Культурное наследие и историческая культура

Следует различать:

1) прошлое (то, что случилось, произошло)

2) историю (селективные, несовершенные попытки историков описать и понять прошлое)

3) историческую память (несовершенное и частичное представление о прошлом в коллективном сознании)

4) наследие – современный конструкт прошлого, опирающийся на ныне существующие или воспроизводимые его материальные следы и символы).

С давних времён в коллективной памяти народов сохранялись вечные ценности в виде образцов поведения героев прошлого. Поэтому в процессе исторического познания учились на подвигах предков (histоria est magistra vitae).

Эту функцию исторические рассказы сохраняли вполь до эпохи постмодернизма, объявившего о смерти «великих нарративов». Обобщая, можно сказать, что национальный нарратив – это такой рассказ, в котором главным персонажем является нация и акцент делается на её развитии. Марксистский нарратив связывал прогресс общества со всё более развивающейся экономической ситуацией, а либеральный – с прогрессом прав и свобод членов общества. Элементы этих нарративов и разные их комбинации и ныне присущи исторической памяти, всё более сталкивающейся с проблемой передачи социальных ценностей и норм в контексте всеохватывающего культурного релятивизма.

 

Во все времена прошлое использовалось и используется для оправдания настоящего. Это особенно характерно для бесписьменных обществ, где прошлое является надёжным источником истинных ценностей. Вещи считаются необходимыми, поскольку они когда-то произошли и всегда повторяются. В таких обществах традиции выражают не столько тотальную и неослабевающую стабильность, сколько ценность особенных прецедентов.

Историческая коллективная память является мощным социальным инструментом, благодаря которому формируется коллективная и индивидуальная идентичность, а новым поколениям передаётся не только определённый образ прошлого, но и особенно моральные ценности и модели соответствующего поведения. Таким образом, происходит формирование того, что сегодня модно называть идентичностью.

При формировании, консолидации или сохранении идентичности всегда используются те или иные, обычно стереотипные, источники традиции, коллективной памяти или культурного наследия. Однако отношение современного общества к прошлому парадоксально: с одной стороны, исследователи фиксируют тенденцию исчезновения коллективной памяти из-за глобализации, нивеляции культур, с другой стороны, можно наблюдать всё более усиливающийся интерес к прошлому, даже так называемый феномен «лихорадки или бума памяти», с которым и связана индустрия наследия.

 

В 1980-90-е гг. внимание социологов и историков стран западной европы стали привлекать такие понятия как «историческая», «социальная», «коллективная», «коммуникативная», «культурная» память, «историческое сознание», «историческая культура» и пр. При этом немецкие авторы любили употреблять термины «историческое сознание» и «историческая культура», а французские рассматривали преимущественно механизмы функционирования коллективной памяти. Однако в обоих случаях можно говорить об изменившемся взгляде на общественное признание и ценность исторической науки.

Немецким исследователем Йорном Рюзеном была сформулирована идея исторического сознания, которое понималось им как «общая категория, связанная не только с изучением и обучением истории, но и охватывающая всё историческое мышление: благодаря ей прошлое ощущается и объясняется как история. Её анализ охватывает как исторические исследования, так и роль и назначение истории в личной и общественной жизни». Ведь реликты прошлого ещё существуют в настоящем, и приходится принимать по отношению к ним конкретные решения.

Главное теоретическое новшество, которое внёс Йорн Рюзен – это понятие «историческая культура» - это всякого рода действия, смыслы, формы и выражения, при помощи которых конкретное общество осуществляет своё понимание прошлого (начиная с академической историографии и кончая всеми возможными формами популяризации исторических знаний). Рюзен усматривает в исторической культуре политическое, эстетическое и познавательное измерения, находящиеся в напряжённых отношениях друг с другом, и обращает внимание на то, что при доминировании каждого из этих измерений историческая культура становится односторонней. Доминирование эстетического измерения ведёт к эстетизации исторической памяти, доминирование когнитивных стратегий осмысления прошлого – к идеологизации самой исторической культуры, доминирование политического измерения – к политизации исторической памяти (например, истории как средства пропаганды). Таким образом, историческая культура является способом взаимодействия конкретного общества со своим историческим прошлым – что и как это общество или группа с ним делают.

Историческая культура тесно взаимодействует с постоянно меняющимся историческим сознанием общества. Историческое сознание – присущая каждому народу независимо от его социальных и экономических условий жизни способность ориентироваться в прошлом, настоящем и будущем. Это переживание течения времени, умение присваивать ему смысл и пользоваться. Словом, каждый человек является в определённом роде историком, потому что имеет какое-то представление о течении исторического времени и своих связях с ним. Рюзен предложил выйти историкам из своих кабинетов и посмотреть, как понимают историю их сограждане. Само понятие истории и наследия в системе Рюзена выявляется как своеобразная форма памяти, которая, сталкиваясь с проблемами современности, обращается к историческому сознанию отдельного человека и через два когнитивных уровня (переживание и объяснение) практически ориентирует поступки личности и действует как матрица исторического мышления.

Историческое сознание проявляется на трёх уровнях понимания времени: от переживания прошлого через его объ\яснение – к ориентации в настоящем и чаяниях на будущее. Последнее звено является самым важным, потому что, опираясь на историческую память и опыт, мы всегда решаем проблемы современности, а не прошлого.

 

Места памяти

Вопросы функционирования исторической культуры в современном об-ве рассматривают и историки французской школы Анналов. В 1980-90 гг. группа учёных принялась за исследование функционирования массовых исторических представлений. Они подготовили 7-томный сборник статей «Места памяти». Составитель этого сборника Пьер Нора утверждает, что в современном западном об-ве можно наблюдать тенденцию отмирания коллективной памяти. Парадоксальным образом академическая история вытесняет живую традицию и память. Эта тенденция связана с глобализацией, демократизацией, доминированием массовой к-ры и информационных технологий. Они способствуют разрушению местных традиций и нивелированию локальных различий. Исторические знания транслируются с помощью прессы и употребляются, как и всякие другие продукты к-ры. Происходит также атомизация и фрагментация исторической памяти, каждый становится сам себе историком.

Для доминировавшей некогда в обществе исторической памяти остаются лишь отдельные специфические места, где она может свободно проявляться. Чем меньше историческая память функционирует в общественной среде, тем больше нужно усилий для её сохранения. «Места памяти» являются следами не только коллективной памяти, но и социальной солидарности. Они выполняют мемориальную функцию в культуре, которая склонна забывать, предлагают ритуалы деритуализированному обществу, позволяют почувствовать сакральные переживания секуляризованным гражданам, временно дают возможность ощутить зависимость от конкреной группы индивидам, потерявшим коллективную идентичность.

«Местами памяти» можно считать архивы, музеи, кладбища, праздники, исторические даты, памятники, названия улиц, учебники. Нора различает три вида «мест памяти»: материальные, символические и функциональные. Они могут связываться между собой. Каждое материальное «место памяти» несёт и символическое значение (например, архив как «сокровищница памяти»), а функциональное «место памяти» (учебник или знаменитое историческое произведение) также являются материальными объектами.

Не каждое место научного интереса становится местом памяти, например, места археологических находок. Нужно, чтобы этими объектами заинтересовались и взяли их под опеку конкретные социальные группы – религиозные общины, местные сообщества и пр., хотя, конечно только национальное государство может себе позволить направленно формировать историческую память граждан через систему образования и средства массовой коммуникации.

Таким образом, историческая память – это конкретное содержание исторического сознания нации в конкретном промежутке времени. Она выполняет утилитарную функцию – помочь членам об-ва сориентироваться во времени посредством исторических рассказов (нарративов). Функционирование коллективной памяти тесно связано с отношениями силы: индивидуальная и групповая память конструируются в настоящем, отбирая и выявляя только те аспекты прошлого, которые соответствуют потребностям, ценностям или ожиданиям об-ва в настоящем, и забывая остальные. Руководящая элита благодаря культурной памяти и наследию стремится легитимировать свою власть. Однако если в об-ве за возможность формировать коллективную память как инструмент социополитической силы состязаются многие заинтересованные группа, она теряет однородность, становится гетерогенной. Поэтому многим современным обществам характерны т.н. «битвы памяти».

 

Политика памяти

Рассмотрим, какое место в конструировании новой идентичности занимает недавнее прошлое и кто примет на себя руководящую роль в видоизменении его образа. Культурная память чаще всего утверждается в таких формах как профессиональная историография, историческая публицистика и другие средства популяризации истории (ТВ, кино и пр.). Здания, места, названия улиц, памятники, мемориалы, праздники, музейные экспозиции и т.д. также напоминают о важнейших событиях истории и личностях. Эти репрезентации культурной памяти, знаки, ритуалы и места воплощают выбор части общества, имеющей сознательную силу – политической и экономической элиты, - что воспринимать и упоминать из всего набора событий и личностей прошлого. Такой процесс называют иногда «политикой памяти».

Природа политики памяти чисто инструментальна; её характерные черты – практичность и дидактичность. Воплощённая в публичном пространстве дидактика может опираться как на негативное воспоминание – предупреждение, как люди не должны вести себя, так и быть вдохновляющей, побуждающей вести себя подобающим образом. Публичное пространство в этом случае становится особенно морально ориентированным. Таким образом, осознание инструментальности прошлого, поощряемое «политикой памяти», бывает предназначено не только для того, чтобы обеспечить символическую легитимацию власти, но и для того, чтобы в об-ве укрепился определённый моральный кодекс.

Однако любая политика памяти неизбежно провоцирует существенную проблему: что из всего массива событий прошлого выбрать и что включить в историческую память? Здесь надо вести речь не только о выборе самих элементов прошлого (событий, личностей, процессов), но и о выборе вещей и мест, вызывающих и побуждающих определённые воспоминания. Трудности этой селекции на индивидуальном уровне выявляются в моменты переезда и складывания, когда надо решить, какие вещи из прошлого следует сохранить, а какие отбросить. В жизни об-ва это 2складывание» соотвествует особенно важным изменениям – войнам, революциям, смене политического и экономического устройства. Эти события создают кризисы, которые требуют по-новому переосмыслить жизненное окружение. Тогда уничтожение остатков прошлого или признание их наследием может стать одним из возможных кодов этого переосмысления.

Кто в об-ве имеет власть сознательно формировать политику памяти и распоряжаться историческим сознанием об-ва? На этот вопрос социологи дают не одинаковые, но близкие ответы: правительства или отдельные влиятельные индивиды, доминирующие социальные группы. Таким образом, политика памяти инструментально использует переосмысление прошлого и пытается внедрить или консолидировать в об-ве моральный порядок.

Всем манипуляциям с исторической памятью присущ и футуристический аспект. Главный императив политики памяти требует всё делать не только для ныне живущих, но и для будущих поколений. Поэтому объём и форму использования памяти определяет и формирует именно специфическое видение настоящего и будущего, а не прошлого.

Новейшие достижения и концепции исторической науки служат и для интерпретации культурных ценностей. Интересно и то, что историческая наука и культурное наследие используют прошлое в аналогичных целях. Современная историка (наука о самосознании историков) утверждает, что история не является собранием исторических фактов; она не существует, пока историк её не создаст. То же самое можно сказать и о наследии. По определению, каждое наследие кому-то принадлежит, и его владелец решает, что с ним делать дальше и имеет ли оно вообще право на существование. Разница между историей и наследием не та, что она, мол является «настоящей», а наследие – нет. По существу, и то и другое – это селективные субъективные продукты настоящего, предназначенные для удовлетворения потребностей настоящего дня. Они используют прошлое, всякий раз интерпретируя его по новому. История – это всё то, что современный историк считает ценным и необходимым описать; наследие – это всё то, что современное общество считает полезным и нужным перенять из прошлого и хранить для будущего.

 

Создание наследия. Содержание понятия «наследие»

В теоретическом плане касательно наследия можно поставить два фундаментальных вопроса: 1) что это такое? 2) что с ним делать? Очень много литературы посвящено ответам именно на второй вопрос. Но чтобы на него правильно ответить, необходимо ответить на первый. По каким причинам и каким образом происходит отбор охраняемой части наследия из его массы? Какие следует при этом использовать критерии? и т.д.

Французский историк Фернан Бродель в книге «Идентичность Франции» писал, что нация может воспринимать себя лишь при помощи того, что для неё является существенным, отождествляя себя со знаками и кодами, которые известны лишь тем, кто прошёл своеобразную «культурную инициацию». Поэтому такая коллективная идентификация с культурными ценностями прошлого возможна лишь при помощи общественного консенсуса, который позволяет из всей массы реликтов прошлого выбрать лишь самое важное, потому что невозможно сохранить всё. Таким образом, наследие всегда является результатом конкретного решения, общественной или академической конвенции. оно не существует априори.

Самым важным элементом создания наследия (heritage creation) является признание реликтов прошлого культурной ценностью. Для того, чтобы процесс создания наследия прошёл успешно, выбираемый объект наследия должне соответствовать определённым критериям. Существенной предпосылкой признания ценностью становится само старение вещей, что часто сопровождается потерей ими утилитарной функции. Немалое значение играют и случайности исторического процесса – ценность сохранности и редкости. Некоторые же вещи были специально созданы как эстетические объекты, чтобы их хранили и собирали. Некоторые артефакты или места вызывают ассоциации с важными событиями или лицами прошлого. Но этих критериев не всегда достаточно для успешного создания наследия. Имеют значение и случайные факторы академической, политической, экономической или социальной конъюктуры (интерес к определённым объектам). Надо также, чтобы объектом заинтересовалась определённая социальная группа – медиатор-инициатор создания наследия, например, краеведческое общество, представители местной власти, исследователи. Поэтому процесс создания наследия определяется многими объективными и субъективными факторами.

Существует определённая «терминологическая напряжённость» и сфере наследия, как и в других областях гуманитарных наук. Ещё до 70-х гг. ХХ в. термин «наследие» (heritage) почти не употреблялся. Широко использовался термин «памятник культуры» (monument of culture). Под памятником культуры понимался как коллекция важнейших исторических объектов архитектуры и искусства конкретной страны, классифицированная по стилям и эпохам. Ценность памятника определяли по двум важнейшим признакам: исторической информативности (историко-документальная или научная ценность) и зрелости формы (художественная ценность).

Памятник, определяемый таким образом, обычно обозначает обособленность, индивидуальность, которую находят, оценивают и вводят в сферу юридических, административных и консервативных практик специалисты-эксперты, придерживающиеся определённой концепции научности и принципов административного управления.

В отличие от памятника, термин «наследие» указывает на акт передачи-приёма, преемственность связей поколений прошлого и настоящего. Существуют различные понимания того, что такое наследие:

1. Это синоним любых физических реликтов, доставшихся нам из прошлого. В этом случае оно относится как к музейным коллекциям, археологическим раскопкам, так и к архитектурным и природным объектам.

2. Наследие – это реликты прошлого с позиций современности (индивидуальной, семейной или коллективной памяти). Любой современный продукт, появление которого можно связать с прошлым, становится продуктом наследия.

3. Наследие связывается не только с объектами и артефактами, связанными с прошлым, но это понятие расширяется до всей сферы национального культурного наследия, в том числе нематериального.

4. Наследие частично или полностью включает в себя элементы природного окружения при употреблении термина «наследственный ландшафт» (heritage landscape), что очень популярно в Северной Америке.

5. Наследие включает в себя область коммерческой деятельности – т.н. «индустрию наследия», опирающуюся на совокупность продуктов и услуг, имеющих компоненты наследия.

6. Понятие наследия используется для обоснования и поддержки политического экстремизма и расовых или этнических особенностей.

Таким образом, основными характеристиками памятника можно назвать уникальность, элитарность, репрезентативность, а наследия – универсальность, доступность, демократичность. На Западе обратили внимание, что изменения в употреблении этих понятий сигнализируют об определённых изменениях в самом обществе – укреплении демократических принципов. Параллельные процессы происходят в исторической науке: она всё больше отказывается от изучения политических процессов, военных событий, биографий выдающихся личностей, обращаясь к социальным структурам, повседневности, менталитету.

 

Современной охране наследия свойственна не только междисциплинарность, но и всё более углубляющееся содержание понятия «охраняемый объект».

Документы Европейского Союза выделяют семь групп объектов культурного наследия:

1. Природа (растения, животные, экосистемы, геологические и геоморфологические структуры). Традиционно принято считать, что природное наследие имеет мало общего с культурным. Во многих государствах их охрана разделена и на институциональном уровне.

2. Культурные ландшафты (местности, охраняемые из-за их эстетической или культурной ценности). Это сады, национальные парки, кладбища и т.п. В некоторых странах чётко не разграничена охрана таких объектов и объектов природы. Культурный ландшафт – это всё, созданное человеком или застроенное окружение. В случае культурных ландшафтов мы сталкиваемся с проблемами, связанными с рекреационным туризмом, например, можно ли считать ландшафтами пляжи? Чаще всего ландшафты ассоциируются с деревней, но можно говорить и о городских ландшафтах (townscape), а последние связаны с архитектурными памятниками.

3. Памятники (архитектурные и археологические) являются одной из наиболее ранних и известных форм объектов охраны культурного наследия. Памятник часто ассоциируется с монументом 9в некоторых языках это слово употребляется как синоним), скульптурой, хотя означает оно и очень ценное здание или объект, который именуется культурной ценностью. В этом случае особенно актуален вопрос о его аутентичности и связи с окружением, охраной последнего.

4. Артефакты – созданные людьми и собираемые ими вещи, которые хранятся в коллекциях, музеях, являются личной, коллективной или государственной собственностью. Коллекционирование – сама\я древняя практика охраны культурного наследия.

5. Деятельность – также может быть объектом наследия. Например, образ жизни, язык, спорт, знания и навыки, фольклор, музыка, религиозные практики, традиционные системы мер (в Великобритании) или времени (сиеста в Испании) и пр. Всё это тесно связано с самосознанием и идентичностью.

6. Люди – также могут стать ценностями культурного наследия. Например, страны или профессии могут иметь своих святых-покровителей. Это могут быть и ныне живущие люди, носители уникальных традиций, навыков ремесла и искусства (живое наследие). В некоторых европейских странах это члены королевских семей и пр.

 

Чаще всего современные теоретики определяют культурное наследие как то, что унаследовано из прошлого и что люди хотят из настоящего передать в будущее. При этом выделяют два подхода к наследию:

1. Классическое понятие наследия как культурных ценностей, которое утверждает, что мы должны быть скорее пассивными посредниками между поколениями, обязанными передать возможно больше из сохранившихся ценностей.

2. Современное постмодернистское понятие наследия как культурных ресурсов, позволяющее активно использовать культурные ценности в информационных, просветительских, досуговых и развлекательных целях.

То, что в современной индустрии наследия культурные ценности стали культурными ресурсами, проявляется в трояком использовании наследия.

1. Наследие применяется как культурные ресурсы, ценные сами по себе, как знаки совершенствования, цивилизованности, чаще всего составляющие основу музейных коллекций. Основной детялеьностью по усвоению ресурсов культурного наследия является его собирание и хранение, но не только в музеях: «собираются» и мемориальные здания или целые исторические местности.

2. Наследие используется в качестве политического ресурса, предназначенного для создания или поддержания государств, обеспечения легитимности их правительств, господствующих идеологий.

3. Наследие воспринимается как экономический ресурс, представляемый на рынке в виде продуктов и услуг непосредственно как индустрия наследия, обычно связанная с индустрией туризма.

Эти три типа ресурсов тесно взаимосвязаны, поскольку часто опираются на одни и те же события, личности или ассоциации, могут быть использованы в одном и том же месте.

                   

Отсюда неизбежно следует тот факт, что охрана культурного наследия затевается не ради него самого, а по внешним причинам и интересам: ради просвещения, социального или политического престижа и легитимации власти, во имя прогресса и имиджа государства, из экономической выгоды. Невозможно анализировать проблему наследия узко, без глубокого понимания исторической культуры отдельной страны, поскольку недостаточно знать, когда, почему и как хранятся ценности, но нужно понять функции социальной памяти в обществе.