Мышление при различных условиях артикуляции. Действие речевых и неречевых помех

Отсутствие вполне надежных методов регистрации процессов внутренней речи крайне затрудняет экспериментальную разработку психологических и физиологических вопросов проблемы речевых механизмов мышления и вынуждает исследователей применять к ним эксперимент в очень узких границах. Идеалом экспериментальных исследований здесь является объективно точная регистрация не только кинестетического, но и слухового и зрительного компонентов внутренней речи в их сочетании с наглядными (образными) компонентами мышления. Но современная наука пока еще не располагает такими техническими средствами и поэтому не имеет вполне точных данных о всех механизмах внутренней речи и ее логико-синтаксической структуре на различных фазах функционирования мышления.

---------------------------------------------------------- 496 ----------------------------------------------------------

Наиболее доступным для экспериментального исследования является вопрос о роли артикуляции и связанных с ней «речевых кинестезии» в процессе выполнения различных мыслительных действий, связанных с арифметическими вычислениями, чтением, письмом, слушанием чужой речи и т. п. при различной вариации отвлеченных и наглядных компонентов в этих заданиях. С этой целью исследователи прибегали в одних случаях к механической задержке внешней артикуляции, например путем зажимания языка и губ между зубами или посредством широкого открывания рта при возможно более пассивном положении языка и голосовых связок, в других случаях, напротив, – к усилению внешней артикуляции путем обязательного проговаривания вслух. Отмечаемые при этом изменения в процессе выполнения указанных заданий исследователи с полным основанием могли интерпретировать как функциональную зависимость умственной деятельности от степени выраженности в ней речевых кинестезии.

Метод задержки и усиления внешней артикуляции оказался удачным при исследовании роли речевых кинестезии на начальных этапах овладения умственными действиями как, например, при обучении детей письму и чтению (опыты Л. К. Назаровой [27] и Л. Н. Кадочкина [18]), так и особенно при исследовании роли артикуляции у больных, страдающих различными формами афазий (опыты А. Р. Лурия [22], [23], [24], С.М. Блинкова [7] и др.). В этих условиях устанавливалось, что механическая задержка артикуляции создает значительные затруднения в мыслительных операциях вербального типа прежде всего потому, что затрудняет восприятие, понимание и запоминание слов и их логико-грамматических связей в словосочетаниях и фразах; при усилении же речевых кинестезии путем «проговаривания» вербального материала вслух эти затруднения исчезают.

В лабораторных опытах подобного рода, проведенных с нормальными взрослыми людьми (А. Н. Соколов [38]), однако, выяснилось, что по мере автоматизации умственных действий механическая задержка артикуляции перестает оказывать какое-либо отрицательное влияние на их выполнение и может выступать даже как положительный фактор, ускоряющий мыслительные действия; в то же время усиление артикуляции путем полного проговаривания слов вслух на этой стадии становится отрицательным фактором, замедляющим умственные действия. У детей механическая задержка артикуляции оказывает отрицательное влияние более длительное время, чем у взрослых. Наиболее вероятное объяснение этим фактам заключается в том, что прекращения в этих опытах внешней артикуляции не означало прекращение артикуляции вообще, а лишь ее переход в скрытую, внутреннюю форму, осуществляемую незаметными движениями речевого аппарата, затормозить которые механическая задержка артикуляции не в состоянии.

Исходя из предположения П. П. Блонского о невозможности иметь две внутренние речи одновременно: одну, например, для слушания чужой речи, а другую для проговаривания посторонних слов, – в ряде работ (А. Н. Соколов [37], [38], Н. К. Индик [17] и др.) был применен другой, более усложненный, вариант метода речевых помех – выполнение различных умственных заданий при одновременном непрерывном проговаривании вслух (без пауз) хорошо заученных посторонних рядов слов (например, порядковый счет до 10, произнесение заученных стихов и т. п.) или отдельных слогов («ба-ба» или «ля-ля»). Непрерывность произнесения этих слов или слогов контролировалась при помощи ларингограмм.

Очевидно, что речевые помехи подобного рода занимают не только периферический аппарат органов артикуляции (губы, язык, гортань и т. п.), но и их представительство в коре головного мозга, загружая корковую часть речедвигательного анализатора посторонними, не отно-

---------------------------------------------------------- 497 ----------------------------------------------------------

сящимися к выполнению предъявляемых задач речевыми импульсами, создающими в ней отрицательную индукцию. Вместе с тем при проведении этих опытов учитывалось также, что произнесение вслух посторонних рядов слов или слогов, требуя известного слухового контроля за правильностью их произнесения, в той или иной степени должно вызывать отрицательную индукцию и в слуховой зоне коры мозга.

Результаты опытов показали, что подобная загрузка речедвигательного -и речеслухового анализаторов посторонними речевыми раздражениями, как это и предполагалось П. П. Блонским, вначале действительно вызывает состояние, напоминающее «сенсорную афазию» на той ее стадии, когда слова слышатся как слова, но смысл фразы в целом не улавливается, и поэтому выполнение каких-либо вербальных операций в этот момент делается невозможным. Однако в дальнейшем это состояние очень скоро исчезает, сменяясь «мгновенной амнезией» -чрезвычайно быстрым забыванием слов слушаемого или читаемого текста, что приводит к значительному снижению объема и точности восприятия и памяти, замедляет чтение и решение задач. Позже, по мере все большей автоматизации произнесения постороннего речевого материала, внутреннее (скрытое) артикулирование слов постепенно восстанавливается, и испытуемые, несмотря на занятость речевого аппарата непрерывным про-говариванием заученных рядов слов или слогов, улавливают и закрепляют смысл воспринимаемых слов и правильно оперируют ими посредством скрытой артикуляции некоторых обобщающих слов. При этом наряду с зачаточной артикуляцией «опорных слов» все испытуемые в этих опытах отмечают у себя появление ярких наглядных образов, которые в нормальных условиях у них обычно отсутствуют и которыми они пользуются здесь как средством понимания и закрепления смысла.

Основное теоретическое значение этих опытов заключается в том, что они наглядно демонстрируют возможность осуществления стереотипных аналитико-синтетических операций при максимальном подавлении речедвижений и, следовательно, без сколько-нибудь развернутого произнесения слов «про себя», – факт, ставящий перед психологией мышления и речи ряд важных и острых теоретических и экспериментальных проблем.

Прежде всего, исходя из принципа единства и взаимосвязи мышления и речи, следует допустить, что в данном случае имеют место весьма свернутые (редуцированные) речевые процессы, осуществляемые при максимальном сокращении фонетической и синтаксической структуры слов и словосочетаний при одновременном усилении наглядно-образных компонентов мышления. Существование таких слитных наглядно-речевых комплексов делает возможным в этих опытах их «мгновенное» фиксирование, отбор, связь и сопоставление друг с другом и на этой основе конструирование новых мыслей в соответствии с данными посылками, прежним опытом и возникающими задачами. Самый же процесс редуцированного произнесения слов «про себя» в этих опытах мог осуществляться незанятыми в данный момент мышцами речевого аппарата.

Далее, в этих опытах обращает на себя внимание факт одинаково сильной отрицательной индукции как при действии речедвигательных, так и речеслуховых помех (т. е. как при принудительном произнесении посторонних слов, так и при принудительном слушании их), а также факт уменьшения отрицательной индукции по мере уменьшения слухового контроля за произнесением посторонних слов, что с очевидностью говорит о наличии постоянного взаимодействия речедвигательного анализатора оо слуховым. Отсюда вполне вероятно допущение, что торможение речедвигательного компонента может не отражаться на развитых формах мышления еще и потому, что в этом случае наряду с зачаточной артикуляцией могут функционировать и другие компоненты речи – слуховые и зрительные. Вместе с тем это дает основание гово-

---------------------------------------------------------- 498 ----------------------------------------------------------

рить, что вое речевые кинестезии внутренне «озвучены», т. е. связаны с речеслуховыми раздражениями, а слуховое и зрительное восприятие слов связано с речевой кинестезией. Из последнего, очевидно, следует также, что обычная характеристика внутренней речи как «беззвучной» справедлива только по отношению к постороннему наблюдателю; для самого же думающего внутренняя речь остается связанной с слуховыми речевыми раздражениями даже при максимальном торможении речедвижений.

Наконец, допустимо и действие следовых речевых раздражений от всех компонентов речи, поскольку речевые раздражения, как всякие раздражения вообще, обладают более или менее длительным следовым эффектом, последействием, которое может актуализироваться и без н§-личных речевых раздражений только под влиянием связанных с ними предметных раздражений или наглядных образов.

Экспериментальные данные, полученные Б. Ф. Баевым по той же методике речевых помех, совершенно отчетливо указывают на то, что участие внутренней речи (внутреннего проговаривания) является далеко не одинаковым при решении задач разного типа: задачи наглядного содержания решаются при минимальном участии внутреннего проговаривания, в то время как задачи абстрактного содержания, не имеющие непосредственной связи с наглядностью, могут решаться только с помощью внутренней речи. В связи с этим автор отмечает также зависимость структурно-грамматических особенностей внутренней речи от степени наглядности и отвлеченности производимых мыслительных операций: «При наличии в мышлении наглядной опоры наблюдается тенденция к большей сокращенности внутренней речи, при отсутствии такой опоры – тенденция к большей ее развернутости, поскольку работа мысли в данном случае сводится к оперированию исключительно словесным содержанием, и поэтому намного расширяется диапазон использования речевых средств» [4].

В последнее время Н. И. Жинкин [14] сделал попытку интерпретировать методику речевых и неречевых помех и получаемые с ее помощью результаты в свете некоторых вопросов теории информации. Как известно, одной из моделей, на которой строится теория информации, является модель связи, передачи информации по определенным каналам с учетом пропускной способности каналов и возможностей механизмов преобразования и приема информации. В связи с этим в теории информации очень важное значение приобретает понятие «помех», которые могут появиться в канале передачи и вредное действие которых необходимо учитывать, чтобы принять соответствующие меры для правильной передачи информации.

Соответственно этой модели можно рассматривать и речь как совокупность сигналов (звуковых и буквенных), посредством которых передается информация от одного человека к другому. При этом, как и во всех линиях связи, здесь возможны различные внешние и внутренние помехи. Под внешними помехами при передаче речи имеются в виду те, которые возникают в воздушной среде и которые нарушают акустический сигнал (например, шум в помещении). Внутренними помехами в речевых каналах связи могут называться такие, которые происходят в. самом организме человека, начиная с момента поступления акустического сигнала в слуховой рецептор и кончая моментом «выдачи» речевых сигналов речедвигательным анализаторам. Если помехи по своей алгоритмической природе (определенной последовательности сочетания элементов) будут приближаться к речевым алгоритмам, их действие будет максимальным, если их алгоритмы будут расходиться, их действие будет минимальным или вообще не будет замечаться. Исходя из этого, автор и применил методику неречевых ритмических помех к изучению механизмов внутренней речи.

---------------------------------------------------------- 499 ----------------------------------------------------------

Исследованию подвергался все тот же вопрос о роли проговаривания и связанных с ним речевых кинестезии во внутренней речи. Если -в процессе внутренней речи проговаривание происходит, то очевидно, что речедвигательный анализатор должен вырабатывать алгоритм речевых движений, соответствующий элементам произносимых слов, Причем этот алгоритм должен быть разноритмичным, так как слова русского языка могут иметь ударение в разных местах. Вводя помехи, нарушающие этот алгоритм, можно судить, действительно ли речедвижения участвуют в процессе внутренней речи.

Для осуществления этого была применена следующая методика. В процессе решения разнообразных умственных задач испытуемый должен был (производить постукивания рукой в определенном постоянном ритме. Таким образом, постоянный ритм постукивания должен был разрушать переменный ритм речедвижений при внутреннем произнесении слое, т. е. был бы помехой. Ритмы давались легко доступные, и правильность их выполнения регистрировалась при помощи пневматической передачи на кимографе. Результаты в значительной степени совпадают с описанными выше опытами: при некоторых задачах и у некоторых испытуемых возникали сильные помехи, а при других задачах и у других испытуемых возникало меньшее количество помех, а иногда они почти отсутствовали; причем во всех случаях действие помех постепенно ослабевало.

Наиболее интересным результатом был следующий. Удалось найти такую задачу, решение которой при выстукивании ритма становится весьма затруднительным у всех испытуемых. Такой задачей явилась очень простая операция порядкового счета квадратиков на листе писчей бумаги «в клеточку» в пределах одной строки (25-28 квадратиков). Объяснение этому автор находит в том, что при порядковом счете слово ничем не может быть заменено, его надо произносить про себя полностью, тогда как в других случаях (например, при чтении текста или слушании чужой речи) слова могут быть замещены наглядными образами, схемами или же целые группы слов могут быть заменены одним коротким словом, обобщающим смысл всей фразы.

Таким образом, разнообразие описанных выше случаев действия ритмических помех может быть объяснено тем, что испытуемый переходит при решении задач на замену слов такими образованиями, которые не обладают ритмической структурой, и поэтому ритмическая помеха им не мешает.

В дальнейшем автор, расчленяя механизм речи на два основных звена – составление слова из звуков (соответственно – речедвижений) и составление сообщения из слов, показывает, что обратные кинестетические связи являются обязательными при формировании первого звена, в то время как во втором звене (при составлении сообщений из слов) вследствие (возможности замены полного произнесения слов другими (наглядными) сигналами обратная связь от органов речи в значительной степени ослабляется. Физиологически это вполне объяснимо тем, что эти речедвижения сложились как стереотип, и одно звено стереотипа может быть заместителем всего комплекса, давать ту же реакцию, что и комплекс в целом. Стало быть, при составлении сообщений из слов происходит замена сложнорасчлененного речедвигательного стереотипа очень простым и неритмическим сигналом, и теперь слово выступает не просто как синтез звуковых и речедвигательных компонентов, а как синтезированный компонент более сложного образования – всего сообщения.

В этих опытах также достаточно ясно показано, что при составлении сообщений из слов к концу процесса («на выходе речевого эффектора») помеха начинает действовать с прежней силой. Это значит, что здесь подготовлены полные слова, в которых производится высказывание.

---------------------------------------------------------- 500 ----------------------------------------------------------

В связи с этим автор различает «полные» и «неполные» слова; под последними разумеются любые эквиваленты, заменяющие слова в процессе внутренней речи.