Глава 15. Убийцы — славные ребята

 

Вернемся к дону Фелипе, которого последний раз мы видели в кругу разбойников, выродков со Двора Чудес.

Сначала их глава, Ригобер, смотрел на дворянина с любопытством. Бархатный кафтан с золотым сутажем, массивная цепь на шее, белое перо на шляпе — все выдавало в доне Фелипе придворного, то бишь желанную добычу для проголодавшихся и погрязших в долгах разбойников из шайки Ригобера.

Сначала они с жадностью воззрились на него, потом посмотрели друг на друга и пересчитали друг друга глазами. Их было десять или двенадцать, а дон Фелипе был один.

У каждого из них под лохмотьями был спрятан добрый кинжал.

У дона Фелипе был на поясе тонкий клинок дамасской стали с рукояткой прекрасной работы, который вряд ли можно было счесть серьезным оружием.

К чести дона Фелипе нужно сказать, что он спокойно предоставил бродягам произвести этот мгновенный осмотр и оценку его персоны.

Ригобер сказал ему:

— Но вы дали нам совсем простую работу, сударь, мы просто вас убьем.

— А зачем, друзья мои?

— Да с единственной целью: взять у вашей светлости цепь и кошелек, — ответил Ригобер с самым любезным видом.

— Вот они, — сказал дон Фелипе.

И к полному изумлению разбойников, бросил им цепь и кошелек.

Ригобер поклонился и сказал насмешливо:

— В уме вашей светлости не откажешь: вы не хотите ставить в затруднительное положение бедных безработных разбойников.

Дон Фелипе рассмеялся.

— Разве я вам сразу не сказал, что я пришел дать вам работу?

— Но… работа уже сделана.

И Ригобер положил кошелек и цепь себе в карман.

— Ошибаешься…

— Простите?

Дон Фелипе подмигнул.

— Наверное, и ты, и твои люди слышали о ювелире Лоредане?

— Несомненно, — ответил Ригобер. — Говорят, что он богаче короля.

— Я тоже так думаю.

— Но, — сказал один разбойник, — у его дома толстые стены.

— Да, как в Шатле, — подтвердил другой.

— И прутья решеток на окнах толщиной в руку, — добавил третий.

— Все это так.

— Уж не считая того, что за стенами и решетками бдительно несут охрану мэтр Лоредан и его рабочие с заряженными пистолетами, — подхватил Ригобер.

— Вот тут вы ошибаетесь, — ответил дон Фелипе.

— Как ошибаемся?! — воскликнул Ригобер. — Сегодня ночью Лоредана дома нет.

— Ах вот как!

— Рабочие тоже разошлись, и в доме остался только его старый приказчик Жоб, да и тот сейчас уйдет. Хороший удар кинжала, и мы от него освободимся.

— Прекрасно, — сказал Ригобер, — но как пробить стены и перепилить решетки?

— Я знаю другой путь, которым можно проникнуть в лавку.

— Какой?

— Я вам его покажу.

Ригобер снова снял шерстяной колпак.

— Простите, — сказал он, — но я думал, что имею дело с придворным.

— Так что? — спросил, улыбаясь, дон Фелипе.

— А вижу, что вы — наш собрат по ремеслу.

Улыбка дона Фелипе стала презрительной.

— Ты ошибаешься, — сказал он, — я охочусь не за драгоценностями и деньгами мэтра Лоредана.

— Прекрасно, — ответил Ригобер, — мне кажется, я догадываюсь…

— Тогда помолчи, и пойдем.

— Следуем за вами, монсеньор.

И Ригобер сделал своим людям знак, чтобы они построились по двое, как солдаты, патрулировавшие улицы. После чего он встал во главе отрада, а дон Фелипе пошел рядом с ним.

От того места, где испанец встретил разбойников, до темного переулка, где стоял дом мэтра Лоредана, было недалеко.

Придя в этот переулок, дон Фелипе остановился и сказал Ригоберу:

— Спрячься на минуту, а людей расставь в подворотнях соседних домов; я сейчас осмотрюсь.

Переулок было пустынен, ночь темна, спутники Ригобера дисциплинированы, как старые солдаты.

Они попрятались в мгновение ока, улочка снова опустела, дон Фелипе внимательно смотрел на дом, ожидая счастливого случая.

Так прошло около четверти часа.

Спустя это время, дверь лавки отворилась и из нее вышел человек.

Это был старый Жоб.

Он огляделся, потом пошел быстрым шагом по улице, в то время как какая-то тень, которую дон Фелипе принял за саму Сару Лоредан, тщательно заперла дверь.

Жоб сделал шагов двадцать и вдруг издал страшный крик, который и услышал Сидуан. Один из бандитов прыгнул на него, схватил за горло и вонзил ему в грудь свой кинжал.

— Прекрасно! — сказал дон Фелипе. — Теперь поле боя свободно. Забросьте эту падаль куда-нибудь в угол и идите за мной.

Но как только он это сказал, где-то вдалеке раздался шум.

— Тихо! — приказал испанец.

По знаку Ригобера тело Жоба отнесли и положили под какую-то дверь, и бандиты снова спрятались.

Шум приближался. Стал виден свет. Два факельщика шли перед носилками, которые дон Фелипе сразу узнал.

— Ну, — прошептал он с досадой, — видно, уж так суждено, что моя сестра, донья Манча, всегда будет стоять поперек моих замыслов.

И в самом деле, носилки остановились неподалеку от дверей Лоредана.

Мы уже знаем, что донья Манча забыла оставить Жобу свою серьгу.

Она была слишком занята своими мыслями, чтоб оглядеться вокруг, да и бандиты хорошо спрятались.

Итак, дон Фелипе был вынужден ждать, пока донья Манча не окончит свою беседу с Маком.

Прошло еще четверть часа.

Наконец, испанка вышла из дома ювелира, и свет факелов исчез вдали.

Тогда дон Фелипе сказал Ригоберу:

— Время пришло, идем.

— На приступ дома?

— Вовсе нет. Напротив, мы войдем в соседний дом; я его купил.

— Вы?

— Да. Он ненаселен, и вот ключи.

— Прекрасно, — сказал Ригобер.

Дон Фелипе продолжал:

— Подвал этого дома сообщается с подвалом дома Лоредана через зарешеченное окошко, а отверстие расширите. Инструменты найдете в подвале.

— Превосходно!

— Кроме того, вот ключ, который открывает сейф мэтра Лоредана.

Ригобер едва сдержался, чтоб не закричать от радости.

— Когда вы набьете карманы…

— О, это недолго!

— … вы позовете меня в окно. Вот тут-то вы мне и понадобитесь.

— Монсеньор, — ответил Ригобер почтительно, — я думаю, спрашивать вас, что нам придется делать, бесполезно. Я и сам догадался. Вам приглянулась хорошенькая дочь хозяина?

— Это — мое дело.

И дон Фелипе удалился, а Ригобер и его люди направились к дому.

 

Глава 16. Простор и свобода

 

Мы оставили капитана Мака в тот момент, когда он стал жертвой изобретения, которое ювелир Лоредан незадолго до того показывал своей дочери.

Клетка, в которую он сам себя поместил, открывалась ключом, который только что дон Фелипе на наших глазах дал Ригоберу.

Когда испанец заходил за сестрой в лавку ювелира, то он увидел, что сейф открыт, а в замке торчит ключ. Он тут же понял, какие выгоды от этого обстоятельства может извлечь ловкий человек.

С ловкостью карманного вора он опустил ключ в свой карман.

Мы уже видели, что дверь клетки захлопнулась за Маком.

Сидуан, уже поднявшийся на верх лестницы, услышав шум, осторожно спустился.

— Господи Боже мой! — воскликнул он, увидев, как Мак ошалело мечется за прутьями решетки.

Он попытался открыть дверь, но все его усилия были напрасны.

Из-под пола по-прежнему слышался глухой шум, укрепляя Сидуана в убеждении, что воры проникли в подвал.

Сидуан стонал, а капитан выкрикивал одно проклятие за другим. Оба наделали себе синяков, пытаясь высадить — один изнутри, а другой снаружи, — знаменитую дверь.

Но дверь была непоколебима.

Поэтому по истечении четверти часа, Мак, вообще никогда долго не сердившийся, кончил тем, что рассмеялся и сказал Сидуану:

— В конце концов, эта дурная ночь пройдет, вернется Жоб и освободит меня.

— Но, капитан, — воскликнул Сидуан, — разве вы не слышите этот шум?

— Конечно слышу.

— Ведь это воры.

— Тем лучше!

Сидуан отшатнулся и посмотрел на своего хозяина сквозь прутья решетки с искренним недоумением.

— Но, капитан… — пробормотал он.

— Вдвоем мы эту дверь не вышибли, — продолжал Мак. — Может быть, нам это удастся сделать с помощью воров? Впрочем, у меня есть одна мысль…

— А!

— Погаси лампу.

Сидуан повиновался, и комната погрузилась в темноту.

— А теперь, — сказал Мак, присев на корточки и положив шпагу на колени, — поднимайся на верхнюю площадку лестницы и не шевелись.

— Но если придут воры?

— Ты не будешь подавать признаков жизни, пока я тебя не позову.

— И все же, — вздохнул Сидуан, уходя, — лучше было бы, чтобы капитан и его добрая шпага не были заперты.

Шум становился все отчетливее, и вдруг дверь, ведущая в подпол, поднялась.

Потом Мак увидел свет. Рука, приподнявшая дверь, поставила лампу на пол. Вслед за рукой, Мак, не отрывавший глаз от фонаря, увидел голову, затем туловище и, наконец, на пол вспрыгнул человек.

Затем другой, еще один и еще один. Мак не шевелился.

Ригобер поднял фонарь, чтоб осветить своих людей. Когда они все были уже в комнате, он быстро огляделся вокруг себя.

— Никого нет, — сказал он, — совершим краткую инспекцию здешних мест.

— Нам нужно спешить, — сказал один из бандитов.

— Спешить некуда, — ответил Ригобер.

И, заметив еще полные бутылки, стоявшие на столе, сказал:

— Выпьем по глоточку для начала.

— Ригобер, — сказал один из бандитов, — можно подумать, что ты здесь у себя.

— Где бы я ни находился, я везде у себя.

И Ригобер, осушив бутылку в один присест, поставил ее на стол.

— Не забывай, Ригобер, что этот сеньор ждет, пока мы его позовем, — сказал один бандит.

— Прекрасно, если он спешит, то подождет; сначала поищем сейф.

И Ригобер подошел по очереди ко всем витринам. Но витрины были пусты, и все, что на них было выставлено днем, лежало в сейфе.

— Где же сейф? — повторял Ригобер.

И тут он увидел железные решетки.

— Может быть, там… Посмотрим, подходит ли ключ, который мне дал наш дворянин, к этой двери.

Мак затаил дыхание и присел как можно ниже, прижавшись к железному сундуку. Ригобер поднес ключ к замку Ключ вошел в скважину и повернулся в ней.

Фонарь остался на столе.

Если механизм двери был сложен, то замок был совсем простой. Поэтому дверь открылась с одного поворота ключа.

— Спасибо, негодяи, — воскликнул капитан, — спасибо, вы меня освободили!

Ригобер отскочил так, что между ними оказался стол, выхватил кинжал и закричал:

— Ко мне, стрелки!

— И сколько же вас? — спросил Мак насмешливо. — Один, два, три, четыре, восемь, десять. Как раз то, что нужно. Один против десяти — это мой любимый счет.

Но какой-то голос добавил:

— Десять против двух, капитан.

И Сидуан, став неустрашимым при виде такой храбрости, и полагая, что его хранит веревка повешенного, кубарем слетел по лестнице, держа в руке обнаженную шпагу.

— Тогда в атаку! — закричал Мак.

И он бросился на разбойников.

Те храбро защищались, но шпага Мака свистела, изгибалась, и, казалось, была повсюду. Сидуан, наивный Сидуан, увлеченный героическим примером, совершал чудеса храбрости.

Но, пока шла ожесточенная схватка и трое бандитов уже плавали в луже крови на полу, с улицы в дверь яростно застучали, но никто из сражавшихся и не подумал отпереть.

Но удары рукоятки алебарды вышибли дверь, и на пороге показался лейтенант стражи со своими людьми.

— Хватайте этих бандитов, — приказал он.

— Оля! Сидуан, — крикнул Мак, — подкрепление пришло. К нам, стража!

Устрашенные бандиты побросали ножи.

— Господин лейтенант, — заявил капитан Мак, — я помогу вам задержать этих негодяев.

Но в это время на пороге лавки возникло новое лицо.

Это был дон Фелипе.

— Господин лейтенант, — спросил он, — вы меня узнаете?

Бандиты решили, что дон Фелипе пришел им на помощь и сделали друг другу знак не шевелиться.

Лейтенант узнал испанца и, поклонившись, сказал:

— Кто же не знает дона Фелипе д'Абадиос?

— Тогда позвольте дать вам совет.

— Слушаю вашу милость.

— Здесь только одни воры и убийцы, и вы сделаете правильно, если отправите всех их в Шатле.

— Дон Фелипе! — воскликнул Мак.

Но в ту же минуту по знаку лейтенанта на него накинулись стражники.

 

Глава 17. Шатле

 

Господин де Гито давал бал.

Господин де Гито был комендантом Шатле, а в то время эта должность соответствовала примерно первому военному советнику города Парижа. Это был человек лет пятидесяти восьми, с лицом добродушным и румяным; волосы у него на висках уже поседели, но усы оставались совершенно черными; он все еще имел репутацию галантного кавалера у горожанок и мелких дворянок, которые всегда посещали балы эшевенов.

Он пользовался в Париже такой популярностью, что его всегда приглашали на все крестины.

И в этих церемониях он охотно играл активную роль. Мы хотим сказать, что, если богатый торговец Медвежьего квартала или прокурор настаивали, он соглашался быть новорожденному крестным отцом.

Таким образом после восемнадцати лет службы в Шатле господин де Гито оказался крестным отцом по крайней мере двадцати хорошеньких девушек и полусотни юношей.

Итак, каждый год, восемь дней спустя после бала парижских эшевенов, королевский комендант Шатле давал свой бал.

В этот день зловещее место немного приукрашалось; лейтенант одевал ленты, у сержантов становились снисходительные физиономии, а в мрачных коридорах появлялись цветы и редкие растения, прямо, как в галереях Лувра или замка Сен-Жермен, который в те времена был еще обитаем и прекрасно обставлен.

В ту минуту, когда мы с вами попадаем в Шатле, было почти темно. Но до начала бала было еще далеко. Господин де Гито пользовался этим временем, чтобы провести в своем кабинете небольшое совещание с мессиром Франсуа де Вильро, лейтенантом королевской стражи.

Добрый комендант сидел в большом кожаном кресле, отделанном стальными гвоздиками. Он сидел, закинув ногу на ногу, опершись локтями на колени и положив подбородок на руки. Лейтенант городской стражи, напротив того, как человек, который превосходно знает этикет и требования абсолютного послушания, стоял неподвижно, положив руку на эфес шпаги, а в другой руке держал шляпу около колен.

— И, наконец, согласитесь, мой дорогой Вильро, — говорил господин де Гито, — что это — искушать судьбу.

— Согласен, монсеньор.

— Вот уже три месяца, как в Париже тихо, как в церкви: горожане спят с незапертыми дверьми, улицы в полночь спокойны, как в полдень, и не было даже намека на то, что спокойствие будет нарушено.

— И в Шатле у нас почти пусто, — добавил лейтенант, спеша поддакнуть своему начальнику.

— Можно было подумать, — продолжал господин де Гито, — что Шатле становится мужским монастырем, и король собирается сделать меня его аббатом.

С этими словами господин де Гито вытер лоб и вздохнул.

— Сегодня я даю бал. Все мои крестники там будут; у меня душа радуется и сердце ликует; я готовлюсь к тому, что хорошенькие кумушки мне представят какого-нибудь новорожденного на крестильных пеленках и — тайрайрах! вы сообщаете мне, что прошлую ночь в Париже произошла стычка, что воры забрались в дом — как забрались?

— Через подвал.

— И где этот дом? — На Медвежьей улице.

— Хорошо! А чей это дом?

— Ювелира Лоредана.

Господин де Гито подпрыгнул на кресле.

— Вильро, ведь это мой кум!

— Ваш… кум?

— Да. Я — крестный отец Сары, красивой девушки.

— Прекрасно, сударь, успокойтесь, благодаря мне и моим сержантам, с ними ничего не случилось.

— Но…

— Его дома не было.

— Значит, его только обокрали?

— У них даже на это не хватило времени; капитан к этому моменту уже убил троих.

— Какой капитан?

— Ну, один наемный капитан, некий Мак, который как раз оказался в лавке ювелира, неизвестно зачем, вместе со своим лакеем, неким Сидуаном. Этот-то убежал, но капитана мы арестовали.

— Капитана, который до вашего появления уже успел убить трех воров?

— Да, и среди них их предводителя, некоего Ригобера.

— Так за что же вы арестовали капитана?

— Но, черт побери… монсеньор…

И лейтенант стал в затруднении теребить перо на своей шляпе.

Господин де Гито нахмурился.

— Вильро, друг мой, — сказал он, — все это кажется мне несколько запутанным. Не арестовывают вот так ни за что ни про что храброго капитана, который к тому же пришел на помощь городской страже и был так добр, что сделал за нас нашу работу, убив трех воров. Вы немедленно выпустите этого бравого капитана и вручите ему сто пистолей.

— Но, монсеньор…

— Ну, что еще?

— Ведь есть приказы, которым приходится повиноваться.

— Вы должны получать приказы только от меня, — сухо сказал господин де Гито.

— И все же… есть люди… которые в такой силе при дворе…

Господин де Гито вздрогнул.

— Ну-ка, ну-ка, — сказал он, — объяснитесь немного, Вильро.

— Пока мы арестовывали воров, — сказал, осмелев, лейтенант стражи, — в лавку ювелира вошел человек.

— Хорошо. Дальше.

— И он особенно рекомендовал мне задержать капитана, которого я собирался горячо поблагодарить.

Господин де Гито поднялся и, придав своему лицу высокомерное выражение, спросил:

— И кто же это в Париже разрешает себе отдавать приказания моему лейтенанту?

Лейтенант понизил голос:

— Это дон Фелипе д'Абадиос.

— Дон Фелипе, этот авантюрист, который вот уже несколько недель, как полностью завладел душой короля?

— Да, через свою сестру, — сказал еще тише лейтенант.

— Смерть Христова! — воскликнул господин де Гито, а он был гасконцем. — Поглядим еще, имеет ли этот дон Фелипе д'Абадиос что-либо общее с Шатле!

— Монсеньор, — ответил лейтенант, — с доном Фелипе д'Абадиос лучше ладить.

— Чихать я на него хотел!

— Говорят, сам король к нему прислушивается.

— Я пойду на прием к королю, и мы поглядим, — прошептал, покраснев от гнева, господин де Гито.

Затем, понемногу успокоившись, он спросил:

— Но, в конце концов, вы арестовали капитана?

— Да, монсеньор.

— И где он?

— В Шатле.

— В какой башне? В Гурдене, Гринне или Бомоне? — спросил господин де Гито, знавший названия башен наизусть.

— Нет, монсеньор, — ответил лейтенант, — его поместили в башню Глорьет. Но он только что оттуда вышел, чтобы, по обычаю, явиться к вам на допрос.

— О, черт! Вы правы, — сказал господин де Гито, -я сейчас его допрошу, и меня не придется просить дважды, чтоб его отпустить. Какого дьявола! Шатле — это обиталище воров, а не местопребывание капитанов.

Лейтенант покачал головой.

— Так где он? — повторил господин де Гито.

— В караульной, под надежной охраной.

— Немедленно приведите его ко мне.

Лейтенант вышел, бормоча сквозь зубы:

— Я думаю, что господин де Гито столкнется с сильным противником, если вздумает защищать капитана против дона Фелипе д'Абадиоса.

А господин де Гито в это время шептал:

— Да не скажет никто, что все у нас решают испанцы. При крайней необходимости я пойду к королю, и черт меня возьми…

Как раз, когда добрейший комендант Шатле давал сам себе это обещание и произносил проклятия, дверь открылась и лейтенант ввел капитана Мака. Тот был без оружия, и его сопровождали два сержанта.

— Кровь Господня! — воскликнул узник при виде честной и добродушной физиономии господина де Гито. — Вот, наконец, лицо, которое мне нравится!

Господин де Гито не сформулировал так четко свои мысли он даже помолчал несколько минут, но по его лицу было видно, что капитан ему очень понравился.

Поэтому он любезно поклонился ему в ответ.

Увидев это, капитан Мак продолжил:

— Господин комендант, я не знал, что помочь оружием страже и помешать ограбить дом — преступление.

— Да, и я об этом никогда не слышал, — произнес господин де Гито.

— И все же, — продолжал Мак, — это как раз мой случай. Меня связали, скрутили мне руки и посадили под стражу. В башне Глорьет не очень-то приятно.

— Надеюсь, — сказал господин де Гито, — что вы туда не вернетесь.

— Правда? Вы меня освобождаете?

— Ну, пока еще не совсем…

— О! — произнес, нахмурившись, Мак.

— Вы были задержаны не по моему приказу, — продолжал комендант.

— Но, однако, вот этот господин препроводил меня в Шатле.

И Мак показал на лейтенанта, который утвердительно кивнул.

— Но, — продолжал господин де Гито, — ваше освобождение — это формальность, которая скоро будет выполнена.

Нахмуренный лоб капитана Мака разгладился.

Господин де Гито, со своей стороны, смотрел на Мака и думал:

— Красивый кавалер, ей-богу! И, наверное, хороший танцор. А не пригласить ли мне его? Когда собираются потанцевать самые красивые девушки Парижа, кавалеров никогда не бывает слишком много!

И вслух он произнес:

— Вы — компанейский человек, сударь?

— Во всяком случае, это всегда утверждали, монсеньор.

— Вы любите хорошее вино, изысканную еду?

— Как и вы, монсеньор.

Капитан Мак догадался, что господин де Гито был любитель хорошо пожить.

— А… прекрасный пол?

Мак с победоносным видом подкрутил усы.

— А танцевать вы любите?

— Обожаю, монсеньор. Особенно немецкий танец, который называют вальсом.

— В самом деле! — воскликнул обрадованно комендант.

Мак смотрел на господина де Гито и не мог понять, куда тот клонит.

Господин де Гито продолжал:

— Я только что сказал вам, что ваше освобождение требует некоторых формальностей. О! Там немного дела, но время позднее, и погода скверная… А когда погода скверная, то король в плохом настроении. Я пойду к нему завтра утром.

— И что же, вы опять отошлете меня в башню Глорьет? Там бегают крысы величиной с кошку. Видите, как они разделали мой плащ?! А я им дорожу, у меня другого нет.

— Успокойтесь, сударь, — сказал со смехом господин де Гито, — если я задержу вас здесь до завтра, то это потому, что у меня есть на вас свои виды.

— Ах, вот как! — произнес Мак.

— Надо вам сказать, что не весь Шатле похож на башню Глорьет.

— Вы мне дадите лучшее обиталище?

— Да, — ответил комендант, — мою собственную гостиную.

И поскольку лейтенант в великом удивлении уставился на господина де Гито, а Мак, не менее удивленный, на лейтенанта, господин де Гито продолжил:

— Мою собственную гостиную с сотней хорошеньких женщин, нарядных кавалеров, с господами эшевенами Парижа. Я даю бал. До полуночи будем беседовать, а в полночь состоится ужин, а потом танцы.

Мак был потрясен.

— Ага! — сказал господин де Гито. — Дон Фелипе д'Абадиос посылает мне пленников; ну что же, я желаю с ними обращаться по-королевски. Приглашаю вас к себе на бал, капитан.

Мак провел рукой по лбу и сказал лейтенанту:

— Сударь, будьте добры подтвердить, что я не сплю.

— Вы не спите, сударь, — ответил господин де Гито.

И он позвонил в колокольчик. Появился лакей.

— Дайте господину капитану парадную одежду. Верните ему шпагу и отведите в комнату, где бы он мог привести в порядок свой туалет.

— Чтоб мне помереть на этом месте, монсеньор, у вас такая манера обращаться с заключенными, что я бы охотно провел в Шатле всю свою жизнь!

— Вы — милый юноша, — сказал господин де Гито. — Идите и поскорее возвращайтесь, потому что приглашенные ждать не могут.

Мак учтиво поклонился господину де Гито и вышел, предшествуемый лакеем.

Но, когда он оказался в соседнем зале, он услышал позади себя шаги и, обернувшись, увидел лейтенанта.

— О, не беспокойтесь, сударь, — сказал он ему с легкой насмешкой.

— Простите, капитан, — ответил лейтенант, — но я буду иметь честь составить вам компанию.

— О, не стоит труда!

— Как не стоит?! — сказал лейтенант. — Никакое внимание не излишне по отношению к человеку, который сумел так сильно понравиться господину коменданту.

«Сдается мне, что этот негодяй надо мной насмехается!» — подумал Мак и продолжил свой путь.

Лейтенант последовал за ним.

В конце коридора лакей отворил дверь и ввел Мака в комнату, сильно напоминавшую кокетливый дамский будуар.

Лейтенант вошел вместе с ним.

Потом, как бы абсолютно непреднамеренно, он сел у дверей, чтобы отрезать Маку пути отступления, если бы тому вздумалось убежать.

— Ах, сударь, — сказал капитан, — раз уж вы решились составить мне общество, может быть, пока я переодеваюсь, мы немного побеседуем?

— С величайшим удовольствием, — любезно ответил лейтенант.

— Я горю желанием разузнать о куче вещей, — продолжал Мак.

— И что же вам угодно знать, сударь?

— Ведь господин де Гито совершенно серьезно пригласил меня к себе на бал?

— Абсолютно серьезно.

— Но я по-прежнему узник?

— Да.

— И поэтому вы за мной следите?

— Я буду искренен и признаю это.

— Таким образом, — продолжал Мак, — если мне придет в голову фантазия как-нибудь уклониться от вашей вежливости?

— Я вас снова отправлю в башню Глорьет, сударь.

— О, будьте спокойны, — сказал Мак, — я обожаю балы.

— И вы правы. Бал у господина коменданта — это нечто изумительное.

— Я буду танцевать до утра, и таким образом час моего освобождения наступит незаметно.

Лейтенант не ответил, но на его лице появилась едкая насмешка.

Мак продолжал:

— Господин комендант — очаровательный человек.

— О, несомненно, — подтвердил лейтенант, — но он иногда слишком много обещает…

— В самом деле?

— Гораздо больше, чем сможет выполнить.

— Неужели?

— И я боюсь за вас, — добавил лейтенант.

— За меня?

— Да, дорогой капитан, вы можете вернуться в башню Глорьет.

— Неужто?!

— И прямо завтра утром.

— Вы шутите? — спросил Мак.

— Увы, нет.

— Однако господин де Гито…

— Господин де Гито -превосходный человек, он терпеть не может злоупотреблений, начинает клясть все на свете и гневаться, но дело всегда кончается тем, что он выполняет приказы короля.

— Ба! — ответил Мак. — Но король не давал никакого приказа относительно меня.

— Так даст.

— Король меня не знает…

— Но есть люди, которые вас знают и расскажут ему о вас…

— Кто же это?

— У вас есть очень могущественный враг.

— Как его зовут?

— Дон Фелипе д'Абадиос.

— Я его не знаю, — наивно ответил Мак.

— Это брат доньи Манчи.

При звуке этого имени в мозгу капитана возникло воспоминание.

— Ах, черт! — сказал он. — Кажется, я начинаю понимать.

— И вправду? — спросил лейтенант.

— Вот и верьте людям! — прошептал Мак.

Потом, поскольку туалет его был окончен, он пристегнул шпагу, которую ему вернули, и сказал:

— Поживем — увидим! А пока, пойдем танцевать!

«Боюсь, что он недолго проживет!» — подумал лейтенант.

И он последовал за Маком, который вышел из комнаты со словами:

— Пошли танцевать!

В то время как капитан Мак одевался и обсуждал различные вопросы с господином лейтенантом, господин де Гито, этот достойный офицер, рассуждал сам с собой о животрепещущих проблемах ремесла и составлял план кампании в защиту красивого капитана, который ему очень нравился.

— Очевидно, — рассуждал он, — дон Фелипе, великий дока, столкнулся на узкой дорожке с этим боевым петухом: inde irae (откуда и гнев (лат.)).

Господин де Гито при случае объяснялся по латыни не хуже школяра.

— Но, — продолжал он свой монолог, — тут все рассчитали без меня, пресвятое чрево, как говаривал мой благородный господин, король Генрих Беарнец; этот-то не отдавал Францию на растерзание куче интриганов, явившихся неизвестно откуда… Король слаб, это верно, зато господин кардинал силен. И я пойду не к королю, а к господину кардиналу. Он ненавидит испанцев не меньше меня и… черт меня возьми!

Монолог господина де Гито был прерван звучанием скрипок, приятно ласкавших его слух.

— К счастью, — подумал он, — в парадное платье я уже переоделся.

И он бросил довольный взгляд на свой бархатный голубой камзол, на штаны цвета голубиного горла и белые шелковые чулки, которые прекрасно облегали его стройные ноги.

Потом он встал из кресла и приподнял занавес, который отделял его кабинет от обширных гостиных Шатле.

Вид был просто восхитительный.

И в самом деле, комендант не хвастался, утверждая, что он пригласил самых хорошеньких женщин Парижа. Молодые девушки, обнажавшие в улыбке прелестные зубки, элегантные и галантные кавалеры кружились под звуки скрипок.

— Черт побери, — пробормотал господин де Гито. — Господа эшевены помрут от зависти.

Но не успел он выйти в зал, без сомнения с намерением пригласить на танец самую хорошенькую девушку, как в маленькую дверцу вошел лакей и направился к нему.

— Что тебе надо? — спросил комендант.

— Монсеньор, — ответил лакей, хлопая глазами, — одна дама… желает…

— Поговорить со мной?

— Да, монсеньор.

— Она хороша собой?

— Прекрасна, как ангел небесный.

— Молода?

— Едва ли лет восемнадцати.

— Она назвала свое имя?

— Сара Лоредан.

— Да, так оно и есть, — сказал несколько растерянно господин де Гито, — это моя крестница.

Лакей глупо захихикал.

— Введи, — сказал господин де Гито, вспомнивший о ночных событиях.

Две минуты спустя вошла Сара. У нее был настолько печальный вид, что при виде ее комендант невольно вздрогнул.

— С тобой несчастье случилось, дитя мое? — сказал он, живо подходя ко ней.

— Нет… крестный…

— А где твой отец?

— Дома… Вы сами понимаете, что после событий этой ночи…

— Да, я понимаю. Но кто этот юноша?

И господин де Гито показал на высокого парня, стоявшего позади Сары. Это был никто иной, как Сидуан. Широкая повязка, закрывавшая его левый глаз, придавала ему совсем дурацкий вид, заставивший коменданта улыбнуться.

— Это новый лакей, — ответила Сара, — которого я взяла на службу.

— А где ему подбили глаз?

— В стычке сегодня ночью, монсеньор, — ответила Сара.

— Ах, ты тоже там был, мальчик?

— Ну да, вместе с капитаном, черт возьми!

При слове «капитан» господин де Гито сделал какое-то движение.

— Кстати, моя прекрасная крестница, — сказал он, — ты-то должна знать, как обстоит дело с этим капитаном?

— С капитаном Маком?

— Да.

— Именно из-за него я и пришла с вами поговорить, крестный, — ответила девушка, и голос ее прервался от волнения. — Этот капитан храбрый и достойный офицер, который прошлой ночью защищал меня изо всех сил. Если бы не он, я бы попала в руки…

— Ригобера и его шайки.

— А может быть, еще хуже, — прошептала Сара совсем тихо.

— И капитан…

— Меня спас!

— Боже мой! — произнес с улыбкой комендант. — Как ты волнуешься, когда говоришь об этом.

— Ах, но вы наверняка не знаете…

— Что не знаю?..

— Его арестовали.

— Правда?

— Посадили в тюрьму!

— Боже правый!

— И теперь он страдает в темной камере!

Когда она произнесла эти слова, добрый господин де Гито улыбнулся, дверь открылась, и вошел капитан Мак.

Он был в парадной форме, при шпаге, в лихо надетой набекрень шляпе.

Сара вскрикнула.

Сидуан сделал неловкое движение и повязка с его глаза упала.

Он поспешно поправил ее и вместо левого глаза надвинул на правый; за это короткое время господин де Гито, который вообще все замечал, увидел, что оба глаза Сидуана совершенно здоровы.

Мак сделал несколько шагов к Саре, которая не могла помешать себе броситься к нему. Пока они смущенно что-то шептали и задавали вопросы друг другу, господин де Гито положил руку на плечо Сидуана.

— Ой, мальчик мой, какой же глаз тебе подбили сегодня мочью?

Сидуан вздрогнул, покраснел и жалобно сложил руки:

— Умоляю вас, сударь, — прошептал он, — не губите меня! Что вы хотите? Я так боялся, что меня арестуют, как моего бедного капитана, что решил притвориться раненым…

— Ага! Ты — лакей капитана?

— Да, монсеньор.

— Ну, хорошо, вот тебе добрый совет, — сказал, улыбаясь, комендант Шатле, — другой раз получше закрепи свою повязку.

И, отвернувшись от Сидуана, он подошел к Саре и Маку.

Капитан рассказывал девушке о своих ночных приключениях и неожиданных событиях этого вечера, то есть о печальных часах, проведенных в башне Глорьет и о том, как, выйдя из комнаты, он получил от коменданта Шатле приглашение на бал.

Господин де Гито с улыбкой смотрел на Сару, которая взяла его за руки и сказала:

— О, крестный, как вы добры!

— Я добр, но я эгоист! — ответил он. — Капитан — отличный кавалер.

Мак поклонился.

— Он превосходно танцует.

Мак принял горделиво скромный вид.

— Ты — самая красивая из моих крестниц, — продолжал господин де Гито, гладя Сару по щеке.

— О, крестный…

— И вы сейчас откроете бал.

Мак, покраснев от удовольствия, предложил руку Саре, побледневшей от волнения.

Тогда господин де Гито отдернул портьеру, отделявшую его кабинет от бального зала, и сказал:

— Ступайте, дети мои!

Минуту он следил за ними глазами; они мелькали в волнах кружев, шелка, бархата черных кудрей и белоснежных плеч; потом произнес вслух следующую мысль:

— Теперь нетрудно понять, почему дон Фелипе разгневался на капитана. Потише, потише, сеньор испанец! Сара — моя крестница, и для вас это — запретный плод.

Тут он обернулся и увидел Сидуана, которому спавшая повязка теперь прикрывала оба глаза. Сидуан, сам того не желая, изображал Колена Майара.

— Вот дурень! — сказал господин де Гито.

И, поскольку у него был приступ доброты, он стал поправлять Сидуану повязку.

 

Глава 18. Приказ кардинала

 

Скрипки надрывались. Господин де Гито помог Сидуану обрести хотя бы один глаз.

— Значит, ты — лакей капитана?

— Да, монсеньор.

— Тогда ты должен знать, откуда у него враги.

— Ей-богу, не знаю!

Но при этом Сидуан почесал одно ухо.

— Ах, простите… мне одна мысль в голову пришла…

— Ну, говори!

Сидуан преодолел свою робость и посмотрел на господина де Гито, доброе лицо которого располагало к себе.

— Я думаю, — сказал он очень тихо, — что капитан сделал глупость.

— Какую?

— Вчера вечером, когда мы были в лавке отца мадемуазель Сары, туда приходила одна знатная дама…

— Ага!

— И капитан, расставаясь с ней, ограничился тем, что поцеловал ей руку…

— Да что ты говоришь! А кто эта дама?

— Мне кажется, она испанка.

— А имя ее ты знаешь?

— Донья Манча.

— Прекрасно! — сказал господин де Гито и сделал нетерпеливый жест рукой, — после брата он испортил отношения и с сестрой.

— Простите? — переспросил Сидуан.

Господин де Гито взял его за плечи и подтолкнул к двери.

— Тебя это не касается, бездельник, — сказал он. — Эта дверь ведет в коридор, а в конце его ты увидишь службы и кухню. Иди, там о тебе позаботятся, но только не напивайся, чтобы, когда твой хозяин будет уходить, ты смог его сопровождать.

Сидуан поклонился до земли, прошел по коридору и исчез, а господин де Гито в это время прошел в бальный зал; он появился там как раз в ту минуту, когда доложили о приезде доньи Манчи, и комендант поспешил ей навстречу, чтобы приветствовать ее.

— Сеньора, — сказал он ей, — я не смел и надеяться на подобную честь.

И он предложил ей руку.

— Дорогой господин комендант, — ответила прекрасная испанка, — меня привел сюда дон Фелипе, мой брат.

— Дон Фелипе?

— Да; видите, вот там, в проеме окна, он беседует с господином де Пюилораном?

— Да, действительно.

И господин де Гито сказал сам себе:

— Сейчас я узнаю, что я должен предпринять по отношению к капитану.

— Сеньора, — произнес он вслух, — не окажете ли вы мне честь побеседовать со мной несколько минут?

— Безусловно! — воскликнула донья Манча.

Она оперлась на руку господина де Гито, и они медленно стали прогуливаться по залу.

Господин де Гито говорил:

— Дон Фелипе очень любезен, что пришел сюда; я надеюсь, что он даст мне некоторые разъяснения.

Донья Манча с удивлением посмотрела на коменданта.

— Представьте себе, — продолжал тот, — что прошлой ночью дон Фелипе прислал мне арестованного.

Удивление доньи Манчи возросло.

— Но, — ответила она, — у моего брата нет права арестовывать кого бы то ни было.

— Вот именно это я и подумал; капитан Мак уже был…

— Мак?! — в<