Марта 1926 года по единому календарю. Генеральный штаб. Конференц-зал.

Сердце Генерального штаба Империи, конференц-зал…

Прошло уже десять дней с тех пор, как они вступили в бой на Востоке с Федерацией. Разложенная на столе карта, на которой были нацарапаны все позиции, показывала, как далеко за это время отступила имперская армия.

Из многократно перерисованных линий было видно, что оборонительные позиции Восточной группы армий постепенно отходили от границы. Конечно, Генеральный штаб имперской армии был готов к тому, что первая же атака Федерации может отбросить их назад.

Они знали, насколько велик их враг, и у них был план. Тем не менее, донесения с линии фронта и изменение хода войны показали, хотели они того или нет, что сила грозной атакующей армии Федерации была намного больше, чем они ожидали.

Именно поэтому генерал-лейтенант фон Рудерсдорф, разрабатывавший стратегию перехвата, ворчал о недостаче войск на Востоке.

— Масштаб врага гораздо больше, чем мы себе представляли. Восточная группа армий пришла ко мне с плачем; они отказались от всех своих стратегических резервов. Такими темпами мы будем хронически недоукомплектованы на всех фронтах. Вероятно, нам придется отступить дальше, чем мы планировали вначале.

— Если ты хочешь сказать, что мы должны были в первую очередь разместить больше войск на Востоке, то я согласен. — Но генерал-лейтенант фон Зеттюр ответил, что они больше ничего не могли сделать. — Я думаю, что разведывательному отделу не помешала бы некоторая помощь. Вот последняя информация, которую они поспешили передать. — Раздраженно продолжал Зеттюр. — Довольно большая армия, — сказал он, наблюдая, как глаза Рудерсдорфа выпучились при виде документов, которые он вручил. — У них около ста пятидесяти дивизий, и это только на Востоке против нас. У них есть еще двадцать пять дивизий, которые идут на юг, в Дакию. По предварительной оценке разведки, всего было сто двадцать дивизий, но на самом деле их было примерно на пятьдесят процентов больше.

Армии Федерации действительно была гигантской. Сам Зеттюр, как ответственный за логистику, считал, что если Федерация может так быстро перебросить огромную армию, то ее национальная мощь не может быть воспринята легкомысленно.

Самым удивительным было сосредоточение сил. Из-за своей огромной территории, Федерация была вынуждена разделить свои войска даже больше, чем Империя. Однако, Зеттюр был искренне восхищен, им каким-то образом удалось направить 175 дивизий на один фронт. У них была либо огромная уверенность в безопасности других своих регионов, либо другие силы в резерве.

— Самое ужасное, что они еще даже не полностью мобилизованы. Цифры просто абсурдны. А сколько их у нас? — С отвращением проворчал Рудерсдорф.

Зеттюр мог только нахмуриться и кивнуть, потому что армия Федерации, с высокой вероятностью, все еще может расширить свои силы для следующего этапа.

Когда Федерация решила тайком напасть на Империю, она постаралась сохранить свои намерения в тайне как можно дольше. В результате, до тех пор, пока не запели канарейки безопасности, несмотря на то, что они были настороже против деятельности Федерации, Генеральный штаб почему-то не замечал этого.

Федерация умудрялась сдерживаться от мобилизации вплоть до самого начала военных действий, скрывая свой переход к организации военного времени от Империи. Вздохнув, Зеттюр рассказал своему другу и коллеге о ситуации, в которой они оказались.

— Даже на главном восточном фронте дела обстоят довольно скверно. Восточная группа армий была усилена с тех пор, как Западный фронт успокоился, но у них по прежнему только шестьдесят дивизий. Я послал более пяти с бывшего фронта Антанты, плюс три механизированные дивизии и три пехотные из резервов реагирования, но это все еще даже не половина того, что нам нужно.

— Нужно отправить сотню дивизий Великой армии, это позволит нам перевести дух.

— Вот последний отчет. Ситуация явно не та, что мы планировали.

Что? — Рудерсдорф вопросительно посмотрел на него, и Зеттюр протянул документы из конверта, который держал под мышкой.

— Полная мобилизация, вероятно, неосуществима. Мы может обеспечить передвижение только шестидесяти.

Идеалом была сотня дивизий, но имперская армия могла предложить только шестьдесят процентов. Зеттюр, служивший в армии, понимал насколько это прискорбно, но даже эти шестьдесят процентов будут состоять из дивизий, укомплектованных новыми рекрутами и резервами с тыла.

Они, не были бы так сильны, как основные силы.

— Шестьдесят?! Зеттюр, это совсем не то, что мы обсуждали!

— Еще две недели, и мы сможем сдвинуть еще тридцать, но с последними десятью у нас ничего не получится. У них нет достаточного количества ключевых офицеров после сражений на Рейнском фронте и западных наступательных операций. Там просто нет возможности укомплектовать отряды.

И в заключение, он продолжил.

— Вам повезет, если эти тридцать вообще пригодятся, так как они будут второстепенными охранными подразделениями с тыла. И я с сожалением должен сказать, что артиллерия, которую они используют, как раз та, что мы захватили у бывшей Республиканской армии. Что же касается пулеметов, то они еще хуже оснащены, чем были наши войска до того, как мы вступили в окопные бои на Рейне.

— Я много раз слышал от тебя о проблемах с оборудованием. И это нормально. Но генерал фон Зеттюр, я впервые слышу о нехватке личного состава. Почему ты мне ничего не сказал?

— Я не хочу этого признавать, но в первый раз я сам услышал всего двадцать минут назад. Заместитель директора по ведению служебного корпуса занимается снаряжением и обучением... Я не занимаюсь кадровыми вопросами, ими руководят Верховное командование и отдел кадров.

Вот вам и бюрократия в действии. Они оба криво усмехнулись, но это была не шутка для них обоих. Даже если вопросы были просто бухгалтерские, ограничения на количество персонала, который они могли использовать, были невыносимы на данном этапе.

Когда Рудерсдорф пришел к печальному выводу, что им нужно пересмотреть свой план, Зеттюр ответил, что у него еще не закончились идеи.

— Это всего лишь предположение, но, возможно, нам следует подумать о том, чтобы направить подкрепление, предназначенное для Дакии, на Восток. Насколько я понимаю, мы можем переназначить две или три тяжелые дивизии.

— Да. Было бы неплохо, если бы четырнадцать оккупационных дивизий что-нибудь предприняли. С моей точки зрения, даже если мы будем хорошо защищать Дакию, потери для Родины будут минимальными.

Хмм. — Зеттюр записал на карте дружественные отряды и возможные маршруты атак подразделений Федерации и молча их рассматривал.

Восточный фронт был слишком велик, чтобы обороняться в глубине окопами — у них не хватало солдат. И даже если бы они могли рыть траншеи, у них не было достаточно людей, чтобы защитить их.

В этом случае единственным вариантом для восточных армий было вести отступающую битву с упором на отсрочку. Главное было оказаться в нужном месте в нужное время для перехвата.

— Генерал фон Рудерсдорф, прежде чем я получу твое мнение по этому вопросу, я хочу еще раз посмотреть, где мы находимся. Вообще говоря, мы имеем дело с тремя группами атакующих сил противника. Группа А направляется к Нордену, на севере, группа B готовится прорваться через восточную границу и напасть на нас, а группа C направляется на юг, в Дакию.

— Согласен.

— И какая атаку будет главной?

— В численности — B. В ней должно быть около сотни дивизий. Учитывая территорию, которую им нужно охватить, это, вероятно, подходящее число, но все же больше, чем объединенные семьдесят дивизий A и C.

Зеттюр мрачно кивнул в ответ на стонущее замечание Рудерсдорфа. Собрав воедино фотографии с самолетов-разведчиков, донесения с линии фронта и “SIGINT” (сбор секретной информации путем перехвата сигналов и сообщений), они были вынуждены сделать вывод, что к ним приближается отвратительное количество войск Федерации.

Имелась возможность вывести каждое подразделение через форпост имперской армии, стратегию внутренних линий, но даже если бы они смогли разделить подразделения, вражеская армия могла бы выставить цифры, которых Генеральный штаб справедливо опасался как кошмара.

— Это может быть многофронтовая атака с техническим подавлением или тактика человеческих волн с техническим подавление — в какой-то момент они сокрушат ограниченную боевую мощь имперской армии и грубо отбросят наши линии назад. Вполне практичная стратегия. Покуривая сигару, Зеттюр медленно откинулся на спинку стула и спокойно заметил, что Федерация вполне могла использовать стратегию, учитывающую разницу в необработанной силе между двумя нациями. — Теоретически возможно, я надо бы сказать, — не удержавшись, пробормотал он, протягивая Рудерсдорфу сигару.

Если бы армия Федерации была обучена и экипирована наравне с имперской армией, то линии Империи, вероятно, рухнули бы в тот же день. Но хотя они ворчали по поводу избытка врагов, отступая, войска вели организованную оборонительную битву.

Сложившаяся ситуация убедительно свидетельствовала, и это было еще одним сюрпризом для имперской армии, что войска Федерации были еще более отсталыми в плане подготовки и оснащения, чем предполагалось. Даже если бы цифры были гигантскими, чтобы угрожать имперской армии, они не были смертельными.

— Как ты можете так говорить, генерал фон Зеттюр?

— И конечно, у тебя есть идея, генерал фон Рудерсдорф.

Друзья хитро ухмыльнулись друг другу. Вера и уверенность в том, что они смогут выкрутиться, наполнили воздух между ними. У офицеров Генерального штаба самые отвратительные личности — тут уж ничего не поделаешь. Типичный результат системы образования персонала, которая ищет только гениев.

— А теперь, обсудим все более серьезно... В некотором смысле, это будет набор предположений, с которыми мы знакомы. В соответствии со стратегией внутренних линий мы будем нейтрализовывать атакующие группы противника одну за другой.

Но уверенное заявление Рудерсдорфа несколько разозлило Зеттюра. Его тон был таким успокаивающим, и именно это заставило Зеттюра нахмуриться. Он лишь смутно осознавал, но руководители операций в Генеральном штабе имели тенденцию быть одержимыми идеей решить все одним ударом. Не то чтобы он совсем ничего не понимал, но его беспокоило, что они слишком много внимания уделяют ходовой стратегии и дальней перспективе.

— Во-первых, мы уничтожим группу A в Нордене. Оттуда мы ударим по тому, что сможем, перейдя к B. Я хочу частично пригвоздить группу C, чтобы держать дакийский регион в узде.

— Согласен. Сначала мы сокрушим группу A Великой армией, а затем тем же стремительным движением уничтожим B вместе с восточными армиями. Но разве мы не должны оставить группу C в покое и двинуть эти войска наверх, чтобы присоединиться к восточной группе армий? Консолидация войск — один из основных принципов.

— Ты что, с ума сошел, Зеттюр? С точки зрения сравнительной боевой мощи, это все равно что просить невозможное от сил в Дакии. Довольствоваться половиной своей численности — это одно, но если выдернуть из-под них еще больше солдат, то дакийский фронт наверняка застопорится.

— Если бы речь шла только о переброске подкреплений, было бы прекрасно, — заметил Рудерсдорф. Зеттюр все еще говорил о победе над врагом одним ударом. Рудерсдорф отказался принять план, который потребует времени и задержит прогресс в одной области.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но у нас даже нет необходимых средств, для начала наступление в Дакии. Я уверен, что все будет хорошо, если мы оставим их в покое.

— Имперская армия доказала, насколько мобильна она может быть в Дакии, даже с ограниченными железными дорогами, когда она получила контроль над страной.

— Большинство лошадей, которых мы использовали, были потеряны где-то в Республике.

— Ты же знаешь, что у нас нет лошадей — настаивал Зеттюр. То же самое он говорил ему всякий раз, когда они начинали наступление на Рейне.

Он едва-едва смог обеспечить войска припасами, реквизировав лошадей из всех регионов и загнав их до смерти. Можете искать сколько угодно, но лишних лошадей поблизости не найдете.

— И что же тогда?

— У нас очень ограниченная инфраструктура на дакийском фронте. Она не идет ни в какое сравнение с Империей. Я согласен, что с учетом сложившихся обстоятельств мы должны мобильную битву с перехватами на восточной границе, но как насчет того, чтобы придерживаться главным образом отсрочки боевых действий в Дакии? Мы сможем выиграть время, если будем защищать наши позиции и втянем их в окопную битву.

Для имперской армии, разработанной с учетом стратегии внутренней линейной, дальний атакующий бой был огромным бременем. Им и так слишком трудно передвигаться по районам, где железные дороги не обслуживались должным образом.

Вот почему он должен был говорить такие вещи, которые не понравились бы руководителям операций.

— Зеттюр, ты серьезно?

— Конечно.

Это единственный выход.

Он настойчиво продолжал, подбирая слова, которые точно передавали его намерения.

— Отсрочка боя, сдерживание истощения и прочные линии — я считаю, что это наш единственный реалистичный вариант в Дакии.

— Позвольте не согласиться. На самом деле, как человек, работающий в оперативном отделе, я даже не буду просить. Во-первых, тот, кто отвечает за эту операцию, никогда не согласиться на такой вариант.

— В чем же причина? — Он говорил медленно и со вздохом повернулся к Рудерсдорфу, ожидая контраргумента, который, как он знал, должен был последовать.

— Зеттюр, я буду откровенен, раз уж мы с тобой здесь разговариваем!

— Все в порядке.

— Ключ к стратегии внутренних линий — это стратегическая свобода действий для максимально гибкого перемещения рабочей силы! Должны ли мы и дальше оставлять там достаточно войск, чтобы подавить лишь часть армии Федерации? Ответ - Нет, нет, и еще раз нет! Мы не можем допустить, чтобы люди пропадали вот так!

Хоть он и кивнул в ответ “ты ведь понимаешь, да?” — тем не менее Зеттюр был вынужден высказать свои доводы.

Он сам когда-то был частью оперативной организации. Он понимал, к чему клонит Рудерсдорф — к страху, что войска могут быть размещены неэффективно, и необходимости закрепить инициативу.

Стратегия внутренних линий — ремесло, которое включает в себя отработку каждой хитрости из книги, чтобы бежать как можно безопаснее по тонкому льду. Оптимизация путем устранения даже малейших неопределенностей или растрат. Эти основные принципы были тщательно вбиты в головы всех штабных офицеров, они были частью Зеттюра и приносили ему столько боли.

Но он также понимал и логистику.

— Ты легкомысленно относишься к недостаткам инфраструктуры. Железнодорожный Департамент сходит с ума от плохого обслуживания рельс. Если мы примем политику выжженной земли, используя воздушные и магические подразделения, нам не понадобится так много.

— То есть ты хочешь, чтобы мы направили воздушные силы выжигать землю? Ни в коем случае. Я хочу сосредоточить флот на подавлении группы В, на Востоке. Принимая во внимание различия в боевой мощи, мы должны быть в состоянии сокрушить Восточную оборону Федерации мгновенно, если консолидируем наши воздушные силы там.

— Наличие военно-воздушных сил в Дакии не будет пустой тратой времени. Я не слишком легкомысленно отношусь к обороне Восточного фронта, но неужели вы не можете даже выделить воздушную силу для сопровождения бомбардировочной группы?

Защита Востока против сжигания Дакии, для остановки линии фронта. Ключом к любому из этих планов были военно-воздушные силы, и Генеральному штабу было трудно решить, как их распределить, потому что все фронты отчаянно нуждались в них.

Также осложняло ситуацию отсутствие снаряжения. В любое время и в любом месте военные беспокоятся о новом оружии. То есть, всегда есть извилистые дискуссии об их использовании.

Точно так же, как Зеттюр и Рудерсдорф не могли договориться о том, как следует использовать военно-воздушные силы, это было неприятное обсуждение в целом.

— Я не прочь рассмотреть запросы корпуса обслуживания, но ты хоть представляешь, как сильно пострадает вся наша ситуация, если мы попытаемся выбить их одного за другим? Пора, Зеттюр. У нас нет времени.

— У нас уже есть силы на восточной границе, чтобы вести затяжную битву, не так ли? Вот почему мы имеем национальный план обороны и пограничный контроль. Конечно, нет ничего невозможного в том, чтобы использовать воздушные силы для замедления противника.

— Зеттюр, я не отрицаю твоей точки зрения. Но с моей стороны в операциях это было бы трудно. Вся армия вдоль границы перешла на отсрочку боя, но материальное неравенство огромно. Оно слишком большое.

Мнение Рудерсдорфа о том, что воздушные силы должны быть выделены для выполнения задач противовоздушной обороны и получения командования в небе для поддержки быстро действующих наземных сил, было правильным с точки зрения попытки оптимизировать окончательное сражение.

Но опровержение Зеттюра не было ошибочным. Военно-воздушные силы могли сотрудничать с сухопутными войсками, но они также были вполне способны достичь своих целей самостоятельно, особенно когда речь шла о том, чтобы остановить наступление вражеской армии.

Их дискуссия ни к чему не привела, но, обычно, так и было. Вот почему, когда Рудерсдорф пробормотал “Боже мой!” — это были истинные чувства руководителей операций.

— Я все время думаю, что если бы половина жителей Дакии, были дилетантами... Если бы они были идиотами, то мы, могли бы направить их прямо в лоб…

— Это было бы невозможно. Правда, армия Федерации не очень хорошо обучена, но они все еще занимают лидирующие позиции. Мы не сможем дать им отпор с помощью личного состава и техники уровня пограничной безопасности.

— Я все понимаю. Думаю, что наш единственный выход — привлечь войска из Великой армии и других групп, чтобы окружить и уничтожить их, сделать их бессильными. Вот почему мне нужна готовая боевая мощь. Я буду откровенен. Мне все равно, где ты возьмешь, но мне нужно больше солдат.

— Я почти уверен, что уже отправил вам список того, что имеется.

Зеттюр подчеркнул, что больше ничего не может ему дать. Но Рудерсдорф не обратил на него внимания и продолжал описывать свои собственные обстоятельства.

— Мне нужно, чтобы ты постарался сильнее. Генерал фон Зеттюр, у тебя ведь есть целый резерв подразделений и резервов под твоей юрисдикцией?

— Ты, должно быть, шутишь! Это группа инструкторов и исследователей! Я даже не хочу использовать их для защиты столицы, только в крайнем случае! Хочешь сказать, что мы должны бросить подразделения, занятые обучением и исследованиями, на линию фронта?! Или ты имели в виду кого-то другого? Единственные другие подразделения, которые у нас есть, — это кадеты! Ты хочешь сказать, чтобы я отправлял детей с их незаконченным обучением на фронт?!

— Оборона Родины в приоритете. Я считаю, что мы должны получить как можно больше подкреплений для Восточного фронта.

— Рудерсдорф, я не возражаю, что безопасность страны должна быть нашим главным приоритетом, но если быть откровенным, ты слишком много внимания уделяешь изгнанию наших врагов. Родина потеряет свою стратегическую гибкость. Есть еще возможность контратаки Содружества на Западе! — Зеттюр продолжал с тем же суровым выражением лица, ты знаете это, вынужденный передать изменения, происходящие на Западном фронте. — Армия Содружества больше не просто тигр из папье-маше! Эти тупицы в разведке почти ничего не ловят, и даже если считать только то, что они нашли, там уже пятьдесят дивизий набрано и обучено! Если добавить остатки республиканской армии, колониальные войска Содружества плюс добровольческие солдаты из самоуправляющихся территорий, то это еще двадцать!

Было слишком опасно пренебрегать быстро растущей боевой мощью Содружества. Войска, стоявшие гарнизоном на западе, были яростными ветеранами Рейнского фронта, но их сила не могла быть гарантирована, учитывая переформирование и подкрепление, направленное на Восток. Они были не в том положении, чтобы спокойно спать.

Добавьте к этому неравенство в военно-морской мощи на западе, и имперская армия должна занять позицию пассивной обороны. При таких обстоятельствах вполне естественно колебаться, прежде чем посылать все свои силы на Восток.

— Я понимаю ситуацию с нашими кадрами на Западе. Мы можем оставить только самый минимум. Но как раз минимум — это то, что уже есть сейчас.

— Об этом не может быть и речи!

Зеттюр подробно изложил свои доводы, но Рудерсдорф как будто не слушал его.

В их спорах начали проявляться крайние расхождения во мнениях. Рудерсдорф из оперативного отдела стремился к самой быстрой победе на фронте, в то время как Зеттюр из корпуса обслуживания хотел сохранить свои возможности открытыми в тылу.

Они понимали взгляды друг друга, но спор продолжался бесконечно, и в конце концов Рудерсдорф резко сказал: “генерал фон Зеттюр, кажется, ты забыл одну вещь.

— Какую?

Вот эту — Рудерсдорф встал, указал на окно рядом с собой, затем сжал кулак и ударил по стеклу.

Даже крепкое стекло остается стеклом.

— Вот как ты ведешь войну!

 

Окно с ритмичным звоном разбилось вдребезги.

Не обращая внимания на осколки, ранившие его руку, он протянул ее Зеттюру и объявил:

— Удар! Можешь ли ты выиграть, если будешь беспокоиться о ранах свой кулак?!”

— Я не собираюсь так ломать себе руку. Имперская армия и так в таком же беспорядке, как и твоя рука.

Зеттюр был так же невозмутим, как и всегда, но Рудерсдорф фыркнул на него.

— Ха, тогда в чем проблема? Я вполне способен боксировать этой рукой.

— Да ты, как всегда, рассуждаешь как варвар.

— И профессор фон Зеттюр тоже все еще здесь. Почему бы тебе не уволиться и не спрятаться где-нибудь в исследовательском офисе?

Рудерсдорф не колеблясь стал давить на Зеттюра, которого безжалостно дразнили за его самообладание и трезвую честность, говоря ему, что у них есть только один выход — действовать. Они знали друг друга очень давно, и именно поэтому так хорошо понимали друг друга.

— Старые друзья — самые неприятные люди, да? Ну, если ты зайдешь так далеко, мне будет трудно возразить. — Если бы Рудерсдорф собирался делать подобные замечания, Зеттюру пришлось бы снять шлем. — Но, Рудерсдорф, я все же обязан предупредить тебя.

Предваряя предложение о сотрудничестве, Зеттюр напомнил, в чем именно заключалась неприятная ситуация с логистикой.

— Я понимаю, что ты задумал сделал, но всему есть предел. Я говорю с точки зрения логистики, поэтому мне нужно, чтобы ты меня выслушали. Если мы не сможем обеспечить господство в воздухе, то линии снабжения в Дакии будут ненадежны. Если армия Федерации найдет слабое место, как это сделал 203-й воздушный магический батальон, они могут уничтожить наши склады снабжения!

— Военно-воздушные силы Федерации не изменились. Они функционировали особенно плохо с тех пор, как офицеры предыдущего правления, включая воздушных магов, были очищены.

— Ты что, перепутал склады снабжения с крепостями? Они представляют собой груды горючих материалов, таких как боеприпасы и топливо, они невероятно уязвимые для воздушных ударов!

Взгляд Рудерсдорфа говорил: “Я понимаю, но неужели ты ничего не можешь с этим поделать?”. На что Зеттюр ответил: — я понял, — и продолжил: — мы делаем все, что можем, и вот результат. Послушайте, генерал фон Рудерсдорф, я понимаю, что пытается сделать операция. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы построить систему для ее поддержки, как и раньше. Поэтому, пожалуйста, позвольте мне сказать только одно: мы делаем все возможно.

Что касается поддержания линий снабжения, то имперская армия с самого начала была оптимизирована для внутренней доктрины внутренних линий. Иными словами, до тех пор, пока оборонительные рубежи находились на их собственной территории, фундамент, способный выдержать большую нагрузку, сохранялся в течение многих лет.

Но это относилось к Востоку, где они вложили много времени и денег в строительство границы — там была такая инфраструктура. Инфраструктура в Дакии вообще не поддерживалась.

Имперская армия по своей природе слишком сильно полагалась на железные дороги. Тот, кто чувствовал проблему наиболее остро, был ответственен за них, Зеттюр. Даже если бы он хотел улучшить ситуацию, единственной альтернативой наземному транспорту были грузовики и лошади.

У них не было достаточного количества топлива для грузовиков, а резина для шин была дефицитной.

Даже если он попытается заполучить лошадей, ему придется конкурировать с другими отраслями промышленности, такими как сельское хозяйство. Как он мог что-то исправить при таких обстоятельствах? Больше всего на свете ему хотелось закричать.

— Если ты так говоришь, то это должно быть правдой.

— И что же?..

— Но это не имеет значения. Империя больше не может позволить себе политически позволить врагу взять верх.

А-а-а, понятно, — подумал Зеттюр, понимая, в чем заключается стоящая перед ними проблема.

— В Нордене и Дакии мы отлично отбивались от них, из-за того, что однажды на Рейне нас застали врасплох?

Рудерсдорф кивнул, чтобы сказать точно. Что-то похожее на раздражение сквозило в его лице, но это было неудивительно. Офицеры, находившиеся в настоящее время в Генеральном штабе, привели себя в порядок после несчастного случая с их предшественниками и стабилизировали кризис на Рейне.

Те же бессмысленные, бесполезные прецеденты все еще сдерживали их. Генеральный штаб не допустит повторения той же ошибки, другими словами, потеря территории будет непростительной.

Сказать “блин”с досадой — наверное, позволено.

— Я слышал, что армия Федерации всегда ведет себя плохо. Она должна быть ужасна в пограничных боях. Безумные слухи от эвакуированных, которые не успели вовремя сбежать, — практически единственная тема для разговоров во дворце.

— Во дворце? - А ты уверен? Я просто хочу убедиться.

— Я думаю, что они добрались до высокопоставленных правительственных чиновников, в основном начиная с тех, кто прибыл с Востока. Зеттюр, нас заклеймят как бесполезных дураков, которые даже не могут защитить свой собственный народ.

В ответ на предупреждение Рудерсдорфа не игнорировать политические факторы, Зеттюр выразил свое понимание, но ответил, что война есть война.

— Мы можем не обращать на них внимания. Мы не боремся за то, чтобы получить хорошие отзывы.

— Думаю мы должны хорошо использовать нашу военную мощь, прежде чем вмешается политика.

— Солдатам не обязательно участвовать в принятии политических решений, верно? Но также верно и обратное. Мы делаем все возможное, поэтому я не думаю, что мы должны мешать друг другу…

Только Зеттюр мог сделать такое заявление; как военный чиновник, он ценил взаимное доверие между бюрократами.

Он также был солдатом, который ценил практичность и здравый смысл. Иначе говоря, он совершил ошибку, которую допускают только разумные люди: он наивно полагал, что никто с половиной мозга даже не подумает о такой глупости.

— Мне кажется, я должен тебе кое-что сказать.

— И что же?

— Несколько человек в правительстве говорят, что ваш 203-й воздушный магический батальон перешел черту в Москве. Следите за своими критиками в тылу.

Вот почему он не вполне понимал всю серьезность того, что говорил Рудерсдорф.

— А, понятно.

— Хм? Ты знал?

— Нет, ваш полковник фон Лерген говорил нечто подобное.

Она была слишком талантлива для офицера магии, но он все еще не мог понять, к чему они клонят. Зеттюр ответил кривой усмешкой и кивком головы. — Хотя я могу понять, почему она так волнуется.

— Я не отрицаю, ее действия могут показаться чрезмерными.

Он вспомнил, что она была довольно равнодушна к тому, как люди интерпретировали ее действия.

Майор фон Дегуршаф, к добру или к худу, слишком привыкла к военному образу жизни. Неудивительно, что другие люди с трудом понимают, как она мыслит, хотя она и молода, военная служба составляет всю сумму ее жизненного опыта.

— Майор фон Дегуршаф по своей природе блестящий магический офицер и гениальный офицер Генерального штаба. Если она сочтет что-то необходимым, то я непоколебимо верю, что это подходящее применение военной силы. Ты же знаешь, как она талантлива, Рудерсдорф.

В военной сфере — да.

— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

— Что вдруг так щекочет твою смешную косточку, Зеттюр?

— Я тоже так думал, она — бешеная собака. Но теперь я думаю, что ее специальность — собственно, стратегия. Она понимает политику и может также рационально использовать военную силу. Действительно, она идеальный офицер Генерального штаба. — Он пробормотал: “подожди, не совсем так”, и добавил — или, скорее, в той мере, в какой она правильно применяет насилие, всегда верная государственному смыслу, майор фон Дегуршаф совершенна. Еще через десять лет я, вероятно, буду готовить ее на должность начальника отдела в корпусе обслуживания, чтобы она не попала в оперативный отдел.

Вообще-то, для ребенка, который не знал ничего, кроме армии, она была удивительно умна. Она, вероятно, была настолько способной, что он мог оставить все ей и спокойно отдохнуть. Более того, ее богатый боевой опыт плюс естественное стремление побеждать и проигрывать на стратегическом, а не на тактическом уровне делали ее идеальным офицером Генерального штаба.

Он был совершенно серьезен, когда говорил, что хочет, чтобы она в конце концов стала достойным членом Генерального штаба.

— Ты очень высокого мнения о ней.

— Потому что у нее так много талантов. Разве не ты тогда рекомендовали ее в военный колледж?

— Я просто думал, что она была способным солдатом. И я знал, что ты очень высокого мнения о ней… О, почему бы нам не посмотреть, сможет ли 203-й батальон прояснить это недоразумение для нас?

Так вот к чему все шло. — Зеттюр кивнул, довольный тем, что все понял. — Он собирается снова попросить меня одолжить ее.

— Я хочу попробовать доверить им передвижную миссию, как авангарду, естественно.

— Не возражаю, но теория диктует вам выбрать подразделение, которое знает местность. Не лучше ли было бы выбрать одного из Восточной группы армий, которая так долго дислоцировалась на границе?

— Армии на Востоке, как правило, не имеют достаточного опыта, поэтому не уверен, что они могут справиться с прорывом, — практически выплюнул Рудерсдорф.

И Зеттюр согласился: “это правда”.

— Итак, включая это фронт, 203-й батальон действовал на всех фронтах, верно? Я действительно ценю это, генерал фон Зеттюр. Я понимаю, что они — мобильные силы Генерального штаба, но это подразделение, которое вы собрали с помощью своих добрых услуг, ужасно легко использовать.

— Они — горячая надежда корпуса обслуживания, что каждый может наслаждаться гибким привлечением сил, в которых нуждается. В дальнейшем я хотел бы создать резервную группу Генерального штаба, которую можно было бы использовать в качестве стратегических резервов.

— Твой следующий проект?

— Типа того. Итак, что ты думаешь об идее подряд ударить группы A и B?

— Она безупречная. В каком-то смысле это наша стихия. План внутренних линий уже был составлен самым тщательным образом. У нас даже есть готовое железнодорожное расписание!

В ответ на предложение Рудерсдорфа — предоставь это мне, — Зеттюр слегка кивнул, что означало: “я рассчитываю на тебя”. Давние приятели были связаны верой, “если кто-то и сможет это сделать, то только он”. Никаких других слов не требовалось.

— Ну, ты работаешь быстро. Ладно, я пойду скажу железнодорожному Департаменту, чтобы он сделал невозможное, а ты найди мне коробку конфет или что-нибудь похожее для них.