переживание».

Как известно, психофизические исследования внесли очень «ажиый вклад в учение об ощущениях, но известно также, что исследования эти закрепляли субъективно-эмпирическое пони­мание ощущений и логически неизбежно приводили к выводам В духе физиологического идеализма.

Нужно заметить, что тот же самый подход и соответственно;та же самая принципиальная схема сохранились и в дальнейших исследованиях восприятия, в частности в гештальтпсихологии. §1акоиец, в бихевиоризме, т. е. применительно к исследованию ■введения, он выразился в знаменитой схеме «стимул — реак-ряяа, которая до сих пор остается исходной для позитивистских

психологических концепций, более всего распространенных сей­час в зарубежной психологии.

Ограниченность подхода, о котором идет речь, состоит в том, что для него существуют, с одной стороны, вещи, объекты, а с другой —■ пассивный, подвергающийся воздействиям субъект. Иначе говоря, подход этот отвлекается от того содержательного процесса, в котором осуществляются реальные связи субъекта с предметным миром,—-от его деятельности. <...>

Существуют многие попытки преодолеть теоретические труд­ности, создаваемые в психологии тем «постулатом непосредствен­ности», как называет его Д. Н. Узнадзе, который лежит в основе рассматриваемого подхода. Так, подчеркивается, например, что эффекты внешних воздействий определяются не непосредственно самими воздействиями, а зависят от их преломления субъектом. С Л. Рубинштейн в свое время выразил эту мысль в формуле о том, что внешние причины действуют через внутренние условия. Можно, однако, интерпретировать эту формулу по-разному в за­висимости от того, что подразумевается под внутренними усло­виями. Если подразумевается изменение внутренних состояний субъекта, то этим в сущности не вносится ничего нового. Ведь лю­бой объект способен изменять свои состояния и соответственно по-разному обнаруживать себя во взаимодействии с другими объектами. На размягченном грунте будут отпечатываться следы, на слежавшемся — нет, голодное животное будет реагировать на пищу, конечно, иначе, чем сытое; а у человека, научившегося чи­тать, полученное им письмо вызовет, конечно, другое поведение, чем у человека неграмотного. Другое дело, если под внутренни­ми условиями понимаются особенности активных со стороны субъекта процессов. Но тогда главный вопрос заключается в том, что же представляют собой эти процессы, опосредствующие воз­действия предметного мира, отражающегося в голове человека.

Принципиальный ответ на этот вопрос состоит в том, что это процессы, осуществляющие реальную жизнь человека в окружа­ющем мире, его общественное бытие во всем богатстве и много­образии его форм, т. е. его деятельность. <...>

Но что же мы разумеем, когда мы говорим о деятельности?

Если иметь в виду деятельность человека, то можно сказать, что деятельность есть как бы молярная единица его индивиду­ального бытия, осуществляющая то или иное жизненное его от­ношение, подчеркнем: не элемент бытия, а именно единица, т. е. целостная неаддитивная система, обладающая многоуровневой организацией. Всякая предметная деятельность отвечает потреб­ности, но всегда опредмеченной в мотиве; ее главными образую­щими являются цели и соответственно отвечающие им действия, средства и способы их выполнения и, наконец, те психофизиоло­гические функции, реализующие деятельность, которые часто со­ставляют ее естественные предпосылки и накладывают на ее протекание известные ограничения, часто перестраиваются в ней и даже ею порождаются.

Может ли, однако, так понимаемая деятельность быть пред­метом изучения психологии?

Ее различные стороны могут служить предметом изучения разных наук. Сейчас для нас важно лишь одно: что деятельность ие может быть изъята из научного психологического изучения и что перед психологией она выступает как процесс, в котором порождается психическое отражение мира в голове человека, т. е. происходит переход отражаемого в психическое отражение, а с другой стороны, как процесс, который в свою очередь сам управляется психическим отражением.

Рассмотрим самый простой процесс — процесс восприятия упругости предмета. Этот процесс внешнедвигательный, с помо­щью которого я вступаю в практический контакт, в практическую связь с внешним предметом и который может быть даже непо­средственно направлен на осуществление практического деист* вия, например на его деформацию. Возникающий при этом образ — это, конечно, психический образ, и соответственно он яв* ляется бесспорным предметом психологического изучения. Но бе­да заключается в том, что, для того чтобы понять природу обра» за, я должен изучить процесс, его порождающий, а это в данном случае есть процесс внешний и практический. Хочу я этого или не хочу, соответствует или ие соответствует это моим теоре­тическим взглядам, я все же вынужден включить в предмет моего психологического исследования практическое действие. <., >

Для того чтобы возможно более упростить изложенное, мы взяли для анализа самый грубый случай— порождение слепка-ощущения элементарного свойства вещественного предмета в условиях практического контакта с ним. Нетрудно, однако, по­нять, что в принципе так же обстоит дело в любой человеческой деятельности, даже в такой, как, например, деятельность воз* действия человека на других людей.

Итак, введение в психологию категории предметной деятель­ности ведет не к подмене предмета психологического исследова­ния, а к его демистификации. Психология неизменно включала в предмет своего исследования внутренние деятельности, деятель­ности сознания. Вместе с тем она долгое время игнорировала вопрос о происхождении этих деятельностей, т. е. об их дейст­вительной природе. Перед психологией вопрос этот был постав­лен, как известно, Сеченовым, который придавал ему принципи­альное значение. Сейчас в современной психологии положение о том, что внутренние мыслительные процессы происходят из Внешних, стало едва ли не общепризнанным. Идею интернорпза-ции внешних процессов — правда, в грубо механистическом ее по­нимании—мы находим в начале века у бихевиористов; конкрет­ные исследования этого процесса в онтогенезе и в ходе функцио­нального развития были предприняты у нас Л. С. Выготским, а в зарубежной психологии — Пиаже и рядом других авторов. При всем несходстве общетеоретических позиций, с которых велись эти исследования, в одном пункте они сходятся: первоначально

внутренние психические процессы имеют форму внешних процес­сов с внешними предметами; превращаясь во внутренние, эти внешние процессы не просто меняют⁴ свою форму, но подвергают­ся и известной трансформации, обобщаются, становятся более сокращенными и т. д. Все это, конечно, так, но нужн© принять во внимание два положения, которые представляются капитально важными.

Первое заключается в том, что внутренняя деятельность есть подлинная деятельность, которая сохраняет общую структуру че­ловеческой деятельности, в какой бы форме она ни протекала. Утверждение общности строения внешней, практической и вну­тренней, умственной деятельности имеет то значение, что оно позволяет понять постоянно происходящий между ними обмен звеньями; так, например, те или иные умственные действия мо­гут входить в структуру непосредственно практической, матери­альной деятельности, и, наоборот, внешнедвигательные операции могут обслуживать выполнение умственного действия в структуре, скажем, чисто познавательной деятельности...

Второе положение состоит в том, что и внутренняя деятель­ность, деятельность сознания, как и любая вообще предметная человеческая деятельность, тоже не может быть выключена из общественного процесса. Достаточно сказать, что только в обще­стве человек находит и предмет потребности, которой эта его деятельность отвечает, и цели, которые он преследует, и средства, необходимые для достижения этих целей. <...>

До сих пор речь шла о деятельности в общем, о собиратель­ном значении этого понятия. Реально же мы всегда имеем дело с отдельными деятельностями, каждая из которых отвечает опре­деленной потребности субъекта, стремится к предмету этой по­требности, угасает в результате ее удовлетворения и воспроиз­водится вновь, может быть, уже в других условиях и по отношению к изменившемуся предмету. <...>

Основными «образующими» отдельных человеческих деятель-ностей являются осуществляющие их действия. Действием мы называем процесс, подчиненный представлению о том результа­те, который должен быть достигнут, т. е. процесс, подчиненный сознательной цели. Подобно тому, как понятие мотива соотноси­тельно с понятием деятельности, понятие цели соотносительно с понятием действия. <...>

Как уже говорилось, деятельность ие является аддитивным процессом. Соответственно действия — это не особые «отдель­ности», которые включаются в состав деятельности. Человече­ская деятельность существует как действие или цепь действий. Например, трудовая деятельность существует в трудовых дейст­виях, учебная деятельность—в учебных действиях, деятельность общения — в действиях (актах) общения и т. д. Если из деятель­ности мысленно вычесть действия, ее осуществляющие, то от де­ятельности вообще ничего не остается. Это же можно выразить и иначе: когда перед нами развертывается конкретный процесс —

рнешний или внутренний, то со стороны мотива он выступает в качестве деятельности человека, а как подчиненный цели — в ка­честве действия или системы, цепи действий.

Вместе с тем деятельность и действие представляют собой подлинные и притом не совпадающие между собой реальности. Одно и то же действие может осуществлять разные деятельности, может переходить из одной деятельности в другую; оно, таким образом, обнаруживает свою относительную самостоятельность. Обратимся снова к грубой иллюстрации: допустим, что у меня возникла цель — прибыть в пункт Л, и я это делаю; понятно, это данное действие может иметь совершенно разные мотивы, т. е, реализовывать совершенно разные деятельности. Очевидно, конеч­но, и обратное, а именно, что один и тот же мотив может порож­дать разные цели и соответственно разные действия*.

В связи с выделением понятия действия как важнейшей «об­разующей» человеческой деятельности нужно принять во внима­ние, что сколько-нибудь развернутая деятельность предполагает достижение ряда конкретных целей, из числа которых некото­рые связаны между собой жесткой последовательностью. Иначе говоря, деятельность обычно осуществляется некоторой совокуп­ностью действий, подчиняющихся частным целям, которые мо­гут выделяться из общей цели; при этом специальный случай со­стоит в том, что роль общей цели выполняет осознанный мотив, превращающийся благодаря его осознанию в мотив-цель. <...>

Всякая цель — даже такая, как «достичь пункта А»,— объек­тивно существует в некоторой предметной ситуации. Конечно, для сознания субъекта цель может выступить в абстракции от»той ситуации. Но его действие не может абстрагироваться от нее — даже только в воображении. Поэтому, помимо своего ин-тенционального аспекта (что должно быть достигнуто), дейст­вие имеет и свой операционный аспект (как, каким способом это может быть достигнуто), который определяется не самой по себе целью, а предметными условиями ее достижения. Иными слова­ми, осуществляющее действие отвечает задаче; задача — это и есть цель, данная в определенных условиях. Поэтому действие имеет особую сторону, особую его «образующую», а именно спо­собы, какими оно осуществляется. Способы осуществления дей­ствия мы называем операциями.

Термины «действие» и «операция» часто не различаются. Однако в контексте анализа деятельности нх четкое различение совершенно необходимо. Действия, как уже было сказано, соот­носительны целям, операции — условиям. Допустим, что цель остается той же самой, условия же, в которых она дана, изме­няются; тогда меняется только и именно операционный состав Действия или (и это крайний случай) действие может оказаться 1&овсе невозможным, и задача остается неразрешенной. Наконец,

Главное, что заставляет особо выделять операции, заключается ¹ том, что операции, как правило, вырабатываются, обобщаются [ фиксируются общественно-нсторическн, так что каждый отдел ь-

Заказ 5162

ный индивид обучается операциям, усваивает и применяет

ИХ. <..->

Действия и операции имеют разное происхождение, разную динамику и разную судьбу. Генезис действия лежит в обмене деятельностями, «интрапсихологизация» которого и порождает действие. Всякая же операция есть результат преобразования действия, происходящего в результате его включения в другое действие и наступающей его «технизации». Самой простой ил­люстрацией этого процесса может служить формирование опе­раций, выполнения которых требует управление автомобилем. Первоначально каждая операция, например переключение пере­дач, формируется как действие, подчиненное именно этой цели и имеющее свою сознательную «ориентировочную основу» (П. Я. Гальперин). В дальнейшем это действие включается в другое действие, имеющее сложный операционный состав, на­пример в изменение режима движения автомобиля. Теперь пе­реключение передач становится одним из способов его выполне­ния— операцией, его реализующей^ и оно уже не может осуще­ствляться в качестве целенаправленного сознательного процесса. Его цель уже реально не выделяется и не может выделяться водителем; для него переключение передач психологически как бы вовсе перестает существовать. Он делает другое; трогает авто­мобиль с места, берет крутые подъемы, ведет автомобиль нака­том, останавливает его в заданном месте и т. п. В самом деле, эти операции могут вообще не касаться водителя и выполняться вместо него автоматом. Судьба операций рано или поздно стано­вится функцией машины. <...>

Итак, в общем потоке деятельности, который образует чело­веческую жизнь в ее высших, опосредствованных психическим отражением проявлениях, анализ выделяет, во-первых, отдельные деятельности — по критерию различия побуждающих их мотивов. Далее выделяются действия — процессы, подчиняющиеся созна­тельным целям. Наконец, это операции, которые непосредственно зависят от условий достижения конкретной цели.

Эти «единицы» человеческой деятельности и образуют ее макроструктуру. Особенности анализа, который приводит к их выделению, состоят не в расчленении живой деятельности на элементы, а в раскрытии характеризующих ее отношений. Такой системный анализ одновременно исключает возможность ка­кого бы то ни было удвоения изучаемой реальности: речь идет ие о разных процессах, а скорее о разных плоскостях абстракции. Этим и объясняется, что по первому взгляду невозможно судить о том, имеем ли мы дело в каждом данном случае, на­пример, с действием или с операцией. К тому же деятельность представляет собой в высшей степени динамическую систему, которая характеризуется постоянно происходящими трансформа­циями. Деятельность может утратить мотив, вызвавший ее к жизни, и тогда оиа превратится в действие, реализующее, может быть, совсем другое отношение к миру — другую деятельность;

наоборот, действие может приобрести самостоятельную побуди­тельную силу и стать особой деятельностью; наконец, действие Может трансформироваться в способ достижения цели, в опера- кию, способную реализовать различные действия.

Динамизм, подвижность структурных единиц деятельности выражается, с другой стороны, в том, что каждая из них может становиться более дробной или, наоборот, включать в себя еди­ницы прежде относительно самостоятельные. Так, в ходе дости­жения выделившейся общей цели может происходить выделе­ние промежуточных целей, в результате чего целостное дробится на ряд отдельных последовательных действий; это особенно характерно для случаев, когда действие протекает в условиях, затрудняющих его выполнение с помощью уже сформировав­шихся операций. Противоположный процесс состоит в укрупне­нии структурных единиц деятельности. Это случай, когда объек­тивно достигаемые промежуточные результаты перестают вы­деляться субъектом, сознаваться им в форме целей. <...>

Существуют отдельные деятельности, все компоненты кото­рых являются существенно внутренними; такой может быть, на­пример, познавательная деятельность. Более частный случай состоит в том, что внутренняя деятельность, отвечающая позна­вательному мотиву, реализуется существенно внешними по своей форме процессами; это могут быть либо внешние действия, либо внешнедвигательные операции, но никогда не отдельные их части. То же относится и к внешней деятельности: некоторые из осуществляющих внешнюю деятельность действий и операций могут иметь форму внутренних, умственных процессов, но опять-таки именно и только как действия или операции в их недели­мости. <...>

Деятельность субъекта опосредствуется и регулируется психи­ческим отражением реальности. То, что в предметном мире выступает для субъекта как мотивы, цели и условия его дея­тельности, должно быть им так или иначе воспринято, пред­ставлено, понято, удержано и воспроизведено его памятью; это же относится к процессам его деятельности и к самому субъек­ту — к его состояниям, свойствам, особенностям. Таким обра­зом, анализ деятельности приводит нас к традиционным темам психологии. Однако теперь логика исследования оборачивается так: проблема психических проявлений человека превращается в проблему их происхождения, их порождения жизнью. <...>

Трудовая деятельность запечатлевается в своем продукте. Происходит, говоря словами Маркса, переход деятельности в форму покоящегося свойства; при этом регулирующий деятель­ность психический образ (представление) воплощается в пред­мете — ее продукте. Теперь, во внешней, экстериоризованной форме своего бытия, этот исходный образ сам становится пред­метом восприятия: он осознается.

| Процесс осознания может, однако, реализоваться лишь в IP» случае, если предмет выступит перед субъектом именно как

запечатлевший в себе образ, т. е. своей идеальной стороной. Выде­ление, абстрагирование этой стороны первоначально происходит в процессе языкового общения, в актах словесного означения; словесно означенное и становится осознанным, а сам язык ста­новится субстратом сознания.

Выразим это иначе. Люди в своей общественной по природе деятельности производят и свое сознание. Оно кристаллизуется в ее продуктах, в мире человеческих предметов, присваиваемых индивидами, хотя никакой физический или химический анализ их вещественного состава не может, разумеется, в них обнаружить его так же, как он не может его обнаружить и в чело­веческом мозге. За субъективными явлениями сознания лежит действительность человеческой жизни, предметность человеческой деятельности.

Конечно, указанные условия и отношения, порождающие человеческое сознание, характеризуют лишь условия его перво­начального становления. Впоследствии в связи с выделением и развитием духовного производства, обогащением и технизацией языка сознание людей освобождается от своей прямой связи с их производственной деятельностью. Круг сознаваемого все более расширяется, так что сознание становится у человека всеобщей, универсальной формой психического отражения.

Основы теории речевой деятельности. М, 1974, с. 5—20.

Д. Н. Узнадзе

ОБЩЕЕ УЧЕНИЕ ОБ УСТАНОВКЕ

Иллюзия объема. Возьмем два разных по весу, но совершенно одинаковых в других отношениях предмета, скажем два шара, которые отчетливо отличались бы друг от друга по весу, но по объему и другим свойствам были бы совершенно одинаковы. Если предложить эти шары испытуемому с заданием сравнить их между собой по объему, то, как правило, последует ответ: более тяжелый шар меньше по объему, чем более легкий. Причем иллюзия эта обычно выступает тем чаще, чем значительнее раз­ница по весу между шарами. Нужно полагать, что иллюзия здесь обусловлена тем, что с увеличением веса предмета обычно уве­личивается и его объем, и вариация его по весу, естественно, вну­шает субъекту и соответствующую вариацию его в объеме.

...Через определенное число повторных воздействий (обычно через 10—15 воздействий) субъект получает в руки пару равных по объему шаров с заданием сравнить их между собой, И вот оказывается, что испытуемый не замечает, как правило, равенст­ва этих объектов; наоборот, ему кажется, что один из них явно больше другого, причем в преобладающем большинстве случаев в направлении контраста, т. е. большим кажется ему шар в той руке, в которую в предварительных опытах он получал меньший по объему шар. При этом нужно заметить, что явление это высту­пает в данном случае значительно сильнее и чаще, чем при пред­ложении неодинаковых по весу объектов. Бывает и так, что объ­ект кажется большим в другой руке, т. е. в той, в которую испы­туемый получал больший по объему шар.

В этих случаях мы говорим об ассимилятивном феномене. Так возникает иллюзия объема.

Но объем воспринимается не только гаптически, как в этом случае; он оценивается и с помощью зрения. Спрашивается, как обстоит дело в этом случае.

Мы давали испытуемым на этот раз тахистоскопически пару кругов, из которых один был явно больше другого, и испытуемые, сравнив их между собой, должны были указать, какой из них больше. После достаточного числа (10—15) таких однородных экспозиций мы переходили к критическим опытам — экспониро-

вали тахистоскопически два равновеликих круга, и испытуемый, сравнив их между собой, должен был указать, какой из них больше.

Результаты этих опытов оказались следующие; испытуемые воспринимали их иллюзорно; причем иллюзии, как правило, воз­никали почти всегда по контрасту...

Иллюзия силы давления. Но наряду с иллюзией объема мы обнаружили и целый ряд других аналогичных с ней феноменов, и прежде всего иллюзию давления.

Испытуемый получает при посредстве барестезиометра одно за другим два раздражения—сначала сильное, потом сравни­тельно слабое. Это повторяется 10—15 раз. Опыты рассчитаны на то, чтобы упрочить в испытуемом впечатление данной после­довательности раздражений. Затем следует так называемый кри­тический опыт, который заключается в том, что испытуемый по­лучает для сравнения вместо разных два одинаково интенсивных раздражения давления.

Результаты этих опытов показывают, что испытуемому эти впечатления, как правило, кажутся не одинаковыми, а разными, а именно: давление в первый раз ему кажется более слабым, чем во второй раз. <...>

Нужно заметить, что в этих опытах, как и в предыдущих, мы имеем дело с иллюзиями как противоположного, так и симмет­ричного характера: чаще всего встречаются иллюзии, которые сводятся к тому, что испытуемый оценивает предметы критиче­ского опыта, т. е. равные экспериментальные раздражители как неодинаковые, а именно: раздражение с той стороны, с которой в предварительных опытах он получал более сильное впечатле­ние давления, он расценивает как более слабое (иллюзия конт­раста). Но бывает в определенных условиях и так, что вместо контраста появляется феномен ассимиляции, т. е. давление ка­жется более сильным как раз в том направлении, в котором и в предварительных опытах действовало более интенсивное раздра­жение.

...Следовательно, не подлежит сомнению, что явления, анало­гичные с иллюзиями объема, имели место и в сфере восприятия давления, существенно отличающегося по структуре рецептора от восприятия объема.

Иллюзия слуха. Наши дальнейшие опыты касаются слуховых впечатлений. Они протекают в следующем порядке: испытуемый получает в предварительных опытах при помощи так называемо­го «падающего аппарата» (Fallapparat) слуховые впечатления попарно: причем первый член пары значительно сильнее, чем второй член той же пары. После 10—15 повторений этих опытов следуют критические опыты, в которых испытуемые получают пары равных слуховых раздражений с заданием сравнить их между собой. <...>

Цифры, полученные в этих опытах, не оставляют сомнения,

что случаи феноменов, аналогичных с феноменом иллюзии объе­ма, имеют место и в области слуховых восприятий. <...>

Иллюзия освещения... Испытуемый получает два круга для сравнения их между собой по степени их освещенности, причем один из них значительно светлее, чем другой. В предваритель­ных опытах (10—15 экспозиций) круги эти экспонируются испы­туемым в определенном порядке: сначала темный круг, а за­тем— светлый. В критических же опытах показываются два оди­наково светлых круга, которые испытуемый сравнивает между собой по их освещенности. Результаты опытов... не оставляют сом­нения, что в критических опытах, под влиянием предварительных, круги не кажутся нам одинаково освещенными: более чем в 73 процентах всех случаев они представляются нашим испытуе­мым значительно разными. Итак, феномен наш выступает и в этих условиях.

Иллюзия количества. Следует отметить, что при соответству­ющих условиях аналогичные явления имеют место и при сравне­нии между собой количественных отношений. Испытуемый по­лучает в предварительных опытах два круга, из которых в одном мы имеем значительно большее число точек, чем в другом. Число экспозиций колеблется и здесь в пределах 10—15. В критических опытах испытуемый получает опять два круга, но на этот раз число точек в них одинаковое. Испытуемый, однако, как правило, этого не замечает, а в большинстве случаев ему кажется, что точек в одном из этих кругов заметно больше, чем в другом, а именно больше в том круге, в котором в предварительных опытах он видел меньшее число этих точек.

Таким образом, феномен той же иллюзии имеет место и в этих условиях.

Иллюзия веса. Фехнер в 1860 г., а затем Г, Мюллер и Шуман в 1889 г. обратили внимание еще на один аналогичный нашим феномен, ставший затем известным под названием иллюзии веса. Он заключается в следующем: если давать испытуемому за­дачу повторно, несколько раз подряд, поднять пару предметов заметно неодинакового веса, причем более тяжелый правой, а менее тяжелый левой рукой, то в результате выполнения этой задачи у него вырабатывается состояние, при котором и предме­ты одинакового веса начинают ему казаться неодинаково тя­желыми, причем груз в той руке, в которую предварительно он по­лучал более легкий предмет, ему начинает казаться чаще более тяжелым, чем в другой руке.

Мы видим, что по существу то же явление, которое было ука­зано нами в ряде предшествующих опытов, имеет место и в обла­сти восприятия веса.