Глава 23. Потребительские фантазии

Intel, со все возраставшим упорством, граничащим с шизофренией, шел в двух разных направлениях. Направление схем памяти было уже идеально отшлифовано. Intel теперь был лучшей компанией по этому направлению, особенно в памяти на МОП-схемах. В середине семидесятых компании по производству ЭВМ (в первую очередь IBM) вернулись к преимуществам в цене и мощности полупроводниковой памяти. Известный продукт IBM 370-series, последняя ЭВМ и очень успешный проект в серии 360, самая важная компьютерная система ЭВМ, была представлена в 1970 году, и главная память компьютера состояла из схем памяти.

IBM создал свои собственные схемы, но теперь все компании, которые хотели соревноваться против Голубого Гиганта, обращались в фирмы, занимавшиеся производством полупроводников, чтобы наладить поставки ROM– и RAM-схем. В то же время популярность мини-компьютеров все росла. Digital Equipment, чей PDP-11 стал образцом для проекта 4004, теперь работал над маленькой версией этой же машины, а также нового 32-битного мини-компьютера с виртуальной памятью, который будет называться VAX. В Data General (основанной бывшими сотрудниками DEC) команды соревновались в проектировании двух новых машин – SuperNova и MX Eagle (последний продукт описан в книге «Душа новой машины» Трейси Киддер).

Hewlett-Packard собирался завоевать рынок мини-компьютеров с HP-3000, представленным в 1972 году. HP так рассчитывал на будущее этой модели на рынке мини-компьютеров, что когда первые версии продукта не стали продаваться, компания его отозвала и выпустила заново два года спустя. В этот раз задумка сработала, и НР 3000 стал началом самой длинной линейки мини-компьютеров в мире, оставшейся в живых и через тридцать лет, даже с началом компьютерной эпохи, когда проект переделали в веб-сервер.

Другие амбициозные молодые компьютерные компании – включая Appolo, Wang, Prime и Computeversion – вышли на рынок мини-компьютеров со своими собственными предложениями и – желанием приобретать миллионы ROM и десятки миллионов RAM. Безоблачное будущее для Intel в области схем памяти было предопределено.

Энди Гроув, обдумывая важность схемы памяти, написал: «Мы Создали 1103 на уровне технологий, на уровне проекта и на уровне системы и привели его в действие – это, если вы простите мне мою нескромность, действительно идеальный прибор. Все, кто участвовал в создании 1103, должны были работать одновременно над разными аспектами для достижения одной цели».[144]

Но реальность была иной – и этот факт не ускользнул от трио, управляющего Intel. Правда была в том, что хотя рынок схем памяти рос, с ним росло и количество соперников. Не только американские и европейские компании участвовали в гонке, но также – неожиданно, как сказано выше, потому что до этого они считались производителями дешевых калькуляторов – гигантские японские электронные компании – NEC, Fujitsu и Seiko (чьи электронные приборы были разработаны соседом Intel – Intersil).

В 1972 году такие соревновательные угрозы на рынке схем памяти казались маленькими и далекими. Наоборот, бизнес рос так быстро, что казалось: место найдется всем. Два года спустя рынок сильно изменился – и не в пользу Intel.

Первое, что случилось, – появились новые соперники. Intel и прочие фирмы могли иметь преимущество пионеров индустрии в конце 1960-х, но сейчас у всех серьезных соперников тоже были полупроводники. А следование в фарватере за лидером, время, требовавшееся многим компаниям, чтобы достигнуть нужного уровня, были частью того, что требовалось Intel, чтобы достичь господства на рынке. Более того, многие из этих соперников (например, Motorola и TI) были больше; другие же (скажем, японские компании) были намного больше, и у них был капитал, которого у Intel не было даже после ПРА.

В то же время Intel не очень много делал для того, чтобы преодолеть все эти трудности. Уже разделившись на две группы – схемы памяти и микропроцессоры, Intel решил применить одну из самых опасных технических стратегий – продажи населению. Intel в своей уверенности (если не высокомерии) верил, что у него были все кусочки головоломки, чтобы выйти и захватить рынок цифровых часов.

Как вспоминал Гроув: «Мы начали дело, потому что думали, что у нас есть уникальное сочетание возможностей – ИС на комплементарных МОП-транзисторах (комплементарный металл на кремнии, очень малопроизводительная схема, изобретенная в Fairchild во времена Нойса), жидкокристаллический дисплей и сборочное оборудование».[145]

Как будто этого было недостаточно, Intel должен был только посмотреть на старого часовщика Hamilton, чей ограниченный выпуск часов Pulsar-P1 в 1972 году стоил 11 000 долларов в пересчете на сегодняшние деньги. Представьте потенциальный доход, при условии, что вы производите не только часы, но и все их части!

Девизом Кремниевой долины было: «Если мы можем создать самый инновационный продукт, умный покупатель сразу поймет его ценность и заплатит нам столько, сколько мы потребуем». Как со временем обнаружит множество электронных компаний, этот совет не принимает во внимание все субъективные и иррациональные факторы, которые появляются при работе с покупателями.

Intel тоже думал, что если он просто наладит проектирование и производство, создав хорошие электронные часы, то покупатели выстроятся в очередь, приобретая не только миллионы часов, но и микросхемы Intel внутри них. Компания создала филиал под названием Microma только для этой цели, потратив миллионы на оборудование, детали и инструменты, и установила это все в офисе в ближнем городе Купертино (на Bubb Road, в здании, которое впоследствии станет штабом Apple).[146]

Intel не был одинок в своем желании заработать на покупателях часов. К нему присоединились National Semiconductor и TI. То же самое сделали и японцы, например Seiko и Casio. Даже некоторые старые компании, производившие часы, присоединились к ним, используя электронику в своих часах.

Intel и другие компании слишком поздно обнаружили, что часы были также частью ювелирной индустрии. Покупатели приобретали часы по многим причинам – функциональность, социальный статус, драгоценные металлы, признак богатства и так далее. И они принимали такие решения с помощью модных журналов, рекламы в каталогах и по ТВ или по совету местного ювелира. Покупателям не были важны технические характеристики.

Мысль об огромной очереди желающих оказалась иллюзией. Богатые люди покупали чрезмерно дорогие золотые и серебряные электронные часы потому, что они были новые и редкие и привлекали внимание. Второй волной покупателей таких часов стали те, кто хотел быть частью цифровой революции, те, кто хотел показать свою причастность, или те, кто любил точность, – вот кто действительно читал технические характеристики.

Но эта последняя группа, хоть и являлась значимой частью населения, не имела достаточно денег, чтобы купить ранние четырехсотдолларовые образцы. Они покупали похожие часы в десять раз дешевле, особенно когда в них стали появляться новые функции – от секундомера до игр. Но такое дешевое массовое производство было за пределами возможностей американских компаний типа Intel. Их бизнес-модель была основана на ценности продукта, не на его дешевизне. Так что японцы захватили рынок, и вскоре стало ясно, что они и останутся флагманами производства.

Таким образом, оставалось производство для богатых. Но и здесь Intel и другие уступили позиции старым часовым компаниям, некоторые из них были в деле со времен Ренессанса. Часовые компании понимали своих покупателей и знали, как создать образ. Они знали все самые лучшие способы убеждения и презентации. Они понимали сложный мир ценообразования, и они имели давние – вековые! – отношения со своими распространителями. Все, что могла предложить Microma, – это компоненты, отвечающие за работу часов, о чем покупатели особо не волновались.

Таким образом, Microma, которая была основана для того, чтобы быстро и дешево войти на новый доходный рынок, встала между Сциллой дорогого производства для богатых (где уже были свои эксперты) и Харибдой дешевого производства, уже захваченного гигантскими японскими компаниями, имевшими и капитал, и производительность для того, чтобы поддерживать темп, пока рынок растет.

У Microma не было шансов. Была сделана последняя попытка – платить за производство и рекламу часов. Реклама стоила 600 000 долларов – шокирующая сумма для начальников, которые привыкли платить не очень много за полный разворот в журналах по электронике. И, как сказали им ветераны часовой и электронной индустрии, реклама, в силу того, что была единичной, не имела эффекта. «Всего одна реклама, – жаловался Гроув, – и пуф – ее нет!»[147]

В 1975 году, менее чем через 3 года, Intel закрыл Microma. Все инструменты и оборудование были проданы Timex и швейцарской часовой компании. Непроданные часы раздавали в качестве подарка за пять лет работы работникам Intel до середины 1980 года. Один из образцов находится в музее компании. Не считая одного исключения, Intel никогда не оглядывался.

Гроув написал эпитафию программе: «Мы бросили затею, когда поняли, что все это была потребительская игра – то, о чем мы ничего не знали». Единственным несогласным был Гордон Мур. Еще много лет Гордон носил свои часы, которые называл часами за 15 миллионов долларов. Когда его спрашивали почему, он говорил: «Если кто-то придет ко мне предложить идею товара для потребителей, все, что мне нужно будет сделать, – это показать ему свои часы».[148]

Биограф Гроува Ричард Тедлоу спорил с теми, кто считал, что история с Microma была одним из самых важных событий в истории компании – по двум причинам.

Во-первых, компания имела дело с закрытием производства. Intel отчетливо видел траекторию развития и готовился к худшему, надеясь на лучшее, в отличие от многих других компаний, которые тянут до самого конца. Прагматичный, как всегда, Гроув сообщил директору производства Дику Бучеру, что пора подготовиться к окончанию бизнеса. Центром этого плана должен был стать переход сотрудников Microma обратно в Intel. Это отличалось от обычной схемы увольнения, которая всегда была характеристикой полупроводниковой индустрии.

Для Тедлоу новость о его новом приеме на работу звучала так: «Ты нам важен. Если ты будешь всегда стремиться к лучшему, даже проигрывая дело, мы сделаем для тебя все, что можем. Мы не выбросим тебя на улицу, если сможем тебе помочь». Это не было новой идеей для Кремниевой долины. Чуть выше, в Пало-Альто, Билл Хьюлетт и Дейв Паккард уже четверть века никого бессмысленно не увольняли. Но для компании в возрасте семи лет, занимающейся производством схем, это было необычно. Тедлоу говорил, что то, что Intel показывал свою верность работникам, то, что им было создано целое поколение работников, которые, в свою очередь, были верны Intel, доказало жизнеспособность идеи, особенно через много лет.

Во-вторых, можно упомянуть то, что Тедлоу считал менее позитивным. Это был, по его словам, урок, который Intel «выучил слишком хорошо», – лучше держаться подальше от потребительских товаров. Компания сказала себе – это не наша сфера деятельности. Он показывал на айпод и мог бы показать и на ПК, как на продукт, который Intel мог произвести и сам. Он процитировал и Энди Гроува – «Все наши попытки создать потребительский товар не были искренними» – как доказательство того, что Intel сам себя закрыл в ловушке предсказаний плохого будущего в области потребительских товаров.

Возможно. Но сложно спорить с успехом. Intel, может, и не изобрел «макинтош», и не достиг такой известности, как Apple вскоре после смерти Джобса – когда он стал самой дорогой компанией мира (хотя Intel недалеко ушел). Но история показывает, что линейка микропроцессоров х86 была более важным продуктом. Кроме того, Intel никогда не был в состоянии, близком к смерти, как Apple в 1990 году. К тому же сравнивать Apple и Intel несправедливо, лучше судить компанию наравне с другими потребительскими электронными компаниями 1970 года. У Intel, который владел главной технологией в течение 40 лет, не было конкурентов.

Однако в наблюдениях Тедлоу есть своя правда: «Спросите у людей в Долине, почему Intel не придумал айпод, и вы получите ответ. Потому что они (или мы, если вы спросите сотрудника Intel) не производят потребительские товары. Если вы спросите почему, вы увидите совершенно пустой взгляд… Если и нужно доказательство того, что история компании имеет значение, то это – Microma».

 

Глава 24. Тысяча отцов

В 1974 году Intel осознал, что занят слишком многими делами – участие в гонке микросхем памяти, зная, что любая ошибка может оказаться последней; бессмысленный проект электронных часов, все это – под тучами, появившимися на экономическом горизонте. Но было дело, которое жило и не оставляло шанса соперникам… только Intel не был уверен, что хочет этим заниматься, – микропроцессоры.

Федерико Фаджин и его команда вместе с Масатоши Шимой сразу же, как только появилась возможность, приступил к проекту 8080. Всего через несколько месяцев Стэн Мэйзор присоединился к ним, чтобы писать код. Первый тест прошел в декабре 1973 года, и после исправления нескольких ошибок модель 8080 была представлена публике. Она стоила всего 360 долларов. Что было еще лучше, этой модели нужно было всего 6 поддерживающих микросхем на материнской плате, чтобы получить полный функционал, – сравните с 20 микросхемами 8008. Это значило, что его можно поставить куда угодно, даже в карманные калькуляторы.

Вспоминая этот день, Фаджин говорил: «8080 действительно создал рынок микропроцессоров. 4004 и 8008 его открыли, но 8080 развернул его в полную силу».[149] Также он сделал его исторически важным: «С появлением 8080 человечество изменилось. В отличие от других изобретений, необычность 8080 была замечена почти сразу тысячами инженеров по всему миру, которые ожидали его появления. В течение года он был встроен в сотни других продуктов. Ничего уже не будет как прежде».[150]

Но хотя Intel теперь владел исторически важным продуктом, задержки, вызванные неуверенностью в нужности Фаджина, могли дорого стоить. Texas Instruments, все еще пытаясь смириться с провалом попытки создать свой мини-компьютер до приборов Intel и потерей важного контракта, теперь вышла на рынок микропроцессоров со всем, что у нее было.

Дело было не только в мести. TI даже сильнее, чем Intel, понимала потенциальную грандиозность рынка микропроцессоров и его ценность в надвигающемся экономическом шторме. И хотя Intel показал, что технически он был лучше TI, особенно когда речь шла о микропроцессорах, у TI было свое преимущество – она могла продавать сама себе. Этого было бы уже достаточно для толчка.

Первая попытка TI – схема втрое больше 8080 – была не очень впечатляющей. Но впечатляющей стала та мощь, которую сорокалетняя фирма вложила в производство продукта и его вывод на рынок, а также снижение его цены. Казалось, что скоро TI обгонит Intel.

Это была всего лишь разминка. В 1974 году, всего через несколько месяцев после того, как Фаджин и его команда закончили 8080, TI вышел на рынок с TMS-1000, одномикросхемным МОП-микропроцессором, который был равен 8080 в том числе и по цене. Немного времени осталось до того момента, как TMS-1000 будет использоваться в карманных калькуляторах, завоевав новый рынок. TI становилась самой большой компанией по производству микропроцессоров. Intel, с доходом в одну шестую от дохода TI, был в ужасе. Только техническое превосходство держало компанию на плаву.

Теперь TI, используя преимущество большой компании, решила столкнуть Intel и с этой вершины. В ежегодном отчете за 1976 год TI объявила TMS-1000 «первым микропроцессором на микросхеме». Затем юристы компании начали оформлять патенты на микропроцессор, о котором теперь говорилось, что его изобрела TI.

Этот поступок был для Intel весьма неожиданным. Очевидно, несмотря на заявления о том, что 4004 и 8008 были революционными изобретениями, Intel никогда не считал их чем-то большим, чем просто улучшение уже существующих схем. Согласно Хоффу, «Intel не считал, что на микропроцессор нужен патент».[151] Texas Instruments, очевидно, думала иначе, и теперь Intel грозила потеря контроля над самым важным изобретением.

Снова Intel повезло с сотрудниками. За двенадцать лет в Fairchild (с 1962 года) Роджер Боровой заработал репутацию лучшего корпоративного советника по патентам в Кремниевой долине. В 1974 году он присоединился к своим старым коллегам в Intel в качестве вице-президента, главного советника и секретаря. Он появился как раз вовремя, чтобы помочь в битве против TI.

Боровой был похож на маленький разговорчивый шарик чистой энергии. На ежегодной встрече Intel в 1980 году он был в таком восторге, что, раскачавшись на стуле, упал с помоста, заставив взволнованного Гордона Мура остановить презентацию и закричать: «Роджер, ты в порядке?» Как ванька-встанька, Боровой вскочил, подняв руки, и выкрикнул: «Я здесь!»[152]

Но Боровой был также и патентным поверенным высокого класса (и предпринимателем, он помог основать фирму Compaq Computer). Он был настоящим бульдогом, когда речь шла о защите прав на микропроцессор для Intel, так же, как и в случае с интегральной цепью в Fairchild. Он немедленно выдвинул встречный иск по делу владения патентом. История была на его стороне, но – не доказательства, которые могли бы принять в суде.

Иск и встречный иск были противоречивы и запутанны, но звучало это примерно так: «Texas Instruments официально объявили о создании микропроцессора в начале 1972 года. Intel не говорил о 8008 до апреля. Но Intel упоминал о продукте в своей брошюре под названием «Альтернатива» в конце 1971 года. TI заявил, что он сообщал о запуске собственного производства компьютера на микросхеме для Computer Terminals Corp. в июне 1971 года. Intel заявил, что образец должен был работать, а первые поставки TI для Computer Terminals в июне 1972 года не работали, и к тому же именно 4004, а не 8008, был первым микропроцессором».[153]

Через два года судебных разбирательств, в феврале 1978 года, бюро патентов отдало патент на микрокомпьютер ученым из Texas Instruments Майклу Кошрану и Гэри Буну. Intel достались несколько связанных с этим патентов, но ущерб был нанесен. Сегодня, в отличие от ответственности за создание интегральной цепи, разделенной между Нойсом и Килби, Fairchild и TI, никто, даже президент США, давая медаль за изобретения, не приписывает создание микропроцессора никому, кроме Хоффа, Фаджина, Мэйзора и Шимы. Единственный связанный с этим спор заключается в том, кто вложил в проект больше всего.

Но тогда патента было достаточно, чтобы удержать Intel от полного владения своим изобретением. И ситуация все ухудшалась, потому что к тому моменту, как был представлен 8080, не только в Кремниевой долине и техническом производстве, но и во всей экономике США начался спад. Причин было много – конец Вьетнамской войны, программа НАСА «Аполло», нефтяное эмбарго, введенный Никсоном государственный контроль за ценами. Пределом стала именно проблема цен. На сей раз Intel (и остальные компании) не мог просто переключиться на другую продукцию и на другой рынок – не было других хороших рынков. Intel, уже переборщив с продуктами и занятиями, втянувшись в очень серьезное соревнование, имел очень много причин оставить производство микропроцессоров или просто отложить, чтобы вернуться позже.

Затем произошел самый большой взрыв. Всего через несколько месяцев после появления 8080 Федерико Фаджин, уставший от нерешительности Intel, от стиля управления Энди Гроува, переживая от того, что его собственный вклад был незаметен на фоне «настоящих» сотрудников типа Теда Хоффа, и чувствуя тот же дух предпринимательства, который поразил предыдущее поколение директоров и ученых Долины, объявил, что он покидает Intel.

Он никогда не забудет то, что случилось дальше. Фаджин: «Было начало октября 1974 года, и я решил открыть свою компанию по производству микропроцессоров. В Intel я заведовал отделом, а Лес Вадаш был моим начальником, так что я пошел к нему. Лес был достаточно безжалостным начальником, но он понял мои причины.

В основном это произошло потому, что я работал как собака – чтобы все мои наработки забрали бесплатно. Мне приходилось сражаться за все, что я хотел делать, хотя я помогал компании стать успешной. Я создал самый быстрый статический RAM, который только был у Intel. И, конечно, микропроцессоры. У меня ушло девять месяцев, чтобы убедить их в том, что я должен создать 8080. Но основная причина – Intel забрал мое изобретение времен Fairchild, сказав, что оно не будет работать, а когда все поняли, что оно работает, они подали заявку на патент компании. Так что вот что – зачем мне тратить энергию на компанию, которой на меня наплевать?»

Энди Гроув вызвал Фаджина в свой офис. Там он попросил его остаться в Intel. Это был странный момент для обоих, потому что Гроув во время обсуждения проекта микропроцессоров выказывал презрение, считая, что это не более чем проект для развлечения Нойса и что он может отвлечь Intel от реального дела – от схем памяти.

В начале разговора Энди был неожиданно дружелюбен, даже дипломатичен. Фаджин: «Энди пытался уговорить меня остаться. Он говорил, что в Intel меня ждет великое будущее. Казалось, что это не Энди, а его полная противоположность. Но я держался. Я сказал ему, что уже принял решение».

Совершенно неожиданно Энди-дипломат превратился в разгневанного Энди.

«Когда он это услышал, он изменился. Он был в бешенстве. Я помню, что он сказал мне: «Ты никогда не достигнешь успеха, чем бы ни занимался. Тебе нечего будет рассказать детям и внукам». Подтекст в его словах заключался в том, что у меня не будет прав на полупроводники. Что меня никогда не вспомнят в связи с Intel. Он словно бы накладывал на меня проклятие.

Я помню, что я посмотрел на него и подумал: «Ах ты, чертов сукин сын!», но не нашел в себе храбрости сказать ему это в лицо. Я все еще слишком его уважал».

Так Intel потерял одного из самых великих изобретателей того времени.[154]

Федерико не просто ушел – он взял с собой Масатоши Шиму. Он также позвал из Intel Ральфа Унгерманна – юный талант, присоединившийся к новой группе развития микропроцессоров всего два года назад и уже успевший получить повышение до управляющего НИОКР микропроцессоров. Они основали Zilog, всего в паре домов от Microma в Купертино. Вскоре они создавали собственного конкурента 8080. В силу того, что теперь лаборатории по производству полупроводников подорожали, Zilog (который иногда называют последней великой компанией эры полупроводников) на протяжении многих лет выживал исключительно с помощью венчурных инвестиций Exxon, а прибыли у него не было десять лет. Но в то же время он создал один из лучших в мире микропроцессоров.

«Интересно представлять, насколько иным был бы мир полупроводников, если бы Фаджин ушел из Intel двумя годами ранее, скажем, после 8008, а не после 8080. В условиях быстро меняющегося рынка два года считались за целую эпоху. Вместо этого Фаджин не просто дождался 1974 года, но и вручил Intel их лучший продукт. Его судьбой стало соревнование с самим собой».[155]

Что же касается репутации Фаджина, Гроув строго придерживался данного слова. В маленьком и очень честолюбивом мире микропроцессоров Гроув и Фаджин часто встречались, но Гроув никогда больше не говорил с Фаджином. Почти в то же время имя Федерико было стерто из официальной истории Intel. В следующие тридцать лет во всех публикациях, ежегодных отчетах, сайтах и даже в музее Intel все заслуги за изобретение микропроцессора были приписаны Теду Хоффу. Мэйзор был забыт, Шиму убрали из записей, и, что самое позорное, Фаджин, который неоднократно спасал Intel, стал объектом дезинформационной кампании. Для Энди Гроува уход из Intel можно было простить, соревнование с Intel было непростительно, но оба действия одновременно, что и сделал Фаджин, привели к тому, что Гроув заставил себя о нем забыть.

Только в 2009 году, когда Энди ушел из руководства Intel, а Федерико уже давно ушел из Zilog, Фаджина наконец реабилитировали. Как раз подвернулась премьера «Настоящих революционеров» – документального фильма о Нойсе и Шокли и об основании современной Кремниевой долины. Федерико вместе с женой, Элвией, которая четыре года боролась за восстановление доброго имени Фаджина, были приглашены компанией Intel, которая была спонсором премьеры, поприсутствовать на событии и появиться на сцене. На той встрече ветераны Intel встретили его, аплодируя стоя. С этого момента Федерико Фаджин вновь появился в истории Intel.

Уход Фаджина был последней каплей. В конце 1974 года Motorola объявила о выпуске своего собственного микропроцессора.

Motorola была легендарной компанией. Она существовала с 1928 года, специализируясь на производстве радио для автомобилей (имя было создано с помощью слов motion – движение и Victrola). И в силу того, что транзисторы были гораздо менее хрупкими, чем пальчиковые лампы, Motorola вскоре появилась в полупроводниковом мире – чуть позади пионеров транзисторов, интегральных цепей и теперь микропроцессоров. У Motorola было очень много крупных корпоративных покупателей, так что она могла продавать свои схемы самой себе, чтобы использовать их в разных коммерческих продуктах. Прекрасным примером этого преимущества можно назвать взрыв цифровых часов. Пока другие компании выпадали из гонки или соревновались в низкодоходном секторе, Motorola после провальной попытки создать часы самостоятельно начала продавать детали уже существующим часовым компаниям.

Уход Леса Хогана в Fairchild затормозил существование Motorola в чип-бизнесе, но вскоре она шумно вернулась под руководством лидера полупроводникового бизнеса Джона Уэлти.

Уэлти, седовласый ветеран Motorola, в сердце был революционером. И хотя сплетни сообщали, что он встал во главе Motorola, чтобы обрушить ее, Уэлти решил ее спасти – и в процессе поменял в компании корпоративную культуру (она называлась «тяжеловесный толстокожий» из-за слона, использованного в одной из рекламных кампаний). Уэлти: «Организация продаж полупроводников потеряла понимание нужд покупателей и не могла принимать быстрые решения».[156] Он решил это изменить.

У Уэлти было два преимущества. Первое заключалось в том, что у него была полная поддержка от президента Motorola, воинственного Уильяма Вейса. Вейс играл наверняка и хотел видеть Motorola главной на рынке микропроцессоров. Этот успех стал бы звонком, который пробудит спящую компанию. Второе преимущество Уэлти было в том, что он нанял (из проваленного проекта Motorola, связанного с часами) Р. Гэри Дэниелса как управляющего группой микропроцессоров. Дэниелс, лысеющий и приветливый инженер, выглядел как сборщик налогов и казался староватым для работы, но был очень умен, когда дело касалось производства и продажи микропроцессоров.

Дэниелс приступил к работе в декабре 1974 года, зная, что Motorola только что представила свой собственный однопроцессорный 8-битный NMOS микропроцессор, модель 6800, но все еще скептически к этому относилась. Однако он быстро понял, какие три вещи более всего важны в новом продукте, – он был основан на изящном проекте, который позволит микропроцессору стать основой для следующих поколений процессоров; это был первый микропроцессор на пять вольт, что значило, что он был единственной прямой заменой для существующих логических схем; и, благодаря общему замедлению, связанному со спадом, Motorola не потеряла времени, несмотря на два года задержек.

Затем, в начале 1975 года, через пару месяцев после появления Дэниелса, прозвучали прекрасные новости: General Motors хотел обсудить микропроцессоры. Казалось, что нефтяное эмбарго заставило автомобильного гиганта искать новых и привлекательных деталей автомобилей, которые привлекут покупателя и либо улучшат счетчик расстояния, либо отвлекут потенциального покупателя от потери мощности. GM хотел получить микропроцессор, точнее, микроконтроллер (внутренний термин для аналоговых приложений) – с версией 6800, который можно будет использовать во встроенном маршрутном компьютере. «Для начала это был верный выбор, потому что возможный провал не угрожал жизни компании. GM изучала микропроцессоры с очень маленьким для себя риском».[157]

Подход GM заключался в подарке для Motorola за 50 лет сотрудничества с автомобильным гигантом. И это была удача. Motorola не только получила доступ к одному из самых ценных производителей, но и уверилась в продолжении сотрудничества с GM и увеличении продаж. Motorola не собиралась упустить такой шанс, и теперь, с Дэниелсом во главе, она его бы и не упустила. Она вела счет GM в течение многих лет, а эти продажи помогли Motorola оставаться доминирующим игроком в области микропроцессоров в течение десятилетий.

В 1974 и 1975 годах остальные компании, производившие микросхемы, тоже перешли в мир микропроцессоров. Вскоре и Фэйрчайлд выпустил свой вариант, F8. Advanced Micro Devices под управлением Джерри Сандерса, компания, которая все еще страдала от недостаточного финансирования, выпустила 2900. National Semiconductor Спорка выпускал INS. (История о том, как NatSemi так быстро вышел на рынок микропроцессоров, все еще является поводом для скандала. Дон Хефлер всегда говорил, что, после того как Intel показал прототип 8080 в местном колледже, к вечеру 8080 пропал. NatSemi, у которого там же и в то же время проходила выставка, отрицал любые нападки… но вскоре уже был в микропроцессорном бизнесе. Такова была жизнь на Диком Западе Кремниевой долины того времени. Дух Fairchild продолжал жить.)

Следующим был Zilog Фаджина, предложивший Z80, который обычно воспринимали как единственный процессор, который был лучше, чем Intel 8080.

Самым важным пунктом для следующего этапа этой истории стала маленькая компания в Норристауне, Пенсильвания, под названием MOS Technologies Inc., которая представила свой собственный микропроцессор, модель 6502. 6502 был создан группой инженеров из Motorola, и он был так похож на 6800, что его обычно рассматривали как клон (это было тогда, когда слово стало внутренним термином для почти идентичного продукта) предыдущей, лучшей микросхемы. Разница была в том, что пока MOS Technologies Inc. смотрела на проект Motorola, она одновременно смотрела на стратегию TI по установлению цен. Таким образом, надеясь на быстро развивающийся рынок, они оценили 6502 исходя не из того, сколько на нем можно будет заработать сейчас, но из того, какой, согласно Закону Мура, будет его цена через несколько лет.

Установление цены согласно кривой обучения вышло из моды в электронной индустрии в основном потому, что такая стратегия имела тенденцию к установлению слишком большой цены. Но в 1970 году это была самая новая стратегия в технологиях. TI использовала ее, чтобы украсть большую часть рынка калькуляторов, но в итоге ее переиграли японцы с их дешевым производством. Теперь MOS-Tech пробовала эту стратегию в микропроцессорах. Хотя она и не стала стратегией, могущей привести к лидерству, стратегия MOS Technologies Inc. вскоре показала себя как одна из самых влиятельных программ в истории бизнеса.

Почему? Потому что весной 1975 MOS-Tech устроила магазин в Мак-Артур-Сьют в отеле St. Francis Hotel во время компьютерного шоу WESCON в Сан-Франциско, большого собрания будущих производителей ПК, программистов и просто людей, увлеченных компьютером. Затем, ближе к концу шоу (хотя там и нельзя было торговать), компания объявила, что она продает 6502 по потрясающе низкой праздничной цене в 20 долларов, то есть в 10 раз дешевле, чем 8080 и 6800.[158]

Нет смысла говорить, что в том году важной частью WESCON стало посещение отеля St. Francis, поиск работающего на вид микропроцессора среди сотни других, сваленных в аквариум, передача двадцати баксов и как можно более быстрый уход из магазина на случай, если MOS-Tech вдруг передумает.[159]

Одним из этих молодых компьютерных инженеров был Стив Возняк. Он особо не хотел, чтобы внутри компьютера, который он проектировал (желая впечатлить Homebrew Computer Club), был 6502. Он очень хотел заполучить Intel 8080. Он думал, что 8080 был более мощным и изящным проектом. И Intel был для него родной компанией – отец Возняка работал в Lokheed, напротив Fairchild и первого штаба Intel, а сотрудники и консультанты Intel жили рядом с ним в Саннивейле: Тед Хофф – в четырех кварталах, Реджис Маккенна – вообще в двух. И, как иногда происходит в истории, такое можно сравнить со случайными встречами, происходившими в Афинах времен Перикла… Или Дублине конца XX века – на неизвестном перекрестке, прямо за домом Хоффа, по вечерам в выходные всего несколько лет назад Боб Нойс (ехавший домой в Лос-Альтос), Тед Хофф (живший на углу) и подросток Стив Возняк (возвращавшийся домой с плавания) постоянно пересекались. Так встречались изобретатели интегральной цепи, микропроцессора и ПК – возможно, трех самых важных изобретений электронной эпохи.

Возняк рылся в аквариуме в поисках 6502, потому что у него не было выбора. В одном из самых неприятных и сознательно игнорируемых эпизодов из истории Кремниевой долины Возняк предложил харизматичному, но слишком властному Стиву Джобсу разработку новой игры для компании, в которой работал Джобс (производитель игр Atari Inc.). Несмотря на тот факт, что Возняк, служивший техником в НР, сделал всю инженерную работу, трудясь по ночам и подвергая опасности свой ранний брак, Джобс все же предпочел наврать ему о размере гонорара.[160]

Это был ранний признак темной стороны в молодом человеке, который позже станет самым известным бизнесменом в мире и иконой Кремниевой долины. Это также стало решением, изменившим современную историю бизнеса. Джобс продал свой фургон «Фольксваген», а Возняк – свой любимый калькулятор НР-65, чтобы построить прототип Apple-1 и начать производство. Если бы у Возняка тогда были 3000 долларов, если бы Джобс поделил деньги поровну, тогда у Возняка было бы чем заплатить за целую кучу 8080 и построить собственный компьютер.

Вместо этого каким-то способом, который до сих пор поражает инженеров – Возняк был одним из настоящих гениев Кремниевой долины, – Возняк не просто создал компьютер даже с 6502, но сделал это, сэкономив на поддерживающих схемах.

Революция ПК, индустрии, которая приведет весь мир новых технологий в каждый дом, началась – но на данный момент Intel в ней не участвовал.

Когда 1975-й плавно перетек в 1976-й, Intel мог бы обернуться на два предыдущих года и увидеть, что они начались с совершенно потрясающего продукта, микропроцессора, у которого пока не было соперников. Но вместо того чтобы захватывать этот огромный рынок – ЭВМ и мини-компьютеры, машины, калькуляторы, игры, а теперь еще и ПК, – Intel мялся несколько месяцев, а потом упустил лучшего инженера. Да еще и помог ему стать соперником Intel. Компания не была уверена, хочет ли она остаться в деле. Intel даже не отнесся к микропроцессорам достаточно серьезно, чтобы их запатентовать.

Теперь вместо того, чтобы быть единоличным владельцем самой новой технологии, Intel был в толпе соперников. Большинство из них были более опытными, у некоторых производство было качественнее, кто-то уже продавал процессоры по сниженной цене, и, что было самым унизительным для компании, гордившейся своей уникальностью, – у одной из компаний (возглавляемой к тому же бывшим сотрудником Intel) был микропроцессор, превосходивший 8080 по всем параметрам.

В то же время японцы пока молчали – хотя никто не сомневался, что они идут.

1975-й был самым неудачным годом для Intel. Казалось, что Бог смеется над амбициями компании. Когда спад усилился, компания поняла, что ей придется урезать расходы, чтобы выжить, так что к концу 1974 года было уволено 30 % из 3500 сотрудников.

Эти увольнения, самые обширные в истории компании, имели неприятный эффект. Конечно, другие компании, производившие схемы, делали то же самое. National тоже это сделал, хотя никто и не ждал другого от сурового Чарли Спока, самого успешного начальника. В Fairchild был еще более пугающий Уилф Корриган, ставший одним из самых властных Героев Хогана, который использовал случай, чтобы поднять повыше Леса и затем ввести в Fairchild свой собственный стиль управления. В одном из самых своих известных писем Дон Хефлер описывал, как работников Fairchild увольняют в алфавитном порядке через мегафон, как они наклоняются над рабочими столами, боясь услышать свое имя, и как появляются охранники с пустыми картонными коробками для каждого уволенного и заставляют их покинуть здание.