На путях к изучению механизма речи

 

 

од понятием «механизм» обычно разумеют систему так связанных друг с другом звеньев, что каждому положению, состоянию или изменению в одном звене соответствует определенное положение, состояние и изменение в других звеньях той же системы. Под такое достаточно общее понятие подводятся не только конструкции, изучаемые в механике, например механизмы машин и приборов, но также явления природные и социальные. Так, говорят о механизме газообмена, теплорегуляции, кругообороте веществ в организмах, говорят о канцелярском, бюрократическом механизме, механизме языка, механизме умственной работы (см. например, Д. Н. Ушаков [19; 203]).

Не входя в детали определения таких близко связанных понятий, как «механизм», «структура» и «система», следует только заметить, что под структурой понимается некоторое устойчивое, статическое образование, например структура (строение) дерева, металла, соли и т. п., а под системой – порядок расположения элементов целого в данный момент, т. е. также отмечается статическое состояние. Под механизмом, же разумеется динамика перехода от одного звена системы к другому, или от одного состояния системы к другому, или переход одной системы в другую. Можно говорить о структуре речевого сигнала – это частный вопрос в теории механизма речи. Можно говорить о системе элементов, обеспечивающей предметную значимость речевого сигнала, – это тоже частный вопрос той же теории механизма речи. Ценность понятия «механизм» в широком смысле состоит не в том, что возможны аналогии между искусственными, техническими механизмами и живыми, а в том, что, вскрывая динамику сцепления системы, мы обнаруживаем то самое специфическое, что свойственно данному изучаемому явлению. Аналогия же скорее эвристический прием, более или менее выразительный способ изложения. В основе широкого определения понятия «механизм» лежит мысль о том, что точное исследование взаимодействия элементов изучаемой системы обеспечивает овладение этой системой, т. е. воздействие на нее в целях наилучшего приспособления к потребностям людей. О том, в какой мере теоретическое изучение даже ограниченной части сложного механизма тотчас же сказывается на практике, можно

---------------------------------------------------------- 471 ----------------------------------------------------------

судить на примере открытия весьма элементарных соотношений в области речевого механизма. Известно, что еще до середины XIX века обучение чтению происходило по так называемому буквослагательному методу. Обучающийся, прежде чем прочитать записанное слово, произносил название буквы, например: добро, есть, потом составлял слог де, далее снова называл буквы: люди, он -и опять составлял слог ло, и только после этого произносил полное слово – дело. В результате производилось так много звуковых сигналов, что ни читающий, ни слушающий не могли быстро ни узнать читаемых слов, ни понять написанный текст. Обучение грамоте длилось годами, но этот тяжелый труд не всегда и не для всех венчался полным успехом. Когда же в 60-70-х годах прошлого века языкознанием было установлено простое различие между буквой и звуком и введено понятие фонемы, это открытие через некоторое время отчетливо сказалось на методике обучения грамоте. Применяемый и теперь звуковой аналитико-синтетический метод позволяет всякому учащемуся овладеть элементарной ступенью чтения в несколько недель.

Хотя замеченное различие между звуком и буквой приоткрывает лишь ничтожную долю механизма речи, значение этого открытия не может быть ограничено применением только к овладению процессом чтения. Оно относится и к процессу письма. Конечные точки этих процессов одинаковы, различно лишь направление движения от каждой из точек. При чтении происходит переход от букв к звукам, в процессе письма – от звуков к буквам. Так возникает целая группа новых, более сложных проблем (в том числе и обучение орфографии), к сожалению, еще не решенных с желательными результатами и в наше время. Во всяком случае даже в обучении орфографии незаметно того решительного сдвига, который произошел при обучении чтению, хотя и здесь проблема начинается с установления соотношений между звуками и буквами.

Казалось бы, что переход от точки А к точке Б равнозначен переходу от Б к А. В действительности это положение справедливо не для всякого случая – восхождение в гору труднее, чем спуск, хотя точки отправления и прихода могут остаться теми же самыми. То же относится и к разбираемому вопросу. Научившийся только читать еще не способен правильно писать, но научившийся писать всегда сумеет читать. Это значит, что необходимо учесть не только конечные точки, но и вектор развития процесса. Процесс, двигаясь в одном направлении, включает одни звенья, а развертываясь в обратном или ином направлении, – Другие.

При диктанте действительно кажется, будто происходит простой переход от слышимых звуков к буквам, но уже при самостоятельном составлении записываемого текста заметно включается новое и малоизученное звено механизма – внутренняя речь. А если присмотреться ближе, то окажется, что и при диктанте вступает в действие какая-то особая часть механизма, так как звук не может сам по себе и непосредственно превратиться в букву. Если к тому же еще заметить то простое обстоятельство, что звуки в составе слова образуют определенный ряд, в котором элементы меняются в зависимости от порядка их расположения и распределения силовых позиций, а буквы, составляя в слове тоже определенный ряд, остаются неизменными, то способ установления эквивалентности этих рядов станет одной из решающих проблем при обсуждении вопроса о переходе звукоряда в букворяд. Однако для постановки такой проблемы уже нельзя ограничиться элементарным различием звука от буквы.

Придется сделать еще один шаг в глубь механизма речи. Но факты показывают, что этого еще пока не сделано. Вот почему даже сравнительно простая проблема обучения орфографии не приобрела достаточной ясности и в наше время. Тем более такие сложные вопросы, как

---------------------------------------------------------- 472 ----------------------------------------------------------

понимание и непонимание речи, ее воспроизводство в виде отбора слов и предложений, последовательность изложения, речевая экспрессия, внутренняя речь, разнообразные формы патологии речи, даже классификация видов речи и в особенности, конечно, проблема связи звука как сигнала со значением слов и его роль в передаче мысли, могли до сих пор получить только очень приблизительную описательную характеристику.

Без исследования речевого механизма в целом трудно ответить на каждый из этих вопросов по отдельности. Вместе с тем испытывается острая нужда в разрешении указанных вопросов. Исследователи поневоле берутся за их изучение, часто закрывая глаза на то, что одно звено механизма непонятно без учета функций другого и остальных звеньев. Вот почему созрела необходимость ставить вопрос именно о механизме речи.

В психологической литературе термин «механизм речи» встречается очень редко. Говорят о видах речи, о функциях языка, о речевом общении вообще, об усвоении языка, об образовании речевых навыков и т. п. При этом обычно полагают, что изучение механизма речи – дело только физиологии. Но и в физиологической литературе этот термин не имеет распространения. Здесь говорят о механизме нервного торможения и возбуждения, о механизме дыхания, кровообращения, теплообмена и т. п., но речь как процесс передачи мысли от одного человека к другому выносится за скобки физиологической науки. Следует признать, что изучение механизма речи является специфически психологической задачей, так как в конце концов должен быть решен вопрос о механизме общения людей, осуществляемого средствами языка. Вместе с тем само понятие «механизм» все-таки обязывает говорить о реально ощутимых, материальных средствах общения, о фактах, зарегистрированных объективными методами, а не о субъективных впечатлениях, которые сами подлежат объяснению. Поэтому все добытое объективными методами в физиологии, акустике, лингвистике и других науках, изучающих так или иначе язык и речь, должно стать достоянием психологии в той мере, в какой это необходимо для постановки собственно психологической проблемы о механизме общения людей.

Есть две веские причины, затруднявшие систематическое изучение механизма речи. Первая – это разобщенность наук, вторая – методические трудности при подходе к исследованию весьма разветвленной периферии и центров речевого анализатора.

Ряд указанных выше дисциплин, конечно, встречается с проблемой речевого общения, но каждая из них говорит о близких и часто весьма тесно связанных между собой явлениях на своем особом «языке» и учитывает только свой предмет. Лингвисту не нужно, а иногда кажется просто бессмысленным говорить о роли мозга в регулировке речевых и тем более языковых явлений, а у физиолога складывается подчас неполное представление о сложной проблеме значения слов, грамматических форм и категорий. Инженерная акустика лишь подходит к проблеме восприятия речи и останавливается у ее порога. Для успешного же изучения механизма речи все звенья должны найти свое определенное место в законченной системе. Вот почему трудное дело сближения фактов, установленных в разных науках при полной сохранности специфического предмета этих дисциплин, является одним из важнейших условий для создания общей теории механизма, одинаково важной для всех тех, кто работает в области исследования языка и речи.

Не так легко преодолеть и вторую мешающую причину – методические трудности. В любом механизме надо разгадать систему его управления, выяснить принципы согласованного взаимодействия его звеньев. Применительно к проблеме речи это означает прежде всего исследование наивысших функций человеческого мозга, функций, обеспечивающих

---------------------------------------------------------- 473 ----------------------------------------------------------

обмен мыслями. Методов прямого наблюдения за функционирующим мозгом говорящего человека нет, а косвенные методы, например изучение патологических случаев, доставляют распыленный и не легко интерпретируемый материал, сам нуждающийся для его понимания в построении общей теории механизма речи.

Однако можно заметить, что всякая система обладает избыточностью. Это значит, что, зная только часть системы, можно во многих случаях с достаточной точностью установить поведение других ее звеньев, недоступных наблюдению, и вскрыть хотя бы общую схему всей системы, получив тем самым обобщенную модель. Так, при помощи аналитических методов можно по наблюдаемым (или заданным) условиям работы исполнительных органов механизма установить структурную контактную схему замыканий и размыканий или, наоборот, по заданной схеме определить условия ее (работы (М. А. Гаврилов [6; 10]).

Не будет преувеличением, если признать, что И. П. Павлов применил аналогичный ход рассуждения. Он по работе легко доступного и хорошо изученного эффектора – слюнной железы определял воздействие того или другого, также хорошо известного, внешнего раздражителя на весь организм в целом. В результате он пришел к далеко идущим выводам о центральном механизме замыкания и размыкания и о высшей нервной деятельности как системе уравновешивания организма и среды. Если принять этот метод как модель, необходимо прежде всего найти такие звенья механизма, которые поддаются прямому наблюдению. В этот момент и возникают трудности применительно к изучению механизма речи. Нельзя сравнить степень изученности слюнных желез собаки и речевых эффекторов человека. Более или менее изученными являются лишь внешне видимые органы речи – язык и губы, сведения же о всех остальных элементах речевого прибора, скрытых во внутренних полостях тела, ничтожны. Вместе с тем современная техника располагает достаточными средствами для того, чтобы путем рентгенологической аппаратуры исследовать вполне точно всю периферию речедвигательного анализатора, а система акустических измерений позволяет учесть звуковой эффект речи. Если к этому добавить семантический, грамматический и собственно психологический анализы, то появится возможность по найденным звеньям восстановить принципы работы и общий контур механизма речи в целом.

Чрезвычайная сила и широкая перспективность примененного И. П. Павловым объективного метода состоит в том, что он позволяет по найденным элементам моделировать функции и деятельность всей изучаемой системы. Ценность такого научного подхода обнаруживается не только в там, что этим способом обходится трудность, возникающая вследствие недостатка сведений о морфологии нервного субстрата, но также и в том, что создается функциональная модель, которая может быть воспроизведена разными адекватными материальными структурами. Последнюю мысль можно пояснить на примере того же механизма речи. Речевой звуковоспроизводящий прибор состоит из множества связанных между собой и разветвленных трубок разного калибра. Часть из них выполняет функцию регулировки энергии, необходимой для образования звука, другая часть действует как генератор звука, и, наконец, трубки третьего вида являются резонаторами. Вместе с тем без всяких трубок искусственным путем может быть создан такой же звуковой эффект, каким обладает слышимое слово. Это достигается в методике синтезированной речи через включение ряда вибраторов (генераторов), подобранных по определенной системе спектров с учетом интенсивности и длительности звука. Таким образом, одинаковый функциональный эффект может достигаться разными материальными средствами. Выгода состоит в том, что, применив наиболее доступные материальные средства, исследователь по модели овладевает функциональной структурой

---------------------------------------------------------- 474 ----------------------------------------------------------

изучаемого явления. После этого перенос на другой материальный субстрат такой функциональной системы становится более легким, так как найдены взаимозависимые звенья системы и ее изменчивость. Появляется возможность не просто описывать сплошь тот или другой, например нервный, субстрат, но и искать в нем таких системных звеньев, которые соответствовали бы найденному и проанализированному функциональному эффекту в целом.

Сам И. П. Павлов не занимался изучением речевого процесса. Им не было предложено методики для исследования этого вопроса. Но вместе с тем сущность примененного им общего метода и весь ход научной мысли заставляли его выдвинуть общую идею и некоторые основные принципы работы механизма речи. И. П. Павлов может быть назван зачинателем в исследовании этого вопроса. Он сформулировал первые фундаментальные положения, с которых должно начинаться изучение речевого механизма и которых не следует забывать.

В 1932 г. И. П. Павлов в брошюре «Проба физиологического понимания симптомологии истерии» [14] всю совокупность высшей нервной деятельности представил так. Первой инстанцией для соотношения организма со средой является ближайшая к полушариям подкорка с ее безусловными рефлексами. Второй инстанцией являются большие полушария, но без лобных долей, где при помощи условных связей осуществляется новый принцип деятельности – сигнализация. Немногие безусловные агенты связываются или, можно сказать, замещаются бесчисленной массой других агентов, возникших в результате воздействия разнообразных раздражителей. Последней, третьей инстанцией является замещение первых сигналов вторыми, т. е. словами. Этим вводится еще более новый, второсигнальный принцип нервной деятельности, свойственный только человеку.

Таким образом, И. П. Павлов признает сигнализацию, т. е. замену одних агентов другими, принципом высшей нервной деятельности, при этом слово является двойным сигналом, или сигналом сигналов. Отсюда возникает, во-первых, перспективная проблема исследования строения самих сигналов и применительно к речи – двойных сигналов – слов и, во-вторых, исследование способов замены одних сигналов другими и образование цепей замен. Это первый фундаментальный, исходный пункт для исследования механизма речи.

И. П. Павлов указал и направление для дальнейшего развития этой проблемы. В той же статье он отмечает, что базисом, или базальным (основным) компонентом речи, являются кинестезические раздражения речевых органов. В этом (кратком тезисе сказано очень много. Здесь намечена целая программа исследований и определена концепция исходного звена механизма речи. Его мысль может быть понята так. Первоначальными, исходными речевыми сигналами являются афферентные, или обратные, импульсы, идущие от органов речи к центру. Именно эти сигналы в дальнейшем могут быть замещены цепью других сигналов. Таким образом, найдена область материальной структуры речевых сигналов- речедвигательный анализатор, который в первую очередь должен подвергнуться изучению. Иначе говоря, первый шаг, без чего, конечно, не может быть сделан второй и остальные, следует сделать в направлении изучения речевых органов и их работы, поддающейся прямому наблюдению. Это второе основное положение, необходимое для постановки проблемы о механизме речи.

И, наконец, в-третьих, И. П. Павлов [15; 471-72] определил цепь возможных замен двигательных речевых сигналов другими сигналами. На одной из «сред» (3 октября 1934 г.) он, опираясь на данные невропатологии, замечает, что одно и то же слово может быть представлено в трех видах – как произносимое, слышимое и видимое. Таким образом, выделяется весьма важная проблема перехода двигательных речевых

---------------------------------------------------------- 475 ----------------------------------------------------------

сигналов в звуковые и далее в буквенные. Возникает задача исследования трех анализаторов и установления травил перехода одних сигналов в другие для приведения их к эквивалентности.

Ближайшими последователями И. П. Павлова из указанных положений не было сделано выводов о путях изучения механизма речи. Все их внимание сосредоточилось на неясно сформулированной и поэтому ставшей неразрешимой проблеме соотношения сигнальных систем в виде так называемой передачи реакций из первой сигнальной системы во вторую. Множество экспериментальных работ, проведенных в этом направлении, в особенности в послевоенное время, не привели к каким-либо достаточно ощутимым положительным теоретическим результатам. Причина неудачи заключалась в не расчлененности исходных основных понятий и в отсутствии фактов о работе самого речевого прибора.

Действительно, признавалось, что восприятия и представления целиком относятся только к первой сигнальной системе, а слова – ко второй. Сам И. П. Павлов в общей форме исходил из того же допущения. Однако при переходе к экспериментальным фактам этот вопрос начинает осложняться, на что следовало бы обратить внимание. Так, например, Н. А. Рокотова [18; 727], предлагая несколько видоизменить методику с применением так называемого речевого подкрепления, вводит вместо инструктивного слова «нажми» раздражитель в виде красной лампочки, предварительно в особой инструкции обусловив такую замену. Это значит, что типичный первосигнальный раздражитель – красная лампа – выполняет теперь функцию второсигнального раздражителя. Произошло обратное замещение сдвоенного словесного сигнала первичным сигналом. В опытах Л. А. Шварц [22; 174] и М. В. Матюхиной встретились случаи, когда первосигнальные раздражители в виде рисунка гриба или звукового комплекса «свисток-гудок» разными испытуемыми были приняты по-разному, в зависимости от смысла слов, произносимых во внутренней речи.

Из работ, вышедших под руководством А. Р. Лурия [17], [20], вытекает, что разные виды словесной инструкции по-разному перестраивают воздействие от первосигнальных раздражителей. Прибавим к этому, что испытуемый вообще не может не встретить любого раздражителя без некоторой предварительной самоинструкции ¹. Психологам давно известно, что в представления и восприятия входит мощный компонент мысли. Человек, воспринимая и узнавая коробку спичек, карандаш, корову и т. п., не может не отнести эти предметы в ту или другую категорию, но это и значит, что они предварительно были усвоены во второсигиальном анализе и синтезе². При этих условиях проблема передачи реакций из первой сигнальной системы во вторую становится малоопределенной. Вот почему попытка ее поставить и тем более решить без учета сложных цепей сигнальных замен не привела к сколько-нибудь заметным теоретическим выводам о механизме речи.

Но и собственно психологические работы 30-х годов прошли мимо

¹ Эту же мысль имел в виду и И. П. Павлов, когда делал на одной из «сред» свои замечания по поводу двигательной методики применительно к человеку (16; 103).

² Б. Г. Ананьев в статье «О расстройствах сновидной деятельности при афазиях» (1; 158) установил очень интересный факт. У больных как моторной, так и сенсорной афазией совершенно исчезают сновидения в зрительных образах. Это явление, как я полагаю, может быть объяснено так. В преморбидном состоянии зрительные образы формировались на основе второсигнального анализа и синтеза. После же травмы, вызвавшей афазию, разрушился код перехода от речевых сигналов к зрительным, между ними пропала эквивалентность, поэтому у даже при не затронутых травмой затылочных областях туда не мог быть подан сигнал о формировании такого зрительного образа, который раньше регулировался второсигнально. И, наоборот, известны случаи, когда слова, произносимые во время сна какого-либо человека, вызывали у него зрительные сновидения, соответствующие этим словам, что устанавливалось по последующему рассказу спавшего.

---------------------------------------------------------- 476 ----------------------------------------------------------

указанных выше павловских принципов. Первое время их не замечали, в дальнейшем, т. е. в послевоенный период, иногда обнаруживалась тенденция к травестированию понятий – психологические понятия в некоторых случаях просто переодевались в павловское обличие.

Л. С. Выготский, выдвинувший в 30-х годах ряд оригинальных положений в области мышления и речи и хорошо осведомленный о павловской «грандиозной сигнализации речью» [5; 114], совершенно отбрасывает проблему кинестезии, считая, что для внутренней речи двигательный компонент «имеет третьестепенное значение». Вся его концепция, наблюдения и выводы строятся без всякого учета работы речедвигательного анализатора. Вместе с тем в своей гипотезе внутренней речи Л. С. Выготский развил принцип сигнальных замен, считая, что слово-предикат может быть заменителем целой группы слов. Эта часть его вывода должна быть учтена при исследовании механизма речи.

Иначе подходил к тем же вопросам П. П. Блонский. В книге «Память и мышление» [2; 154] он говорит о существенном для изучения механизма речи соотношении между приемом и выдачей. По его мнению, «слушатель в свою очередь становится говорящим».

В дальнейшем в общетеоретических положениях по психологии речи, излагаемых, например, в «Основах общей психологии» С. Л. Рубинштейна, в ряде теоретических статей и в учебной литературе разбиралось преимущественно соотношение таких общих понятий, как «язык», «речь», «мышление», «языковое общение», «слово», «значение», «понятие», и давалась предварительная классификация видов речи. Вместе с тем в специальных (Исследованиях накапливались многочисленные факты, относящиеся к процессу чтения, письма, восприятия речи, а также довольно обширный материал по вопросам усвоения понятий учащимися, усвоения родного и иностранного языков. Все это в значительной мере способствовало, подготовляло и толкало на постановку проблем механизма речи.

Аналогичная картина наблюдалась и в смежных областях. Накапливался большой фактический материал, но его обобщение резко ограничивалось рамками данной дисциплины. Еще не возникало потребности согласовать и сопоставить сходные явления, обнаруживаемые в близких по объекту изучения науках. Это нетрудно проследить, например, на истории понятая фонемы.

В 70-х годах прошлого века русский языковед И. А. Бодуэн-де-Куртенэ выдвинул понятие фонемы, которое, претерпев ряд изменений, прочно вошло в мировую фонетику как одно из основных ее понятий. И. А. Бодуэн-де-Куртенэ так определял фонему: «Это постоянно в нашей психике существующее представление звука, т. е. одновременного сложного комплекса произносительных работ и получаемого от этого впечатления» [3; 13]. В этом определении с чрезвычайной отчетливостью выделен элементарный механизм образования речевого звука, поставлена, сказали бы мы теперь, проблема формирования эквивалентности между алгоритмом речедвижений и алгоритмом нормализованного звукоряда. У Бодузна встречаются также понятия артикулемы и графемы, и тогда для постановки первых проблем механизма речи оставалось бы найти правила, приводящие к эквивалентности эти три ряда, реализованных в материально разных сигналах.

Развитие фонетики пошло иначе. Концепция Бодуэна была отвергнута в той части, в которой содержался психологизм. За фонемой сохранили лишь функциональную, смыслоразличительную роль. В этом сказалось стремление смежных дисциплин к разобщению. Именно это обстоятельство, как указывалось выше, привело к значительным затруднениям в постановке таких проблем, которые лежат на стыке смежных дисциплин и требуют консолидации научных сил. Не подлежит никакому сомнению, что смыслоразличительная функция в процессе общения дол-

---------------------------------------------------------- 477 ----------------------------------------------------------

жна передаваться на каком-то определенном материальном сигнале. При этом возможен как переход того же сигнального значения на разные сигналы (речедвигательные, звуковые, буквенные), так и изменение сигнального значения на сходных, почти неразличимых сигналах (французское г, близкое к задненебному х, и русское р, резко отличное от х). Изучение сигнальных значений без несущих их сигналов не вскрывает механизма строения речевых сигналов. К этому выводу и начинает приходить современная фонетика¹.

Можно было бы показать, что и акустика, выдвинув понятие форманты речевого звука, с другого конца подошла к тому же явлению, которое обозначается как фонема. Таким образом, обстоятельства сложились так, что разные смежные дисциплины, заинтересованные в изучении языка и речи, первоначально должны были резко разделиться и даже оттолкнуться друг от друга для того, чтобы найти свой предмет. На этих путях они встретились с аналогичными первоначальными проблемами, но в отрыве друг от друга уже не могут разрабатывать их дальше.

Стремительное развитие в последнее время точных физико-математических наук начинает все больше и больше оказывать влияние на рассмотрение речевого процесса как своеобразного живого механизма. Этому в значительной мере способствуют успехи теории и практики в области исследования линий связи, техники звукопередачи и автоматизации вычислительных операций. В этом общем направлении систематически начинает работать целый ряд исследовательских институтов и лабораторий ², подходя к изучению речи так, чтобы сопоставить явления, ранее изучавшиеся разрозненно в специальных дисциплинах, и разрешить назревшие практические задачи в области техники связи, педагогики, медицины, машинного перевода иностранных текстов и систематизации понятий, относящихся к явлениям языка и речи. Если учесть основные из накопленных в разных смежных дисциплинах, изучающих речь, факты и понятия, а также наблюдения, проведенные автором этой статьи по комплексной акустико-рентгенологической методике, можно сформулировать некоторые общие положения по проблеме механизма речи. Однако в этой краткой статье, конечно, не удастся сколько-нибудь полно осветить все относящиеся сюда материалы и возможные гипотезы, поэтому целесообразно остановиться только на одном вопросе – об авторегулировании в системе основных звеньев речевого механизма.

Механизм речи является авторегулирующимся. Это значит, что он сохраняет в известных пределах нормализованное равновесие, обеспеченное работой цепи таких парных звеньев, каждое из которых регули-

¹ Так, в работах по систематике различительных признаков фонем отчетливо проводится принцип сравнения артикуляционных укладов, дифференциальных фонемных признаков и спектров с анализом этих взаимоотношений [23].

² Среди них можно указать следующие: Институт им. И. П. Павлова, Ленинград (лаборатория физиологии слухового анализатора, лаборатория высшей нервной деятельности ребенка, сектор нервных болезней). Институт эволюционной физиологии им. Сеченова АН СССР, Ленинград. Научно-исслед. ин-т МРТП СССР, Ленинград. Институт языкознания АН СССР, Москва. Лаборатория экспериментальной фонетики и психологии речи 1-го педагогического ин-та иностранных языков, Москва. Научно-исследовательский институт дефектологии АПН РСФСР, Москва. Институт психологии АПН РСФСР (лаборатория мышления и речи), Москва. Институт биологической физики АН СССР, Москва. Институт экспериментальной медицины АН СССР, Ленинград (лаборатория возрастной физиологии высшей нервной деятельности человека, лаборатория патофизиологии высшей нервной деятельности человека). Ленинградский научно-исследовательский институт по болезням уха, носа, горла и речи. Государственный научно-исследовательский институт уха, горла и носа, Москва. Украинский научно-исследовательский институт болезней уха, горла и носа, Харьков. Институт рентгенологии и радиологии, Москва. Кафедра экспериментальной фонетики Ленинградского государственного университета и др.

---------------------------------------------------------- 478 ----------------------------------------------------------

рует конечный эффект по обратной связи. Для разъяснения этого принципа возьмем элементарную техническую модель. При кондиционировании, например, температуры воздуха в помещении в пределах 16-20° С авторегулятор будет включать согреватель, если по обратной связи был получен сигнал о том, что температура упала ниже 16°, или холодильник, если она поднимается выше 20°. При этих условиях конечный эффект всегда будет соответствовать установленным кондициям, т. е. нормализован.

Речевые сигналы являются нормализованными в известных пределах. Это относится ко всему составу речевого сигнала, в частности к речевому звуку, который в составе слова должен сохранить константность, иначе он потеряет несомое им сигнальное значение и (передача сообщения не состоится. То же относится и к любому виду передач – по воздушной среде, нервам, проводам, эфиру, при магнитной, световой или механической записи речи. Помехи, привходящие в канал передачи сообщения, не могут превосходить предел, нарушающий сигнальную константность нормы. Есть определенные экспериментальные приемы для определения пределов константности речевых звуков. Для постановки, нашей проблемы важно установить механизм регулирования речевых сигналов по норме.

Это достигается путем взаимодействия ряда парных звеньев, из которых первой парой является прием и выдача. Только то может быть сформировано для выдачи в речедвигательном анализаторе в виде условно-рефлекторных связей, что в нормализованном виде поступило в слуховое, приемное звено. Человек, лишенный слухового приема, становится немым. Но и наоборот, слух может осуществить свою контрольную функцию только в том случае, когда в слуховом анализаторе сформировались приспособления для дифференцирован таких звуковых сигналов, которые поступили в нормализованном виде от органов речи другого человека. Нормализация, таким образом, возникает в результате установившейся эквивалентности между последовательностью речедвижений и последовательностью звукового ряда. Для установления указанно эквивалентности необходимо наличие посредника между слуховым и речедвигательным анализатором данного человека в лице «чужого слуха» (или уха), владеющего нормой. Усваивающий язык вначале контролируется чужим слухом обучающего его человека, который санкционирует норму речевого звука и вводит ее в память усваивающего. В дальнейшем по мере формирования слухового приема речи и установления эквивалентности речедвижений и звукоряда контроль переходит к собственному слуху говорящего.

Так, говоря кратко, происходит формирование обратной связи от оцениваемого слухом конечного акустического эф]фекта к центральному управлению речедвижениями. Наличие этой обратной связи и обеспечивает авторегулирование двух первых основных звеньев механизма речи – приема и выдачи. Переход от речедвижений к нормализованному звукоряду определяется правилами данного языка и может быть назван кодом, как и во всех случаях, где встречается переход от сигналов одного материального вида к сигналам другого вида по правилам, определяющим их соотношение, т. е. эквивалентность. При этих условиях возможно как кодирование, т. е. воспроизведение речи на данном языке, так и декодирование, т. е. ее понимание. Следует заметить, что правила перехода от речедвижений к звукоряду, определяемые системой данного языка, усваиваются независимо от того, установлены ли эти правила в науке или нет. Человек, ровно ничего не знающий об этих правилах, усваивает код по указанному выше механизму обратной связи.

Однако не следует думать, что вся информация, которая передается одним человеком, всегда полностью усваивается другим. В речи говорящего (или пишущего) часто встречаются то новые для слушающего (или

---------------------------------------------------------- 479 ----------------------------------------------------------

читающего) слова: то обороты, то перестройка значений слов, то личные стилистические особенности или отклонения в произношении, то диалектизмы или иностранные слова и т. п. Кроме того, предмет изложения вызывает необходимость применения специальной терминологии, иногда не вполне знакомой слушателю. Эта терминология обусловлена особенностями, например, математического, физического, биологического, исторического и других видов хода мысли. Неполнота приема вклинивается как помеха между говорящим и слушающим и нарушает нормативную эквивалентность передачи в том или другом пункте. В результате языковая норма колеблется в трудно определимых пределах. Она различна для фонетических, лексических, грамматических и семантических правил. Такая норма является флуктуирующей. Определенная зона свободы нормализации речевых сигналов значительно отличает кондиционирование в механической системе (например, в машинах) от нормализации в речи. Машина при ее исправной работе всегда выдает заданную ей с определенной точностью норму. В противном случае машина нуждается в регулировке. В процессе же речи встречаются непредвиденные отклонения от нормы. Они флуктуируют вокруг нормы так, что зона понимания всегда оказывается больше, чем зона непонимания, но последняя большей частью не равна нулю. На это в свое время обратил внимание А. А. Потебня, когда говорил, что в /понимании есть некоторая доля непонимания. В результате флуктуирующих колебаний нормы появляются изменения в самой структуре речевого сигнала. Он медленно перестраивается. В процессе самого изменения этих микроколебаний нормы понимание речи постоянно сохраняется, но по прошествии более значительного времени оказывается, что одна норма уже перешла в другую. Так, русский язык, например, XV века почти непонятен для нас, живущих во второй половине XX века.

Второй парой взаимно регулирующихся звеньев механизма речи являются: а) звено составления слова из звуков и б) звено составления сообщения из слов. Это два вида последовательностей: с одной стороны, последовательность звуков в составе слова, с другой стороны, последовательность слов в сообщении. Оба вида возникают в результате отбора элементов, но способ отбора и его элементы различны, поэтому они должны быть отнесены к разным звеньям механизма.