Весть об убийстве Иоанна крестителя

4 сентября 1945

 

1. Иисус исцеляет нескольких больных; присутствует только Maнаил. Раннее утро, они находятся в тенистом огороде дома в Капернауме. На Манаиле больше нет его драгоценного пояса и тонкой пластины на лбу. Его туника туго стянута шерстяным шнуром, а его головной убор держится с помощью тонкой полоски ткани. Иисус с непокрытой головой, что обычно для Него, когда Он дома.

Исцелив и утешив больных, Иисус поднимается с Манаилом по лестнице и они вдвоем садятся на подоконник окна с видом на горы, потому что солнце светит с другой стороны дома и очень тепло, хотя сейчас уже не высшая точка лета.

«Скоро начнется сбор винограда», - говорит Maнаил.

«Да. Затем будет праздник Кущей... и скоро наступит зима. Когда ты собираешься уйти?»

«Хм... Я бы никогда не ушел... но я думаю о Крестителе. Ирод слаб. Если знаешь, как повлиять на него, чтобы сделать добро, то если он не становится добрым, то остается, по крайней мере... не кровожадным. Но лишь немногие люди подают ему мудрые советы. Но эта женщина!... Эта женщина!... Но я хотел бы остаться здесь, пока не вернутся Твои апостолы. Не то, чтобы я сильно полагался на себя... но я по-прежнему имею какой-то вес... хотя благосклонность, которой я раньше пользовался, сильно уменьшилась, так как они поняли, что я теперь следую по пути Добра. Но это не важно. Я хотел бы иметь достаточно мужества, чтобы иметь возможность оставить все и всецело следовать за Тобой, как ученики, которых Ты ждешь. Но преуспею ли я когда-нибудь? Мы, не относящиеся к простолюдинам, находим более трудным следование за Тобой. Почему?»

«Потому что щупальца твоего жалкого богатства удерживают тебя.»

«Однако, я знаю некоторых людей, которые не вполне богаты, но они ученые или почти таковы, но они тоже не приходят.»

«У них тоже есть щупальца скудного богатства, удерживающие их. Богатство заключается не только в деньгах. Существует богатство знаний. Немногие могут исповедать вместе с Соломоном: “Суета сует. Все суета”, исповедание, итог которого подводится и которое распространяется не столько на материальные вещи, но на более глубокие смыслы в книге Экклесиаста. Ты помнишь это? Человеческая наука  является суетой, потому что увеличение человеческого знания является только “мучением и страданием духа и тот, кто умножает знания, умножает подобные мучения”. Я торжественно говорю тебе, что это так. И Я говорю тебе также, что это было бы не так, если бы человеческая наука была бы поддержана и обуздана сверхъестественной мудростью и святой любовью к Богу. Удовольствие – суета, потому что оно не длится, но быстро исчезает после того как сгорает, оставив пепел и пустоту. Богатства, накопленные различными отраслями производства, являются суетой для смертного человека, так как он умирает, оставляя его другим людям, и не может воспротивиться смерти с его помощью. Женщина тоже суета, когда она считается самкой и желанна как таковая. Таким образом мы заключаем, что единственная вещь, которая не является суетой – это святой страх перед Богом и послушание Его заповедям, и в этом состоит мудрость человека, который является не только плотью, но имеет и вторую природу – духовную. Тот, кто может рассуждать подобным образом и имеет добрую волю, способен оторваться от любого щупальца жалкого богатства и свободно направиться к Солнцу.»

«Я хочу запомнить эти слова. Как много Ты мне дал в течение этих последних дней! Теперь я могу вернуться в этот ужасный царский двор, который выглядит ярким только для глупцов, и кажется всесильным и свободным, тогда как на самом деле это каторга, тюрьма и тьма, но я вернусь туда с сокровищем, которое позволит мне жить лучше в ожидании наилучшего. Но достигну ли я когда-нибудь наилучшего, стану ли я всецело Твоим?»

«Да, достигнешь.»

«Когда? В следующем году? Позже? Или когда старость сделает меня мудрым?»

«Ты достигнешь его за несколько часов, став духовно зрелым и совершенным в своей доброй воле.»

Maнаил смотрит на Него задумчиво, с любопытством... но больше не задает вопросов.

Наступает тишина. Затем Иисус говорит: «Ты когда-нибудь пытался подружиться с Лазарем из Вифании?»

«Нет, Учитель. Могу сказать нет. Хотя мы встречались несколько раз, я не могу сказать, что это были дружеские встречи. Ты знаешь... я был с Иродом, а Ирод был против него... Вот так...»

«Лазарь сейчас видел бы тебя в Боге, по ту сторону подобных обстоятельств. Ты должен стремиться сблизиться с ним как собрат-ученик.»

«Я сделаю это, если Ты желаешь этого...»

2. В саду послышались возбужденные голоса. Они с тревогой спрашивают:

«Учитель! Учитель! Он здесь?»

Мелодичный голос хозяйки отвечает: «Он наверху. Кто вы? Больные?»

«Нет. Мы ученики Иоанна и хотим видеть Иисуса из Назарета.»

Иисус выглядывает из окна со словами: «Мир вам... О! Это вы. Заходите!»

Это трое пастухов: Иоанн, Матфий и Симеон. «О! Учитель!» - говорят они глядя вверх и являя свои скорбные лица. Даже лицезрение Иисуса не утешает их.

Иисус выходит из комнаты, чтобы встретить их на террасе. Maнаил следует за Ним. Они встречаются у лестницы, ведущей на солнечную террасу.

Трое мужчин опускаются на колени целуя пол. Затем Иоанн говорит от имени всех троих: «прими нас, Господь, потому что мы - Твое наследство», - по лицам ученика и его товарищей потекли слезы.

Иисус и Maнаил в один голос закричали: «Иоанн!?»

«Он убит...»

Слово пало, подобно сильному глухому шуму, заглушающему все другие шумы в мире. И все же оно было произнесено тихим голосом. Но от него окаменели и тот, кто его произнес, и те, кто его услышали. И на земле, когда она услышала его и пришла в ужас, кажется стихли все другие шумы, таким был период глубокого молчания и полной неподвижности животных, листьев и ветвей, воздуха. Голубки прекратили свое воркованье, дрозды прервали свои музыкальные песни, хор воробьев онемел, вдруг смолкло и стрекотанье цикад, как будто их планы были неожиданно нарушены, а ветер, который ласкал листья виноградных лоз и деревьев, издавая шелест, похожий на шелест шелка, и скрипя опорами, полностью стих.

Иисус стал бледным, как слоновая кость, а Его глаза расширились и остекленели. Он разводит Свои руки и говорит низким голосом от усилий придать ему устойчивость: «Мир мученику справедливости и Моему Предтече.» Он складывает руки, концентрирует Свои мысли в молитве, в общении с Духом Божьим и духом Крестителя.

Maнаил не решается сделать и жеста. В противоположность Иисусу, он сильно покраснел от гневных побуждений. Затем он, окаменев, застывает и его возбуждение проявляется в механическом движении правой руки, сминающей шнур туники, и левой, которая невольно ищет рукоятку его кинжала… и Манаил качает головой, жалея о своем слабом уме, который не помнит, что он отрекся от оружия, чтобы быть «учеником Кроткого Учителя, возле Кроткого Мессии.»

Иисус вновь раскрывает Свои рот и глаза. Выражение Его лица, Его глаза, Его голос приняли прежнее, обычное для Него, выражение божественного величия. Только глубокая меланхолия, смягченная миром, реет вокруг Него. «Пойдем и расскажите Мне. С сегодняшнего дня вы будете Моими.» И Он ведет их в комнату, закрыв дверь и наполовину задернув занавеси, чтобы приглушить свет и создать атмосферу сосредоточенности, подобающую скорби и прекрасной смерти Крестителя, и чтобы воздвигнуть преграду между таким совершенством жизни и порочным миром. «Говорите», - велит Он им.

Maнаил все еще как окаменелый. Он стоит рядом с пастухами, но не произносит ни слова.

3. «Это произошло праздничным вечером... Событие невозможно было предвидеть... всего за два часа перед тем Ирод советовался с Иоанном и отпустил его очень доброжелательно… и незадолго до... убийства, мученичества, преступления,

прославления, Ирод послал слугу с ледяными фруктами и редкими винами для заключенного. Иоанн все это раздал нам... он никогда не изменял своему аскетизму… мы были там одни, благодаря Maнаилу, мы были во дворце в качестве кухонной прислуги и конюхов в конюшне. И это была благодать, потому что мы всегда могли видеть нашего Иоанна... Иоанн и я были на кухне, тогда как Симеон контролировал конюхов, обеспечивая правильное крепление седел и сбруи на конях гостей… дворец был полон важных людей, военных командиров и господ из Галилеи. Иродиада заперлась в своих комнатах после жестокой утренней перебранки с Иродом...»

Maнаил вмешивается: «но когда же вернулась эта гиена?»

«Двумя днями ранее. Неожиданно... говорила монарху, что не смогла жить вдали от него и отсутствовать в день его праздника. Змея и волшебница, какой она всегда была, сделала из него посмешище... но в то утро, хотя он уже был полон вином и похотью, Ирод отказался дать этой женщине то, что она попросила с громкими криками... но никто не думал, что она просила жизнь Иоанна!... Она по-прежнему была в пренебрежении в своих комнатах. Она отослала обратно царские блюда, которые

Ирод послал ей на драгоценных подносах. Оставила себе только один драгоценный поднос с фруктами, послав в обмен подарок с амфорой наркотического вина для Ирода... Опоила... Ах! Ее порочной опьяняющей природы было достаточно, чтобы опьянить его и побудить на преступление! От слуг, прислуживающих за столом, мы узнали, что после танца мимов, нет во время его, Саломея ворвалась, танцуя, в пиршественный зал. И мимы, в присутствии царской дочери, отошли к стенам. Нам сказали, что ее танец был прекрасен. Развратен и прекрасен. Достоин гостей... Ирод.... О! Возможно, новое желание инцеста заквашивалось в его сердце!... После танца Ирод восторженно сказала Саломее: “Ты очень хорошо танцевала! Я клянусь, что ты заслуживаешь награды. Я клянусь, что дам ее тебе. Я клянусь, что дам все, что ты попросишь у меня. Я клянусь в этом в присутствии всех. А слово царя верно и без клятвы. Проси чего хочешь”. И Саломея, притворившись растерянной, невинной и

скромной, окутала себя своей вуалью стыдливым жестом после такого откровенного бесстыдства и сказала: “позволь мне, великий царь, обдумать. Я сейчас уйду и вернусь позже, потому что твоя милость взволновала меня”… и она пошла к своей матери. Сельма сказала мне, что она вошла к ней смеясь и говоря: “Мать, ты победила! Дай мне поднос”. И Иродиада с криком триумфа приказала рабыне дать девушке поднос, который она прежде оставила, и сказала: “Иди, и возвращайся с ненавистной головой, и я одену тебя в жемчуг и золото”. Сельма была поражена ужасом и повиновалась... Саломея вновь вернулась в зал, где танцевала, направилась к поверженному к ее ногам царю и сказала: “Сюда, на этот поднос, который ты послал моей матери в знак того, что любишь ее и любишь меня, я хочу получить голову Иоанна. И я вновь буду танцевать, если это так тебя радует. Я буду танцевать танец победы. Потому что я выиграла! Я победила тебя, царь! Я победила жизнь и счастлива!” Вот что она сказала, и ее слова были повторены нам дружественным виночерпием. А Ирод был смущен, разрываясь между двумя желаниями: желанием выполнить свое обещание, и желанием быть справедливым. Но он не может быть справедливым, потому что он несправедлив. Он кивнул палачу, который стоял позади царского сиденья, палач взял из поднятых рук Саломеи поднос и спустился из пиршественного зала в нижние комнаты. Иоанн и я видели, как он шел по двору... и вскоре мы услышали крик Симеона: “убийцы!” и тут мы вновь увидели палача с головой на подносе... Иоанн, Твой Предтеча, был мертв...»

4. «Симеон, ты можешь рассказать мне, как он умер?» - спрашивает Иисус через некоторое время.

«Да, он молился... ранее он мне сказал: “двое посланников в конце концов вернутся, и неверующие уверуют. Но запомни, меня уже не будет среди живых, когда они вернутся. Я, находясь на пороге смерти, говорю тебе: “Иисус из Назарета и есть истинный Мессия, так что ты можешь повторять это другим.” Он всегда думал о Тебе... Вошел палач. Я вскрикнул. Иоанн посмотрел вверх и увидел его. Он встал и сказал: “Ты можешь забрать только мою жизнь. Но вечная истина заключается в том, что не законно поступать несправедливо”. И он собирался что-то сказать мне, когда палач взмахнул тяжелым мечом, и пока Иоанн еще стоял, Его голова упала от удара в потоках крови, которая окрасила в красный цвет козлиную шкуру, тогда как его худое лицо побледнело, но его раскрытые глаза были по-прежнему живы и обвиняли.

Голова покатилась к моим ногам... я упал одновременно с его телом, так как с горя упал в обморок... После... После Иродиада обезобразила голову, и ее бросили собакам. Но мы сразу же подобрали ее и завязали ее в драгоценный покров вместе с туловищем и в течение ночи мы восстановили целостность тела и вынесли его из Махерона. Мы забальзамировали его на рассвете в соседних акациевых зарослях с помощью других учеников... Но его вновь отняли у нас, чтобы разрубить… Потому что она не может уничтожить его и не может простить его… И ее рабы, боясь смерти, были свирепее шакалов, отбирая у нас голову. Если бы ты был там, Maнаил!...»

«Если бы я был там... Но эта голова будет ее проклятием... Ничто не убудет от славы Предтечи, даже если его тело изуродовано. Это верно, Учитель?»

«Это верно. Даже если бы собаки уничтожили ее, его слава неизменна.»

«Неизменно и его слово, Учитель. Его глаза, хотя и изуродованные, и превратившиеся в большие раны, до сих пор говорят: “вам не позволено.” Но мы потеряли его!» - говорит Матфий.

5. «И теперь мы Твои ученики, потому что он так сказал, и он сказал нам то,

о чем Ты уже знаешь.»

«Да, вы были Моими в течение этих нескольких месяцев. Как вы пришли?»

«Пешком; поэтапно. Это был долгий болезненный путь, по горячим пескам и под жарким солнцем, ставший еще более тягостным от горя. Мы шли почти двадцать дней...»

«Сейчас вы отдохнете.»

Maнаил спрашивает: «Ирод не был удивлен моим отсутствием?»

«Да, сперва он был раздражен, затем он рассвирепел. Но когда его ярость

успокоилась, он сказал: “одним судьей меньше”. Это рассказал нам наш друг, кравчий.»

Иисус говорит: «Одним судьей меньше! Он имеет Бога в качестве судьи и этого вполне достаточно. Давайте пойдем туда, где мы спим. Вы утомлены и покрыты пылью. Одежду и сандалии вы найдете у ваших товарищей. Возьмите их, освежитесь. Что принадлежит одному, принадлежит всем. Матфий, так как ты высокий, ты можешь воспользоваться одной из Моих туник. Нас обеспечат одеждой позже. Мои апостолы придут перед наступлением ночи, потому что сейчас канун субботы. Исаак придет на следующей неделе с учениками, а позже придут Вениамин и Даниил; Илья, Иосиф и Левий будут здесь после Кущей. Это время для того, чтобы остальные присоединились к двенадцати. Идите сейчас и отдыхайте.»

6. Maнаил уводит их и затем возвращается. Иисус остается с Maнаилом. Он

сидит задумчиво, и явно грустит, с головой поддерживаемой ладонью руки, локтем опершейся на колено. Maнаил неподвижно сидит у стола. Он угрюм. На его лице буря.

После долгого молчания, Иисус поднимает голову, смотрит на него и спрашивает: «и что ты собираешься делать теперь?»

«Я пока не знаю... нет смысла и дальше оставаться в Махероне. Но я бы хотел оставаться при дворе, чтобы выяснить,... чтобы защитить Тебя в соответствии с тем, что я узнаю.»

«Ты лучше следуй за Мной без каких-либо задержек. Но Я не буду принуждать тебя. Ты придешь, когда старый Maнаил будет мало помалу уничтожен.»

«Я хотел бы также забрать эту голову у этой женщины. Она не достойна ее...»

У Иисуса обозначился слабый намек на улыбку, и Он откровенно говорит: «и ты еще не умер для человеческого богатства. Но ты все так же дорог Мне. Я знаю, что не потеряю тебя, даже если Мне придется ждать. Я умею ждать...»

«Учитель, я хотел бы доказать Тебе мое великодушие, чтобы утешить Тебя... потому что Ты страдаешь. Я вижу это.»

«Это верно. Я страдаю. И очень сильно!»

«Только из-за Иоанна? Я так не думаю. Ты знаешь, что он в мире.»

«Я знаю, что он в мире и Я чувствую его возле Себя.»

«Ну, тогда?»

«Потом!... Maнаил, чему предшествует рассвет?»

«Дню, Учитель. Почему Ты спрашиваешь меня?»

«Потому что смерть Иоанна предшествует дню, когда Я буду Искупителем. И

человеческая часть во Мне трепещет при этой мысли... Maнаил, Я иду вверх, в гору.

Ты останешься здесь, чтобы получить Того, Кто должен прийти и помочь тем, которые уже пришли. Оставайся здесь, пока Я не вернусь. После этого... ты будешь делать все, что захочешь. До свидания.»

И Иисус выходит из комнаты. Он медленно спустился по ступенькам, пересекает огород и за ним вступает на маленькую тропинку, идущую вдоль садов, которые треплет ветер, оливковых рощ, яблоневых садов, фиговых деревьев и виноградников. Он взбирается по склону небольшого холма, и исчезает из моего поля зрения.