Наконец , сознавание смерти может служить фундаментом здо -

ровой и эффективной психотерапевтической стратегии [ Ялом, 1999, c. 34].

Признавая универсальность страха смерти и его фундаментальное зна- чение, Ялом отводит решающую роль в преодолении этого страха защитам личности. Человек вырабатывает защиты, направленные на противосто- яние страху смерти. Может ли страх смерти быть преодолен полностью?

Скорее речь идет о нашей способности справляться с ним.

 

Ужас смерти является настолько сильным и всеобъемлющим, что на отрицание смерти расходуется значительная доля нашей жизненной энергии. Трансценденция смерти — фундаментальный мотив челове- ческих переживаний, начиная от глубоко личностных внутренних со- бытий, защит, мотиваций, снов и кошмаров вплоть до самых массовых

макросоциальных феноменов, включая наши памятники, теологии, идеологии, кладбища со «спящими» на них мертвецами, бальзами- рование, стремление в космос и, по сути, весь строй нашей жизни — заполнение времени, пристрастие к развлечениям, твердокаменная вера в миф о прогрессе, гонка за успехом, томление по долгой славе [Ялом, 1999, c. 49].

 

В процессе развития у человека формируются индивидуальные защит- ные механизмы, направленные на защиту от тревоги, связанной со смер- тью. В детстве защиты ребенка по преимуществу связаны с отрицанием смерти. Ялом рассматривает постепенное развитие концепции смерти у ре- бенка: смерть оценивается как нечто временное, у ребенка присутствует вера в собственную исключительность («смерть — это не про меня»), в ко- нечного спасителя и др.

Последние защиты распространены и среди взрослых людей. Любо- пытно, что, иллюстрируя идею собственной исключительности, Ялом ссы- лается на размышления Ивана Ильича из хрестоматийного для экзистен- циальных психологов (причем не только отечественных, но и всего мира) рассказа Л. Толстого «Смерть Ивана Ильича»: «В глубине души Иван Ильич знал, что он умирает, но он не только не привык к этому, но просто не по- нимал, никак не мог понять этого. Тот пример силлогизма, которому он

 

учился в логике Кизеветтера: Кай — человек, люди смертны, поэтому Кай смертен, казался ему всю жизнь правильным только по отношению к Каю, но никак не к нему. <…> И Кай точно смертен, и ему правильно умирать, но мне, Ване, Ивану Ильичу, со всеми моими чувствами, мыслями, — мне это другое дело. И не может быть, чтобы мне следовало умирать. Это было бы слишком ужасно».

Вера в свою исключительность лежит в основе практически всех защит взрослого человека. Ялом приводит пример из своего собственного личного опыта. Пожаловавшись офтальмологу на ухудшение зрения и назвав в ответ на вопрос свой возраст, он услышал: «Да, как по расписанию». «Откуда-то из глубины меня поднялась и зашипела мысль: “Какое еще расписание? Для кого расписание? Расписание может быть для тебя или других, но опреде- ленно не для меня”» [Ялом, 1999, c. 133]. Кому из нас незнакомо это чувство?! Этот сюжет может приобретать и более драматический оттенок. Такова, по мнению того же Ялома, история Э. Хемингуэя. Всю жизнь он искал и побе- ждал опасность, доказывая свою исключительность. «В кодексе Хемингуэя нет места старению или ослаблению с их печатью заурядности. <…> Сам Хемингуэй не смог пережить крушение мифа своей личной неуязвимости.

С ухудшением здоровья и физического состояния, по мере того, как его “за- урядность” (в том смысле, что он подвластен тому же закону, что всякий другой человек) становилась мучительно очевидной, им овладевала пода- вленность, и постепенно он погрузился в депрессию» [Там же, с. 137–138]. Хемингуэй покончил с собой. Как считает Ялом, из страха смерти.

Р. Мэй развивает свой подход, идеи которого по сравнению с основан- ными на клиническом опыте утверждениями Ялома в определенном смыс- ле, так сказать, более экзистенциальны.

Вследствие конфликта между бытием и небытием, по Мэю, у инди- вида возникает тревога. Человек сталкивается с новыми возможностями, новыми перспективами реализации жизни, но они предполагают наруше- ние привычного чувства безопасности, соответственно, может возникнуть желание отвергнуть эти новые возможности. Тревога представляет собой, вопреки распространенной точке зрения, нечто позитивное. Она связана

с новыми возможностями и появляется, когда возникает выбор между реа- лизацией и нереализацией жизненного потенциала. Таким образом, трево- га тесно связана со свободой человека, и отказ от нее, отказ от новых воз- можностей и перспектив приводит к потере человеком самого себя.

Если выбор делается в пользу отказа от реализации, у человека возни- кает чувство вины. И поскольку люди всегда имеют нереализованные воз- можности, чувство вины неизбежно присутствует в жизни человека. Вина, которая возникает вследствие нереализованных возможностей или непро- житой жизни, называется экзистенциальной.

Чувство вины в психологии часто интерпретируется как неконструк- тивное. Однако экзистенциальная вина имеет глубокий смысл и выполняет

 

 

Эдвард Мунк. Смерть в комнате больного. 1893

 

важную функцию, стимулирующую человека к изменениям в своей жизни. Появляющееся у нас чувство экзистенциальной вины связано с неправильно проживаемой жизнью. Мэй пишет, что мы способны выносить определен- ное количество экзистенциальной вины. Однако в случае нереализованной жизни эта вина может быть такой сильной, что человеку страшно встретить смерть, но страшно и продолжать жить жизнью, которую он не реализовал, не прожил.

Что такое непрожитая жизнь? Человек всю жизнь занимался не своим делом, но так и не решился изменить жизнь. У человека не сложились семей- ные отношения, и он, и его близкие тяготятся этой ситуацией, но он так и не нашел в себе мужества ее исправить. Другой, напротив, предпочел семейной жизни череду романов и слишком поздно понял, что хотел бы иметь детей.

Таким образом, в подходе Мэя тема смерти рассматривается в свя- зи с экзистенциальной виной и непрожитой жизнью. Экзистенциальная

вина — это реакция человека на самого себя в связи с непрожитой жизнью. Различия в подходах к проблеме смерти двух едва ли не самых имени-

тых авторов в экзистенциально-психологической литературе довольно оче- видны. По Ялому, смерть всегда внушает глубинный страх людям, против которого можно выстраивать защиты, но в принципе ужас перед смертью изменить нельзя. В рассуждениях Мэя прослеживается идея тесной связи жизни и смерти. Люди умирают так, как живут. Чем выше степень реализа- ции человеком своего потенциала, тем меньше его страх смерти и, возмож- но, тем легче ему будет умирать.

 

4.4

Эмпирические исследования

В современных исследованиях в области психологии смерти выделяют сле- дующие основные направления:

1) изучение отношения к смерти и ее восприятия, представлений о смерти и ее образов;

2) возрастные особенности отношения к смерти — возникновение пред- ставлений о смерти и их изменения в разных возрастных периодах;

3) изучение связи отношения к смерти и переживания тревоги (стра- ха) смерти с индивидуально-психологическими, личностными и социально-демографическими особенностями;

4) особенности отношения к смерти у лиц, профессиональная деятель- ность которых связана со смертью или имеет экстремальный характер;

5) изучение ситуаций, связанных с конфронтацией со смертью, таких как тяжелые и опасные заболевания, переживание утраты и т. д. [Баканова, 2014].

Значимость темы смерти, как уже отмечалось, находится в явном про- тиворечии со вниманием к ней исследователей. В немалой степени это связано с методическими проблемами. Во-первых, исследовательские воз- можности ограничивает представление о том, что переживания, связанные с темой смерти, могут иметь травмирующие последствия. Особенно часто эти сомнения высказываются в отношении детей и подростков. Довольно часто исследователи, чтобы избежать сложностей, получают информацию о детском опыте у взрослых людей.

Во-вторых, сама по себе сложность изучаемой феноменологии порож- дает вопросы относительно ее доступности исследованию. Для изучения неосознаваемых страхов традиционно используются проективные мето- дики (ТАТ, тест Роршаха, ассоциативный тест, рисуночный тест, незавер- шенные предложения и т. д.). С. Энтони в своей книге упоминает методику завершения историй, содержащую высказывания, которые дети должны продолжить, например: «Мальчик (маленький мальчик, девочка, маленькая девочка) пришел в школу; когда наступила перемена, он не пошел играть

с другими людьми, а остался один сидеть в углу. Почему?», «Когда мальчик лег спать вечером, о чем он думал?»

Для измерения осознаваемого отношения к смерти используются разнообразные опросники. Одним из первых стала «Шкала страха смер- ти» Дж. Бойяра, созданная им в 60-х годах прошлого века. Она состоит из 18 утверждений, с которыми испытуемый выражает свое согласие или

несогласие, например: «Меня беспокоит чувство, как много всего я потеряю со смертью» или «Меня не заботит то, что будет с моим телом после смер- ти». Однако надежность этой методики оценивается не слишком высоко.

 

 

Пётр Митурич. Бука. 1920. Иллюстрация к нотному сборнику А. С. Лурье «Рояль в детской»

Чаще других опросников упоминается созданная в те же годы «Шка- ла тревоги смерти» (DAS — Death Anxiety Scale) Д. Темплера, получившая распространение в ряде стран и имеющая русскоязычный вариант [Гаври- лова, 2001]. Этот опросник состоит из 15 утверждений, например: «Мысли о смерти никогда не посещали меня» или «Тема жизни после смерти силь- но волнует меня». Оценка факториальной структуры данного опросника, выполненная на основе многочисленных и разнообразных по выборкам исследований, позволила выделить четыре общих фактора: (1) когнитив- но-аффективная реакция на смерть (основной фактор); (2) беспокойство по поводу физических деформаций — фокусируется на физических измене- ниях, сопровождающих серьезные болезни и смерть; (3) фактор осознания времени — осознание неостановимого течения времени, которое сжимает будущее и расширяет прошлое; (4) беспокойство по поводу боли и стресса, приносимых хронической или неизлечимой болезнью.

На других основаниях построена созданная в 1990-х годах методика Дж. Мак-Леннона «Метафоры личной смерти», включающая негативные

и позитивные метафоры смерти, например «утешающий родитель», «холод- ное одинокое путешествие», «возвращение домой» или «падение со скалы». Испытуемый оценивает каждую из метафор в соответствии с тем, насколь- ко она созвучна его собственному восприятию смерти [Гаврилова, 2001].

Всего в наше время существует несколько десятков опросников на тему смерти, прежде всего страхов смерти. Все они измеряют примерно одни

 

и те же параметры: отношение к смерти (как правило, выраженность нега- тивного отношения), озабоченность мыслями о смерти, негативные реак- ции на напоминание о смерти, реакции вытеснения и т. д.

Значительное место в исследованиях занимает изучение страха смер- ти. Страх смерти универсален. Как живое существо человек не может не испытывать страха смерти. Как мы боремся с этими страхами? Какие фак- торы влияют на страх смерти? Что, собственно, пугает людей в смерти?

Первые исследования темы смерти относятся к началу прошлого века. В ранних исследованиях выделялись типы страхов, связанных со смертью. Так, например, еще в работе 1959 года Мёрфи описал следующие виды воз- можных страхов: страх смерти как конца жизни; страх потери сознания; страх одиночества; страх неизвестности; страх кары; страх последствий смерти для любящих других; страх отсутствия. Двадцать лет спустя Хелтер обозначил несколько категорий страхов смерти: страхи, связанные с телом (его гниением, вскрытием, кремацией и изоляцией); тревоги, связанные

с неудачами в достижении важных жизненных целей или получением зна- чимого опыта; беспокойство относительно влияния смерти на значимых других; страхи, связанные с загадкой относительно того, что будет в буду- щем [Florian, Mikulincer, 2004, p. 55].

Ученые продолжают попытки теоретически осмыслить описанную фе- номенологию и создать на этой основе систематизацию страхов, связанных со смертью.

Л. Дж. Коллетт и Д. Лестер предлагают рассматривать страх смерти в рам- ках двух фундаментальных измерений. Первое из них различает два типа страхов: страх самой смерти и страх процесса умирания. Второе различение основано на выделении разных объектов страха смерти: собственная смерть и смерть других. Эта концептуализация впоследствии была поддержана

в работах других авторов, при этом подчеркивается, что страх собственной смерти значимо отличается от других видов страха смерти и должен рассма- триваться как особая психологическая реальность. В свою очередь, страх собственной смерти также является психологически сложным феноменом, поскольку люди могут бояться собственной смерти по разным причинам,

и эти индивидуальные различия могут быть крайне важны для понимания значения и следствий страха смерти [Ibid.]. Добавим: и самих людей.

Еще один вариант систематизации предлагает В. Флориан с коллегами. Их теоретическая модель страхов смерти основана на различении трех из- мерений, которые относятся к интра-, интер- и трансперсональным значе- ниям, которые люди связывают с собственной смертью. Интраперсональное измерение включает все страхи, относящиеся к последствиям смерти для ума и тела человека, такие как неудачи в достижении важнейших жизненных целей и распад тела. Интерперсональное измерение относится ко всем зна- чениям, связанным с влиянием смерти на мир межличностных отношений

 

человека, — прекращение близких отношений, невозможность заботить- ся о любимых близких и возможность быть забытым. Трансперсональное измерение включает все тревоги, относящиеся к будущему и трансценден-

тальной природе человеческого существования, такие как неопределенность того, что ожидает в будущем, и возможность будущего наказания. В соответ- ствии с этими измерениями Флориан и его коллеги сконструировали «Шка- лу страхов собственной смерти», которая была апробирована ими в ряде исследований, позволивших наполнить три измерения предложенной ими теоретической модели дополнительными компонентами [Ibid., p. 55–56].

Еще одно важнейшее направление исследований — изучение факторов, определяющих отношение к смерти. Подобно тому, как оно менялось на протяжении истории человечества, восприятие смерти и, соответственно, отношение к ней изменяются и в течение человеческой жизни. Ялом отме- чает цикличность страха смерти — он то возрастает, то ослабевает на про- тяжении жизни [Ялом, 1999, с. 9–11].

Исследования отношения к смерти и ее «узнавания» в детском возрас- те проводятся нечасто в силу понятных методических и этических трудно- стей. Тем не менее традиция англоамериканских исследований детского по- нимания смерти насчитывает уже более полувека.

Первоначальные представления в этой области были связаны с идеей последовательного прохождения возрастных стадий в усвоении детьми естественнонаучных понятий о смерти. Классическими в этой области счи- таются исследования С. Энтони, проводившиеся еще в 40-х годах прошлого века. Вывод, к которому она пришла, состоял в том, что хотя и можно уви- деть определенную последовательность в формировании представлений

o смерти, она не имеет жесткой связи с возрастом; определяющими являют- ся индивидуальные особенности ребенка (уровень его умственного разви- тия) и опыт столкновения со смертью. Маленький ребенок узнает о смерти, например, сталкиваясь с мертвым животным или переживаниями стар- ших по поводу ухода кого-то из близких, хотя они и стараются скрыть их от ребенка.

В более поздних исследованиях других авторов, однако, продолжает развиваться идея выделения разных этапов детского понимания смерти: сначала дети воспринимают смерть как отделение или перемещение челове- ка куда-то, затем приходит осознание конечности жизни и только потом — необратимости и неизбежности смерти. Детский психолог А. Л. Гезелл также — но на других основаниях — описывает разные стадии в форми- ровании у детей представлений о смерти: сначала смерть понимается ими неэмоционально, далее возникает эмоциональная реакция на идею смерти и только после этого дети начинают верить в собственную смертность.

Продолжаются попытки связать стадии в понимании смерти с воз- растными периодами. В одном из ранних исследований было выделено три

 

стадии в осмыслении смерти: дети дошкольного возраста обнаруживали слабое понимание универсальности, необратимости и неизбежности смер- ти; в возрасте 5–9 лет дети склонны думать, что смерти можно избежать, но если кому-то это не удается, то она необратима; только на третьей ста- дии — в возрасте 9–10 лет — дети приходят к осознанию смерти как уни- версального, неизбежного и необратимого феномена [Florian, Mikulincer, 2004, p. 64]. По Ж. Пиаже, возраст формирования концепта смерти —

7–11 лет. Последующие исследования подтвердили постепенное возраста- ние понимания неизбежности смерти и ее необратимости с увеличением возраста детей. Отечественный исследователь А. И. Захаров в своей рабо- те по неврозам детского возраста отмечает, что страх смерти должен быть переработан сознанием ребенка к 7 годам, а если этого не происходит, то речь идет об отклонениях от развития или даже о возникновении невроза [Захаров, 1995].

Имеющиеся в литературе данные относительно связи стадиального характера развития детских представлений с возрастом, однако, довольно противоречивы, что, возможно, подтверждает сомнения, высказанные еще С. Энтони.

В большинстве исследований проводятся различия между осознанием смерти других и собственной смертности. Однако в отношении того, какое понимание приходит раньше или же они формируются одновременно, вы- сказываются разные точки зрения; при этом признается, что все они недо- статочно эмпирически обоснованы.

Не менее противоречивы представления психологии и об отношении к смерти в подростковом и юношеском возрасте, в период взросления.

С одной стороны, считается, что именно в подростковом возрасте на- чинает приниматься мысль о неизбежности смерти. В этом возрасте, когда приходит пора интенсивного поиска жизненных целей и смыслов, фор- мирования Я-концепции и картины мира, тема конечности жизни начи- нает осмысляться и проживаться подростком, позволяя ему прежде всего осознать ценность самой жизни. Подросток, как уже упоминалось, «игра- ет со смертью» в своем воображении, представляя себе, «что будет, если меня не будет», как отреагируют на это окружающие. Эта «игра воображе- ния» направлена на осознание того, какое место он занимает в мире людей. И. С. Кон в своих работах, посвященных психологии юности, писал о том, что осознание подростком неизбежности конца собственного существова- ния заставляет его задуматься о смысле жизни и ее проживании. Эта точ- ка зрения находит поддержку и у современных исследователей; например, одна из относительно недавно опубликованных статей имеет примечатель- ное название: «Осознание собственной смертности как фактор становления подросткового чувства взрослости» [Гаврилова, Швец, 2010]. У подростков может возникать тяга к экстремальному поведению, экстремальным видам

 

спорта и развлечениям (например движение «зацеперов»), позволяющим подростку «побеждать» смерть. Для этого возраста также характерны мыс- ли о суициде (к сожалению, нередки и реальные суицидальные попытки).

С другой стороны, довольно устойчивы представления о своеобразном равнодушии подростков к проблеме смерти, о сохраняющемся в этом воз- расте инфантилизме сознания, выражающемся в идее личного бессмертия («все умрут, а я останусь»).

Противоречивость этих взглядов связана с недостаточностью исследо- ваний в данной области, а также зачастую с игнорированием контекстуаль- ных и культурных факторов. Начало периода взросления, с которым свя- зано и появление экзистенциальных тем в сознании человека, решающим образом зависит от индивидуального опыта, в том числе и социальных ус- ловий его жизни. Например, исследования последних десятилетий ХХ века показали, что в стабильный период 1979–1982 годов страхи смерти не об- наруживались ни у младших школьников, ни у подростков, ни у юношей, в 1989–1992 годах они выявлялись у 13–14-летних девочек, в 1996–1997 го- дах — у 11–12-летних мальчиков [Прихожан, 2000].

Проходит подростковый возраст и наступает период решения важных жизненных задач — выбора профессии, начала профессионального пути, создания семьи и т. д., и тема смерти как будто отступает. Но время идет, и люди начинают сталкиваться со смертью старших и уходом самых близ- ких людей. Смерть приходит к нам в виде необходимости пережить утрату, а затем нам предстоит подготовиться и к собственному уходу. По мнению

Ялома, страх смерти уже не покидает нас с кризиса среднего возраста, когда приходит осознание завершения жизни.

При этом — по крайней мере в экзистенциально-гуманистической тра- диции — считается, что зрелая личность отличается более низким уров- нем страха смерти и ее конструктивным принятием. «Зрелое» понимание смерти в англоамериканской традиции сводится к естественнонаучному пониманию смерти и включает следующие компоненты: необратимость (невозможность возвращения к жизни), отсутствие функционирования (невозможность активности), универсальность (всеобщность смерти, ее неизбежность и непредсказуемость) и причинность (как абстрактное и ре- алистическое понимание причин смерти). Правда, представлениям о кон- структивном принятии смерти зачастую недостает конкретности.

 

Поскольку, как это обсуждалось ранее, смерть представляет собой со- циокультурный феномен, понятен интерес исследователей к культурным и социально-демографическим факторам, связанным со страхом смерти.

В литературе имеются некоторые данные относительно, например, гендер- ных различий в том, какие именно и насколько интенсивные страхи пере- живаются людьми. Трудно, однако, утверждать, насколько универсальный характер эти различия имеют, поскольку они могут быть ограничены кон-

 

кретными особенностями выборки, а также ментальностью определенного времени.

Пожалуй, даже более часто в литературе обсуждается вопрос о связи страха смерти с религиозными установками людей. Естественно ожидать, что религиозность человека должна способствовать уменьшению его стра- хов смерти, поскольку большинство религий обещают человеку символи- ческое бессмертие. Однако имеющиеся данные дают противоречивую кар- тину. Так, в исследованиях того же Флориана в рамках его теоретической модели трех измерений страхов смерти показано, что для религиозных

и нерелигиозных людей характерны разные страхи смерти: у первых мень- ше выражен интраперсональный фокус страхов смерти (страх исчезнове- ния, потери самореализации), но более интенсивными являются страхи, связанные с наказанием и последствиями смерти для их близких; таким об- разом, религиозность как бы переводит проблему смерти в символический план, что снижает страхи, связанные с телом, но интенсифицирует тревоги относительно будущего и невозможности защищать близких после своей смерти [Florian, Mikulincer, 2004, p. 57]. Проводились исследования и среди представителей разных конфессий, подтвердившие существующие между ними различия в страхах смерти, что несложно объяснить разным значе- нием, придаваемым ими личной смерти, вследствие чего их страх смерти также вызван разными причинами.

В то же время существует и довольно правдоподобная статистика, свидетельствующая, что с возрастом и более частым появлением мыслей о смерти увеличивается религиозность людей, которая, безусловно, в этих случаях выполняет функцию защиты от экзистенциальных угроз [Young, Morris, 2004, p. 216].

Для психологов особый интерес представляют психологические пере- менные, связанные со страхами смерти. Среди них — личная история чело- века и его жизненные обстоятельства; при этом особое значение, вероятно,

приобретают стрессовые жизненные события и особенно ранние или не- давние (в одних исследованиях принимаются во внимание предшествую- щие три года, в других — один год) утраты. Так, утрата одного из родителей в детстве приводит к разрушению мира привязанностей ребенка и умень- шению его чувства безопасности и защищенности, что может иметь долго- срочные последствия для человека; в частности, по некоторым данным, ве- сти к увеличению страха смерти интерперсональной природы во взрослом возрасте [Florian, Mikulincer, 2004, p. 58].

Из связанных с этим личностных переменных отмечаются особенно- сти индивидуального стиля привязанности, представляющего собой отно- сительно стабильный паттерн когниций, эмоций и поведения, связанных с отношениями с людьми. Показано, что лица, испытывающие тревоги

в связи с привязанностями (постоянно боящиеся того, что их отвергнут или бросят, и низко или негативно оценивающие себя в контексте близких

 

отношений), демонстрируют относительно высокий уровень страха утраты социальной идентичности после смерти. Лица, избегающие привязанно- стей (предпочитающие эмоциональную дистанцию в отношениях с други- ми, имеющие негативные установки в их адрес и предпочитающие опирать- ся на себя), имели относительно высокие страхи неизвестности будущего [Ibid., p. 59].

Эмпирические данные требуют концептуализации. Приведенные выше теоретические модели (в частности трехмерная модель) страхов смерти яв- ляются достаточно удобной объяснительной схемой, позволяющей систе- матизировать различные страхи, а также проводить продуктивные сравне- ния в исследованиях.

4.5

Признание универсального характера страха смерти влечет за собой практическую проблему — как справляться с ним.

 

Теория управления страхом

В последние десятилетия большую известность в психологии приобрета- ет так называемая теория управления страхом (ТМТ — Terror Management Theory), возникающая в начале 1980-х годов. Считается, что эта первая те- оретическая концепция, в которой отношение к смерти соотносится с по- вседневным поведением человека.

Центральным моментом теории является идея об управлении страхом с помощью культурных представлений. Ш. Соломон, Дж. Гринберг и Т. Пы- шинский в своей обзорной статье под примечательным названием «Двад- цать лет теории управления страхом» суммируют основные положения ТМТ следующим образом.

Подобно всем живым существам, люди стремятся к продолжению сво- его существования и избегают его преждевременного прекращения. Интел- лектуальный потенциал позволяет людям, осознающим свою уязвимость перед неизбежностью смерти, создавать потенциал для преодоления стра- ха. Культурное мировоззрение управляет страхом, связанным с осознава- нием смерти, прежде всего с помощью культурных механизмов самоуваже- ния, которое состоит из убеждений, что каждый из нас делает свой ценный вклад в значимый универсум. Эффективное управление страхом тем самым предполагает (1) веру в смысловую концепцию реальности (культурное мировоззрение) и (2) убеждение, что каждый сталкивается со стандартами ценностей, предписываемыми этим мировоззрением (самоуважение). Бла- годаря защитам от потенциального страха, которые эти психологические структуры обеспечивают, люди мотивированы поддерживать веру в свое культурное мировоззрение и разделять стандарты ценностей, связанных

с их мировоззрением [Solomon, Greenberg, Pyszczynski, 2004, p. 20].

Идеи и формулировки теории управления страхом инициировали эм- пирические исследования, проверяющие ее представления. Соломон и его

 

 

Марк Шагал. Стена Плача. 1932

 

коллеги указывают на два основных направления этих исследований. Пер- вое из них связано с гипотезой самоуважения как защиты («буфера») от тревоги. Эта гипотеза предполагает, что если самоуважение выполняет функцию защиты от тревоги, тогда повышение самоуважения (или уста- новка на высокое самоуважение) будет уменьшать тревогу в ответ на угро- зы. Были проведены исследования по проверке данной гипотезы с исполь- зованием разного рода экспериментально создаваемых угроз и проверке реакции человека в зависимости от его чувства самоуважения, которое по- вышалось в ходе эксперимента (например с помощью специально органи- зованной обратной связи) [Ibid.].

Второе направление исследований вытекает из гипотезы mortality salience, которая в литературе часто обозначается как MS. В буквальном пе- реводе MS означает «выступ (рельеф, выпуклость) смертности». Речь идет

o том, что людей просят подумать о собственной смерти, что, по мнению ис- следователей, должно приводить к актуализации страха смерти. Общая ги- потеза, связанная с актуализацией мыслей о смерти, гласит: если культурное мировоззрение и самоуважение являются основой убеждений, направлен- ных на смягчение тревоги, связанной с осознаванием смерти, то обращение к людям с просьбой подумать об их собственной смерти (MS) будет увеличи- вать потребность в защите, обеспечиваемой такими убеждениями.

Как отмечают Дж. Арндт и его коллеги, знание о смерти занимает особое, глубинное место внутри большой сети структур знания, которая

 

функционирует как самозащитные убеждения. Ими предложена схема ког- нитивного управления страхом, описывающая, как в ответ на актуализа- цию мыслей о смерти начинают работать защиты, снижающие их доступ- ность [Arndt, Cook, Routledge, 2004, p. 38].

Эмпирические исследования по проблематике смерти довольно много- численны. Поскольку страх смерти проявляется на разных уровнях осозна- вания, используются и разные способы его диагностики: анализ сновиде- ний, контент-анализ ответов на ТАТ, измерения физиологических реакций, использование Струп-теста и др. Также в литературе описываются разно- образные приемы, способные актуализировать мысли о смерти, — от пря- мых обращений с просьбой подумать об этом до экспериментов с ассоциа- циями и предъявлением знаковых слов.

В обзорной статье Соломона и его коллег приводятся следующие обоб- щающие выводы относительно многочисленных эмпирических исследова- ний, подтверждающие основные принципы теории управления страхом:

(1) самоуважение уменьшает тревогу в ответ на тревожные обстоя- тельства;

(2) напоминание о смерти приводит к усилению потребности в снижа- ющих тревогу культурных представлениях; в свою очередь, это от- ражает растущее внимание к поддерживающим установкам, так же как и растущее пренебрежение установками, пугающими людей;

(3) сиюминутно оцениваемое или присущее человеку высокое само- уважение уменьшает или элиминирует мировоззренческие защи- ты, следующие за MS;

(4) MS провоцирует усилия по поддержке самоуважения;

(5) MS-эффекты делают имплицитные мысли о смерти более доступ- ными и одновременно интенсифицируют функционирование про- цессов управления страхом, чтобы уменьшить доступность таких мыслей [Solomon, Greenberg, Pyszczynski, 2004, p. 24].

Практические приложения теории управления страхом, ее основных положений и эмпирических следствий ее сторонники видят прежде всего в возможности формирования таких культурных установок и мировоззре- ния, которые могли бы выступать в качестве психологического ресурса, способного смягчать или уменьшать страхи человека [Ibid., р. 27].

Следует отметить, что теория управления страхом получила большое распространение в психологической литературе. С одной стороны, суще- ствует довольно большой объем эмпирических данных, накопленных бла- годаря многочисленным исследованиям, проведенным в разных странах, которые подтверждают ее основные положения. С другой стороны, в ее адрес высказывается и немало критики, касающейся прежде всего ряда те- оретических представлений, например о правомерности интерпретации самоуважения и его роста как защитного механизма личности [Чистополь- ская, Ениколопов, 2014].

 

4.6

Экзистенциальный подход к проблеме смерти

Представители экзистенциального подхода проявляют интерес к тем экзи- стенциальным значениям, которые люди придают смерти. Одним из его ба- зовых положений является идея взаимозависимости жизни и смерти.

Эта идея, как уже отмечалось, присутствует еще в работах древних фи- лософов, например, в представлениях Цицерона, Марка Аврелия и др. Ее практический смысл: научиться правильно жить означает научиться пра- вильно умирать, и, наоборот, умение правильно умирать — это умение пра- вильно жить [Ялом, 2008, с. 46].

«Правильно жить» на языке экзистенциалистов означает полноту про- живания, полноту собственного бытия и самоосуществления. Эти идеи сформулированы прежде всего экзистенциальными философами. Понятие становления самим собой у Ницше тесно связано с другими положениями:

«проживи жизнь до конца» и «умри вовремя». Все эти фразы, по сути, го- ворят об одном: нельзя допускать непрожитой жизни. Самовыражайтесь, реализуйте свой потенциал, живите смело и в полную силу. Тогда и только тогда вы умрете без сожаления [Там же, с. 134–135].

Сущность экзистенциального подхода к проблеме смерти выражена известным высказыванием Сартра: «Физически смерть убивает человека, но идея смерти его спасает».

Читая лекции по экзистенциальной психологии, я многократно, обсуж- дая тему смерти, обращалась к студентам с одним и тем же вопросом: «Хо- тели бы вы быть бессмертными?» Обсуждение данной темы показывает: при всей очевидности того, что смерть есть зло, то, чего мы не хотим, альтерна- тива бессмертия не кажется привлекательной. Подтверждение этому легко может быть найдено в мифологии, фольклоре, литературных иллюстрациях и работах философов. Б. Уильямс в названии своей статьи («Случай Макро- пулос: скука бессмертия», 1988) отсылает к пьесе Чапека, героиня которой, Элина Макропулос, прожила благодаря чудодейственному эликсиру три с по- ловиной века, однако ее бесконечная жизнь приводит ее в состояние скуки

и холодного безразличия. (По этой пьесе был снят отечественный фильм под названием «Средство Макропулоса».) Бесконечная жизнь бессмысленна —

к этому выводу приходит Уильямс, анализируя феномен бессмертия.

В заключительной сцене пьесы К. Чапека «Средство Макропулоса», об- ращаясь к окружающим, Эмилия, которая живет на свете уже 337 лет, говорит: «Если бы вы знали, как вам легко живется! Вы так близки ко всему. Для вас всё имеет свой смысл. Для вас всё имеет определенную цену, потому что за ваш короткий век вы всем этим не успели насла- диться… Любовь, может быть, и существует, но — только в вас самих. Если ее нет в ваших сердцах, ее нет вообще… Нигде в мире… Но не- возможно любить триста лет. Невозможно надеяться, творить или просто глазеть вокруг триста лет подряд. Этого никто не выдержит. Всё

 

опостылеет. Опостылеет быть хорошим и быть дурным. Опостылеет небо и земля. И тогда ты начинаешь понимать, что, собственно, нет ничего. Ровно ничего. Ни греха, ни страданий, ни земли, вообще ни- чего. Есть только то, что сейчас кому-то дорого. А для вас дорого всё» (Чапек К. Средство Макропулоса).

 

Однако если бессмертие лишает нашу жизнь смысла, то, скорее, не сама смерть, но осознавание конечности жизни, уходящего времени придает ее событиям особый смысл, позволяет осознать ценность жизни.

Возможно ли эмпирическое подтверждение этого тезиса? Ялом утверждает это в следующей формулировке:

 

Конфронтация со смертью —

Шанс личностных изменений.