Марта 1926 года по единому календарю. Имперская Армия восточная группа армий временный лагерь № 21.

После налета на Москву 203-й батальон провел около десяти дней в нетрадиционных боях, а затем триумфально вернулся в район, находящийся под дружественным контролем — возвращение героя.

Как только они добрались до базы, ожидавший их тыловой персонал произнес тост и оглушительно закричал.

Празднование победы было самым подходящим местом, так что командование базы даже заглянуло к ним с одной из своих любимых бутылок. Но больше всего членов батальона радовало то, что их начальник молчаливо одобрял их участие в вечеринках.

Майор фон Дегуршаф обычно требовала соблюдения настолько строгих правил, что казалось, будто они под напряжением. Предложив тост в качестве формальности, она с готовностью удалилась, заявив, что ей “внезапно стало нехорошо”.

— Мне потребуется больше двадцати четырех часов, чтобы прийти в себя, — спокойно заявила она и добавила: — не будите меня ни для чего, кроме военных дел.

Батальон воспользовался случаем, чтобы поднять тост за здоровье своего командира и осушить бутылку за бутылкой.

Капитан Вайс, с его обычным чувством самоконтроля как офицера, был на дежурстве, а это означало, что все офицеры, кроме него, искренне наслаждались воссоединением со своим любимым пивом.

И вот они мечтали о покое в своих уютных постелях, вернее, так им и полагалось. Крепкий сон в теплой постели… Потребовалось всего полдня, чтобы спокойствие было нарушено.

— Всем подразделениям встать!

— К звуку горна и этому очаровательному, но грозному голосу, все члены 203-го воздушного магического батальона привыкли уже через несколько дней после присоединения.

Таким образом, когда давние сослуживцы майора фон Дегуршаф капитан Вайс и первый лейтенант Серебрякова вскакивают, хватают свое снаряжение и спешат в штаб батальона, подразделение готовится к бою, независимо от того, похмелье у них или иное недомогание.

— Батальон, подъем! Собирайтесь, солдаты!

— Капитан Вайс?.. Что за шум?

— Вот вы где — само совершенство, лейтенант Гранц! Соберите батальон без промедления!

— Но…

Увидев еще полусонного Гранца и Вайса, который, должно быть, вышвырнул его из постели, Таня приходит в ярость от состояния своих офицеров.

Да, она сказала им, что они могут пить столько, сколько захотят.

Но у Гранца явно есть слабость. Он офицер, но спал, свернувшись калачиком, с бутылкой в руке. Даже если именно там он случайно потерял сознание после того, как насладился празднованием победы... у него стальные нервы, если он все еще не в себе.

— Лейтенант Гранц! Я думала, что обучала тебя на Рейнском фронте, но, похоже, этого было недостаточно! Буду тебя перевоспитывать!

— Э-Э, М-Майор?!

— Вытащить всех из постели! Пятнадцать минут! Инструктаж через пятнадцать минут!

— Д-Да, мэм!

Пронзительный страх в ее глазах, предупредил его, что это не было нормальным положением вещей. Хотя Гранц все еще не пришел в себя, у него хватило ума вскочить на ноги и признать приказ.

— Я оставляю это на ваше усмотрение, лейтенант.

— Так точно!

— Лейтенант Серебрякова, срочный контакт с правительством. Я хочу, чтобы ты забрала документы из Восточной группы армий. Если дашь им это, они передадут тебе их.

— Сию секунду! Тогда извините меня!

Гранц в панике убегает, а Серебрякова бодро бежит прочь. — Они выросли в людей, которых я могу использовать.

Невозможно создать талантливых людей за одну ночь.

Вот почему мы должны пройти через этот кризис с теми, кто есть под рукой…

Мне определенно не везет, когда люди сваливают на меня свои проблемы.

Мы получили общее уведомление о ситуации на Востоке, а также резервные приказы Генерального штаба.

Внутренние чувства Тани, когда она вместе с Вайсом изучает карту, ворчливо потягивая кофезаменитель в штабе батальона, в точности соответствуют выражению ее лица.

С тех пор как началась война, они перешли от отсрочки обороны на Востоке к отступлению, ища возможность контратаковать. Так что отступление передних линий, вполне допустимо.

Но проблема заключается в скорости и темпе движения. Если бы вы спросили меня, должны ли линии фронта отступать ровно настолько, насколько они продвинуты, я бы действительно задалась бы вопросом.

— На восточной границе действительно полный бардак.

— Мы ничего не можем поделать. Само собой, даже восточная группа армий должна была бы отступить перед лицом такого количественного врагов. У меня и раньше были кое-какие идеи, но армия Федерации на самом деле просто огромная…

— Да, это заставляет задуматься, растут ли коммунисты на деревьях. Тем не менее, им определенно удалось наскрести кучу солдат.

Они с Вайсом ворчат по поводу только что поступившего доклада о текущем состоянии войны. Насколько нам известно, соотношение имперских и федеративных дивизий на Восточном фронте в настоящее время составляет один к двум.

— Вот что они имеют в виду, когда говорят, что нужно сокрушить противника стратегией, сделав цифры своей тактикой. Армия Федерации находится в гораздо лучшем состоянии, чем мы предполагали. Какая боль, — хмуро комментирует Вайс.

Но Таня разражается смехом. Вот что значит смеяться над своими тревогами.

— Ха-ха-ха, капитан Вайс. Ты отличный солдат, но именно потому, что ты отличный солдат, ты, кажется, забываешь важные вещи. — На его недоуменный взгляд Таня отвечает: — Я не виню тебя за то, что ты не знаешь, что именно. Ты должен помнить вот что, капитан: у парней, которые приносят неприятности с тыла на поле боя, нет никаких шансов на победу. В Империи Генеральный штаб и правительство держатся на расстоянии друг от друга, поэтому наша армия склонна забывать об этом, но солдат не должен иметь никакого отношения к внутренней политике.

— Я думал, что знаю это, но...

— Федерация — это гигант со связанными руками и ногами. Ткнуть его в глаза будет легко.

Политические комиссары все контролируют, а они отчитываются в тылу, такая ужасная командная структура, где никто не хочет признавать поражение. Насколько все плохо? Вероятно, так же жестоко, как сражаться под командованием Цугене в старой имперской армии или быть в подразделении, которое подчиняется генералу Гучи.

— Кроме численности и огневой мощи, в этих парнях нет ничего страшного. Конечно, эти две вещи требуют от нас быть настороже, но все же.

— А потом, когда великан со связанными руками и ногами ничего не увидит, мы убьем его?

— Да, пока не ослабли путы.

Как раз в этот момент голос подчиненного просит разрешения войти, и Таня поднимает голову с охом?

Она зовет его ко входу, и солдат-посыльный сообщает ей, что Гранц закончил собирать войска. Таня отвечает “Хорошо” и приказывает им приготовиться к вылазке. Я рада, что все идет гладко, но все же, — бормочет она себе под нос.

Наблюдая за тем, как гонец поворачивается на каблуках и уходит, Таня сосредоточилась на получении представление о ситуации к тому времени, когда поступят приказы из Генерального штаба. Когда борешься с коммунистами, лучше быть готовым.

— Майор фон Дегуршаф! Депеша из восточных армий — срочно.

Но ход ее мыслей относительно имеющихся документов прерывается, когда Серебрякова возвращается, практически выкрикивая свой доклад.

— Что там?

— Третья и тридцать вторая дивизии, арьергарды для затянувшегося боя восточных армий, окружены в Тигенхофе и нуждаются в помощи, для освобождения!

— Дай мне карту. Я хочу проверить военную обстановку.

Но вот приходит гонец от командования.

— Майор фон Дегуршаф! Я получил приказ из Генерального штаба! Подготовьтесь к мобильной миссии и постройтесь для дальнего наступления!

— Спасибо, я поняла. — С этим коротким ответом Таня выхватывает сообщение, пробегает его глазами и понимает, что попала между молотом и наковальней.

— Подожди секунду, лейтенант Серебрякова.

— Да, мэм.

Перед своим тихим подчиненным Таня молча рассматривает ситуацию и свои карты.

Я хочу отклонить просьбу о спасении, но если есть боевая миссия, от Генерального штаба, то важный вопрос заключается в том, можно ли использовать спасение в качестве предлога, чтобы уйти от более напряженной задачи. Если я собираюсь бегать и переутомляться в любом случае, я должна свести работу к минимуму.

Теперь другой вопрос: является ли спасение войск, окруженных в Тигенхофе, достаточно веской причиной, чтобы пропустить мобильную миссию?

На мгновение она поддается искушению, но, поразмыслив еще немного, Таня отрицательно качает головой. Она пришла к выводу, что, во-первых, это невозможно. Если речь идет о спасении всей армии, она знает, что несколько подразделений в опасности не помешает им приказать ее батальону вернуться, чтобы сделать большую спасательную операцию.

— Спасение наших друзей в Тигенхофе тоже очень важно…

— Да, Майор. Но Генеральный штаб приказал нам как можно скорее подготовиться к операции и совершить вылазку.

Будь то генерал-лейтенант фон Зеттюр или генерал-лейтенант фон Рудерсдорф, генералы Генерального штаба могут попытаться избежать принятия политики минимизации вреда, но они не из тех, кто активно избегает этой идеи. Причина, по которой они не решаются смириться с потерями, — моральная, и они не из тех людей, которые настолько эмоциональны, что мораль превосходит потребности реальности. И конечно, мне повезло, что они не из тех начальников, которые путают свои приоритеты.

Но и я не могу избежать миссии под предлогом спасения союзных дивизий.

— Очень плохо, но нашим союзникам в Тигенхофе просто придется... — Вайс звучит раскаивающимся, но настаивает на трудном выводе бросить своих товарищей-солдат, когда Таня перебивает его: — Подождите!

Если это приказ Генерального штаба, то мы либо проигнорируем просьбу Восточной группы армий о спасении двух дивизий, либо откажемся. Подходя со всей ответственностью, последний вариант, вероятно, является правильным решением.

Но ее беспокоит местонахождение Тигенхофа. Насколько она может судить по карте, город, где засели две дивизии, находится в очень интересном месте. Чем больше она смотрит на карту, тем больше он похож на ключевую позицию.

— Хм, место действительно интересное.

— Но он так отрезан от всего.

— Тигенхоф ведь немного изолирован?

Замечание Вайса совершенно верно. Тигенхоф — город в тылу, в который войска, отступающие от восточной границы, просто случайно зашли. Что ж, линии обороны были отодвинуты дальше, чем предполагалось по первоначальному плану обороны, так что вряд ли можно было ожидать, что они создадут там плацдарм.

— Расположение… Лейтенант Серебрякова, найди мне подробную карту города. И не забудь ввести в курс дела лейтенанта Гранца.

Серебрякова убегает со словами “да, мэм”, и пока ее адъютант выполняет задание, Таня снова поворачивается к карте, чтобы лучше понять ситуацию.

— Это то, что ты видишь здесь, капитан Вайс. До тех пор, пока Генеральный штаб не намерен превратить сражение в тотальное отступление, вы не думаете, что Тигенхоф станет позицией жизни и смерти?

— Вы правы. Но если предположить, что город уже находится в тяжелой осаде, будет трудно спасти войска.

Тигенхоф — легкий город для обороны, потому что он находится на реке и также находится недалеко от моря, что очень удобно. Кроме того, он находится на некотором расстоянии от границы и очень близко к транспортному узлу. Когда-то он, должно быть, находился на торговом пути из портового города.

Таким образом, городу будет легко получить морскую поддержку и это окажет давление на тот транспортный узел, за который все будут бороться в мобильной битве.

— Ты ведь не забыл, что наши соотечественники оказались там в ловушке. Имперские солдаты, а также гражданские лица. Тигенхоф — не город Федерации, ты же знаешь!

— Мне очень жаль.

— Практически говоря, капитан Вайс, ты совершенно прав. Они определенно окружены. Но позволь мне заметить еще кое-что: Тигенхоф еще не пал.

Обе дивизии могут рассчитывать на некоторую поддержку с тыла, учитывая, что город их собственной страны находится в осаде. Даже гражданские лица могут оказать некоторое сопротивление в городских боях. Но, если бы тяжелая артиллерия решила сжечь весь город дотла, то сопротивление было бы бесполезное.

Даже с учетом того, что генерал фон Зеттюр принимал необходимые меры, было невозможно использовать тяжелую артиллерию для наступления на Республику. Осадные орудия всегда оказываются доступными, только под конец.

— П-простите, что заставила вас ждать.

— Спасибо, Виша... Э-э, а что это такое?

— Восточные армии дали мне аэрофотоснимки вместе с картой, капитан. Они хотят, чтобы мы поняли ситуацию, в которой находятся захваченные войска.

Отвечая на вопрос Вайса, Серебрякова протягивает ему пачку документов, разложенных по категориям и заклеенных всевозможными ярлыками…

Когда их численность невелика, легко понять, почему Восточные армии дают нам такие материалы. Они, должно быть, отчаянно хотят, чтобы мы помогли им со спасением.

— Спасибо. А как насчет лейтенанта Гранца?

— Сейчас он занят бесконечными мольбами офицера связи Восточной армии о спасении этих войск. Если понадобится, я могу его проводить…

— Подождите минутку.

Спасение союзных войск… Не совсем наша работа, но мы должны быть верны своим товарищам, борцам за свободу, противостоящим злу коммунизма. Либерал, который отказался бы от воинов, борющихся за свободу и рынок, вовсе не либерал.

Вы не сможете защитить мир, если отступите хоть на шаг против коммунистов.

Если это так... —  Таня настроена решительно.

— Капитан Вайс, собери все аэрофотоснимки и результаты разведки. Давайте также рассмотрим полные отчеты из третьего и тридцать второго отделов.

Если есть шанс на спасение, Тигенхоф должен быть спасен. Таня предлагает Серебряковой и Вайсу посмотреть на карту. “Давайте рассмотрим район вокруг Тигенхофа, как будто мы собираемся его спасать”.

По крайней мере, так действовал либеральный лагерь, который знала Таня. Теперь, когда не было угрозы ядерной войны, настало время для хороших людей взять в руки оружие и поставить свои тела на кон, чтобы подавить коммунизм в зародыше. Конечно, у нее почти нет причин вызываться добровольно. Было бы прекрасно поддержать его с тыла.

Но стоять в стороне, когда есть возможность протянуть руку помощи, непростительно. Если это правда, то ваш долг — протянуть руку.

— Майор, что вы ищете?

— Тяжелая артиллерия, капитан. То, чему мы научились на Рейне... Большие орудия, посланные на передовую с позиций в тылу, всегда опаздывают. Я думаю, что армия Федерации работает не лучше.

— При всем моем уважении к вам, майор фон Дегуршаф, я не думаю, что в наших операциях следует слишком сильно рассчитывать на ошибку противника.

Каждое сказанное Вайсом слово было абсолютной правдой, и Таня, улыбаясь, говорит ему: “конечно, нет”. Твой враг — дурак, и, ты ожидаешь, что враг — дурак, две разные вещи. Даже если они кажутся одинаковыми, слишком велик риск недооценить потенциального врага.

— Я вовсе не хочу умалять основной принцип подготовки пессимистически и действовать оптимистично. Я согласна, что мы должны предположить, что план не сработает. Но... — Таня продолжает с некоторой долей убежденности в голосе, — если ты обратишься к своим любимым воспоминаниям о нашей битве за подчинение республиканской армии, разве нам не было строго приказано считать, что у нас нет тяжелой артиллерии? Имперская армия имеет тенденцию забывать об этом, так как мы победили, но тяжелые артиллерийские орудия безнадежно медлительны. Они никогда не появляются вовремя.

Медлительные артиллеристы всегда опаздывают на решающие рубежи. Они делают честь обороне, и способствуют нападению, но огневая мощь в критических битвах никогда не достигает зуд поля боя.

— Генерал фон Зеттюр приложил немало усилий, чтобы организовать их для нас, но нам все еще часто не хватало огневой мощи. Давайте посмотрим, способна ли армия Федерации иметь тяжелую артиллерию, сопровождающую их наступающую пехоту. — После того, как Таня некоторое время хмуро рассматривала карты, она снова заговорила, как бы говоря: — я была права! — Вражеская артиллерия, похоже, отстает. Есть два доказательства, подтверждающие мои слова: я не вижу никакой тяжелой артиллерии на аэрофотоснимках, и нет никаких сообщений от наших войск, что они были обстреляны.

Предположение об отсутствии тяжелой артиллерии противника — выдача желаемого за действительное.

Но в текущей ситуации существует реальная возможность того, что она на самом деле отсутствует. Во всяком случае, мы можем быть уверены, что она еще не была обнаружена.

— Значит, они наступали не с намерением вести осадное сражение, а?

В тот момент, когда Вайс, также хмуро глядя на карту, кивает, что, по его мнению, они могут это сделать, Таня бормочет свое согласие

Коммунисты, как правило, хорошо разбираются в армиях с большой огневой мощью, но на этот раз даже у них нет тяжелой артиллерии, которой они так гордятся. В войне, если специальность другой стороны — артиллерия, отсутствует, и есть достаточно ресурсов, чтобы вести специализацию нашей стороны — мобильные сражения, то все гораздо легче чем кажется. Мы заставляем наших врагов делать то, что у них плохо получается, а у нас хорошо.

— Итак, капитан Вайс, разве Тигенхоф не может занять еще более выгодную передовую позицию, чем мы думали?

— Вы имеете в виду мобильную миссию? Если, как вы говорите, вражеская тяжелая артиллерия действительно не продвинулась вперед…

Таня и Вайс бормочут, что они могут ударить по городу, но тут Серебрякова, которая до сих пор не обращала на них внимания, молча сосредоточив свое внимание на карте, высказывает довод в пользу осторожности.

— Пожалуйста, подождите. Конечно, именно так все и выглядят, но можем ли мы действительно исключить такую возможность? Например, существует целый ряд перемещений вдоль границы. Пожалуйста, подумайте о том, что могут быть развернуты дальнобойные подразделения, включая железнодорожные орудия.

— Лейтенант Серебрякова, мне трудно представить, что железнодорожные орудия будут наступать. Неужели ты действительно думаешь, что наши враги настолько глупы, чтобы перемещать такую большую технику через территорию, где у них нет превосходства в воздухе?

— Я говорю не об их намерениях, мэм. Пожалуйста, подумайте об их способностях.

Армия Федерации уже разместила несколько железнодорожных орудий вдоль границы. Подразделение, с которым сражался 203-й воздушный магический батальон — или, скорее, растоптанный ранее, было железнодорожными орудиями Федерации. — И еще, — продолжает Серебрякова с серьезным выражением лица.

— Даже на Рейне вражеские железнодорожные орудия в тылу представляли серьезную угрозу. Пожалуйста, примите во внимание, что даже артиллерийские позиции и укрепленные бетоном траншеи коммуникаций не могли выдержать прямого попадания из железнодорожной пушки.

Конечно, ни Таня, ни Вайс не могли этого отрицать. Возможно, вспоминая свое время на Рейне, Вайс делает горькое лицо, а Таня вспоминает, как Дора^[19] бушевала в Варшаве.

— Майор, у Тигенхофа гораздо более слабая оборона, чем у нас на Рейне. И если эта оценка расположения их железнодорожных орудий верна, есть хороший шанс, что мы будем в пределах досягаемости.

Хотя им не хватает артиллерии для дальнего наступления, у них есть расширенная дальность действия с их железнодорожными пушками. Замечание Серебряковой о том, что мы могли войти в радиус действия, верно.

На мгновение Таня испугалась, что нехватка вражеской огневой мощи, на которой будет основано спасение, может оказаться недолгой, но затем она наконец поняла!

— Лейтенант Серебрякова, ты права, указывая на возможность существования тяжелой артиллерии противника, но я не думаю, о ней как о существенной угрозе. Ты позволяешь своему Рейнскому опыту слишком сильно влиять на мышление.

— Прошу прощения, майор, но что вы хотите этим сказать?

— Капитан Вайс, ты думаешь так же?

Таня криво улыбается. Они слишком многому научились на собственном опыте.

— Все очень просто. Непрямой огонь становится возможным только при несравненной командной работе. Вспомните, что на Рейнском фронте и Империя, и Республика имели артиллерийских разведчиков, размещенных на самых передовых линиях, или воздушных магов, таких как мы, летающих вокруг в качестве наблюдателей для сбора данных в случае опасности быть сбитыми; только тогда был возможен эффективный огонь.

Пушки, стреляющие наугад, не найдут своей цели. Без разведчика, который будет давать вам настройки и наблюдать за вашими ударами, вы только зря потратите снаряды. Если и есть исключение, то только в том случае, когда вы хотите стрелять по большому городу на карте, например по Парижу, даже если снаряд приземлиться рядом, такой расклад будет приемлемым.

— О, когда вы упомянули об этом... Я принял это как должное и просто предположил, что непрямой огонь может произойти в любое время.

— Именно об этом я и говорю, капитан Вайс. Если внимательно читать фронтовые сводки, то самое страшное для наземных войск, разведчиков-наблюдателей, не было замечено.

— Я слышал, что артиллерия армии стреляет серией выстрелов, так что вряд ли у фронтовых подразделений есть корректировщики.

Вайс кивает — все именно так, как вы говорите, Майор — и Серебрякова, похоже, тоже понимает. Таня довольна тем, что ей удалось напомнить им, что первоочередная задача батальона — уничтожение вражеских наблюдателей, если они появятся…

Мобильная миссия и спасение третьего и тридцать второго отряда на самом деле не являются конфликтующими целями. Обе дивизии были разгромлены волнами вражеских атак в изолированном месте, но позиция может быть использована в качестве плацдарма для атаки тыловых линий противника.

— Я говорю, что спасение этих двух дивизий способствует достижению целей Генерального штаба с помощью мобильной миссии. Я запрашиваю разрешения.

Если вы можете рассмотреть риски и отдачу и все же решить, что это кажется стоящим, нет никаких причин не делать этого.

Таня заявляет, что они идут на выручку.

Тот факт, что Вайс и Серебрякова с радостью одобряют план, является хорошим признаком того, что мнение батальона не разделилось.

Подчиненные Тани офицеры рвутся в бой, как обычно, и она счастлива, что может рассчитывать на них даже в трудной ситуации.

Почти машинально она приказывает Серебряковой приготовить все необходимое для оказания первой помощи.

— Лейтенант Серебрякова, прикажите своему подразделению взять столько медикаментов, сколько сможете. Мы планируем наступление на большие расстояния, но, возможно, нам придется сбросить их с воздуха, так что прикрепите парашюты.

Другими словами, — говорит себе Таня. — Наверное, нам стоит быть немного добрее.

— Майор?

Когда Серебрякова спрашивает: “что-нибудь случилось?” — она отвечает, признавая, что это нехарактерно для нее: “Ах, я просто подумала, что если они попали в беду, то, возможно, у них закончились некоторые из вещей. Было бы неплохо прихватить с собой виски и сигареты, но думаю, что в самый разгар драки им понадобятся медикаменты.

Когда Таня продолжает жаловаться, что у них все равно нет ни виски, ни сигарет, она почти сердится на комментарий Вайса.

— Я в этом не сомневаюсь. Но, майор, в казне батальона должен быть алкоголь с южного континента.

— Капитан Вайс, о чем вы говорите? Никто мне не сообщал об запасе!

Каждый привозил с собой что-нибудь на память, а может быть, даже посылал по военной почте, но бутылки в казне батальона? Тот факт, что она не одобрила расходы или не санкционировала покупку, почти смущает Таню.

— Один из членов батальона выиграл его в покер в штабе экспедиционных сил Южного континента, так что я держал его у себя. И это как раз то, что вы ожидаете от штаб-квартиры — хорошие вещи.

— Вы должны извинить меня, капитан. А я-то думала, что ты из тех серьезных людей, которые даже не притрагиваются к азартным играм.

Получив от Тани свирепый взгляд, который почти требует подробностей, Вайс немного смущается и торопливо говорит: “Вообще-то, это лейтенант Серебрякова выиграла…”

— Ничего себе? Неужели это правда?

— Умм, я просто играла ради удовольствия…

Она кланяется и объясняет, что каким-то образом выиграла по-крупному, а спиртное взяла из-за общего настроения в то время; она не очень любила алкоголь, поэтому бросила его в казну батальона. Поскольку они имеют дело с чрезвычайной ситуацией, Таня пока откладывает вопрос, но вынуждена сделать мысленную заметку, чтобы поговорить с войсками позже.

Только сначала мы завершим спасательную миссию. — В ответ на предложение Тани Генеральный штаб одобряет идею, а также санкционирует ее. А поскольку приказы носят официальный характер, то Генеральный штаб позаботится о внесении корректив в другие направления.

Восточная группа армий оказывает помощь оружием и боеприпасами, которыми управляет Серебрякова. Как только Гранц и его подразделение получают от восточного штаба инструктаж по документации об регионе, Таня подробно рассказывает батальону об их целях и маршруте.

По сути, мы подаем надежду. Когда она заканчивает говорить, все воодушевлены, как и ожидалось. — “Давайте сделаем это!” — они громко кричат, и разумеется кричат: “если наши войска окажутся в беде, мы побежим на помощь! Вот для чего живут маги!” — Их боевой дух был на высоте.

Обычно маги ненавидят миссии доставки из-за того, как много усталости они влекут за собой, но на этот раз вполне естественно, что доставка должна быть частью миссии, поэтому они берут на себя поставки первой помощи и других товаров без единой жалобы.

Неожиданные дополнительные поставки появляются прямо в тот момент, когда Таня и батальон выстраиваются на взлетной полосе, готовые взлететь. Сотрудники Восточной группы армий, пришедшие проводить уже тяжело нагруженный батальон, принесли бутылки и пачки сигарет, как будто только что вспомнили о них. Официально Таня отклоняет их просьбу передать предметы своим друзьям на фронте, потому что они будут слишком тяжелыми, но она объявляет, что будет уважать свободу воли своих подчиненных.

Ее люди складывают в свои рюкзаки немного необычные вещи. Алкоголь и сигареты рассматриваются как личные вещи — и с прощанием более величественным, чем обычно, 203-й воздушный магический батальон взлетает и начинает свой полет к осажденному Тигенхофу.

Их цель, естественно, состоит в том, чтобы прорвать окружение.

Поддержание боевого порядка в ожидании встречных сражений и вторжение на оккупированную территорию на полной скорости — это шанс для батальона применить навыки поиска и уничтожения, которые они отшлифовали на Рейне и на Юге.

И вот молот усиленного батальона находится в руках имперской армии и обрушивается со всей своей мощью на армию Федерации.

Чтобы сразу перейти к делу, 203-й батальон преуспевает врезаться в окружающие подразделения Армии Федерации с идеальным временем.

— Вперед, вперед! Прямо насквозь! — Таня рычит в передней части своего подразделения, и они начинают анти-поверхностный удар, чтобы почти полностью уничтожить подразделения, атакующие имперцев, начиная с их фланга.

— Приготовиться к подавляющему огню! Выбирайте свои собственные цели!

С одним приказом Тани, которая не собирается позволить им вступить в организованный бой, враги, которые кажутся командирами, до последнего человека уничтожаются смесью разбросанных взрывных и оптических снайперских формул, безжалостно сыплющихся на землю.

Пока ответный огонь носит спорадический характер, нет необходимости обращать на него внимание, поэтому 203-й воздушный магический батальон доминирует на поле боя, как будто он принадлежит им.

Даже маг в защитной оболочке будет сбит, если проявит неосторожность на поле боя, где летят пули. Но если выстрелы не будут сделаны структурированным способом, шансы на то, что они попадут, к счастью, микроскопически малы.

Разгром армии Федерации, теперь уже неспособной к организованному бою, для этих элит, игравших с республиканской армией на Рейнском фронте, подобен детской забаве.

— Майор, смотрите!

Таня следует подсказке Серебряковой, чтобы увидеть, как рушится угол вражеской армии, и кивает.

— Наши войска! Очень вовремя!

Хотя захваченные дивизии и были окружены, они все еще были готовы сражаться. Для них было вполне естественно бить врага там, где они были слабы. Когда дружелюбные маги вылетают в ответ и начинают сыпать формулы на головы солдат Федерации, Таня подтверждает разгром.

— Действуйте вместе! Пробейте их насквозь! Отделите линии!

203-й воздушный магический батальон концентрирует свой огонь на одной точке и поддерживает прорыв, двигаясь на позиции, для воссоединения с остальными. Между тем, дружественные подразделения быстро схватывают цель и охотно начинают сотрудничать.

Таким образом, прорыв и объединение сил совершается довольно легко.

Удовлетворенная координацией, которая могла бы быть осуществлена только среди профессионалов, Таня подходит, чтобы поприветствовать мужчину с широкой улыбкой на лице, который, как она догадывается, является командиром.

— Майор Хофен, третья дивизия, 213-й магический батальон! Спасибо, что пришли! Это было очень близко!

— Мне очень жаль, что мы опоздали. Я майор фон Дегуршаф, 203-й воздушный магический батальон, подчиняюсь Генеральному штабу. Нам было приказано перейти в контратаку, и мы едва успели броситься сюда, такое облегчение. И кстати, хорошая работа, вы пережили такое тяжелое окружение.

Таня и Хофен пожимают друг другу руки, желая удачи в будущих сражениях. Конечно, обмен любезностями — чисто формальность, но благодарность и похвала искренни. В отличие от этикета, который остается только оболочкой своих чувств, на фронте он помогает офицерам сблизиться через их общий опыт.

— Мы сбежали прямо перед тем, как появилась тяжелая артиллерия.

— Я рада, что мы успели вовремя. В академии нам вдалбливали, что опоздание не приемлемо, так что даже одно слово “поздно” пугает меня!

Хофен замечает, как было ужасно, и Таня отвечает о том, как сильно их могли бы выгрызть, если бы они не успели вовремя. После обмена мнениями оба офицера все еще прощупывают друг друга, но оба довольны результатами.

— А где находится штаб дивизии? — Таня сразу переходит к делу и сообщает Хофену о положении своего батальона. Да, они пришли по приказу для спасения, но сейчас гораздо важнее подготовиться к следующей операции.

— Позвольте мне проводить вас. Мы будем здесь следить за остатками врага, но как насчет вас?

— У нас есть приказ из Генерального штаба продвигаться дальше. Я думаю, это для того, чтобы пришедшим после нас, было легче жить.

— Увидев в бою, насколько искусны ваши подразделения, я бы так и сказал. Майор фон Дегуршаф, я так благодарен вам и вашему батальону. Я впечатлен тем, что вы совершил прорыв и спасли нас. Очень жаль, что мы не можем угостить вас выпивкой, мэм, но, пожалуйста, позвольте нам угостить ваших подчиненных, как только вы сможете отдохнуть от работы.

Он с широкой ухмылкой замечает, что они будут защищать 203-й батальон до тех пор, пока их мобильная миссия не закончится, и Таня криво улыбается, комментируя его ум.

— Не хочу показаться самонадеянным, но мои бойцы умеют пить. К несчастью, когда у них появляется такая возможность, они съедают достаточно, чтобы компенсировать свое обычное воздержание. Они настолько закоренелые, что однажды на южном континенте сбили вражеский транспорт только ради пива... боюсь, что вы можете обанкротиться, если будете угощать их, майор Хофен.

— Ха-ха, похоже, они умеют веселиться. Хорошо, тогда все офицеры моего батальона объединятся, чтобы угостить вас, ребята. Пей сколько хочешь!

В каждом его небрежном жесте чувствуется такт и остроумия ветерана. Такой коллега — бесценный партнер. Честно говоря, даже одного опытного офицера достаточно, чтобы все прошло гораздо более гладко.

— Звучит забавно. Ничего особенного, но...

Даже Таня хочет сблизиться с кем-то, с кем, как ей кажется, она может поладить. В знак этого приятного впечатления она небрежно протягивает им бутылки и сигареты, которые ей доверили сотрудники.

— Ха-ха-ха. Очень жаль, что вы не можете выпить такой вкусный напиток. Давайте оба переживем это, и я буду угощать вас, когда вы подрастете.

— Буду ждать этого с нетерпением. Ну что ж, мне пора идти.

— Спасибо. Буду надеяться, что мы не разоримся.

Они расстаются, как профи, обменявшись почтительными приветствиями, и Таня вместе со своими подчиненными, плетущимися за ней, с достоинством покидает поле боя. Ладно, перейдем к следующей задаче.

Как только она уходит — Шшш — выражение его лица меняется, и он бормочет, “так что слухи оказались правдой”.

— Как все прошло, командир?

— Никогда бы не подумал, что сомнительные слухи об офицере неизвестного возраста были правдой…

Встретившись с пустым взглядом своего подчиненного, он понял, что тот не встречался ни с майором фон Дегуршаф, ни с кем-либо из магов, пришедших им на помощь.

Криво усмехнувшись, он объясняет, что видел присутствие ребенка-офицера.

— А?

— Я имею в виду, что встретил командира, который пришел спасти нас, и что я вообще могу сказать? Она выглядела примерно того же возраста, что и моя дочь!

— Да ладно вам, вы, наверное, шутите! Офицер Генерального штаба? Если она закончила военный колледж, ей должно быть под тридцать.

Все, что Хофен может сказать, то, что он действительно видел.

Правда, его подчиненный прав. Не было редкостью, когда кто-то из академии и военного колледжа был чуть старше тридцати лет к тому времени, когда они носили офицерские знаки отличия Генерального штаба.

Кто поверит ему, если он скажет, что она похожа на его десятилетнюю дочь?

— Черт. Наверное, в некоторых легендах о битвах есть неожиданная правда.

— Понимаю, сэр.

— Ну, что еще важнее, у нас есть работа. Работа. Мы все так упорно сражались, чтобы изгнать врагов; мы разнесем их на куски, прежде чем они перегруппируются!