Глава 43. Воспитание легенды

Для Роберта Нойса середина 80-х была счастливым периодом жизни. Трудные времена, настигшие полупроводниковую промышленность, хоть и причиняли неприятности, но были уже далеко не в самом разгаре. Роберту не надо было не спать ночами, беспокоясь о том, какой будет платежная ведомость компании или как ему придется от своего имени сокращать штаты. В должности вице-председателя его единственной работой было давать советы Гордону и Энди, на чьи плечи была возложена ответственность за судьбу Intel.

Само собой, Нойс был глубоко заинтересован в судьбе компании, сооснователем которой являлся, и бо́льшая часть его благосостояния зависела от акций Intel. Но у него были и другие интересы, в том числе и судьба американской электронной индустрии. И здесь, как лидер американской стороны в торговой войне, он одерживал одну победу за другой, став бизнес-героем. Наиболее влиятельные члены федерального правительства пели ему дифирамбы. И даже японцы, его заклятые друзья, смотрели на него с большим благоговением.

Дома жизнь Боба кипела, как и всегда, хотя и немного в другой форме. Его дом в Лос-Альтосе был местом непрекращающейся деятельности: благотворительные вечера, приемы и званые ужины. Жена его Энн, будучи директором по персоналу в Apple, сама быстро становилась ключевой фигурой в Долине, и их пара достигла высокого уровня социального влияния в Кремниевой долине, которого никто не мог достичь ни до, ни после них.

Одним из завсегдатаев дома Нойса в те времена был некий усердный молодой идеалист, пребывающий в кризисе и отчаянии и просящий о помощи.

Стив Джобс был одним из самых известных молодых предпринимателей эпохи еще несколько лет назад. Он появился на обложке журнала Time раньше своих более зрелых и успешных коллег из Долины. А с изобретением компьютера Macintosh, который был выпущен в 1984 году, Джобс стал чем-то бо́льшим: символом нового поколения.

Но все начало рушиться. В 1983 году, пытаясь найти главу быстрорастущей Apple Computer, что было вне его бизнес-компетенции, Джобс нанял президента PepsiCo Джона Скалли в качестве генерального директора. Джобс был убежден, что сможет контролировать Скалли, оставаясь при этом де-факто лидером компании. Но Стив Джобс обладал слишком разрушительной силой внутри компании, и никто, кроме Джобса, не удивился, когда оказалось, что Скалли – более опытный корпоративный политик и более сильный соперник. Вскоре Стив Джобс потерял компанию, сооснователем которой являлся и в которой он был самым узнаваемым лицом.

Джобс создал компанию-конкурента, NeXT, можно сказать, в порыве раздражения. Ее продукция была, по крайней мере, столь же инновационной, как продукция Apple, и даже более стильной, но у компании не было шансов на успех. Джобс стал заблудшей душой и рисковал остаться в свои почти тридцать лет некогда успешной, но преданной забвению фигурой в Долине.

Именно в таком душевном состоянии Джобсу требовался наставник, отец, который не только имел представление о том, что такое быть на вершине технологического мира, под пристальным вниманием общественности, но который еще и смог преуспеть. И очень скоро он оказался на ужине у человека, которого боготворил.

Отношения между Стивом Джобсом и Бобом Нойсом были любопытны и интригующи, как и все в жизни Джобса. В конце концов, непростительно эгоистичное поведение Джобса по отношению к своему партнеру (и со-основателю компании) Стиву Возняку в самом начале пути Apple значило то, что Apple не могла интегрировать модели Intel 8080 и 8086 в Apple I и Apple II. Такое сочетание могло бы изменить ход истории. Вместо этого Apple (а теперь и NeXT) был для Intel конкурентом.

И все же узы Intel с Apple в первые годы существования были очень сильны. В конце концов, третий сооснователь компании, председатель Apple Майк Марккула, был руководителем коммерческой службы Intel. Реджис Маккенна, специалист по рекламе и гуру маркетинга, теперь стал еще более известным, занимаясь тем же самым в Apple. И, конечно, Энн Бауэрс стала очень близка с Джобсом в годы их совместной работы в компании. Боб иногда отзывался об Apple, как ее описывал Марккула: «Приходи в Apple и просто околачивайся здесь. Зайди в лаборатории и спроси у парней, чем они занимаются».

Пожалуй, Джобс не был самым желанным гостем у Нойса. Нойсу нравилось проводить с ним время. Однако он был слишком умен, слишком стар и слишком известен, чтобы попасть под обаяние Джобса – с его целеустремленностью и бахвальской «зоной искажения реальности». Оглядываясь назад, Боуэрс поведает Лесли Берлин, что Боб относился к Джобсу как к «ребенку, но не был с ним слишком строг. Он разрешал ему бывать у нас, приходить без приглашения. Иногда мы угощали его чем-нибудь и брали с собой на мероприятия либо покататься на лыжах в Аспене».

Нойс даже пригласил Джобса прокатиться с ним на гидроплане. Эта поездка чуть не стала трагедией, когда Нойс случайно заблокировал шасси, пытаясь сесть на озеро. Затем, когда они попытались приземлиться на взлетной полосе, гидроплан чуть не перевернулся. Только первоклассные навыки Нойса как пилота спасли их от верной гибели. «Когда все это случилось, – вспоминал Джобс, – я представлял себе, как в газетах появятся заголовки: Нойс и Джобс погибли в авиакатастрофе!»

Энн Боуэрс вспоминает, что находиться в компании Джобса было захватывающе, но изнурительно, потому что казалось: он не знает границ. Он мог прийти без приглашения, позвонить в полночь, потому что ему в голову взбрела какая-то идея, и в целом вел себя так, будто решительно не ценил личную жизнь других. Боб даже однажды ночью, когда Джобс опять названивал, сказал Энн: «Если он еще раз так поздно позвонит, я убью его». Но в следующую ночь снова поднял трубку.

Казалось, Джобс хотел не какого-то определенного совета от умудренного опытом человека; Боб в любом случае знал недостаточно о персональных компьютерах, чтобы давать советы. Джобсу хотелось иметь представление о том, как жить и как преуспеть в Долине и быть любимым, а не отвергнутым. Быть предметом почитания, а не насмешек. Джобс вспоминал: «Боб был душой Intel. Я хотел подышать атмосферой чудесной второй эпохи в Долине, в которой полупроводниковые компании будут шагать навстречу компьютерной эре».[257]

Теперь у Нойса было два «приемных» сына – Джерри Сандерс и Стив Джобс. И у него с ними были более близкие отношения, чем с собственным сыном, который все еще злился на отца из-за развода с матерью.

 

Глава 44. Герой дня

В 1986 году, вслед за успехом международного торгового векселя и отступления японской полупроводниковой индустрии, американские компании—производители микросхем провели ряд совещаний под покровительством SIA, руководимые Чарли Спорком из National Semi. На них обсуждалась необходимость создания своего рода совместного предприятия – для разработки передового дизайна, производства и инструментов контроля качества. Хотелось получить уверенность в том, что американская полупроводниковая индустрия никогда не сядет в лужу, как это случилось на презентации продуктов HP в 1979 году. К маю 1987 года они предложили (а SIA одобрила) бизнес-план по созданию Sematech – консорциума, целью которого станет восстановление потерянного Америкой лидерства в обладании производственными инструментами, оборудованием и технологиями для полупроводниковой индустрии.

Пожалуй, подобных исследовательских консорциумов, поддерживаемых правительством и управляемых индустрией, никогда не существовало. Конгресс – опьяненный победой в торговой войне с Японией и желающий поддерживать контакт с такой процветающей индустрией, как полупроводниковая промышленность, – очевидно, был рад выделить 500 млн долларов (по 100 млн долларов в год в течение 5 лет) для осуществления задуманного.

И все же в этой идее был существенный недостаток. Национальный научный фонд полагал, что индустрия микросхем «преувеличивает» свои проблемы, но тем не менее согласился на создание консорциума. Белый дом также отнесся к этой идее со скепсисом, однако Научный совет проголосовал «за» с разрывом в один голос. В Конгрессе некоторые члены Палаты представителей, которые были на стороне, противоположной традиционному противоправительственному консерватизму Долины, были недовольны резкой переменой в желании некоторых ключевых фигур индустрии бежать в Вашингтон с протянутой рукой. «Большинство из них – правые республиканцы… которые, по сути, против вмешательства правительства. Но когда они попадают в беду, потому что вели себя как идиоты, они бегут к нам за помощью».[258] Washington Post уделяла особое внимание постоянным поездкам Нойса в столицу с целью подстегнуть законодателей, отмечая, что этот легендарный сторонник предпринимательства и индивидуализма был «в Вашингтоне с протянутой рукой».

Эти комментарии, несомненно, были неприятны. Боб Нойс понимал, что его нынешние действия противоречили его позиции в отношении федерального правительства, так что это было лицемерно с его стороны. С другой стороны, он был ярым патриотом; он считал, что японцы вели нечестную игру и он должен был сделать все необходимое, чтобы сохранить американскую полупроводниковую индустрию, пресекая подобные незаконные нападки. Более того, Нойса едва ли можно назвать доктринером. В конце концов, на начальном этапе Fairchild он заключал контракты в сфере обороны и авиакосмической промышленности и не питал иллюзий о значимости федерального правительства в создании Кремниевой долины. И если Intel, последовав за HP, отстранялась от контрактов с правительством в пользу торговых и потребительских рынков, то такое решение было деловым, а не философским.

Вместе с тем действительно неприятно становилось, когда представители индустрии полупроводников ополчились против Sematech. Организатором контратаки был Турман Джон («Ти Джей») Роджерс, вспыльчивый и горластый основатель Cypress Semiconductor, которая располагалась всего в нескольких кварталах от Intel. Ти Джей, чья известность (причем печальная) как самой прямолинейной фигуры в Долине пришлась на этот момент, представлял новое поколение компаний – производителей микросхем. Многие из них работали без собственных фабрик, специализируясь на заказных или узкофункциональных микросхемах. Ти Джей проводил пресс-конференции и появлялся на экранах телевизоров, колко выражаясь о Sematech, как о «эксклюзивном сельском клубе» для крупных компаний – производителей микросхем, которые никогда не поделятся своими поддерживаемыми правительством исследованиями с компаниями небольшими.[259]

У Ти Джея было два простых аргумента. Во-первых, Кремниевая долина (и в особенности индустрия микросхем) прекрасно справлялась без вмешательства правительства – и непонятно, почему теперь она должна открывать дверь федералам и позволять им вмешиваться в это? Во-вторых, если федеральное правительство так жаждет вложить несколько сотен миллионов долларов, чтобы выручить производство полупроводников в Штатах, почему бы не разбить эти деньги на 10-миллионные транши и не использовать их под присмотром SIA в качестве венчурных инвестиций в стартапы, нацеленные на преодоление низкой производственной мощи? Тогда бы именно рынок держал под строгим контролем такие компании, рынок избрал бы победителей – как и раньше.

Двадцать пять лет спустя, когда жители Долины наблюдали, как Air Force One регулярно приземляется в Области залива, как приходится уступать дорогу президентской автоколонне, направляющейся на ужин с директорами Долины (первый такой ужин был у Реджиса Маккенны, в его доме в Саннивейле, на который был приглашен президент Клинтон), стало очевидно, что первый аргумент Ти Джея был очень точным.

Касательно второго аргумента Роджерса можно сказать, что он нес разрушительный эффект, поскольку слова Ти Джея звучали совсем как слова Нойса, более того, даже Нойс не смог бы сказать лучше. Однако Нойс, что бы он там ни думал, предпочел выражать не свое собственное мнение, а мнение индустрии. В конечном итоге Sematech получила финансирование, и в Остине, штат Техас, началось строительство. Благодаря своему общественному признанию, но и ценой своей репутации Нойс опять победил.

 

Глава 45. Джаггернаут

В 1988 году Intel вырвался из пут. Выручка за 1987 год составила 1,9 млрд долларов – скачок на 51 % по сравнению с предыдущим годом. БУльшая часть этой прибыли пришлась на второе полугодие, а это означало, что скоро произойдет еще один всплеск.

И Intel был к этому готов. Модели 80286 заполонили фабрики компании по всему миру, насыщая, казалось бы, ненасытный спрос на персональные компьютеры. Он существенно подкреплялся бумом новых приложений, начиная от текстовых редакторов до электронных таблиц и игр. Но особую роль сыграла Microsoft Windows 2.0, обновленная версия революционной операционной системы Windows, появившейся в 1985 году. Первый Windows уже де-факто стал стандартом для компьютеров Wintel по всему миру, однако вторая версия свела этот стандарт на нет, когда по всему миру огромные толпы собирались с ночи у магазинов в надежде приобрести эту операционную систему.

Пока бизнес микропроцессоров вовсю процветал, Intel обратил на сей раз свое внимание на микроконтроллеры. В один апрельский день Intel объявил «Большой взрыв», выпустив шестнадцать новых видов продукции и средств разработки для приложений встроенного управления. Этим объявлением Intel изложил еще одну точку зрения: большинство компаний представляют один продукт за раз, чтобы предать его огласке с наибольшим эффектом. Иногда, если речь идет о двух менее важных продуктах или двух важных, но взаимосвязанных продуктах, которые могут привлечь внимание друг к другу, компания «связывает» их вместе в виде двойного объявления. Но с наступлением «Большого взрыва» Intel поведал миру, что у него было столько новшеств в бизнесе микроконтроллеров, что ему ничего не остается, как представить их все вместе, сделав одно громогласное, производящее фурор на рынке объявление. Это можно назвать самоуверенностью, перерастающей в заносчивость. Таков был Intel при Энди Гроуве. И это сработало. После «Большого взрыва» никто не сомневался, что Intel владел рынком контроллеров.

Второй рывок Intel совершил в 1988 году, в очередной раз продемонстрировав свою самоуверенность. Intel решил вернуться в бизнес производства схем памяти, из которого когда-то вышел.

Тут впору вспомнить Джаггернаута (на самом деле – Джаганнатха, одно из имен Кришны), идущего напролом, не обращая внимания на препятствия. По правде говоря, Intel по-настоящему никогда и не уходил из этого бизнеса. Да, он вышел из крупнейшего бизнеса – производства оперативной памяти, – но все еще сохранял небольшой сектор производства схем EPROM, в основном потому, что такие схемы использовались для нужд микропроцессоров. Теперь, при таком ошеломляющем повороте событий после торговой войны в начале десятилетия, Intel обратил внимание на новейшую технологию, разрабатываемую компанией Toshiba – память, – и не только завладел этой технологией, но и улучшил ее в отношении производительности, цены и изготовления.

Преимущество флеш-памяти заключалось в том, что устройства сохраняли данные даже тогда, когда не было подачи электропитания, и в то же время данные можно было стирать. Изначально флеш-память привлекла производителей встроенных систем, потому что технология упрощала процесс обновления существующего аппаратного обеспечения за счет простого изменения или обновления программного обеспечения. Но через несколько десятков лет, когда судьба флеш-устройств начнет соприкасаться с кривой Закона Мура, появилась реальная возможность заменить магнитную память (дисковые накопители) устройствами флеш-памяти. Эти устройства работали быстрее, были легче, потребляли меньше энергии и были более приспособлены для ежедневных нужд, при этом оставаясь почти тех же или меньших размеров. Прорыв в сфере устройств память, в которых флеш-память пришла на смену жестким дискам (как в свое время жесткие диски заменили магнитный сердечник), останется почти незаметным для всего мира. Вплоть до 2005 года, когда этот прорыв ворвется в сознание людей с появлением Apple iPod nano. Именно сочетание флеш-памяти и нового поколения микропроцессоров, ориентируемых на мобильные устройства, в совокупности с экраном с высоким разрешением открыло дорогу буму смартфонов, который вскоре и последовал.

В начале 90-х Intel уже мог видеть очертания своего будущего. Как сказал вице-президент группы полупроводниковой продукции Intel Дик Пэшли: «…похоже, что материальные технологии в конечном итоге приведут к устареванию дисковых накопителей в мобильных системах… Замена дисковых накопителей была радикальной идеей пять лет назад, и люди относились к ней со скепсисом. Невероятно самоотверженная и креативная команда уцепилась за это идею, и сегодня люди в нее верят».

Как и в случае DRAM, флеш-память оказалась скрытым денежным ресурсом Intel. Пока весь мир устремлял взор на его известный бизнес микропроцессоров, Intel почти двадцать лет, не спеша, развивал мощности своих карт памяти, находя все большее число клиентов и получая большую прибыль. И только в начале нового тысячелетия, когда компания осталась удовлетворена тем, что владеет этим бизнесом, появился конкурент – южнокорейский гигант Samsung. Он нарушил покой Intel. Тем не менее в последующие годы флеш-память была не только верным источником средств, но также площадкой, на которой компания сделала один из крупнейших – и наименее известных – вкладов в электронную революцию и эру Интернета.

Глава 46. Эмпиреи

Через несколько месяцев после создания, со штатом более двухсот человек, Sematech уже попала в серьезные неприятности. Проблема заключалась в том, чтобы найти генерального директора, который мог бы этим заниматься и обладал необходимыми навыками, чтобы справиться с такой сложной работой. Как сообщает New York Times:

«Консорциум пытался нанять опытного руководителя из лидеров одной из компаний-членов. Но компаниям не хотелось расставаться с ключевыми кадрами, и они создавали условия как можно привлекательней, чтобы те не покидали свои посты. Это затруднение можно рассматривать как признак того, что 14 компаний-членов в меньшей степени готовы были предложить рабочую силу для общего блага, чем это изначально было заявлено».

«Sematech может пострадать, если мы не найдем кого-нибудь», – говорит Роберт Нойс, вице-председатель корпорации Intel и член комитета из трех человек, занимающегося поиском генерального директора.

Неспособность индустрии найти лидера для столь расхваливаемого исследовательского консорциума разочаровывает Министерство обороны, которое ручается за половину расходов и предстоящее планирование проекта, как заявляют официальные представители правительства и индустрии».[260]

Крупные компании полупроводниковой индустрии поддержали идею индустриального консорциума, даже если это значило, что им нужно переспать с федеральным правительством. Поддержали, но при условии, что они получают конкурентное преимущество и не жертвуют ничем, кроме денег. Между тем ожидания Вашингтона были иными: это был крупный эксперимент в виде совместного с государством предприятия, и имидж правительства в глазах избирателей зависел от его успеха. Неудивительно, что правительство ожидало от полупроводниковой индустрии ставить на кон не меньше, чем поставило само правительство.

Пока напряжение возрастало, для всех было очевидно, кто должен управлять Sematech. Боб Нойс провел целую кампанию, чтобы воплотить данный консорциум в реальность, он был единственным (помимо Гордона Мура), кого все уважали в Вашингтоне, Кремниевой долине, Финиксе и Далласе, и, что наиболее важно, он, похоже, больше ничем и не занимался.

Такое давление поставило Боба в затруднительное положение. С одной стороны, он выстоял, хотя и противоречил своей давно устоявшейся позиции сторонника свободного рынка, поддерживая совместный с государством промышленный консорциум. Также хорошим аргументом было то, что он сделал более чем достаточно для индустрии и просто отстранился от надвигающейся катастрофы. Никто не мог его упрекнуть в том, что вся полупроводниковая промышленность не может найти ни одного руководителя, который вызвался бы этим заниматься. Он свою роль уже сыграл, и сыграл блистательно.

С другой стороны, его имя было синонимично Sematech. Он публично выступал по поводу ключевой роли гендиректора для консорциума. Если бы Sematech сейчас потерпела крах, карьера Нойса (которому сейчас было шестьдесят) завершилась бы провалом.

В конце концов, это все отошло на второй план, и все, о чем Нойс мог думать, свелось к чувству долга. Какие бы взгляды он ни разделял, в какую бы неразбериху ему ни пришлось бы окунуться, Боб поклялся, что Sematech добьется успеха. Если никто не хочет занять пост, он сделает это сам.

«Вся страна взяла на себя обязательство воплотить эту идею, – поделился Боб в своем интервью. – Я понимал, что, если останусь равнодушным в тот час, когда я больше всего нужен, я подведу американскую нацию».

Кремниевая долина была поражена таким заявлением. San Jose Mercury-News напечатала эту историю на передовице. Боб Нойс являл собой Кремниевую долину. И теперь он направлялся в Остин, чтобы руководить неблагодарным проектом под надзором правительства. Ну да, цель проекта – помощь компаниям—производителям микросхем, большинство из которых расположено за пределами Долины. Но для такого великого человека это казалось пустой тратой времени.

Разумеется, не вся страна разделяла такое мнение. Если бы Боб Нойс взялся за эту работу, тогда Sematech, несомненно, стала бы весомой. Ее ждал бы успех, потому что Боб Нойс не знал неудач. В самом деле, новость о том, что Нойс занял пост генерального директора, моментально оказала воздействие на сломленный дух работников Sematech. Газета New York Times писала: «Сотни инженеров, которые сначала отклонили затею, посчитав ее выходящей за рамки, теперь не хотели упускать шанс там работать».[261]

То, с чем встретился Нойс, прибыв в Остин, было куда хуже, чем он предполагал. «Хотя д-р Нойс и был связующим элементом, членов консорциума было сложно сплотить. Культурные различия иногда казались непреодолимыми среди 250 человек, которых направили работать в Sematech их компании (остальные 450 были постоянными сотрудниками Sematech). Работникам из I.B.M., «белым рубашкам», был неприятен стиль работы более неформальных калифорнийцев из AMD, A.T. & T., отличавшихся скрытностью и нежеланием делиться своими мыслями. Сотрудники Intel были слишком грубыми».[262]

Атмосфера разногласий была даже пострашнее той, что наблюдал Нойс в последние дни Fairchild. В отчаянии он обратился за помощью к своему старому знакомому из Марин-Каунти, Биллу Дэниелсу, специалисту по организации заседаний, который помогал ему с некоторыми из его начальных проектов. Со временем тандем Нойса и Дэниелса, с его групповыми учениями (напоминающими сотрудникам Sematech, что они все еще были в состоянии экономической войны с Японией), постепенно начал менять дело. Сотрудники стали работать сплоченнее и дали начало особой культуре Sematech. Командный дух и чувство долга усиливались благодаря новому внешнему виду предприятия, которое было выкрашено в красные, белые и синие тона – и которое Times сравнила с тренировочным лагерем олимпийской сборной США.

И вновь Нойс преуспел. В самом деле, Sematech жива по сей день. Она еще никогда не была настолько способной к преобразованиям, насколько это могли себе представить первые ее инициаторы, и уж ее никак не ждал провал, предсказывавшийся ее противниками.

Журнал Technology Review Массачусетского технологического института оценил Sematech в 2011 году следующим образом: «До появления Sematech требовалось на 30 % больше средств на исследования и разработку, чтобы добиться минимизации габаритов нового поколения микрочипов, заявляет Г. Дэн Хатчесон, генеральный директор VLSI Research. Эти цифры упали до 12,5 процента вскоре после пришествия Sematech, а с тех пор упали до одноразрядных значений. Также немаловажен тот факт, что Sematech в начале 90-х задалась целью сократить срок минимизации габаритов с трех лет до двух. Индустрия этим занималась с середины 90-х, ускоряя инновационные процессы в сфере электроники и тем самым увеличивая экономические обороты».[263]

Technology Review сделал вывод, что «Sematech стала эталоном того, как индустрия и правительство могут сотрудничать, чтобы восстановить производство – или дать толчок новым сферам промышленности».[264]

В то время, когда вышла в свет эта статья, крупнейшей из забот Sematech было улучшение производственных процессов в гелиотехнологиях. Парадокс в том, что в числе участников были те самые японские компании, ради победы над которыми Sematech была основана.

Это была великая (даже если и не признанная большинством) победа для Боба Нойса, но она досталась великой ценой. Он часто проводил будни в Остине и затем летел обратно в Лос-Альтос, чтобы заседать на разных мероприятиях и благотворительных вечерах в Долине. Теперь ему не хватало времени на его привычные вылазки на лыжах или на его полеты на самолетах, хотя он почти каждый день плавал у себя дома в Остине. К сожалению, из-за стрессового характера работы он вновь стал заядлым курильщиком.

В одну из поездок в Область залива, в которой он выступал с речью о Sematech, он нашел время на интервью в одном местном телешоу. До начала съемки он сел в свое кресло и рассказал ведущему, которого очень хорошо знал, что всегда рад вернуться в Долину, даже на несколько дней. Он шутил, что теперь чувствует себя техасским ковбоем, потому что ему нужно «стряхивать дерьмо с ботинок» перед тем, как приземлиться в Области залива.[265] Он гордился тем, чего добился в Sematech, его распирало от гордости за Intel, и было видно, что он задумывался о новой главе своей жизни. Стив Джобс, как только узнал, что Нойс приехал, пригласил его к себе домой на ужин, сгорая от желания познакомить его со своей невестой и узнать его мнение. Они болтали до трех часов ночи.

Как и любой коллектив людей, работавших когда-либо с Бобом Нойса, коллектив Sematech просто обожал его. И, когда в San Jose Mercury-News появилась статья со словами исполнительного директора компании по производству полупроводникового оборудования: «американцам нужен кумир», и «этот пьедестал занял Нойс», сотрудники компании решили устроить Бобу по его возвращении вечеринку. Они придумали нарядиться в футболки с этой цитатой, его фотографией, подписью БОБ НОЙС, КУМИР ПОДРОСТКОВ. Sematech официально объявила 1 июня 1990 года днем Боба Нойса.

Несомненно, для Нойса такое событие было сюрпризом и очень ему льстило, не говоря уж о возможности пофотографироваться с симпатичными сотрудницами.

Это было в пятницу. В субботу он провел несколько заседаний у себя дома, чтобы наверстать упущенное. В воскресенье он, как всегда, поплавал с утра. Затем, почувствовав усталость, он зашел в дом, лег на диван… и умер.

 

Глава 47. Пловец

Новость, которая долетела до Кремниевой долины в утро того воскресенья, была настоящим ударом, от которого Долина никогда так и не смогла оправиться. Таких ужасающих новостей Долина не знала ни до, ни после. Даже смерть Стива Джобса, из-за ее предсказуемости, не была настолько шокирующей. Сегодня даже самые молодые программисты, работающие в Twitter или Facebook, которым имя Роберта Нойса ни о чем не говорит, все еще ощущают последствия его смерти.

Кремниевую долину устраивало то, что Боб Нойс был ее представителем. Предполагалось, что «мэр Кремниевой долины» прослужит в своей неофициальной роли еще двадцать лет, пока не станет Великим Старцем Электроники, как Паккард до него. Но теперь, когда его не стало… никто так и не занял его место. В своем поколении Боб был единственным, кому эту роль можно было доверить. Ключевые фигуры следующего поколения, такие как Джобс или Эллисон, были просто не способны представлять чьи-то интересы, кроме своих собственных. И к тому времени, когда настала эра Интернета и Web 2.0, Долина распалась на столь много разрозненных индустрий, что люди едва знали друг друга, не говоря уж о том, чтобы они могли решить, кого сделать лидером или представителем их интересов.

В последние десять лет жизни Бобу Нойсу удалось сплотить Долину так, как она не была сплочена никогда. И почти в ту же секунду, когда пришла весть о его безвременной кончине, она вновь начала трещать по швам. Его «дети» из Fairchild были Нойсу действительно как дети, и без Боба некому было играть роль посредника и миротворца. Это было особенно очевидно в судебных разбирательствах между Intel и AMD, а если быть точнее – между Энди Гроувом и Джерри Сандерсом. Они по прошествии времени только усугублялись и усложнялись.

Новость о смерти Боба Нойса особенно сильно повлияла на тех, кто лично знал его, – на друзей, старых коллег по Fairchild, конкурентов, работников Intel, старых друзей из Гриннелла и его детства, даже на тех, с кем он, будучи в Вашингтоне, общался недолго, но на которых его личность оставила отпечаток. Казалось невозможным, чтобы Боб, полный бодрости и здоровья, продумывающий свою следующую вылазку на лыжах, готовящийся к новому великому делу в своей жизни, мог умереть от сердечного приступа. Джерри Сандерс не сдерживал слез, даже суровый Чарли Спорк был шокирован и едва мог говорить. Стив Джобс, казалось, был убит горем, брошен и потерян. Даже год спустя, когда Гордон Мур, партнер Боба на протяжении более двадцати лет и земляк на протяжении более тридцати лет, пытался заговорить о своем друге, в его глазах вставали слезы, ему тут же становилось трудно говорить.

Утром понедельника работники Intel по всему миру пришли на работу уже в совсем иную компанию, чем еще в прошлую пятницу. Они собирались в группки и разговаривали. Многие плакали. Неделю спустя более тысячи человек присутствовали на поминальной службе по Нойсу в Остине. Еще сотня собралась на поминки в Японии.

В Сан-Хосе в официальный день Боба Нойса крупнейшую площадку в Южном Заливе, Гражданский Зал, заполнили две тысячи обитателей Долины, пришедших на поминальную службу, организованную братом Боба – Гейлордом. После службы заплаканная толпа вышла на крыльцо к аллее. Они могли наблюдать, как сотни красных и белых воздушных шаров улетали в небо. Затем, с диким ревом, в сотне футов над их головами пролетел новенький Cessna Citation, на котором Бобу так и не удалось полетать, – как дань уважения. Для многих людей этот момент стал самым запоминающимся.

Президент Джордж Буш-старший позвонил Энн Бауэрс и выразил свои соболезнования, словно Боб был главой государства. Многие сенаторы и конгрессмены опубликовали свои воспоминания о Бобе в Congressional Record. Министр обороны и будущий вице-президент Дик Чейни назвал Боба «национальным достоянием». Газеты по всему миру подготовили подробные некрологи для читателей, многие из которых впервые услышали имя этого человека лишь несколько лет назад. Правда, одно из информагентств напечатало чужую фотографию к статье. И в тот вечер, к удивлению миллионов зрителей, которые никогда не слышали о Нойсе, Питер Дженнингс, ведущий вечерних новостей ABC и тайный поклонник техники, посвятил небольшую часть передачи Бобу Нойсу. В начале того же года он назвал Нойса Персоной Недели и прославлял его, а вот теперь объявлял о его кончине.

San Jose Mercury-News напечатала специальное приложение на четыре страницы, посвященное Бобу Нойсу в день похорон. Его содержание было наполнено восторженно-хвалебными отзывами от людей разных классов – начиная с его старого профессора Гранта Гейла и Гордона Мура и заканчивая кассиром в банке, который обрабатывал чек, когда Боб покупал один из своих самолетов.

Официальный комментарий Apple Computers, несомненно, с подачи Стива Джобса, произвел, пожалуй, самый мощный эффект. «Он был одним из гигантов Долины, который был примером и стимулом для всего, чем мы хотели бы стать. Он был величайшим изобретателем. Величайшим борцом. Величайшим предпринимателем».

Журнал Upside, самый популярный (и известный своей бесцеремонностью) деловой журнал в Долине, отступился от своего обычного стиля:

«Когда он заходил в комнату, создавалось невероятное ощущение силы и власти. Он не казался ни скромным – он прекрасно осознавал свою значимость в истории, – ни заносчивым. Он был самим собой; слегка сдержан и совершенно непостижим для всех, кроме самых близких. Можно было только понять, когда он злится или находится в процессе обдумывания. Тогда создается ощущение, что его глаза темнеют и буравят ваш лоб так, что вас прижимает к креслу.

Но, пожалуй, лучший способ охарактеризовать Боба Нойса для тех, кто никогда его уже не встретит, это сказать, что он прежде всего – пловец. И этот факт больше, чем какое-либо другое его достижение, может стать самой яркой характеристикой этого человека. В плавании заключена целостность действий, сбалансирование использования всех своих частей тела, желание достичь идеального движения и необходимое одиночество.

Доктор Нойс участвовал в соревнованиях по нырянию в Гриннеллском колледже, нырял с аквалангом всю свою жизнь и превратил задний двор своего дома в Лос-Альтосе в рай для пловца. Даже его ненасытное желание кататься на лыжах по всему миру шло в унисон с его любовью к воде и плавности движений.

Боб Нойс провел бо́льшую часть своего недолгого свободного времени плавая, и, с какой-то благородной соразмерностью, его смертоносный сердечный приступ случился после его утреннего плавания. Можно представить его проплывающим последние круги в бассейне, готового хоть всю жизнь отрабатывать свои гребки и движение в воде, пока не останется всего лишь небольшая рябь на поверхности. И можно представить, как в это судьбоносное утро Бобу Нойсу, как обычно, казалось, не составляло это труда».[266]