Внешняя политика СССР в Азиатско-Тихоокеанском регионе

а) Отношения с Японией

 

После окончания Второй мировой войны между Москвой и Токио так и не были восстановлены дипломатические отношения, поскольку из-за интриг американских дипломатов советская сторона не подписала Сан-Францисский мирный договор. СССР де-факто владел Южным Сахалином и Курильскими островами, от прав на которые японцы отказалась именно по этому договору, но официально японская сторона ни в одном из документов не признала вхождения этих территорий в состав СССР. Более того, после 1951 г. японское правительство С. Ёсида с подачи и при активной поддержке американской администрации стало оспаривать право советской стороны на обладание четырьмя островами южной части Курильской гряды — Хабомаи, Шикотан, Кунашир и Итуруп на том основании, что географически эти острова никогда не относились к Курильской гряде. В обоснование своей позиции японская сторона ссылалась на пограничные российско-японские договоры, заключенные в 1855 и 1875 гг.

Республиканская администрация, прежде всего, ее госсекретарь Дж. Даллес, энергично поддерживали все японские претензии на эти острова. Более того, всячески желая сорвать процесс нормализации советско-японских отношений, американские стратеги постоянно требовали от Токио предельно ужесточить свои требования по территориальному вопросу. Дж. Даллес даже заявлял, что если Япония проявит уступчивость и согласится с вхождением четырех островов в состав СССР, то и США будут считать себя вправе неограниченно долго оккупировать японский архипелаг Окинава, временное военное присутствие на котором было закреплено Сан-Францисским договором. В самом Токио хотели улучшения отношений с Москвой, но опасались добиваться этого ценой ухудшения отношений с США с риском потерять шанс на возвращение Окинавы. Поэтому советско-японские переговоры о восстановлении дипотношений продолжались около двух лет и завершились только в октябре 1956 г. подписанием совместной декларации.

В соответствии с этой декларацией состояние войны между странами было прекращено и восстановлены нормальные дипломатические отношения. СССР согласился поддержать просьбу Японии о принятии ее в члены ООН, и обе стороны согласились продолжить переговоры о заключении мирного договора.

Одним из пунктов декларации было установлено, что «Советский Союз, учитывая интересы Японского государства, соглашается на передачу ему островов Хабомаи и Шикотан с тем условием, что фактическая передача этих островов будет произведена после заключения мирного договора между двумя странами».

Вплоть до начала 1960-х гг. советское руководство надеялось на то, что в силу сильных антиамериканских настроений части японской политической элиты после истечения срока действия японо-американского «Договора безопасности», подписанного в 1951 г., Токио войдет в число нейтральных государств, что создаст хорошую базу для заключения мирного договора двух стран. Однако в январе 1960 г. японское правительство И. Киси заключило с США новый «Договор безопасности», который продлил японо-американский союз еще на двадцать лет.

В этой ситуации в середине января 1960 г. советское правительство направило в Токио так называемую «Памятную записку», в которой известило японскую сторону о своем отказе передать ей острова Хабомаи и Шикотан на том основании, что новый японо-американский договор подрывает суверенный статус Японии и сохраняет ее в качестве военной базы третьей стороны.

 

б) Отношения с Китаем

 

После XX съезда КПСС в мировом коммунистическом движении возникли большие разногласия, преодолению которых должно было послужить Совещание представителей коммунистических и рабочих партий, прошедшие в Москве в ноябре 1957 г. Это Совещание положило начало новой форме совместной работы родственных партий, для участия в которой прибыли лидеры почти всех коммунистических партий мира, в том числе лидер КПК Мао Цзэдун. Выступления и дискуссии, происходившие в Кремле, не освещались в советской партийной печати, и только после окончания работы Совещания были опубликованы итоговая декларация и манифест мира, в которых полностью одобрялись все решения XX съезда КПСС, в том числе по критике «сталинского культа».

Вместе с тем, было хорошо известно, что на этом Совещании председатель Мао, поддержанный лидерами ряда компартий, прежде всего, Ким Ир Сеном, Э. Ходжой и Д. Айдитом, резко критиковал хрущевский «ревизионизм» и призывал лидеров других компартий не бояться «третьей мировой войны», которая покончит с мировым империализмом. Н.С. Хрущеву все же удалось провести на конференции советские тезисы, а китайцы, желая сохранить миф о единстве социалистического лагеря и мирового коммунистического и рабочего движения, согласились подписать заключительную декларацию, со многими пунктами которой они были не согласны.

В начале 1958 г. в Китае начался пресловутый «великий скачок», который во многом копировал сталинский курс политики «большого скачка». Советское политическое руководство, прежде всего, сам Н.С. Хрущев, крайне скептически отнеслось новому политическому курсу китайского руководства, опасаясь, что он приведет страну к экономической нестабильности, массовым политическим репрессиям и осложнению общей ситуации в дальневосточном регионе.

Весной 1958 г. обострилась отношения между КНР и гоминдановским Тайванем, который грозил перерасти в новый очаг международной напряженности. В этой ситуации в августе 1958 г. Н.С. Хрущев совершил кратковременный визит в Пекин, где провел несколько личных встреч с Мао Цзэдуном. Позднее стало известно, что во время этих переговоров Мао жестко настаивал на увеличении советской помощи в создание китайского ракетно-ядерного оружия, однако советский лидер уклонился от каких-либо конкретных обещаний китайской стороне на сей счет.

В сентябре 1959 г., сразу по завершении своего визита в США, Н.С. Хрущев вновь посетил Пекин, чтобы принять участие в торжествах по случаю десятилетия образования КНР. На сей раз встреча с Мао Цзэдуном, Лю Шаоци и другими китайскими руководителями прошла в еще более прохладной атмосфере, поскольку китайские товарищи откровенно не скрывали своего явного недовольства недавним визитом Н.С. Хрущева в Вашингтон и его попытками начать политику разрядки с американскими империалистами.

В конце 1959 г. возник острый пограничный конфликт между Индией и Китаем. Пекинские руководители рассчитывали, что СССР автоматически примет их сторону в этом конфликте, поскольку Китай являлся социалистической страной. Советское руководство предпочло занять в китайско-индийском конфликте нейтральную позицию, хотя именно тогда, откликнувшись на предложение Дж. Неру, Н.С. Хрущев направил в Дели советскую партийно-правительственную делегацию в составе К.Е. Ворошилова, Ф.Р. Козлова и Е.А. Фурцевой. В феврале 1960 г., на пути в Индонезию, где должен был состояться государственный визит советской делегации, Н.С. Хрущев остановился в Дели и опять, уже дважды, встретился с Дж. Неру.

Все эти демонстративные шаги советского руководства вызвали резкое неприятие в Пекине, и в апреле 1960 г. Мао Цзэдун отклонил предложение советской стороны посетить СССР для отдыха и переговоров. Более того, в опубликованных к ленинскому юбилею статьях, в том числе в работе самого Мао Цзэдуна «За ленинизм!», китайская партийная пресса подвергла резкой критике ряд положений Декларации Совещания коммунистических партий 1957 г., касающихся культа личности И.В. Сталина.

В июне 1960 г. ЦК КПСС направил всем компартиям «Информационную записку», в которой критиковались теоретические взгляды и претензии руководства КПК на особую роль и положение в мировом коммунистическом движении. В свою очередь ЦК КПК направил компартиям свое «Письмо» с резкой критикой «ревизионистской» позиции ЦК КПСС. Межпартийная дискуссия отразилась и на межгосударственных отношениях двух стран, и в июле 1960 г. советское правительство отозвало из КНР всех советских спецов, что крайне негативно отразилось на общей ситуации в стране из-за фактического провала политики «великого скачка».

В октябре 1960 г. состоялось очередное Московское совещание представителей коммунистических и рабочих партий, на котором китайская делегация во главе с Лю Шаоци и Дэн Сяопином потребовала исключить из всех документов ссылку на историческое значение XX съезда КПСС. Этот демарш китайских представителей был отклонен всеми участниками встречи, и они вынуждены были подписать Итоговое заявление, принятое в конце работы Совещания. Более того, делегация КПК совершила поездку по СССР и несколько раз была принята самим Н.С. Хрущевым, однако эти контакты оказались «последней ласточкой» добрососедских советско-китайских отношений.

 

8. Советско-американские отношения и Второй Берлинский кризис (1958―1961)

 

Решимость советского руководства во время Суэцкого кризиса нанести превентивный удар по европейским державам серьезно напугали противную сторону, и в декабре 1956 г. Совет НАТО одобрил новую стратегию альянса. Составными частями этой стратегии стали:

• решение о создании крупных военно-сухопутных формирований на европейском континенте, способных сдержать гипотетический удар со стороны СССР;

• ограничение доктрины «массированного воздействия» и решение о невозможности применения ядерного оружия в небольших по масштабу, локальных военных конфликтах.

Одновременно американцы заморозили свое участие в переговорах с советской стороной об ограничении ядерных испытаний, с которым советское руководство выступило на Женевской конференции в июле 1955 г., и стали склоняться к идее предоставления европейским союзникам по НАТО права доступа к американскому ядерному оружию в чрезвычайных обстоятельствах.

В июле 1957 г. в Советском Союзе прошли успешные испытания межконтинентальной баллистической ракеты (МБР), что полностью положило конец прежней стратегической неуязвимости США. В этой ситуации европейские союзники стали все настойчивее требовать от Вашингтона увеличения военно-технологической помощи со стороны США, что, в принципе, отвечало интересам самих американцев в европейском регионе. Администрация президента Д. Эйзенхауэра считала целесообразным помочь европейцам в создании собственного ядерного оружия с тем, чтобы союзники Вашингтона смогли сформировать «европейский» потенциал ядерного противостояния СССР и облегчили бремя США в создании и содержании этого оружия.

В декабре 1957 г. Совет НАТО принял важное решение о размещении на территории Британии, Италии и Турции американских стратегических ракет среднего радиуса действия «Скайблор», «Тор» и «Юпитер». Эти шаги американской администрации были восприняты в Москве как шаг к «ядерному вооружению» Западной Германии, и советская сторона потребовала исключить ФРГ из числа государств-членов НАТО, на территории которых могло быть размещено ядерное оружие.

Одновременно с этим советское руководство сделало асимметричный ответ, и в январе 1958 г. объявило о сокращении численности советских вооруженных сил на 300 000 человек, что было связано как с высокими издержками на содержание самой армии, так и с переосмыслением советским руководством значимости обычных вооруженных сил и вооружений в военной стратегии страны. В феврале 1958 г. Н.С. Хрущев предложил созвать конференцию четырех великих держав и пересмотреть статус Западного Берлина, объявив его демилитаризованным вольным городом. Эти шаги не были оценены противной стороной, и в марте 1958 г. канцлер К. Аденауэр смог убедить западногерманский бундестаг ратифицировать соглашение о размещении на территории ФРГ американских ядерных зарядов.

СССР расценил это решение как шаг к ядерному вооружению Западной Германии. В мае 1958 г. в Москве состоялось совещание стран-участниц ОВД, на котором была согласована тактика действий в германском вопросе. В июле 1958 г. ГДР выступила с предложением о заключении мирного договора с ФРГ, выдержанном в русле советской идеи об отказе обоих германских государств от обладания ядерным оружием. Западная сторона, расценив это предложение как проявление «слабости Москвы», никак не отреагировала на это предложение.

Тогда в конце ноября 1958 г. советское правительство направило правительствам США, Великобритании и Франции довольно жесткую ноту, в которой содержалось требование в течение шести месяцев, то есть до конца мая 1959 г., заключить мирный договор с ГДР и признать второе германское государство де-юре. В противном случае советское руководство грозилось подписать отдельный мирный договор с ГДР и переложить на ее правительство полную ответственность за обеспечение особого статуса всего Берлина и гарантий доступа западных держав в западную часть города.

В исторической литературе эта ноябрьская нота получила название «ультиматум Хрущева», который, как полагает ряд авторов (А. Филитов, Ф. Новик, М. Наринский), положил начало Второму Берлинскому кризису, продолжавшемуся вплоть до конца 1961 г.

По мнению других авторов (А. Богатуров, В. Аверков), напряженность вокруг Западного Берлина сохранялась все эти годы, поэтому применять термин «кризис» ко всему, почти трехлетнему, периоду этого противостояния нет оснований.

Жесткий ультимативный характер «ноябрьской ноты» был вскоре дезавуирован самим советским руководством, и в январе 1959 г. оно дало понять, что не настаивает на разрешении германского вопроса в первоначально обозначенные сроки. Это поведение советской стороны стало прекрасной иллюстрацией новой характерной черты советской дипломатии, которая сформировалась под прямым влиянием самого Н.С. Хрущева: сначала действовать «с позиции силы» и оказать психологическое давление на оппонента, а затем, в случае его отказа от советских предложений, предложить ему относительно мягкую формулу компромисса.

Исторический опыт наглядно показал, что такая тактика далеко не всегда была плодотворной, но она проводилась в жизнь самим Н.С. Хрущевым и его министрами иностранных дел. Сначала эту должность занимал тогдашний хрущевский фаворит Д.Т. Шепилов, пробывший на посту министра всего восемь месяцев, и ушедший в феврале 1957 г. с повышением на должность секретаря ЦК, с которой с треском вылетел уже в июне 1957 г. после разгрома «антипартийной группы В.М. Молотова, Г.М. Маленков, Л.М. Кагановича». Затем эту должность занял карьерный дипломат А.А. Громыко, который был министром иностранных дел СССР почти три десятка лет, до июня 1985 г., то есть до прихода к власти М.С. Горбачева. Надо заметить, что если В.М. Молотов, будучи министром иностранных дел, всегда жестко отстаивал свою особую позицию по всем внешнеполитическим вопросам, за что, собственно, и поплатился своим постом в июне 1956 г., то А.А. Громыко, не обладая в хрущевский период каким-либо политическим весом и влиянием, всегда шел в фарватере его внешнеполитического курса и не перечил этому сумасброду, который довольно слабо разбирался в большинстве внешнеполитических проблем.

В сентябре 1959 г. состоялся первый в истории двух сверхдержав официальный визит советской партийно-правительственной делегации во главе с Н.С. Хрущевым в США. Во время этого турне в ходе личной встречи с президентом Д. Эйзенхауэром советский лидер добился от американской стороны принципиального согласия на созыв в мае 1960 г. международной конференции в Париже по германскому вопросу. Однако Парижская конференция, едва начавшись, была сразу сорвана, поскольку Н.С. Хрущев в категорической форме потребовал от президента Д. Эйзенхауэра принести ему публичные извинения за то, что американские самолеты-разведчики постоянно нарушают воздушное пространство СССР. Но американский президент, которого поддержал его французский коллега президент Ш. де Голль, невзирая на прямые доказательства вины американской стороны, в том числе только что сбитый над Уралом советскими баллистическими ракетами самолет-шпион U-2, пилотируемый Ф. Пауэрсом, отказалась это сделать, и Н.С. Хрущев покинул Парижскую конференцию. По мнению ряда советологов (М. Татю), этот демарш советского руководителя произошел вопреки его личному желанию, а под сильным давлением членов советской делегации, в том числе министра иностранных дел А.А. Громыко и министра обороны маршала Р.Я. Малиновского.

В апреле 1961 г. Н.С. Хрущев выдвинул новый ультиматум по берлинскому вопросу, объявив, что СССР еще до конца года подпишет мирный договор с ГДР и передаст ей всю полноту власти над восточной частью Берлина. Вскоре он вновь смягчил свою прежнюю позицию и предложил новой администрации США, которую возглавил президент-демократ Джон Кеннеди, вернуться к обсуждению германского вопроса, и в июне 1961 г. в столице Австрии Вене состоялась новая встреча в верхах.

В современной исторической литературе (С. Рогов, А. Фурсенко, М. Татю) принято считать, что на переговорах в Вене Н.С. Хрущев явно недооценил своего американского партнера и, сочтя его слишком молодым и слабым политиком, проявил ненужную полемичность и упустил шанс приблизиться к компромиссу по германской проблеме. В частности, советский лидер снова жестко поставил вопрос о подписании мирного договора с Германией с включением в него статей, запрещающих размещение на всей ее территории ядерного оружия. Американской стороне было заявлено, что СССР считает весь Берлин территорией ГДР и не видит никаких оснований для сохранения особого статуса в западной части города.

В принципе, позиция Москвы во всем, что не касалось статуса Западного Берлина, вполне отвечала новым настроениям в американском руководстве. Но сам тон Н.С. Хрущева показался американской стороне явно вызывающим, поскольку советский лидер угрожал отказаться гарантировать права западных держав в Западном Берлине. В этой ситуации Дж. Кеннеди тоже решил проявить твердость и заявил, что при необходимости США будут силой оружия защищать свои интересы в Западном Берлине. Подобного прямого обмена скрытыми угрозами и столь резкого разговора между лидерами двух стран прежде никогда не происходило, и в результате эта встреча закончилась безрезультатно.

После провала венских переговоров в августе 1961 г. Политический консультативный комитет ОВД призвал руководство ГДР принять самые жесткие меры против «подрывной деятельности» Западного Берлина. И в середине августа 1961 г., всего за одну ночь, было окончательно завершено давно начатое строительство бетонной стены вдоль границ Западного Берлина. Доступ в западную часть города теперь был разрешен только через контрольно-пропускные пункты, и никаких мер, затрудняющих доступ европейских представителей в Западный Берлин, восточно-германскими и советскими властями не предпринималось.

В конце августа 1961 г. в ответ на возведение Берлинской стены вдоль нее было развернуто около тысячи американских военнослужащих и несколько десятков танков и бронемашин. А в сентябре―октябре американская военная группировка в ФРГ была увеличена на 40 000 человек. В этой ситуации, не желая идти на дальнейшее обострение конфликта, на XXII съезде КПСС Н.С. Хрущев вновь заявил о смягчении позиции СССР по берлинскому вопросу и фактически дезавуировал свой «апрельский ультиматум». Однако американская сторона продолжала нагнетать ситуацию вокруг Берлинской стены, пока не разразился так называемый «инцидент у КПП "Чарли"», который чуть было не привел к военному столкновению советских и американских военнослужащих. Но, к счастью, этого не произошло и советские, и американские танки были отведены от Берлинской стены.

В современной либеральной историографии и публицистике (А. Яковлев, Р. Медведев, Л. Млечин) традиционно пытаются представить возведение Берлинской стены как некий символический рубеж, окончательно разделивший мир на «лагерь цивилизованных демократических стран» во главе со светочем демократии США, и «лагерь тоталитарных социалистических режимов» во главе с «империей зла» СССР.

Хотя, как верно заметили многие специалисты (Н. Павлов, А. Богатуров, В. Аверков), в период Второго Берлинского кризиса все действия, предпринятые советским политическим и военным руководством, происходили исключительно в рамках собственной «зоны влияния» и их нельзя трактовать как агрессию советской стороны. Более того, сооружение Берлинской стены вызвало сдержанное осуждение и на самом Западе, и ни одна из западноевропейских стран не предприняла энергичных мер в связи с этим событием. Фактически действия советской стороны способствовали сохранению статус-кво в берлинском вопросе, хотя сама германская проблема так и оставалась неразрешенной, поскольку по вине США до сих пор не был подписан общий мирный договор с Германией, а ГДР оставалась непризнанной де-юре западными державами страной.