VIII. Последние дни крепости

Начало конца

Декабря

В 8 часов утра — 7°, небо ясное, тихо. Утро великолепное — лишь холодное.

Всю ночь был слышен грохот пушек. Оказывается, что японцы обстреливали ночью гавань и Новый город.

10 часов 35 минут. Перепелочная батарея усиленно стреляла некоторое время. Должно быть, заметили передвижение неприятельских колонн, обозов или артиллерии.

1 час 39 минут дня. С часу началась бомбардировка гавани. Около четверти часа тому назад началась довольно сильная канонада и слышен был ружейный огонь по направлению форта II; сейчас он уже стихает, но японские снаряды рвутся еще на Залитерной горе.

5 часов вечера. Артиллерийский огонь по фронту от форта III до батареи литера Б все еще продолжается.

9 часов вечера. Был в Красном Кресте. Там узнал, что японцы сегодня начали бомбардировать форт II, взорвали там бруствер и капонир и хотели воспользоваться брешами для того, чтобы завладеть фортом, но это им не удалось. [468]

Пришедший с форта II солдат, у которого врачи вырезали осколок из затылка, говорит, что была рукопашная схватка — сверкали и офицерские шашки, и штыки; более точных сведений он не мог дать. После перевязки врачи хотели уложить этого солдата в палату, но он на это не согласился.

— Что же я лягу с такой пустяшной раной, когда товарищи там дерутся!..

Ему дали перевязочное свидетельство, на основании которого он должен получить Георгиевский крест как вернувшийся в строй, и он ушел обратно на форт{274}.

Мне сообщили, что взрыв на форту II произошел как раз в то время, когда егермейстер Балашов имел переговоры с японцами о том, чтобы они не стреляли по госпиталям. Японцы объясняют попадания в госпитали тем, что их орудия расстрелялись и что поэтому уклонения снарядов возможны{275}.

Поэтому будто решено перевести все госпитали в Старый город, в места, точно указанные японцам на особой карте.

На левом фланге японцы будто было захватили одну промежуточную гору между Высокой горой и фортом V, занятую всего одним взводом стрелков; ее взяли обратно.

Зашел и к птенцам доктора Миротворцева, т. е. в офицерскую палату Мариинской общины. Сергей Романович делал в это время свои вечерние визиты раненым совместно с сестрой Ивановой. Отношения врача и раненых носят чисто семейный, душевный характер — не тени деловой сухости, торопливости. В сердечности обращения с ранеными врачи Красного Креста вообще выше всяких похвал; притом вся обстановка и продовольственная сторона Красного Креста отличается почти роскошью в сравнении с бедными военными госпиталями, где во всем ощущается лишь недостаток и где врачам приходится работать в значительно более невыгодных условиях, где они не имеют простой физической возможности уделить столько времени [469] каждому больному. Поэтому не удивительно, что каждый раненый мечтает о том, как бы попасть в Красный Крест; но всех не поместишь туда при лучшем желании.

Военно-медицинская часть нуждается у нас во многих улучшениях. С точки зрения полной объективности государство, которое не в силах обеспечить всем искалеченным войной людям немедленную и полную помощь, не имеет нравственного права воевать. Это диктуют нам принципы человеколюбия, это вытекает из смысла самопожертвования в пользу государства.

Думается, что военным врачам нелегко сознавать, что они, несмотря на всю их готовность и даже труд до изнеможения, не в силах дать раненому тот уход, какой требуют его ранения.

Передают, что генерал Никитин был в Красном Кресте и говорил, что под вечер по Мандаринской дороге японцы придвинули к крепости около дивизии пехоты и что нужно ожидать штурма.

Мсье Тардан не верит этому и говорит, что ему приходилось не раз, как в прежние войны, так и ныне, обличать наблюдателей в сильном преувеличении сведений о силах неприятеля. Большинство убеждено, что японцам не взять Артур.

Н. В. В. сообщает, что с 3 декабря японцы начали стрелять новыми 11-дюймовыми снарядами. Снаряды эти длиннее обыкновенных, тонкостенные и начинены пироксилином, фугасные действия такого снаряда очень сильны, но они часто рвутся на воздухе, не причиняя почти никакого вреда. Он будто видел два таких разрыва в воздухе и пришел в недоумение — что это за исполинская шрапнель? Полагает, что это опыты, и не совсем удачные.

Сообщают, что амикошонство среди наших и японских офицеров в боевой линии переходит пределы желательного. Иногда будто приостанавливают перестрелку и посылают: наши по бутылке водки, а японцы рому.

Одна из искомых японцами «дорогих» сабель будто возвращена им, а другая еще нет. Японцы будто из благодарности за возвращение сабли и обещание вернуть и другую передали мешок писем, перехваченный японцами с джонки, идущей в Артур. По другой версии, они на настояния егермейстера Балашова не стрелять по госпиталям — чем нарушается Женевская [470] конвенция — любезно преподнесли ему мешок почты и все-таки уклонились от прямого ответа по обстрелу госпиталей. Расстрел своих орудий (потерю меткости) они любезно объясняют упорной героической защитой крепости — комплиментом, позолотой пилюли.

Все увертываются.

Горка под батареей № 20, на которой сегодня похоронили генерала Кондратенко, подполковников Рашевского и Науменко, капитана Зедгенидзе и прочих офицеров, убитых одновременно на форту II, названа приказом генерала Стесселя «Романовской» — по имени Романа Исидоровича Кондратенко.

Сегодня на Высокой горе (или за ней) нашим артиллерийским огнем взорван японский пороховой погреб.

Декабря

В 7 часов утра — 7°, густой туман. К 9 часам туман рассеялся, засияло солнце.

Первое, что узнал сегодня: форт II очищен вчера, около 11 часов вечера, по приказанию генерала Фока. Генерал Горбатовский было кинулся туда, чтобы удержать форт, но было уже поздно — уже подполковник Глаголев исполнял приказание. Под сильным огнем неприятеля укрепились, то есть устроили окоп между фортом II и Куропаткинским люнетом. В это время ранен подполковник Глаголев шрапнельной пулей. При отступлении было приказано взорвать форт, но это что-то не удалось. Сведения пока туманны, но что-то похоже на то, что форт мог еще держаться. Говорят, что японцам не удавалось до вечера завладеть брешами, засесть на бруствере и укрепиться мешками, но и у нас будто не нашлось охотников (которых раньше было всегда более чем надо; на форту II караульную службу несли только охотники) заделать бреши. Но, говорят, когда мичман Витгефт привел отряд матросов и хотел тотчас отбросить японцев, уже засевших в брешах, то будто ему сказали, что решено очистить форт II и поэтому не стоит тратить людей. Все соглашаются, что после смерти коменданта форта капитана Резанова, и после ранения достойного его заместителя поручика Флорова, т. е. со дня смерти генерала Кондратенко, дух стойкости гарнизона форта стал падать, особенно будто подорван этот дух приказанием о закладке фугасов с нашей [471] стороны — на случай чего... Капитан Резанов и поручик Флоров твердили одно: «Умрем, но не отдадим форта!». А тут стало известным пресловутое «на случай чего» — значит, можно и бросить форт, на котором так долго и так цепко держались.

Впрочем, ясно, что генерал Фок придерживается своих теорий, изложенных им в записке от 21 октября. Он считает форты оконечностями крепости, подлежащими возможно скорейшей ампутации во избежание потери крови и заражения всего организма гангреной; другие же считают напротив — форты не оконечностями, а самим существенным организмом крепости и именно отступление — гангреной, способной заразить весь гарнизон. Как бы то ни было, очищение форта не радует никого.

4 часа 32 минуты дня. Тотчас после 9 часов утра Перепелочная батарея послала с десяток снарядов по замеченному неприятелю. С 10 часов 42 минут японцы начали бомбардировку порта и города; стреляли 11-дюймовыми и 120-миллиметровыми по району Военной горы, по направлению квартиры коменданта, бывшего штаба района и инженерного управления, по Тигровому полуострову и Новому городу. Недавно перестали стрелять по городу; и на позициях сравнительно тихо.

Зашли Р., Д. и Ж. Говорят, что генерал Стессель сказал на параде, что он приказал взорвать форт II и отойти за Китайскую стенку, чтобы там укрепиться.

9 часов 7 минут вечера. На позициях редкая перестрелка и редкий орудийный грохот.

Декабря

В 7 часов утра +0,4°, пасмурно.

На позициях очень редкий орудийный огонь.

После того, как я прошел в Новый город, начался обстрел дороги шрапнелью.

В 7 часов 25 минут начали стрелять по Новому городу; стреляли недолго. Затем перенесли огонь на побережье Тигрового полуострова и на место стоянки крейсера «Разбойник» и минного крейсера «Всадник».

Когда вернулся домой, узнал, что до и после обеда обстреливали Саперную импань и казармы 9-го полка, куда предположено перенести госпитали; под вечер стреляли с час времени по городу, причем по Стрелковой улице загорелась фанза. [472]

9 часов вечера. Ходил в Красный Крест. По дороге встретил Г. Вдруг защелкали вокруг нас перелетные японские пули, пришлось спрятаться от них за каменную ограду Красного Креста.

На позициях более нервная перестрелка и более частый грохот орудий по всему фронту.

И. А. рассказал, что вблизи городской больницы какой-то китаец похлопал встречного раненого солдата по плечу и сказал с довольной улыбкой:

— Много, много лусский палохода ходи есть! Много чифан, много солдата есть — шибко холошо-о-о!..

То есть — идет много русских судов, везут они много провианта и войск, скоро освободимся. Верим и радуемся.

Рассказывают, что после взрыва на форту II отбили японцев и они стали забрасывать форт минами. Комендант форта штабс-капитан Кватц не пустил моряков в контратаку, а начал взрывать форт; было заложено всего 8 мин, а взорвались лишь 3; говорят, что для того чтобы взорвать весь форт, нужно было бы заложить мин 18. Будто орудия и пулеметы остались на форту — не успели увести или забыли. Наши потери на форту около 200 человек.

Г. говорит, что ранения от взрывов ужасны — ткани буквально измочалены, всюду нужна ампутация, и она не всегда спасает жизнь, так как много потеряно крови. Жаль, говорит, людей, но ничем не поможешь.

Подпоручик С-ов собирается идти на позиции. Говорит, что это он должен делать из принципиальной порядочности, как офицер, представленный к высшей воинской награде — к ордену Св. Георгия.

Подполковник Т. и Г. высказывают уверенность, что продержимся до прибытия помощи — по крайней мере до января месяца.

Вчера взяты в плен несколько японцев, между ними один, должно быть, из обоза, он без кокарды, с бляхой. Они будто говорят, что под Артуром нет никаких свежих войск и что им приходится очень трудно.

Получил записку от В. В. Г. с Тигрового полуострова; сообщает, что и последнюю его квартиру разбило снарядами и что он сейчас на цыганском положении. Пароход «King Arthur», [473] Bombay, разгрузился и вчера вечером ушел обратно{276}. Сообщает слух, будто Балтийская эскадра имела бой, в котором японцы потеряли два флагманских броненосца и наша эскадра три судна.

Сегодня редактор «Нового края» получил несколько номеров старых русских и колониальных газет. Говорят, что в наших штабах относятся к газетам, по крайней мере, странно — редакция не получила за все время осады ни одной из больших русских газет{277}, хотя они получены из Чифу, ей передают только провинциальные, например «Крымский курьер», «Туркестанские ведомости», «Степной край». И хотя бы одна из этих газет была получена полностью, только отдельные, случайные номера.

Сообщают, что вчера вечером или сегодня утром пришла джонка с почтой и уже ушла обратно с оправдательными документами о гибели наших судов в гавани и донесениями. Говорят, что морское ведомство и штаб района опять, что называется, на ножах. В свое время будто наместник потребовал от генерала Стесселя, чтобы он не разжигал раздора между морским и сухопутным ведомством. Но сейчас он восхваляет молодецкий выход «Севастополя» на рейд, желая этим оттенить остальных. На самом деле моряки заслужили полное уважение сухопутных войск своей храбростью и отвагой, своей помощью в нужную минуту. Следовательно, в данное время раздор существует лишь среди начальства.

Зашел С. и рассказывал, что из артиллеристов на атакованном фронте полковник Мехмандаров (команд, всей артиллерия правого фланга) и подполковник Стольников относятся с удивительным презрением к личной опасности, ходят по батареям во время бомбардировок, будто не замечая рвущихся снарядов, ободряют этим других. Первый из них рыцарски храбр как кавказец, второй же, как бы спокойно, беззаветно покорен судьбе как человек религиозный.

На долю полевой артиллерии здесь главным образом лежит задача отбивания штурмов — уничтожения неприятельских [474] колонн шрапнелью и картечью. Так как крепостные орудия очень пострадали, а полевая артиллерия меняет по надобности позиции, то японцам трудно бороться с ней, а она разит и разит их.

Декабря

В 7 часов утра — 4°, пасмурно, небольшой ветер с севера.

Все утро грохочут пушки.

Когда я шел в Новый город, был слышен орудийный грохот в направлении Ляотешаня или Белого Волка.

В Новом городе узнал, что во время бомбардировки прошлой ночью сгорели лесные склады Восточно-Азиатской компании и «Кунст и Альбере»; пожарище еще дымилось. Должно быть, лесных материалов было там немного.

Сегодня масса слухов: 1) будто в 80 милях от Чифу был морской бой; 2) будто японские суда укрылись в нейтральных гаванях и должны разоружиться; 3) будто войска из армии Куропаткина в больших силах около Дашицао; 4) будто прибыл офицер из Северной армии и сообщил, что Куропаткин в Сеньючене, и 5) будто сегодня видели на горизонте около 30 военных судов — двухтрубных и трехтрубных.

Особенно взбудоражил последний слух, но так и не удалось найти человека, который видел бы своими глазами эти суда.

Сегодня не стреляли ни по Новому, ни по Старому городу, стреляли лишь по батареям и одно время по «Разбойнику».

Когда на обратном пути прошел уже мост, то над дорогой из Нового города разорвалась шрапнель.

Газеты получены не с джонок, а от японцев, одновременно с письмами, среди которых оказались и от 26 сентября. Но из них ничего особенного не видно — ни мировых событий, ни особенного успеха Куропаткина.

Декабря

В 7 часов утра — 4°, все еще северный ветер.

На заре был слышен грохот орудий.

Прошлую ночь обстреливали Новый город редким огнем.

С 9 часов утра японцы обстреляли Тигровый хвост, выход из гавани, а потом в два приема Старый город; и в Новый город упало несколько снарядов во время обстрела побережья Тигрового полуострова. [475]

Вечером слышны отдельные выстрелы и будто шрапнель по направлению Крестовой батареи. Как бы японцы не вздумали обстрелять район казарм 10-го полка. Куда же тогда деваться генералу Стесселю и штабу района, чувствующим себя там в безопасности?

Сообщают, что японцы сильно обстреляли 11-дюймовыми снарядами район форта III и укрепления № 3.

Вечер чудный, лунный; тихо. На позициях редкая перестрелка.

Еще один отбитый штурм

Декабря

В 7 часов утра — 7°, ясно.

С 3 часов утра начался редкий орудийный огонь на левом фланге, который достиг к 6 часам значительной степени. С 7 часов начался там и частый ружейный огонь. Орудийный огонь замолк около 8 часов 50 минут, но ненадолго, чтобы снова загрохотать, казалось, с еще большей силой, залпами. Будто штурм по направлению форта V. За это время оживилась перестрелка и усилился орудийный огонь также на правом фланге, но не достиг степени штурмового и уже затихает. Видно, демонстрация для отвлечения внимания и резервов от места атаки на левом фланге.

Электрический утес и Золотая гора начали стрелять.

В 9 часов 35 минут прошипел первый «паровоз» (так прозвали у нас 11-дюймовые снаряды неприятеля) по направлению к Золотой горе или порту.

Первое, что узнал о левом фланге, это то, что вчера нам пришлось очистить промежуточную, так называемую Соловьевскую горку у Голубиной бухты, которая переходила уже не раз из рук в руки. Вчера японцы выпустили по ней одних 11-дюймовых снарядов около 170 штук, когда от роты осталось всего 15 человек, то было приказано отступать. Но когда японцы заняли горку, то наша артиллерия открыла по ней такой сильный огонь, что и японцы не могли удержаться на ней. Поэтому горка осталась сейчас нейтральной.

11 часов 15 минут утра. Японцы бомбардировали порт около часа времени, затем они развили довольно сильный огонь по нашему правому флангу. Наши батареи отвечали, и Перепелочная [476] участила одно время сильно огонь. Замечательно, что японцы никак не могут заставить замолчать эту батарею, которая на хребте горы как на ладони.

У знакомого встретил Б., который сообщил очень интересные, хотя печального свойства, сведения.

Пароход «Маньчжурия», взятый японцами 27 января, принадлежит, по его словам, Восточно-Азиатской компании, в которой участвуют, и чуть ли не главным образом, иностранные капиталы, «Маньчжурия» была нагружена боевыми припасами и пушками для крепости и флота, на ней был воздушный парк — три шара со всеми приспособлениями и материалами и, наконец, ремонтная материя на случай повреждения военных судов. Словом, «Маньчжурия» была нагружена самым ценным для нас грузом, который уже нельзя было подвезти железной дорогой и который усилил бы крепость и флот наш в очень значительной степени.

Когда «Маньчжурия» зашла в Шанхай и замешкалась там, несмотря на то что в воздухе уже слишком явно пахло порохом, то командир нашего там стационера, канонерской лодки «Манджур», капитан Кроун{278} потребовал от капитана парохода «Маньчжурии», чтобы он немедленно отправился по назначению, т. е. в Артур. Капитан хотел было отговориться неисправностью машин или котлов, но капитан Кроун назначил комиссию для освидетельствования состояния машин, и «Маньчжурия» вышла в Артур, простояв попусту в Шанхае четыре дня. После нее вышел из Шанхая в Артур пароход «Бари» и прибыл на место до начала военных действий.

По добытым дальше сведениям капитан «Маньчжурии», достигнув мыса Шандуня, застопорил одну машину, и ее начали чистить, тем временем работала только одна машина, и пароход двигался черепашьим ходом до тех пор, пока японские суда не взяли его как приз.

История очень подозрительного свойства.

Д. говорит, что даже в том совсем невероятном случае, если бы пароход не мог бы дойти до места назначения лишь вследствие плохого состояния машин, общество обязано возместить [477] все убытки, понесенные нашим государством от запоздания парохода «Маньчжурия»{279}.

Но так как по всем данным тут имеем дело не со «взятием» японцами парохода, а с «отдачей» его — с предательской отдачей его капитаном, — то, по мнению Б., обстоятельное следствие и суд должны раскрыть это дело до мельчайших подробностей, беспощадно произнести свой приговор и этим успокоить общественную совесть{280}.

Не находишь слов, чтобы достаточно полно высказать все свое возмущение, всю досаду, всю обиду, взбудораженную вновь этими подробностями. Теперь нам более чем когда-либо ясно то, какое огромное значение имело бы для обороны Артура получение этого груза до начала военных действий.

Бедное наше Отечество! Кто только не наживался на счет твоего благоденствия, на счет твоего престижа!

3 часа дня. Около 2 часов японцы снова обстреляли Старый город и порт, но на этот раз мелкими (6-дюймовыми или 120-миллиметровыми) снарядами. В порту убит 1 русский мастеровой и 3 китайца.

Ко мне зашел С. и говорил, между прочим, что в штабе района невозможная волокита по награждению солдат заслуженными по статуту Георгиевскими крестами, многие уже убиты и умерли от ран, не получивши заслуженной высшей награды солдата.

Говорит, что следовало бы всякое награждение за подвиги упразднить, так как долг каждого воина и гражданина совершать подвиги за Отечество; но раз этот обычай в силе, то злоупотреблять им — преступление.

— Если бы вы видели, — говорил он нам, — как озабочены чины штаба, сами по себе жадные к незаслуженным наградам, как бы только кто из солдат не получил крест без достаточной формулировки. Будто в формулировке подвига вся суть! Скорее [478] наоборот — раз солдат представлен к награждению, то не подлежит сомнению, что он достоин этой награды и если даже формулировка не отличается штабным стилем...

Как доказательство сказанного он показал приказ генерала Стесселя от 8 декабря за № 944, которым (пункты 120, 123 и 124) награждаются фельдшер Токраков и санитары Щербаков и Юрьев за подвиги, совершенные 12 и 13 мая.

Далее он говорил, что японцы не признают красного креста на военных госпиталях и не намерены щадить госпитальные здания, они признают лишь общество Красного Креста как санкционированное Женевской конвенцией и Гаагской конференцией.

Это, конечно, увертка, не делающая чести японцам. Притом они обстреляли и госпитальные суда, в том числе «Монголию», о существовании которой они уведомлены официальным дипломатическим путем.

Сегодня узнал, что в издающейся в Тяньцзине немецкой «Brigadezeitung» в номерах от 10 и 17 сентября намекают японцам, что они могли бы предпринять обходное движение на Син-минтин, так как соблюдение Китаем нейтралитета вообще не больше как фарс. Это напоминается японцам в двух номерах подряд — как бы с некоторой настойчивостью.

Германская колониальная пресса вела себя до сей поры корректнее прессы всех остальных стран, но «Brigadezeitung» пожелала составить в этом исключение, забывая, что обеспечение интересов Германии здесь, на Крайнем Востоке, тесно связано с успехом лишь русского оружия.

7 часов 11 минут вечера. В пятом часу вечера изредка тата-кал пулемет на правом фланге, за Опасной горой, в районе, до сей поры серьезно не атакованном.

Узнал от П., что японский штурм на наш левый фланг неудачен. Они начали сегодня усиленной бомбардировкой форта V и прочих укреплений и всех промежуточных вершин между Высокой горой и фортом V, где полковник Ирман соорудил окопы, трудноуязвимые для неприятеля, но расположенные так, что они поддерживают друг друга ружейным огнем. Он был уверен, что японцы попытаются подойти к форту V вплотную, [479] а если это им удастся, то борьба с ними будет очень трудная. Имея в своем распоряжении немного войск, ему нужно было ухитриться расположить их так, чтобы они могли оказать сильное сопротивление натиску неприятеля. Окопы были расположены с таким расчетом, чтобы не уступить японцам даром ни одной вершинки, ни одного бугорка.

Когда японцы двинули сегодня свои штурмовые колонны — несколько батальонов — путем, укрытым от нашего артиллерийского огня, по долинам, на так называемую Рыжую горку, их подпустили очень близко без выстрела. Но когда наши стрелки взяли их под убийственный перекрестный огонь, то штурмовые колонны вскоре растаяли, не имея ни возможности продвинуться дальше вперед, ни отступить под ужасным градом пуль. Уцелевшие в этом аду остатки отрядов кинулись обратно открытым местом, через так называемую Фальшивую гору, надеясь этим путем избегнуть уничтожения. Но там встретили их артиллерийским огнем с форта IV и укрепления № 4 и истребили почти всех. Наши потери в этом деле, около 18 человек убитых и 9 раненых на позициях и 2 человека ранены на форту V.

Трудно думать, чтобы японцы еще раз попытались пойти в этом месте на штурм. Еще славная страничка в истории обороны{281}.

Д. пришел с дежурства и сообщил, что начиная с прошлой ночи и сегодня целый день японцы обстреливали с суши броненосец «Севастополь», попаданий пока не было, но нужно опасаться, что они начнут скоро стрелять туда из 11-дюймовых мортир. Во время стрельбы на горизонте виднелись два японских крейсера, которые, вероятно, наблюдали за падением снарядов. На «Севастополе» было приготовили дня них 12-дюймовые снаряды, но они не подошли на выстрел.

9 часов 30 минут вечера. На позициях изредка грохочут пушки и редкая ружейная перестрелка.

Поднялся довольно сильный ветер с севера. [480]

Довольно крупные мелочи

Декабря

В 7 часов утра — 6°, ясно, тихо. Позднее поднялся небольшой северный ветерок.

С утра японцы обстреливали Новый город и «Севастополь»; будто один снаряд попал в броненосец.

Зашел солдат 28-го полка с крайнего левого фланга, говорит, что японцы обстреливали вчера и их орудийным огнем, но не причинили никакого вреда. Слышать не хочет о том, что японцы возьмут Артур. Пусть, говорит, приведут они еще 100 тысяч войск, тогда, быть может, возьмут, а так-то ни за что!

— Нешто правда, — спросил он, — что будто начальство собирается сдать крепость?..

Сказали ему, что это вздор — что русские крепости не сдаются.

Сегодня кто-то принес сообщенный ему в Русско-Китайском банке слух, будто Балтийская эскадра уже во Владивостоке и собирается вскоре сюда.

После обеда бомбардировка редким огнем гавани и Нового города. Снаряды попали сегодня в офицерское отделение госпиталя № 9 и в отделение «Монголии», т. е. в здание гражданского управления; ранены несколько человек.

Поэтому всех офицеров перевезли в Сводный госпиталь и в Мариинскую общину Красного Креста.

С. передал мне по памяти текст японского ответа на просьбу не стрелять по госпиталям. Ответ составлен в дипломатическом стиле и подписан начальником японского штаба генерал-майором Идзиси. Они оправдывают попадания снарядов в госпитали случайностью и ставят на вид, что здания, в которых кроме госпиталя имеется еще что-либо другое (например, в Новом городе, в доме Егерева, под околотком магазин), не подлежат пощаде{282}. Японский ответ заканчивается тем, что они считают этот вопрос исчерпанным. [481]

Из беседы с ранеными офицерами узнал еще кое-что про полковника Мехмандарова. Он человек самолюбивый, храбрый и строго требователен по отношению к своим подчиненным, ставит им в обязанность показывать примеры личного мужества. Будучи человеком горячего темперамента, высказывается довольно резко. Говорит, что ценит лишь людей разумно самолюбивых, которые способны на подвиги и что главная мечта офицеров-карьеристов — сохранить свою жизнь и получить ордена без заслуги. Терпеть не может людей, прикрывающих свою трусость якобы преклонением пред идеями Л.Н. Толстого о непротивлении злу, о том, что не следует убивать, возмущается тем, что такие люди лезут в военную службу.

Боевые товарищи убитого на Высокой горе подполковника Петра Дмитриевича Бутусова говорят, что в лице его мы потеряли одного из лучших офицеров и доброго, милого человека. Он заменил на Высокой горе полковника Третьякова и погиб на своем посту.

Вечер лунный, ветер западный, стало теплее.

Декабря

В 7 часов утра +0,5°, тихо, ветер с юго-запада. Утро великолепное. Воскресенье.

Редкий орудийный огонь на позициях, преимущественно шрапнель.

Узнал, что в шестом часу наши саперы спустили мину в японский окоп у Куропаткинского люнета, взрывом разрушило там блиндаж с пулеметами и завалило вход в минную галерею. Взрыв был ужасен — разные обломки и части тела взлетали на воздух; некоторые обломки падали на люнет. После того наши бросили туда еще светящиеся бомбочки и бутылку керосина — и там загорелось. Японцы растерялись и сильно обстреляли после того Орлиное Гнездо.

Вот когда генерал Стессель решился, так сказать, оформить отдачу форта II — дать официальный отчет по официальным рапортам, конечно, и с официальной тенденцией.

«№ 961 [12 декабря). Начальник сухопутной обороны генерал-лейтенант Фок — при рапорте от 12-го сего декабря за № 20 представил рапорт коменданта форта № 2,25-го В. С. С. полка [482] штабс-капитана Кватц о порядке очищения форта и копии с записок бывшего командующего 28-м В. С. С. полком подполковника Глаголева к штабс-капитану Кватц. В заключение своего рапорта генерал-лейтенант Фок доносит, что он признает все распоряжения, как подполковника Глаголева, так и штабс-капитана Кватц совершенно правильными. Прочтя рапорт штабс-капитана Кватц от 10-го декабря за № 60 и две служебных записки подполковника Глаголева, я вижу, что мое приказание об очищении форта № 2 было приведено в исполнение генерал-лейтенантом Фок образцово (!], за что долгом и особенным удовольствием считаю объявить его превосходительству сердечную благодарность. Форт № 2 поглотил во все время его обороны массу геройских защитников{283}; сначала капитан 25-го В. С. С. полка Резанов, затем поручик того же полка Флоров и наконец штабс-капитан Кватц исполнили долг на славу, несмотря на громадные потери. 5-го декабря японцы взорвали форт, и защитники форта были принуждены сесть за траверс и казематы: мост был сломан, положение стало отчаянное; не нанося врагу существенного вреда, приходилось, или выводя защитников, взорвать форт и сохранить геройский гарнизон для дальнейшей борьбы с врагом, или сидеть и ждать, когда уничтожат всех: я приказал генерал-лейтенанту Фок вывести гарнизон и затем взорвать форт, так как подготовить к взрыву — давно уже мною было приказано. Все распоряжения генерал-лейтенанта Фок были отлично выполнены, гарнизон в полном порядке (!) выведен, Куропаткинский люнет обеспечен, и когда все было подготовлено, форт взорван, и наши герои-защитники от взрыва не пострадали. Из рапорта штабс-капитана Кватц видно, что в этот трудный период для форта поведение господ офицеров и нижних чинов было геройское, так: «Квантунской крепостной артиллерии поручик Голдин руководил лично стрельбой, оставшись только с тремя нижними чинами, сам наводил орудия и несколько раз удачными выстрелами [483] картечью сбрасывал вскакивающих японцев на бруствер обратно в ров. Один раз, когда группа японцев в несколько человек бросилась на гребень бруствера, он, скомандовав орудию стрелять, сам схватил винтовку и на моих глазах уложил первого же японца, который во весь рост показался на бруствере.

Мичман Витгефт, придя на форт со своими моряками в поддержку гарнизону и получив от меня указания, где на бруствере поместить своих, лично расставил всех моряков, указал им задачу, лично руководил бросанием бомбочек, а в то время, когда одна из пироксилиновых бомб попала в бруствер и разрушила его, убив около 15 человек, когда люди оглушенные бросились с бруствера, он своим примером, вскочив сам на бруствер, задержал всех, восстановил полный порядок и под его наблюдением бруствер был быстро заделан.

26-го В. С. С. полка подпоручик Витвинский руководил по моему приказанию обороной горжи и, несмотря на убийственный огонь с редутов, все время находился на горже и даже лично указывал цели матросу, который стрелял из 37-мм пушки по японским окопам перед люнетом Куропаткина и разрушил их до основания.

25-го В. С. С. полка зауряд-прапорщик Иван Колосов: в то время, когда одна из пироксилиновых бомб попала в то место бруствера, где стоял пулемет, и завалила его мешками, он, несмотря на то, что сам был придавлен и сильно ушиблен, быстро вскочил, прекратил общее замешательство, приказал вытаскивать пулемет, лично помогая в этом стрелкам, а пулеметчикам приказал тут же его чистить, что и было исполнено, так что в короткий промежуток времени пулемет был поставлен на свое место и начал опять действовать.

Командир 3-й роты 7-го запасного батальона зауряд-прапорщик Трофим Баранов и его младший офицер Михаил Кор-сунов выделялись своей храбростью, все время находясь на бруствере, руководили бросанием бомбочек; оба ранены, отказались идти на перевязочный пункт, а ограничившись перевязкой фельдшера, вернулись обратно на бруствер и ушли только тогда, когда форт был всеми оставлен.

Саперный офицер штабс-капитан Адо пришел на форт приблизительно через ½ часа по получении записки. Материалы [484] для взрыва казематов были принесены на форт еще засветло; часть фугасов ко времени прихода штабс-капитана Адо уже была заложена нижними чинами, и оставалось заложить только два фугаса».

Подполковник Глаголев во 2-й записке пишет: «Эти выдающиеся подвиги должны быть в памяти у каждого. Геройское поведение офицеров дало возможность спасти гарнизон форта». С благодарностью вспоминаю память покойного подполковника Глаголева, приношу свою душевную благодарность коменданту форта штабс-капитану Кватц, поручику Голдину, мичману Витгефт, подпоручику Витвинскому, зауряд-прапор-щикам Колосову, Баранову и Корсунову и Саперной роты штабс-капитану Адо за своевременное исполнение работ на форту. Прошу немедля войти с представлением о награждении сих достойных офицеров по их заслугам. Нижним чинам форта № 2 за всю их геройскую службу объявляю мое спасибо и представить немедля по 5 человек на роту для награждения знаком отличия военного ордена. Ныне мы утвердились на Куропат-кинском люнете и положение наше гораздо улучшилось (!?)».

«№ 962. Японцы начали бросать на Китайскую стенку карточки и все с фотографическими снимками наших пленных, и даже с переводом по-русски, в числе их я узнал трех наших офицеров — двух стрелков и артиллериста, которые были тяжело ранены под Тгаренченом на Ялу. Томятся они под караулом японцев. Зачем они бросают нам это? Вы сами догадаетесь. Не первый раз, а начиная еще с передовых позиций, они восхищают нас прелестями Японии, сначала письменно, разными подметными прокламациями, а теперь уже и картинками; но ошибались вы и вновь ошибетесь. Вы не знаете русских воинов Белого Царя, прохвосты между нами редки, а если и есть, то делают пакости исподтишка{!). Мы уповаем на Господа Бога, на Пресвятую Богородицу и святых угодников и соблазнить русского солдата каким-нибудь хорошим домиком и киримоном никому не удастся. Мы твердо верим, что если кому на роду написано, то сбудется. Смотреть, разумеется, смотри, но не засматривайся, разума не теряй, на Бога надейся и сам не плошай.

П. П. Начальник Квантунского укрепленного района. Генерал-адъютант Стессель.

С подлинным верно: Начальник штаба, полковник Рейс». [485]

Документы эти говорят за себя.

Непонятно лишь то, кого именно генерал Стессель подразумевает под эпитетом прохвостов, делающих пакости исподтишка?..

Мне сообщают люди, которым нельзя не доверять, что генерал Фок начал задавать солдатам на позициях вопросы: кому будет в плену легче, генералам или солдатам?

Ответ один — конечно генералам!

Это удивительно ловкий маневр и стоит того, чтобы на нем немного остановиться.

Казалось бы, что генерал Фок желает этим заставить солдат драться до последней капли крови. Но так как поведение генерала Фока никогда не склонялось в эту сторону, то ясно, что тут имеется задняя мысль. И она становится осязаемой, если не поддаешься обману дипломатической маскировки.

Генерал Фок приучает замечательно искусно, «исподтишка» этим вопросом солдат к мысли, что не миновать им плена, что не миновать его и генералам...

Это единственный верный способ подорвать стойкость гарнизона в то время, когда среди войск на позициях все более и более возникало и высказывалось сомнение:

— Нешто на самом деле начальство собирается сдать крепость?

Это угрожающее настроение нижних чинов не осталось тайной для генерала Фока, и с этим настроением нужно было рано или поздно считаться.

Едва ли кто может после этого сомневаться в том, что генерал Фок — человек большего ума. Но, к сожалению, этот ум будто болезненно извращен и вместо пользы приносить только вред{284}. [486]

8 часов вечера. С 10 часов утра японцы начали бомбардировать 11-дюймовыми снарядами Курганную батарею и укрепление № 3, поддерживая редкий огонь по всему фронту. С 1 часа 40 минут началась бомбардировка города и порта 120-миллиметровыми снарядами, продолжавшаяся два часа, в это время что-то загоралось в порту, но пожару не дали разгореться.

Сообщают, что сегодня стреляли и по Новому городу, который стали обстреливать каждую ночь. Прошлой ночью были попадания в госпиталь № 9 и в отделение Красного Креста (здание гражданского управления), там ранены 2 человека тяжело и 6 человек легко. Сегодня хотели перевозить всех раненых обратно на «Монголию» и на «Казань». Егермейстер Балашов будто сообщил об этом японцам письмом.

Декабря