Управляемое и направляемое развитие. Принцип кормчего

В XX веке разработка проблем управления превратилась в обширную научную дисциплину. Она охватывает вопросы управления и техническими системами, и воинскими подразделениями, и производственными и коммерческими организациями, и т. д. Эта дисциплина создала обширный инструментарий, установила целый ряд принципов, позволяющих вырабатывать те или иные управленческие рекомендации, широко используемые на практике. Однако, когда мы сталкиваемся с проблемами управления процессами социальной природы, все становится неизмеримо сложнее, накатанные приемы решения управленческих задач для целенаправленного воздействия на общество оказываются недостаточными, а порой и вредными.

Заметим, что в социальной сфере само понимание вопросов управления не нашло пока однозначного толкования и даже используемая терминология не приведена в соответствие с той, которая применяется в теории управления. Вот почему для дальнейшего изложения мне придется сделать несколько разъяснений в связи с самим смыслом используемой терминологии. Тем более, что теория управления как самостоятельная дисциплина возникла в технике, где у неё сформировались четкий язык и система понятий, не всегда воспринимаемых в гуманитарной сфере. Некоторые из этих понятий нам предстоит использовать.

Мы употребляем термин «управление» тогда, когда речь идет об использовании активных воздействий (ресурса) на управляемую систему для достижения определенной цели — например, обеспечения заданного режима полета самолета или вывода космического корабля на заданную орбиту. Важнейшее понятие теории управления — цель управления. Бесцельных управлений не бывает. В технических системах цель — это внешний фактор, она задается извне и в систему не входит. Например, цель — здание аэропорта, которого должен достигнуть самолет, не определяется ни конструкцией самолета, ни его автопилотом. Таким образом, в теории управления сам процесс управления является процедурой выбора из нескольких возможных и реализации ряда выбранных действий, обеспечивающих достижение заданной определенной цели.

В какой степени такая трактовка управленческого процесса подходит для систем общественной природы, когда речь заходит о целенаправленных на них воздействиях? И в какой степени методы, развитые в инженерных науках, могут быть использованы в социальной сфере, когда в ней возникает необходимость целенаправленных действий?

Заметим сначала, что многое из того, что наработано в теории управления техническими системами, может быть с успехом использовано и в общественной сфере. Необходимыми методами должны владеть управляющие самого разного уровня. Однако этого недостаточно, ибо существуют и весьма значительные отличия, не позволяющие непосредственно перенести в сферу общественного управления общую методологию, развиваемую в технических науках. Включение в теорию управления социальных объектов требует её качественного расширения. Да и средствами воздействия (то есть управляющими факторами) вовсе не всегда является тот или иной ресурс. Таковыми могут быть и обучение, и средства массовой информации, и т. д.

Кроме того, в социальных системах не бывает единой цели — у любой социальной системы всегда существует целая совокупность целей. Это, прежде всего, её стабильность, но одновременно и высокий уровень жизни людей, и обеспечение безопасности страны, если речь идет о государственном организме, и т. д. Однако такое дополнительное усложнение ещё не главная трудность в теории, ибо сегодня для анализа подобных многокритериальных задач разработан вполне эффективный инструментарий. Более важно то, что цели системы общественной природы задаются не извне, а формируются внутри самой системы. Они принадлежат ей и их формирование является центральным элементом управленческого процесса, с которым теория управления техническими системами практически никогда не имела дела. Другими словами, цель управления сама становится «ресурсом управления».

Формирование целей развития — самое сложное, с чем сталкивается человек в своей активной деятельности. Но и поставив цели, он встречает чрезвычайные трудности при выборе способов воздействия на систему, то есть в назначении воздействий, обеспечивающих достижение целей. Эти способы тоже не оказываются заданными заранее.

Здесь и чрезвычайная сложность связей, анализ которых необходим для принятия удовлетворительного решения, и невозможность провести детальный анализ возможных следствий, а значит, и обоснованное сопоставление принимаемых решений (и даже сопоставление следствий различных вариантов действий). Кроме того, по мере роста сложности системы количество необходимой информации растет экспоненциально, то есть гораздо быстрее роста сложности управляемой системы. Поэтому точному решению многих управленческих задач не может помочь никакой компьютер, даже гипотетической мощности. Поэтому, как ни важно управляющему персоналу владеть методиками традиционной теории управления, этого явно недостаточно.

Для анализа сложных многоцелевых систем приходится вводить новое понимание самого смысла термина «управление», поскольку управление в том «чистом» виде, как оно используется в технических системах, в обществе просто невозможно. В самом деле, в больших социальных системах нельзя ни поставить четких целей, ни разработать надежные процедуры реализации управленческого процесса, ни фиксировать точное достижение целей, даже если они и определены. Новое понимание смысла управленческого процесса должно позволить иначе представить и те возможные воздействия на социальную систему, которыми располагает человек, и освободить его от многих иллюзий. Иными словами, для систем общественной природы нам необходимо понимать, ради чего и как следует использовать имеющийся ресурс, и выявить те возможности, которые находятся в распоряжении общества для воздействия на его развитие.

Вот почему я предпочитаю говорить не об управляемом, а о направляемом развитии социальных и социально-экономических систем. В основе моих рассуждений предположение о том, что наши воздействия необходимы лишь для того, чтобы поддерживать желаемые тенденции дабы избежать тех или иных подводных камней и катастроф, способных увести в сторону поток развития событий. Другими словами, направляемое развитие — это не способ достижения целей (хотя в отдельных случаях оно может им быть), а способ реализации выбранной системы табу, обеспечение развития общества в определенном и желаемом «эволюционном канале». Тем более что заглянуть далеко за горизонт нам не дано природой и долговременные цели всегда будут утопией или иллюзией.

Это общее положение универсального эволюционизма: разум, возникший на планете, не способен (и, я думаю, никогда не сможет) сделать мировой процесс управляемым, подчинить его некой всеобъемлющей идее. Во всяком случае, он не способен на это при нынешнем уровне своего развития в том смысле, который мы вкладываем в это понятие (впрочем, я подозреваю, что этого не может случиться и в Царстве Небесном — да будет прощено мне мое кощунство!). В то же время разум в силах понять и, возможно, организовать систему воздействий на природные процессы так, чтобы обеспечить желаемые тенденции развития общества (если они не противоречат логике природы), предвидеть и преодолеть возможные кризисы и реализовать то, что мы сейчас именуем sustainability, или осуществить то, что Эрвин Бауер называл «поддержанием устойчивого неравновесия», которое нам кажется необходимым. Несмотря на всю лингвистическую несуразность этого выражения, оно достаточно правильно отражает ситуацию.

Итак, людям, науке доступно при решении проблем в сфере общественной жизни не жесткое управление с четко поставленными целями, а возможность направления естественных процессов самоорганизации в желаемое русло развития, обеспечивающее (по нашим представлениям сегодняшнего дня и нынешнему уровню знаний, которые неизбежно будут изменяться во времени) стабильность общественной жизни и её развитие. Обеспечивает не в далекой перспективе, а на том временном отрезке, где мы ещё способны разглядеть горизонты. В этом только и может быть смысл управляемости общественных процессов и разумное использование механизмов рынка. Почему я и говорю не об управляемом, а о направляемом развитии.

Вероятно, первым такое положение вещей понял один из основателей кибернетики как науки об управлении процессами общественной природы Болеслав Трентовский. Этот польский профессор, замечательный и мало признанный современниками (а тем более последователями) в лекциях по философии кибернетики, которые он читал в старинном немецком университете во Фрайбурге в 1846 году, изложил свое понимание принципов управления человеческими коллективами, очень близкое к тому, какое я предлагаю в этой работе. Я назвал бы его концепцию принципом кормчего.

Стремясь достичь желаемой гавани, кормчий не должен рассчитывать только на свои силы. Он в максимальной степени обязан уметь использовать могучие силы природы — силу течений и ветра и уж во всяком случае не направлять свой корабль наперекор потоку. Так и в общественной жизни: главное, надо понять естественные тенденции развития и только с помощью такого знания, во имя того, чтобы сохранить себя на планете, стремиться преодолеть трудности этого развития.

2.5. Критика принципа планомерности. Маркс и Бернштейн. Вернадский и Тейяр де Шарден

То понимание управления процессами общественной природы, которое я изложил в предыдущем параграфе, далеко не является общепринятым.

Одним из важнейших постулатов марксизма в той форме, в какой он был принят в нашей стране, служит тезис о планомерности развития общества при социализме, его управляемом характере — во всяком случае на этапе становления коммунизма. Этот тезис формулировался в форме «закона о планомерном развитии». Подобная интерпретация предложена вовсе не основателями марксизма. Я думаю, что она была выработана просто не очень грамотными людьми. Да, в те годы, когда «закон планомерности» входил в обиход, представления о самоорганизации и теории больших систем ещё не были достаточно известными даже в кругу физиков и математиков. Для того чтобы убедиться в несостоятельности концепции планомерности, можно было бы ограничиться оценкой объема необходимых вычислений! В связи с невозможностью строгого описания социально-экономических процессов, а тем более организации необходимых объемов вычислений реализация принципа планомерности приводила к тому, что желаемое управление на деле превращалось в довольно волюнтаристскую процедуру, в рамках которой могли быть проведены лишь расчеты балансового типа. Попытки научно обосновать эти проблемы, предпринятые ЦЭМИ, ВЦ АН СССР, Институтом кибернетики АН УССР и рядом других организаций, успеха не имели — сильные мира сего их просто не слышали. Впрочем, люди типа Гайдара и его последователей столь же бездумно относятся к проблемам неконтролируемого рынка — точно так же, как в свое время идеологи экономики СССР относились к мнениям ученых, пытавшихся внести в идеи планомерности основы науки.

Заметим, что, собственно говоря, именно для реализации подобного управляемого развития, в течение которого происходит более или менее быстрое уничтожение частной собственности, и нужна была диктатура пролетариата, столь эффективно использованная последователями Маркса и приведшая в нашей стране к диктатуре весьма узкого слоя людей, в чьих руках сосредоточилась вся власть и оказалась вся «уничтожаемая» собственность. Таким образом, доведенная до своих предельных границ идея планомерности является опасной иллюзией. Она стоила нашему народу крушения великого государства.

В концепции ноосферы Вернадского тоже легко прослеживается идея управляемого развития. Но в отличие от представителей советского марксизма, он говорит об этом более осторожно, ведет речь лишь об ответственности человека и его разума за дальнейшее развитие биосферы и общества. Последнее должно оказаться способным согласовывать свои потребности с возможностями биосферы. А это уже, по сути, концепция не управляемого, а направляемого развития, и именно о нем идет речь в этой части работы. Но каким путем удастся осуществить это согласованное и, следовательно, направляемое развитие, какие потребуется приложить усилия и принимать организационные решения — обо всем этом Вернадский никогда не говорил. Да и вряд ли в то время были люди, владевшие необходимым пониманием предмета.

Такая осторожность качественно отличает учение Вернадского и от теории советского марксизма, и от размышлений Тейяр де Шардена, представляющих крайние позиции — крайние, но, как часто бывает, во многом совпадающие.

Маркс полагал, что эра реального гуманизма, когда свобода каждого будет определять свободу всех, наступит неизбежно. В эту эпоху, которая настанет при коммунизме, противоречия между людьми исчезнут и останется только противоречие между человеком и природой, которую он должен подчинить своим потребностям. Тейяр де Шарден шел ещё дальше: он считал, что неизбежно наступит эпоха, когда не только все люди сольются в одно целое, но они соединятся в это целое с природой и Богом, что это вообще будет целое, лишенное каких-либо противоречий. Именно так он видел конец эволюции.

Если идеальное общество будущего Маркс называл реальным гуманизмом, то Тейяр де Шарден именовал его ноосферой. Как мы видим, Вернадский вкладывал в это понятие смысл, в гораздо большей степени соответствующий представлениям современного естествознания о процессах самоорганизации материального мира.

2.6. Потенциальные возможности планетарного гражданского общества

Я думаю, что ближе всего к тому потенциально возможному (подчеркну — не реально ожидаемому, а потенциально возможному) развороту событий, который окажется способным не допустить трагического сценария истории рода человеческого, это эпоха ноосферы в понимании Вернадского. Он сказал главное — человек может иметь будущее лишь в том случае, если примет на себя ответственность не только за развитие самого общества, но и биосферы в целом. Это основополагающее утверждение. Нельзя представить себе общество наступающего тысячелетия, в котором проблема взаимоотношений природы и человека не станет определяющим мотивом деятельности всех уровней общества — от правительств до отдельных обитателей планеты. Но многое здесь должно быть конкретизировано: ведь от общих положений до их реального воплощения в жизнь — дистанция огромного размера.

Вернемся, однако, к некоторым вопросам, рассмотренным в предыдущем параграфе. Прежде всего о возможности ликвидации противоречий. Такая возможность — утопия, и опасная. Хотя бы потому, что позволяет людям уповать на то, что все как-то образуется, а не побуждает их энергично искать пути преодоления противоречий, возможности новых компромиссов. Само собой в современных условиях ничего не образуется: мы живем уже не в неолите! Противоречия есть и будут — это источник развития. Жизнь — бесконечная череда компромиссов, это непрерывное движение по лезвию. Срыв в любую сторону — катастрофа. И постепенно — повторю ещё и ещё раз — на первый план выходят противоречия между природой и человеком. Противоречия между «генетической реальностью», которая запрограммирована миллионами лет развития нашего биологического вида, и той реальностью, которая нам предоставлена биосферой и которую мы только-только начали осознавать. И здесь возникает новый компромисс, или, если угодно, новый гомеостаз! В сущности, он-то и есть «экологический социализм».

Я не случайно использовал этот термин. Социальную структуру человеческого общества, хотим мы того или нет, придется кардинальным образом перестроить. Или…

В этом новом компромиссе должно быть очень тонкое сочетание несвободы, диктуемой необходимостью обеспечить тот канал эволюции, внутри которого только и может существовать человек, и равенством, снимающим социальные напряженности, способные нарушить социальную стабильность и лишить общество возможности сфокусировать свои усилия на общих проблемах. А оплата по труду и максимальное использование творческого начала человека — это и есть неизбежное следствие того компромисса, который я назвал «экологическим социализмом». И вот здесь решающую роль призваны сыграть гражданское общество и гуманизм, который, как ни странно, тоже генетически присущ человеку. Ведь то, что принято называть «социалистической идеей», во всех религиях, у всех народов ассоциируется с понятием «добро». Так что у идеологов гражданского общества есть на что опереться!

А это означает, что гражданское общество потенциально способно разработать стратегию развития, исключающую период новой бифуркации. Но для этого необходима и специальная организация деятельности, отличная от той, которая обычно связывается с ООН и той бюрократической системой, в рамках которой пытаются реализовать «разборки» сильные мира сего! Я думаю, что необходим некий Совет мудрецов, формируемый не по национальному признаку, а по принципу компетенции. В него не должны входить политики. Вопрос о будущем человечества чересчур сложен и опасен, чтобы доверить его решение политикам! Или, например, бизнесменам, стремящимся накапливать, капитал ради накопления.

Я убежден, что подобный Совет начнет свою работу с проблем образования. Он не станет сразу декларировать свою концепцию цивилизации будущего и тем более разрабатывать систему социальной инженерии. Только по-настоящему интеллигентное общество способно преодолеть ожидающие его трудности. Только в подлинно интеллигентном обществе истинный стимул жизни не накопление богатства, а возможность реализовать свой творческий потенциал.

Так что первый шаг стратегии мне кажется очевидным. Может быть, и второй тоже: только фундаментальные науки, и прежде всего те, которые занимаются проблемами взаимодействия природы и общества, способны помочь очертить коридор, огибающий зону возможной катастрофы и выводящий человечество на новый путь развития. Но к компетенции фундаментальных наук я хочу отнести и проблемы человека, и проблемы собственности. Я думаю о неизбежности разнообразия форм собственности. О том, что коллективная собственность, например, по типу собственности трудовых коллективов, которая приобретает на Западе все большее значение, станет все более значимым предметом деятельности подобного Совета.

Заключение

Ч еловечество ожидают потрясения. И «мир ТНК», и страны «золотого миллиарда», и криминальный капитализм, формирующийся в России, не будут склонны идти на ослабление своих позиций. Но есть реальная угроза человечеству в целом. Недальновидная политика сегодняшних вершителей судеб человеческих может лишь оттянуть катастрофу — на одно-два поколения, не больше. И только гражданское общество и истинная демократия смогут уберечь нас от вселенской беды. Каким именно образом? Я хочу высказать убежденность в необходимости, если хотите, планетарной дискуссии. Импровизации сегодня недопустимы.

Я употребил словосочетание «экологический социализм», полагая, что гражданское общество сможет опереться именно на него, как на воплощение извечных представлений о добре. Такой социализм, если вдуматься, и есть истинный социализм — общество, в котором люди будут стремиться отдать себя людям, а их деятельность станет оцениваться тем реальным вкладом, который они внесли на благо общества.

https://regnum.ru/news/society/2951381.html

https://ru.wikipedia.org/wiki/Моисеев,_Ники

Я придерживаюсь закона взаимной адаптации государств и народов живущих на планете ЗЕМЛЯ.

Основной закон взаимной адаптации гласит, что развитие любой системы включает в себя процессы внутренней взаимной адаптации между компонентами системы и внешней взаимной адаптации, протекающей между системой в целом и внешней средой, в том числе другими системами. Это значит, что для того, чтобы, например, сообщества с разными религиями и менталитетами мирно сосуществовали, жили без войны, эти сообщества должны взаимно адаптироваться.

Данное исследование основано на общей теории систем в диалектической интерпретации В.А. Лекторского и В.Н. Садовского. Важнейшее методологическое значение для данного исследования имеют неклассическая диалектика и эпистемология, развитые В.А. Лекторским [8]. Применение данной методологии позволило автору сформулировать общие законы взаимной адаптации и трансформации, применимые ко всем системам, в том числе живым, неживым, комплексным (например, системам человек-машина-среда) и социальным.

Основной закон взаимной адаптации гласит, что
развитие любой системы включает в себя процессы внутренней взаимной адаптации между компонентами системы и внешней взаимной адаптации, протекающей между системой в целом и внешней средой, в том числе другими системами.

Это значит, что для того, чтобы, например, сообщества с разными религиями и менталитетами мирно сосуществовали, жили без военных столкновений и терактов, эти сообщества должны взаимно адаптироваться. Психологическое учение о менталитете применительно к российским социальным условиям и их оптимизации разработано А.Л. Журавлевым, Д.В., Ушаковым и А.В. Юревичем. Это учение позволило также исследовать взаимную адаптацию между менталитетами народов разных стран и религий в поиске пути к их мирному сосуществованию и исключению актов терроризма. Такой подход привел автора к формулированию концепции геополитической психологии. От политической психологии данный подход отличается особым вниманием к процессам взаимной адаптации народов, религий, стран свободно от узких интересов отдельных стран или их союзов, от взглядов национальных политиков. В то же время геополитическая психология это исследовательский аналог компьютерного «ястребиного глаза» Гугла, позволяющий рассматривать психологию отдельных людей, их поведение, проявления экстремизма и при необходимости подниматься на огромную высоту, чтобы увидеть психологию целых народов, стран, религий и найти пути к их взаимной адаптации и мирному сосуществованию без войн и терактов.

Особое значение имеет предостережение академика В.А.Лекторского относительно глобальной опасности нетерпимости: «Локальные войны и террористические акты, преследование национальных меньшинств и толпы беженцев — вот результаты действия этой разрушающей и испепеляющей силы, имя которой нетерпимость».

Сотрудничество геополитической психологии и неклассической диалектической философии важно для изучения процессов и создания концептуальных моделей взаимной адаптации менталитетов и международных стратегий разных народов и стран между собой для поиска путей их мирного сосуществования, в частности, для выработки психологической концепции международных согласованных мер предупреждения локальных войн и терроризма.

Мы видим задачу в достижении мира, сосуществования путем организации взаимной адаптации стран и народов, находящихся по разные стороны конфликта, для выявления и устранения истоков войны и терроризма, мотивов, движущих к военным действиям. Диалектическое существо этой сложнейшей проблемы состоит в том, что одна сторона конфликта не может разрешить его. Необходимо найти мотивацию заинтересованного активного участия обеих сторон конфликта.