Глава 4. Социальные ориентации и функции.

Для зарождения, выживания и последующего существования возникшего религиозного образования необходимы соответствующие условия. Они стали объектом комплексного изучения исследователей, подкрепляемых не только личными наблюдениями ученых разного профиля, но и анализом первых шагов религиозных групп, впоследствии ставшими мировыми религиями. Свои суждения о начальных этапах деятельности современных неорелигиозных образований исследователи НРД обосновывали результатами социологических исследований, проводимых среди последователей различных разновидностей новых религиозных групп.

Первоначальная задача основателя движения и его сподвижников является (отчетливо или смутно осмысливаемый) проект установления своего рода баланса между альтернативным отношением к ведущей конфессии, наличными «земными реалиями» и стремлением в этом противостоянии с миром и влиятельными церквами уберечь новообразование от быстрого распада. Для того чтобы иметь на первых порах сравнительно небольшой круг приверженцев, основателю нового религиозного образования (иногда совместно со своими ближайшими соратниками) необходимо представить возникающее религиозное движение радикально отличающимся от религии или религий, доминирующих в данной местности. Подобная альтернативность обычно включает в себя утверждение о неистинности господствующей веры, сопровождающееся эмоционально насыщенными обвинениями доминирующих конфессий в мирских прегрешениях.

В то же время появляющееся религиозное объединение, если оно надеется обрести сторонников, должно быть настроено оппозиционно и к «мирскому граду», как правило, предъявляя наличным мирским порядкам пространный список «неправедных деяний»: произвол властей и богачей, их алчность, чревоугодие, пренебрежительное отношение к жизни простого народа. Однако, отметим еще раз, практическая эффективность обоих приведенных условий, конкурентоспособность возникшего религиозного движения, его шансы занять свою нишу в духовно-религиозном пространстве достигаются в случае нахождения основателями религиозных образований оптимального баланса с окружающим миром, прежде всего в противостоянии с господствующей религией и мирскими властями.

Если появившееся движение сразу вступает в предельно напряженные и враждебные отношения с ведущей конфессией, то у такого движения открывается несколько перспектив: оно может просто вскоре перестать существовать, не выдержав ответного натиска властей и первенствующей конфессии или, устояв, превратиться в карликовое объединение. Факты говорят о том, что бурная и бескомпромиссная «стартовая» конфронтация с преобладающей религией может принести лишь временный, скоротечный успех, но гораздо чаще она его не гарантирует. К успеху можно отнести лишь привлечение интереса к «новой вере» части населения, плохо или совсем не разбирающейся в особенностях вероучительных доктрин. В неорелигиях порой её привлекает новизна и даже экстравагантность вероучительных построений и не менее экстравагантные обряды. Но кого-то может привлечь и другое: более убедительные ответы на «вечные проблемы бытия», соответствующие духу времени и индивидуальным духовным поискам.

Подобная логика прослеживается и в отношении возникающих религиозных образований к окружающим их мирским порядкам. Дистанцированность от них, осуждение бездуховности, нравственной деградации, черствости, а в последнее время безразличия властей к бедственному положению многих миллионов людей, загрязнению среды обитания, несомненно, вызывает интерес к неорелигиозным образованиям некоторых категорий населения. Прежде всего тех, кто в вероучительных доктринах неорелигий находит ответы на мучающие их вопросы о причинах несправедливостей, с которыми они сталкиваются ежедневно. И здесь агрессивная демонизация, радикальное неприятие существующего состояния общества могут закончиться либо крушением проекта создания нового религиозного движения, либо поисками более гибких моделей взаимоотношения с миром. Продолжительное следование изначально избранной линии на конфронтацию с «земными порядками» чаще всего заканчивается превращением возникшего религиозного образования в группу с небольшим количеством последователей.

Способность сформулировать уже на «стартовой стадии» оптимальный баланс взаимоотношения с окружающим миром, позволяющий появившейся религиозной группе выжить и получить неплохие перспективы на будущее, во многом зависит от основателей таких образований, прежде всего их готовности и умения облечь в мыслительные и эмоциональные формулировки ожидания и помыслы определенных кругов населения. Вероучительный, обрядовый и социально-нравственный ряды всех возникающих религиозных новообразований, как правило, имеют универсальную направленность, не включают национальные, расовые и классовые преференций или исключения.

Проповедь превосходства определенной нации и даже расы встречается лишь в программах отдельных неязыческих образований.

Умение и способности авторов (составителей) начальных, «заявочных» версий вероучительного комплекса, а в целом - «новизны» появляющегося религиозного движения обусловливают успех «первых шагов» этого движения. Изучение биографий основателей крупных религиозных образований, в том числе мировых религий, позволяет говорить об отсутствии прямой зависимости начальных и последующих успехов неорелигиозных образований от уровня образования их создателей. Если иметь в виду новые религиозные движения «отечественного» происхождения, то лишь основатели наиболее продвинутых из них и  действующих более 15 лет имеют высшее образование.

Масштабы и острота взаимодействий возникающего религиозного образования с окружающей средой весьма разнообразны: от предсказаний ближайшего крушения существующей «природы вещей», переноса этой гибели на будущее до суровых обличений существующих в мире бед. Что же касается отношения к главной конфессии современной России, то и здесь наблюдается значительный разброс вариантов поведения.

В оценке мирских порядков новые религиозные движения разделяются на три типа: миротерпимые, мироотвергающие и мироисцеляющие (мироисправляющие). Миротерпимые в достаточной мере удовлетворены существующим порядком вещей или безразличны к нему. К данной разновидности движений относятся разнообразные тантрические группы. Тантрическая мировоззренческая и морально-нравственная системы провозглашаются надсоциальными, стоящими выше всех мировых законов и социально-политических режимов. Истинная тантра (от санскритского - хитросплетение, сокровенный смысл) свободна от утопических идей построения идеального общества.

В качестве центрального мотива вероучения мироотвергающей направленности выступает дуалистическая доктрина, согласно которой в мире существуют и борются две силы - светлая и темная, добра и зла. Для движений такого типа характерна «эсхатологическая лихорадка»- постоянная актуализация библейского повествования о событиях, предшествующих наступлению конца света. Демонизируя греховный мир, теология «Белого Братства» осуждает существующие власти, не верящие в миссию «живого Бога-Матери Мира Марии Дэви-Христос». Мироотрицание так же являлось характерной чертой первых лет существования «Церкви Последнего Завета». Ее основатель – Виссарион - заявлял о нарастании противоречий между Царством Силы и Царством Любви. Умножаются свидетельства торжества дикости и ничтожества. И спасение возможно лишь через восприятие учения Виссариона.

Новые религиозные движения с мироисправляющим (мироисцеляющим) типом отношения к земным реалиям в целом и конкретным порядкам в отдельности обычно акцентируют внимание на устранении различных проявлений насилия, стяжательства. Предлагаются методики повышения интеллектуальных способностей, избавления от наркологической зависимости.

Отмеченные типы отношения новых религиозных движений к миру не являются застывшими, неизменными, раз и навсегда присущими тому или иному религиозному новообразованию. Бескомпромиссное осуждение мирских порядков, отказ от любых контактов с «греховным миром» обычно характерны для начальных этапов существования движения. Его основателям и лидерам, как правило, не удается длительное время пребывать в состоянии «осажденной крепости», держаться строго обособленно от общества. Чаще всего переход к компромиссу во взаимоотношенияи с окружающей действительностью облекается в форму молчаливого отказа от прежних жестких мироотвергающих формулировок или мягкого их истолкования. Например, «Церковь Последнего Завета» сегодня избегает высказывать какие-либо суждения относительно сделанных ранее Виссарионом предсказаний о неизбежном наступлении (c точным указанием сроков) наступления различных бед - землетрясений, наводнений и т.д.

В рекламных буклетах новых религиозных движений можно встретить не только обещание приобщить к единственно истинной вере, помочь обрести вечное спасение, но и достичь успехов в карьере, улучшить здоровье. В материалах, издаваемых в России японской религиозной организацией «АУМ Синрике», рассказывалось о том, как после усвоения учения Секу Асахары один школьник стал преуспевать в учебе и сумел поступить в престижный университет; другой молодой последователь этой организации стал регулярно выигрывать крупные суммы по лотерее.

Находясь (в стадии возникновения и формирования) идеологически в состоянии напряжения с социокультурным окружением, фактически все новые религиозные объединения отвергают существующую систему миропорядка, в том числе и духовно-религиозные институты. Однако при этом остается открытым вопрос о границах и формах такого напряжения. Одни исследователи видят основной источник конфликтных отношений НРД с окружающей средой в «сектантской природе» такого типа религиозных образований с их традиционным изоляционизмом, претензиями на исключительную истинность их вероучений и социальных доктрин. Другие же считают возникающие напряжения между неорелигиями и обществом «улицей с двусторонним движением», поскольку не только общественные устои отвергаются новыми религиозными образованиями, но, в свою очередь, и сами религиозные образования отвергаются обществом. В то же время некоторые группы НРД, не признавая господствующие социальные идеалы и традиционные верования, сохраняют с ними относительно низкий уровень напряженности и конфликтности. В силу малочисленности, подчеркнутой отстраненности от мирских проблем и иных причин некоторые новые движения с мироотвергающими ориентациями остаются вдали от людских глаз и не вызывают общественного интереса. В значительной мере это относится к объединениям ньюэйджеров, которые, выдвигая альтернативные социальные и духовные проекты преобразования жизни людей, тем не менее не испытывают на себе постоянного и массированного давления со стороны социокультурного окружения по сравнению с некоторыми «классическими типами» НРД. Другие мелкие группы замыкаются в реализации чисто духовных программ, не проявляют интереса к общественно-политической проблематике. Не находясь в напряженных и тем более в конфликтных отношениях с «миром», такие группы имеют мало шансов для увеличения численности членов, многие из них либо распадаются, либо функционируют в формате «квартирной общины».

И, наоборот, новые религиозные группы, принимающие «наличное бытие», вызывают активную негативную реакцию в обществе, порождают различные формы контроля над ними. Примером таких групп может служить Церковь Саентологии, не вступающая в конфронтацию с социально-политическими устоями и не выдвигающая альтернативных проектов мироустройства.

Тем не менее содержание предлагаемых саентологами терапевтических методик и особенно формы их пропаганды и реализации создают для этой организации в ряде стран мира немало проблем. Таким образом, неприятие ценностей существующего общества и его структур само по себе недостаточно для адекватного понимания степени напряжения между новыми религиозными образованиями и его возможными последствиями как для общества, так и неорелигиозных объединений. Частичное или полное несовпадение социальных идеалов скорее может говорить только о потенциальной возможности появления активных или умеренных форм напряженности и конфликтности в отношениях того или иного типа НРД и общества. Как уже отмечалось, на взаимоотношение неорелигиозной группы и социокультурной среды существенно влияют формы и способы функционирования данного объединения. Жесткие авторитарные порядки, активные приемы миссионерства пробуждают повышенный интерес общества к таким объединениям; нередко группы людей, чаще других соприкасающихся с такими объединениями, становятся их антагонистами, непримиримыми противниками (например, родители детей, примкнувших к НРД).

Не менее существенно и другое: вероучительная доктрина неорелигиозного образования автоматически не порождает трения с социокультурной средой, несмотря на содержащиеся в ней резко негативные оценки этой среды. Источником напряжений и конфликтов она становится лишь в результате ее тесного соприкосновения с обществом, различные части которого оценивают вероучение и данное новое религиозное образование в целом и затем вырабатывают формы реакции на них. Но поскольку состояние общества зависит от самых разнообразных факторов, то и отношения массового сознания, политических институтов и общественных объединений к новым религиозным движениям далеки от единообразия. Учитывая это, исследователи новых религиозных движений выделяют три наиболее часто встречающихся типа их оценок: вызывающее уважение, привлекающее интерес своей необычностью и порождающее чувство опасности. При этом перечисленные оценки не являются застывшими, неизменными. По разным причинам, в том числе и под воздействием СМИ, общество может поменять свой взгляд на конкретное новое религиозное объединение с проявления к нему интереса на отношение к такому неорелигиозному образованию, как к опасному. В конце 70-х гг. подобная перемена произошла в американском обществе в отношении к Международному Обществу Сознание Кришны. На начальной стадии своей деятельности в США кришнаиты воспринимались как экстравагантное религиозное движение. Однако под влиянием трех факторов общество «Харе Кришна» стало определяться как «опасное». Этому способствовали: а) влияние усилившегося антикультового движения, б) торговля книгами и сбор пожертвований в многолюдных местах, вызывавших множество споров, в) последствия трагедии в Джонстауне (ноябрь 1978)1. Отношение новых религиозных движений с властями, а также установленными и поддерживаемыми ими порядками складываются по-разному. Открытая конфронтация с существующим политическим строем и экономической моделью общества фактически отсутствует на уровне официальных документов, принимаемых неорелигиозными объединениями. Если оппозиционность и проявляется, то в форме идеальной модели государственного устройства (Международное Общество Сознания Кришны), весьма далекой не только от социально-политического строя современной России, но и всех стран мира. В других случаях имеет место неприятие государства как института, в свое время порожденного «Князем мира сего», а потому не заслуживающего почтительного к себе отношения. Такого понимания природы государства придерживаются Свидетели Иеговы. Демонизация изначально порочной природы государства проявляется в отказе отмечать государственные праздники, отдавать почести государственному флагу и т.д. В то же время иеговисты призывают проявлять лояльность к действующим социально-политическим порядкам, быть законопослушными гражданами государства. Возникающие в разных государствах мира конфликты объединений Свидетелей Иеговы с властями порождены самыми различными факторами, и их было бы некорректно видеть в вероучительной негативной оценке природы государства. Например, их осуждение фашистского режима как наглядного воплощения дьявольских сил привело к массовым репрессиям против многих Свидетелей Иеговы. Поэтому неуклюже выглядят попытки вменить им в вину имевшие место положительные оценки фашистских порядков на самой начальной стадии превращения фашизма в господствующую идеологию Германии. Следуя такой логике, можно осуждать антифашистов многих стран, погибших от злодеяний гитлеровцев за то, что они когда-то поверили фюреру, геббельсовской пропаганде, порой проявили слабость. И порицание, и осуждение за это должно преследовать их, несмотря на последующее осуждение, сопротивление фашизму, страдание и гибель в фашистских концлагерях. Можно, разумеется, по-разному относиться к вероучению Свидетелей Иеговы, высмеивать его целиком или отдельные положения, однако на основании одного только неприятия такого учения наводить тень на открыто бросивших вызов гитлеризму не делает следует никому, тем более причисляющим себя к конфессии, призывающей любить ближнего. Если верить некоторым «сектоведам», то выступления Свидетелей Иеговы против нацистских порядков были будто бы спровоцированы Советом директоров этой религиозной организации, которому де нужны были мученики, и он их получил. При этом сохранение памяти о погибших от рук фашистских палачей цинично объявляется желанием стричь «купоны с этих событий, крича о героизме своих невинных жертв и обвиняя любого человека, который говорит правду о секте, в жажде иеговистской крови».2

Исследователи НРД отмечают непродуктивность предпринимаемых некоторыми неорелигиозными образованиями форсированных модификаций начальных социальных программ, наполнения их современными модными теориями и лозунгами. Естественное желание таким путем улучшить имидж организации таит потенциальную опасность стать жертвой секуляризации, набирающей обороты во всем мире. В то время как высокий уровень напряжения вызывает активное противодействие общественных институтов, быстрое и значительное приспособление к разнообразной культуре может подорвать перспективы новой религии. Секуляризация лишает новую религию уникальности ее духовного послания, и стало быть, лишает ее базы для привлечения новых последователей.3 На этот риск еще в 1959 г. указывал Брайан Уилсон, полагая, что сектантские движения вынуждены выполнять такую деликатную задачу, как поддержание умеренного уровня напряжения с обществом, избегая при этом излишне большого или слишком незначительного напряжения.4

Заметное место в трактовках социальной природы НРД занимает «теория депривации». Терминологически она происходит от слова «deprivation», переводимого с английского на русский как «лишение», «отнятие», «потеря», «утрата». В отечественном обществознании данный термин не используется, и для описания состояний и процессов, сопутствующих обращению индивидуума к религиозной вере чаще используются термин «компенсация» (компенсаторная функция религии», «восполнение») или термин «отчуждение», наделяемый гораздо более широкими смысловыми значениями и оттенками.

Введение в методологический обиход рассматриваемого понятия обычно связывается с именем Рихарда Нибура, объяснявшего при помощи понятия «депривация» не только зарождение многочисленных сектантских религиозных групп и течений, но и последующую утрату ими первоначальных признаков секты и трансформацию в деноминации и церкви.

Последнее десятилетие ХХ в. и первое десятилетие века настоящего в российской истории - время бурного обновления духовной культуры на фоне социальной смуты и экономического хаоса. Перестроечные и постперестроечные процессы разрушали старый порядок и его ценности, рисуя привлекательный облик нового мира. И привлекательность эта зиждилась на отторжении коммунистической модели жизнеустройства и противопоставлении ему ценностей буржуазного мира. Многих людей, десятилетиями живших в условиях идеологической и духовной изоляции и однообразия, манило как все новое, новые социально-политические теории, так и запретные ранее литературные произведения, живопись, философские учения.

Предлагаемые некоторыми новыми религиозными движениями социальные проекты во многом сходны с утопической социальной и философской мыслью, начиная от Платона и кончая Н. Федоровым, Е.Замятиным и Платоновым. Их сердцевину образует критическая позиция по отношению к действительному порядку вещей. Наличное бытие людей имеет свой терминологический синоним, чаще всего наполненный крайне негативным смыслом; причины же трагического существования непременно связываются с отсутствием в бытийных основаниях индивидуума и общества стержневого начала, когда-то уже утраченного или еще не обретенного. И если одна группа новых религиозных движений видит свою главную миссию в восстановлении утраченного «идеального мира» и полноценной жизни в нем людей, то другая заявляет о своем предназначении создать совершенное сообщество, основываясь главным образом на собственных моделях и проектах такого сообщества.

Господствующие в современном мире представления, мысли, вообще продукты сознания (изначально воспринимаемые как нечто самостоятельное) провозглашаются большинством НРД настоящими оковами людей. Предлагаемые же теоретиками неорелигий радикально иные взгляды на мир и человека объявляются истинными скрепами человеческого общества. Таким образом, мишенями обличений и критики становятся как мирские идеологии, так и социальные программы традиционных верований. И поэтому идеологи НРД вполне последовательно призывают людей заменить их теперешнее сознание предлагаемым ими «правильным» набором принципов и методик, способных устранить превратные мысли и ложные нравственные ориентиры. Таким образом, альтернативность, наполненная гневными обличениями «мира зла», фактически сводится к требованию иначе истолковывать существующее, что значит признание его, давая ему лишь иное толкование. Перефразируя слова редко цитируемых сегодня социальных мыслителей ХIХ в., можно сказать, что идеологи НРД, «...вопреки их якобы «миропотрясающим фразам»,- величайшие консерваторы».5 Зачастую перетолковывание смыслов наличного и проектируемого бытия оказывается единственным результатом новизны социальных программ многих неорелигиозных образований. Состояние же материальной среды если и оценивается, то исключительно в рамках нравственно-этических программ, нацеленных на формирование «нового общества и нового человека».

Посткоммунистическая Россия не пережила увлечения технократическим мессианизмом и тем более разочарования в чрезмерном уповании на могущество науки и техники, переходящего апокалиптического ужаса перед ними. Поэтому для части населения коммуникативные, коллективистские утопические проекты и эксперименты не выступают как конкурирующие технократическим утопиям. По своей сути – это альтернатива условиям и образу жизни, сложившимся в последнее время, лозунгу «рынок все расставит на свои места», агрессивной проповеди индивидуализма и эгоизма. В создавшейся нравственной атмосфере идеалы гуманного коллективизма воспринимаются частью современного российского общества не как буйство безудержной фантазии, а как единственно возможная реальность, спасающая от социального хаоса, в котором оказались миллионы людей. При этом статус и функции коммуникативных утопических проектов неорелигиозных объединений «российского происхождения» существенно отличаются от аналогичных утопий, появившихся на Западе. В отличие от промышленно развитых государств мира и прежде всего США технократическая идеология в России не проникла глубоко в массовое сознание, а технократические утопии не завоевали прочные позиции в национальной культуре. Мистической верой в безграничные возможности науки и техники не было захвачено и партийно-государственное руководство СССР, хотя в официальных документах постоянно подчеркивалась роль научно-технического прогресса в совершенствовании общества.

Наличие в вероучении и социальном учении ряда новых религиозных объединений достаточно разработанного и активно задействованного в миссионерстве видения будущего, несомненно, является одним из факторов, благоприятствующих привлекательности новых религиозных движений. Здесь же следует искать и причину первоначально вялой и невразумительной реакции традиционных конфессий, прежде всего Русской Православной Церкви на деятельность неорелигиозных образований, возникавших на гребне перестроечных процессов. Русскому православию уже приходилось сталкиваться с идеологией, несущую конструкцию которой составляла проекция коллективистского общества. И хотя параллели между коммунистическим общественным идеалом и социальными утопиями религиозных новообразований весьма условны, тем не менее можно обнаружить и некоторое сходство между наступлением на позиции главной конфессии России коммунистической идеологии после событий октября 1917 г. и новых религиозных движений в наши дни. Имея в виду коммунизм, Пауль Тиллих отмечал эффективность яростных нападок этой квазирелигии на застывшую ритуальную систему, которая оказалась не в состоянии поднять до уровня социальной критики присущую ей духовность, а также подняться до критики собственных суеверных заблуждений. «Поэтому ей и не удалось ни прежде, ни теперь оказать сопротивление мощному натиску предельного интереса динамического типа, в качестве центрального элемента которого выступает видение будущего».6

Позитивное влияние «воинствующей церкви» на социум отмечал А.Тойнби, подчеркивая, что такого рода церковь «на Земле достигает добрых социальный целей значительно меньшими усилиями, чем мирское общество, побуждения которого направлены непосредственно на сами объекты и ни на что более возвышенное. Иными словами, духовный прогресс индивидуальных душ в этой жизни фактически обеспечивает значительно больший социальный прогресс, чем какой-либо другой прогресс. Парадоксально, но глубоко истинным и важнейшим принципом жизни является то, что для того, чтобы достигнуть какой-нибудь определенной цели, следует стремиться не к самой цели, но к чему-то более возвышенному, находящемуся за пределами данной цели».7 В методологическом отношении приведенное высказывание трудно назвать оригинальным, поскольку мысль о социальной эффективности религии была сформулирована и детально рассмотрена М. Вебером в его знаменитом произведении «Протестантская этика и дух капитализма». Но если М. Вебер к «воинствующей церкви» относит протестантизм, то А.Тойнби обнаруживает признаки существования такого типа церкви уже в ветхозаветных и новозаветных книгах. Кроме того, по мысли А. Тойнби, жития святых и отшельников служат наглядными примерами более активного социального действия, чем любое секулярное социальное служение, в том числе действия императора или командующего войсками. «Современники сознавали, что отшельники движутся к высшей цели во имя Человечества с полной решимостью и бескорыстием, и этот акт самовыражения через самопожертвование поражал воображение современников, касался их сердец, создавая социальную связь более духовного порядка. Связь эта оказалась очень нужной в период, когда стали развиваться как экономические, так и политические структуры общества».8 Хотя носителями «социально эффективных» импульсов в трудах Тойнби выступает довольно широкий круг религиозных институтов и персоналий, все же «воинствующую церковь», благотворно воздействующую на социальное бытие, он относит к «высшим религиям», а фактически - к христианству. Во всяком случае, иллюстрации подобной эффективности ограничиваются описанием деятельности христианских церквей.

Утопическими идеями сакрального совершенствования человечества проникнуты многие разновидности неорелигиозных образований, в некоторых из них в коренной перестройке основ жизнеустройства первостепенное значение придается мистифицированной физиотерапии и врачеванию (религиозное движение, созданное Порфирием Ивановым). В других течениях НРД основной упор делается на создание новых форм общностей людей, свободных от вещизма, эгоизма, варварского отношения к природе. В отличие от Иванова в таких проектах большое внимание уделяется созданию принципиально новых трудовых отношений.

В замысле Виссариона построить в таежных сибирских поселках «Город-сказку» обнаруживаются отдаленные отголоски утопий Томаса Мора, которые тоже были бегством на блаженный остров, где должен быть создан образ благоустроенной человеческой Республики. Сходство наблюдается и в одинаковом стремление авторов утопических проектов найти корни неустройств и особенно насилия в несовершенстве человеческих отношений как таковых.

Социальные программы новых религиозных движений характеризуют претензия на универсальность желаний, апелляция ко всем частям общества, что затрудняет их «предметную оппозиционность», разработку конкретных рецептов решения злободневных проблем. К этому следует добавить изрядную долю преемственности, имитационности, присутствующих в социально-этических учениях НРД, придающих им устойчивость и действенность в достаточно продолжительном времени. Приведенные особенности позволяют НРД сохранять прежние установки в новой упаковке. В некоторых типах неорелигиозных образований социальные программы и лозунги предполагают спонтанность, дозируемое творчество. В других случаях реализация исходных социальных установок встроена в вертикальные процедуры жесткого соблюдения традиции ключевых императивов.

Выявление социальных функций НРД несомненно, наиболее трудная проблема. Публикации на эту тему привлекают к себе пристальное внимание как светских ученых, теологов, так и средств массовой информации. Более того, неослабевающий интерес СМИ к роли и месте новых религиозных образований в современном обществе во многом определяет оценку данного феномена не только массовым сознанием, но и существенно влияет на отношение властных структур самого различного уровня к некоторым типам НРД. При этом такое отношение чаще всего основывается не на продуманной, тщательно взвешенной концепции, а на политико-идеологической целесообразности. Нередко проявление государственными служащими и даже некоторыми региональными законодательными органами своей неприязни к религиозным новообразованием базируется и на примитивном делении религиозных организаций (как, впрочем, и иных объединений) на «свои» и «чужие», «наши» и «не наши».

Например, прилагательное «деструктивный», часто предваряющее оценочные суждения о некоторых, если не о большинстве НРД, обычно используется как само собой разумеющееся, не нуждающееся ни в каких дополнительных пояснениях. При этом пользователи термина «деструктивный» культ отождествляют с данной категорией религиозных или духовных объединений как нечто «плохое», «нехорошее», так и «преступное», «противоправное», наносящее существенный вред личности и обществу.

Проблема социальных функций НРД в современной России не может рассматриваться в отрыве от анализа функций религии в целом, хотя постановка в один «исследовательский ряд» традиционных религий и неорелигиозных образований, несомненно, вызовет возражения с обеих сторон. При этом как представителями исторических верований, так и представителями радикальных версий НРД с порога отвергается как кощунственная даже сама постановка вопроса о каких бы то ни было точках соприкосновения, например, в социальных функциях данных типов религиозных организаций. Изначальная оценка в гиперкритических терминах фактически делает излишним обнаружение каких-либо общих черт даже в деталях, не говоря о таком существенном вопросе, как исцеление общества от многочисленных недугов. Но и среди радикального крыла религиозных новообразований отсутствует единство в диагнозе причин этих недугов. Например, Белое Братство и Церковь Последнего Завета одинаково крайне пессимистически оценивают нынешнее состояние, считая, что оно уже давно дошло до крайнего предела, совершив невообразимое множество злодеяний против Бога, человека, природы. В «Последнем Завета» - главной книге Белого Братства - сообщается о господстве на Земле энергии и проявлений материальных сущностей из сфер сатаны. Мини-моделью деяний Антибога называется Япония, поскольку именно здесь наиболее наглядно и интенсивно обнаруживается проникновение во все сферы жизни вирусов, уничтожающих человеческие существа. К таким вирусам относятся широкое применение микрокомпьютерной техники и автоматики.9 Однако и славянские регионы мира сегодня превратились в зоны внедрения сатанинских энергий. Окопавшиеся здесь темные силы в полной боевой готовности встретили проявления деяний Антихриста на землях Древне- Киевской Руси (во второй половине 1992 г.), открыв время Великой Скорби. «Славянские народы уже кодируются магическим числом Зверя «666».10

Виссарион - основатель и лидер Церкви Последнего Завета - видит истоки всех бед рода человеческого в неспособности постичь и исполнить «Законы Творца Бытия», без чего невозможно положительное развитие души и разума. В своей книге «Последняя надежда. Обращение к современному человечеству» Виссарион пишет о том, что в результате нарушения Гармонии воли и разума люди стали подчинять свое житие эгоистическим прихотям, занимаясь дикообразной жизнедеятельностью. Следуя законам соперничества, они вступают в жестокую борьбу друг с другом, вовлекая в нее племена, нации и государства. В таком абсурдном состязании используются все более совершенные технические приспособления, направленные на лишение людей жизни. «Эти глупейшие по существу усилия вы прикладываете уже тысячи лет до сего дня, делая это с одной эгоистической целью: улучшить свои собственные условия для удовлетворения своих инстинктов и остальных эгоистических потребностей».11 Живя по законам соперничества, человечество уже опустилось ниже нулевого уровня нормы, необходимого для поддержания сносной жизнедеятельности. По словам Виссариона, накопленные нарушения Гармонии передаются последующим поколениям, «..тем самым делая новое поколение все с большими отклонениями в физическом благосостоянии».

Как сложный и противоречивый, феномен новых религиозных движений не поддается одномерной оценке, квалификации его как изначально пагубного, несущего беды и несчастья, равно как и всегда благоприятствующего духовному и нравственному совершенствованию личности и общества. Тем не менее именно такие полярные суждения более двух десятилетий чаще всего влияют на отношение к новым религиозным образованиям. При этом гиперкритические характеристики НРД фигурируют не только в заявлениях лидеров крупных конфессий, в публикациях изданий самой различной направленности, но и в выступлениях политиков, постановлениях учреждений законодательной и исполнительной власти.

Оценки светскими исследователями, главным образом социологами религии, функций новых религиозных образований вызывают критику со стороны суровых обличителей религиозных новообразований. Они обвиняют светских ученых в оправдании и даже защите культов и сект, поскольку концентрация внимания на изучении способов их функционирования только лишь отвлекала от бескомпромиссного осуждения этих опасных противников истинной веры, разрушителей устоев общества, семьи и личности. В то же время светских исследователей критикуют и конфессионально ориентированные авторы публикаций, довольно терпимо и даже благожелательно относящиеся к возникшим религиозным группам. Содержание их критики чаще всего касается общих методологических подходов к пониманию религии и вытекающих их них суждений о природе и функциях религиозных новообразований.