Иисус с апостолами плывет в Тарихею

 

5 сентября 1945

 

1. Иисус возвращается в дом глухой ночью. Он молча входит в огород, заглядывает на мгновение в темную кухню, заглядывает в две комнаты, где лежат маты и стоят кровати. Они также пусты. Только смененные одежды, сваленные на пол, свидетельствуют о возвращении апостолов. В доме настолько тихо, что он кажется необитаемым.

Иисус бесшумно, как тень, поднимается по ступенькам, безупречно белый в белом свете полнолуния, и выходит на террасу. Идет вдоль нее. Он кажется бесшумно движущимся ярким призраком. В белом свете луны Он выглядит худее и выше. Он поднимает одной рукой занавес на двери горницы. Он оставался опущенным с тех пор, как ученики Иоанна вместе с Иисусом вошли в комнату. В комнате апостолы, сидящие тут и там группами или порознь, вместе с учениками Иоанна и Манаилом; здесь и Марциан, заснувший, положив голову на колени Петра. Луна освещает комнату, проникая своими фосфоресцирующими лучами сквозь настежь открытые окна. Никто не разговаривает. И никто не спит, за исключением мальчика, который сидит

на коврике на полу.

Иисус входит бесшумно и Фома первым увидел Его. «О! Учитель!» – вздрогнув восклицает он.

Все вскакивают на ноги. Петр в волнении уже собирался тоже вскочить, но вспомнил о ребенке и осторожно встал, уложив темноволосую голову Марциана на то место, где сидел, и потому последним подошел к Иисусу. Тем временем Учитель усталым голосом человека, который очень сильно страдал, говорит, отвечая Иоанну, Иакову и Андрею, которые выразили Ему свою скорбь: «Я понимаю. Но только неверующий можете чувствовать себя опустошенным из-за его смерти, но не мы, знающие и верящие. Иоанн больше не разлучен с нами, как был разлучен раньше. Нет, он разделял нас. Либо со Мной, либо с ним. Теперь уже больше не будет так. Где он, там и Я. Он находится рядом со Мной.»

Петр протискивает свою седую голову между младшими апостолами и Иисус видит его: «ты тоже плакал, Симон Ионин?» И Петр ответил голосом более хриплым,

чем обычно: «да, Господь. Потому что я тоже был учеником Иоанна. И потом...

Накануне последней Субботы я жаловался, что присутствие фарисеев отравит горечью нашу субботу! Это действительно горькая Суббота! Я привел мальчика, чтобы суббота была приятнее… но напротив…»

«Не унывай, Симон Ионин. Иоанн не погиб. Я повторяю это также и тебе. А в обмен мы получили трех достигших совершенства учеников. Где мальчик?»

«Там, Учитель. Он спит...»

«Пусть спит», - говорит Иисус, остановившись над мирно спящей темной головкой. И Он вновь спрашивает: «вы уже поужинали?»

«Нет, Учитель. Мы ждали Тебя и были обеспокоены тем, что Ты задерживаешься, так как не знали, где Тебя искать... и нам казалось, что мы потеряли также и Тебя.»

«Мы будем вместе еще долгое время. Ну, готовьте ужин, потому что потом мы пойдем в другое место. Мне нужно побыть наедине с друзьями, ведь если мы завтра останемся здесь, то постоянно будем окружены людьми.»

«И я клянусь Тебе, что не буду мириться с ними, особенно с теми змеиными фарисейскими душами. И было бы в высшей степени прискорбно, если улыбки в наш адрес в синагоге не покинут их лиц!»

«Будь хорошим, Симон!... Я тоже думал об этом. Вот почему Я вернулся, чтобы взять тебя с Собой.»

Волнение на их лицах лучше видно в свете маленьких ламп, освещающих два конца стола. Только Иисус величаво торжественен и Марциан улыбается во сне.

«Мальчик уже поел», - объясняет Петр.

«Лучше позволить ему спать», - говорит Иисус.

Он предлагает и раздает скудную пищу Своим ученикам, которая принимается без аппетита. И ужин скоро заканчивается.

2. «Расскажите Мне сейчас, что вы сделали...» - ободряюще говорит Иисус.

«Я отправился с Филиппом в деревню у Вифсаиды и мы благовествовали и исцелили больного мальчика», - говорит Петр.

«На самом деле это Симон вылечил его», - говорит Филипп, который не желает

приписывать себе славу, не принадлежащую ему.

«О! Господь! Я не знаю, как я это сделал. Я усердно молился, всем сердцем, потому что мне стало жалко маленького больного мальчика. Затем я помазал его елеем, я потер его моими грубыми руками... и он был исцелен. Когда я увидел как к нему возвращается румянец и открываются его глаза, то есть, когда я увидел, как он оживает, мне стало почти страшно.»

Иисус молча возлагает руки на его голову.

«Иоанн поразил людей, изгнав демона. Но я должен был говорить», - говорит Фома.

«Твой брат Иуда тоже сделал это» - утверждает Матфей.

«И Андрей тоже», - говорит Иаков Алфеев.

«Симон Зилот, напротив, вылечил прокаженного. О! Он не боялся прикасаться к нему! И он сказал мне: “Не бойся. По воле Божьей, нет физической болезни, которая повлияла бы на нас”», - говорит Варфоломей.

«Ты прав, Симон. А что у вас двоих?» - спрашивает Иисус у Иакова Зеведеева и Искариота, которые стоят несколько поодаль: первый говорит с тремя учениками Иоанна, а второй совершенно одинок и угрюм.

«О! Я ничего не сделал», - говорит Иаков. Но Иуда сотворил три замечательных чуда: со слепым, с паралитиком, с бесноватым. Если по мне, то он выглядел, как лунатик. Но так говорят люди...»

«И твое лицо вытянулось, когда Бог так сильно помог тебе?» - восклицает Петр.

«Я тоже могу быть смиренным», - отвечает Искариот.

«Мы были в гостях у фарисея. Я был несколько растерян. Но Иуда знает, как обращаться с ними, и он действительно усмирил фарисея. В первый день он был сдержан и холоден, но потом… верно, Иуда?»

Иуда молча кивает.

«Очень хорошо. У вас будет получаться все лучше и лучше. Мы будем вместе на следующей неделе. Тем временем... Симон, пойди и приготовь лодки. Ты тоже, Иаков.»

«Для всех, Учитель? Они не вместят всех нас.»

«Ты не можешь найти еще одну?»

«Да, если я попрошу ее у моего свояка. Я пойду.»

«Идите. И возвращайтесь, как только вы будете готовы. И не рассказывайте им слишком многого.»

Четверо рыбаков уходят. Остальные спускаются на первый этаж за своими мешками и мантиями. 3. Maнаил остается с Иисусом. Мальчик продолжает спать.

«Учитель, Ты далеко собрался?»

«Я пока не знаю... они устали и подавлены. Я тоже. Я думаю пойти в район Тарихеи, чтобы побыть одним и в мире...»

«У меня лошадь, Учитель. Но, если Ты мне позволишь, я приду позже на озеро. Ты там останешься надолго?»

«Возможно, на целую неделю, но не дольше.»

«В таком случае, я приду туда. Учитель, благослови меня впервые оставить двор Ирода. И сними бремя с моего сердца.»

«Какое, Maнаил?»

«Я чувствую угрызения совести за то, что оставил Иоанна. Возможно, если бы я был там...»

«Нет. Это был его час. И он был бы, конечно, рад, увидев, что ты идешь ко Мне. Не позволяй этим мыслям расстраивать тебя. Нет, стремись избавиться быстрее и совершенным образом от своего единственного бремени, от удовольствия быть человеком. Стань духовным, Maнаил. Ты сможешь. Ты способен стать таким. До свидания, Maнаил. Да пребудет с тобою Мой Мир. Мы скоро встретимся в Иудее.»

Maнаил опускается на колени, и Иисус благословляет его. Затем Он поднимает его и целует.

Возвращаются остальные. Апостолы и ученики Иоанна обмениваются с Манаилом прощальными приветствиями. Последними пришли рыбаки. «Мы готовы, Учитель. Мы можем идти.»

«Хорошо. Попрощайтесь с Манаилом. Он останется здесь до завтрашнего вечера. Соберите еду, возьмите немного воды и пойдем. Шумите как можно меньше.»

Петр наклоняется, чтобы разбудить Maрдциана.

«Нет, оставь его. Он может заплакать. Я возьму его», - говорит Иисус, и бережно приподнимает мальчика, который немного захныкал, но инстинктивно почувствовал себя комфортно на руках у Иисуса.

4. Они гасят светильники и выходят, закрыв дверь. Спускаются вниз и на пороге вновь прощаются с Maнаилом, а затем гуськом, по залитой лунным светом улице идут к озеру - огромному серебристому зеркалу под луной в зените. Три маленькие светильника на носах лодок, которые уже спущены на воду, выглядят как три красные капли на неподвижном зеркале. Они поднимаются на борт, садятся в лодки, последними садятся рыбаки. Петр и слуга в лодке, где находится Иисус, Иоанн и Андрей во второй, Иаков и слуга в третьей.

«Куда мы направляемся, Учитель?» - спрашивает Петр.

«В Тарихею. Куда мы приплыли после чуда в Гадаре. Она сейчас не будет

заболоченной. И там будет тихо.»

Петр поднимает парус и в двух других лодках поднимаются паруса вслед за ним. Никто не разговаривает. Только когда они оказались в открытом озере и Капернаум исчез в лунном свете и все предстало в единой униформе серебристой пыли, Петр заговорил, как если бы он обращался к румпелю: «я рад. Они будут искать нас, моя дорогая, но благодаря тебе они не найдут нас.»

«С кем ты разговариваешь, Симон?» - спрашивает Варфоломей.

«С моей лодкой. Разве ты не знаешь, что она как невеста для рыбака? Как

много я беседую с ней! Больше, чем с Порфирией. Учитель!... Мальчик хорошо укрыт? На озере по ночам сыро...»

«Да, хорошо. Послушай, Симон. Иди сюда. Я хочу поговорить с тобой.»

Петр поручает румпель лодочному слуге и перебирается к Иисусу.

«Я сказал в Тарихею. Но было бы совсем хорошо, если б мы были там после субботы, чтобы еще раз попрощаться с Манаилом. Ты не мог бы найти место поблизости, где мы могли бы оставаться в мире?»

«О! Учитель! В мире для нас или и для лодки? Для лодки надо идти в Тарихею или в какую-нибудь гавань на другом берегу. Но если Ты имеешь в виду нас, то достаточно войти в леса за Иорданом, где Тебя найдут только дикие звери … или, возможно, какой-нибудь странный одинокий рыбак, следящий за сетями. Мы можем оставить лодки в Тарихее. Мы должны быть там на рассвете, а потом быстро уйдем за брод. Его легко перейти в это время года.»

«Очень хорошо. Мы так и сделаем...»

«Мир и Тебе внушает отвращение, да? Ты предпочитаешь рыбу и комаров, да?

Ты прав.»

«Он не внушает мне отвращения. Никто не должен быть отвратителен для нас. Но Я не хочу, чтобы это событие побуждало вас к злословию, и Я хотел бы найти утешение в вас в Субботу.»

«Мой Учитель!...» Петер целует лоб Иисуса и уходит, утирая большую слезу, которая настойчиво капает, стекая вниз по его бороде. Он возвращается к своему рулю и решительно направляется на юг. Тем временем лунный свет гаснет, так как планета скрывается за холмом, пряча свой огромный лик от взглядов людей, но все еще серебрит небо и озеро на его восточном берегу. Остальное цвета темного индиго и едва различимо в свете ламп на носу лодок.