С) Переход сути дела в существование

 

Абсолютно необусловленное есть абсолютное основание, тождественное со своим условием, непосредственная суть дела как истинно существенная. Как основание она отрицательно соотносится с самой собой, делается положенностью, но такой положенностью, которая и с той, и с другой своей стороны есть полная рефлексия и тождественное в них с собой отношение формы, [т. е. такое], каким оказалось ее понятие. Вот почему эта положенность есть, во‑первых, снятое основание, суть дела как лишенное рефлексии непосредственное – сторона условий. Эта сторона есть целокупность определений сути дела – сама суть дела, но ввергнутая во внешность бытия, восстановленная сфера бытия. В условии сущность освобождает единство своей рефлексии‑в‑себя как такую непосредственность, которая, однако, имеет теперь определение – быть обусловливающей предпосылкой и составлять по существу своему лишь одну из сторон сущности. – Вот почему условия – это все содержание сути дела так как они необусловленное в форме бесформенного бытия. Но благодаря этой форме они имеют еще и другой вид, нежели определения содержания, каково содержание в сути дела как таковой. Условия являют себя как лишенное единства многообразие, смешаны с внесущественным и с другими обстоятельствами, не принадлежащими к сфере наличного бытия, поскольку оно образует условия этой определенной сути дела. – Для абсолютной неограниченной сути дела условием служит сама сфера бытия. Основание, возвращающееся в себя, полагает ее как первую непосредственность, с которой оно соотносится как со своим необусловленным. Эта непосредственность как снятая рефлексия есть рефлексия в стихии бытия, которое, стало быть, как таковое развивается в нечто целое; форма как определенность бытия разрастается и потому являет себя как многообразное содержание, отличное от рефлективного определения и безразличное к нему. Несущественное, которое сфера бытия имеет в самой себе и которое она, поскольку она условие, сбрасывает с себя, есть та определенность непосредственности, в которую погружено единство формы. Это единство формы как отношение бытия есть в бытии прежде всего становление, переход одной определенности бытия в другую. Но становление бытия – это, далее, становление сущности и возвращение в основание. Следовательно, наличное бытие, составляющее условия, в действительности не определяется чем‑то иным как условие и не используется этим иным как материал, а делается через само себя моментом чего‑то иного. – Далее, его становление не означает, что оно начинает с себя как с поистине первого и непосредственного; его непосредственность – это лишь предположенное, а движение его становления – действие самой рефлексии. Истина наличного бытия состоит поэтому в том, что оно есть условие; его непосредственность имеет место (ist) лишь через рефлексию отношения основания, полагающего само себя как снятое. Тем самым становление, подобно непосредственности, есть лишь видимость необусловленного, поскольку необусловленное предполагает само себя и имеет в этом предполагании свою форму; поэтому непосредственность бытия по существу своему есть лишь момент формы.

Другая сторона этой видимости необусловленного – это отношение основания как таковое, определенное как форма в противоположность непосредственности условий и содержания. Но она форма абсолютной сути (der Sache), которая имеет в самой себе единство своей формы с самой собой или свое содержание и которая, определяя содержание как условие, в самом этом полагании снимает его разность и превращает его в момент; точно так же и, наоборот, как лишенная сущности форма, она сообщает себе в этом тождестве с собой непосредственность устойчивости. Рефлексия основания снимает непосредственность условий и соотносит их, делая их моментами в единстве сути дела; но условия – это предположенное самой свободной от [внешних] условий сутью дела, и, следовательно, тем самым она снимает свое собственное полагание; иначе говоря, этим ее полагание непосредственно делает само себя и становлением. – Поэтому и то и другое – одно единство; движение условий в них самих – это становление, возвращение в основание и полагание основания; но основание как положенное, т. е. как снятое, есть непосредственное. Основание соотносится с самим собой отрицательно, делается положенностью и основанием условий; но лишь тем, что непосредственное наличное бытие определяется таким образом как нечто положенное, основание снимает его и делается основанием. – Таким образом, эта рефлексия есть опосредствование свободной от [внешних] условий сути дела с собой через свое отрицание. Или, вернее, рефлексия необусловленного есть, во‑первых, предполагание, но это снятие ее самой есть непосредственно определяющее полагание; во‑вторых, она тем самым есть непосредственно снятие предположенного и спонтанный процесс определения; вот почему этот процесс определения есть в свою очередь снятие полагания и становление в самом себе. В этом становлении исчезло опосредствование как возвращение к себе через отрицание; оно простая, имеющая видимость внутри себя рефлексия и лишенное основания абсолютное становление. Движение сути дела, состоящее в том, что ее полагают, с одной стороны, ее условия, а с другой – ее основание, есть лишь исчезание видимости опосредствования. Полагание сути дела есть, стало быть, выступление, простой выход (Herausstellen) в существование, чистое движение ее к самой себе.

Когда налицо все условия какой‑нибудь сути дела, она вступает в существование. Она есть раньше, чем она существует, а именно, она есть, во‑первых, как сущность или как необусловленное; во‑вторых, она обладает наличным бытием или определена, и определена рассмотренным выше двояким образом: с одной стороны, в своих условиях, а с другой – в своем основании. В своих условиях она сообщила себе форму внешнего, лишенного основания бытия, ибо как абсолютная рефлексия она отрицательное соотношение с собой и обращает себя в свою предпосылку. Это ставшее предпосылкой (vorausgesetzte) необусловленное есть поэтому лишенное основания непосредственное, бытие которого состоит лишь в том, что оно налично как лишенное основания. Таким образом, когда все условия сути дела налицо, т. е. когда целокупность ее положена как лишенное основания непосредственное, это распыленное многообразие становится внутренним в самом себе. – Вся суть дела целиком должна наличествовать в своих условиях, иначе говоря, для ее существования требуются все условия, ибо все они составляют рефлексию; другими словами, наличное бытие, так как оно условие, определено формой; его определения суть поэтому рефлективные определения и с каждым из них существенно положены и другие. Приобретение условиями внутреннего характера – это прежде всего исчезание в основании непосредственного наличного бытия и становление основания. Но тем самым основание есть положенное основание, т. е. в той же мере, в какой оно основание, оно и снято как основание, и есть непосредственное бытие. Следовательно, когда налицо все условия сути дела, они снимают себя как непосредственное наличное бытие и как предпосылку, и точно так же снимает себя основание. Основание оказывается лишь видимостью, которая непосредственно исчезает; это выхождение (Hervortreten) есть тем самым тавтологическое движение сути дела к себе, и ее опосредствование условиями и основанием есть исчезание и условий, и основания. Выхождение в существование потому столь непосредственно, что оно опосредствовано лишь исчезанием опосредствования.

Суть дела возникает из основания. Она основывается или полагается им не так, что основание еще остается внизу; нет, полагание есть движение основания к себе самому и простое его исчезание. Соединяясь с условиями, основание обретает внешнюю непосредственность и момент бытия. Но оно обретает их не как нечто внешнее и не внешним соотношением, а как основание оно делается положенностью, его простая существенность сливается с собой в положенности и есть в этом снятии самого себя исчезание своего отличия от своей положенности и, стало быть, простая существенная непосредственность. Следовательно, основание не остается чем‑то отличным от основанного; истина основывания состоит в том, что основание в нем соединяется с самим собой, и, стало быть, его рефлексия в иное есть его рефлексия в само себя. Вот почему суть дела, подобно тому как она свободна от [внешних] условий, точно так же она есть то, чтó не имеет основания, и выступает из основания, лишь поскольку основание исчезло и поскольку его уже нет, – выступает из того, чтó не имеет основания, т. е. из собственной существенной отрицательности или чистой формы.

Эта опосредствованная основанием и условием непосредственность, ставшая через снятие опосредствования тождественной с собой, есть существование.

 

 

Раздел второй

Явление

 

Сущность должна являть себя.

Бытие есть абсолютная абстракция; эта отрицательность не есть для него нечто внешнее, оно бытие, и ничего другого, кроме бытия, только как эта абсолютная отрицательность. Из‑за этой отрицательности бытие дано лишь как снимающее себя бытие и есть сущность. Но и наоборот, сущность как простое равенство с собой есть также бытие. Учение о бытии содержит первое положение: бытие есть сущность. Второе положение: сущность есть бытие – составляет содержание первого раздела учения о сущности. Но это бытие, которым делается сущность, есть существенное бытие, существование, выхождение (Herausgegangensein) из отрицательности и из внутреннего.

Таким образом, сущность являет себя. Рефлексия – это видимость сущности внутри ее самой. Определения рефлексии замкнуты в единство всецело лишь как положенные, снятые; иначе говоря, рефлексия есть сущность, непосредственно тождественная с собой в своей положенности. Но, будучи основанием, сущность реально определяет себя своей снимающей самое себя или возвращающейся в себя рефлексией; далее, так как это определение или инобытие отношения основания снимает себя в рефлексии основания и становится существованием, то определения формы обретают тем самым стихию самостоятельной устойчивости. Их видимость совершенствуется, переходя в явление.

Определенная сущность (Wesenheit), достигшая непосредственности, есть, во‑первых, существование, а как неразличенное единство сущности со своей непосредственностью – существующее или вещь. Вещь, правда, содержит рефлексию, но отрицательность рефлексии угасла прежде всего в непосредственности вещи; однако, так как основание вещи есть по существу своему рефлексия, то непосредственность вещи снимается; вещь делается положенностью.

Таким образом, вещь есть, во‑вторых, явление. Явление – это то, чтó вещь есть в себе, или ее истина. Но это лишь положенное, рефлектированное в инобытие существование есть также выход за свои пределы в свою бесконечность; миру явления противопоставляется рефлектированный в себя, сущий в себе мир.

Но являющееся бытие и существенное бытие безусловно соотнесены друг с другом. Таким образом, существование есть, в‑третьих, существенное отношение; являющееся обнаруживает существенное, и существенное имеет бытие в своем явлении. – Отношение – это еще неполное соединение рефлексии в инобытие и рефлексии в себя; полное взаимопроникновение обеих есть действительность.

 

Глава первая

Существование

 

Подобно тому как положение об основании гласит: все, чтó есть, имеет основание, иными словами, есть нечто положенное, опосредствованное, точно так же следовало бы выставить положение о существовании и выразить его следующим образом: все, что есть, существует. Истина бытия состоит не в том, чтобы быть некоторым первым непосредственным, а в том, чтобы быть перешедшей в непосредственность сущностью.

Но далее, если было также сказано: все, чтó существует, имеет основание и обусловлено, то следовало бы точно так же сказать: оно не имеет основания и не обусловлено. Ведь существование – это непосредственность, возникшая из снятия опосредствования, осуществляемого через основание и условие, – непосредственность, которая в своем возникновении снимает само это возникновение.

Поскольку здесь можно упомянуть доказательства о существовании бога, то следует заранее сказать, что кроме непосредственного бытия, во‑первых, и, во‑вторых, существования – бытия, возникающего из сущности, есть еще одно бытие, возникающее из понятия, – объективность. – Доказывание есть вообще опосредствованное познание. Разные виды бытия требуют или содержат каждый свой особый вид опосредствования; поэтому и природа доказывания относительно каждого из них также различна. Онтологическое доказательство стремится исходить из понятия; оно кладет в основание совокупность всех реальностей, а затем подводит и существование под [понятие] реальности. Таким образом, это доказательство есть опосредствование, которое имеет характер умозаключения и здесь еще не подлежит рассмотрению. Уже выше мы обратили внимание на возражение Канта против этого доказательства и отметили, что под существованием Кант разумеет определенное наличное бытие, благодаря которому нечто вступает в связь совокупного опыта, т. е. в определение некоторого инобытия и в соотношение с иным. Так, нечто как существующее опосредствовано иным, и существование есть вообще сторона его опосредствования. Но в том, что Кант называет понятием, а именно в нечто, поскольку его берут лишь как просто соотносящееся с собой, иначе говоря, в представлении как таковом, нет его опосредствования; в абстрактном тождестве с собой отброшено противоположение. Онтологическое доказательство должно было бы показать, что абсолютное понятие, а именно понятие бога, приходит к определенному наличному бытию, к опосредствованию, иначе говоря, [должно было бы показать], каким образом простая сущность опосредствует себя с опосредствованием. Это достигается путем указанного подведения существования под его всеобщее, а именно под реальность, которая принимается за нечто посредствующее между богом и его понятием, с одной стороны, и существованием – с другой. – Об этом опосредствовании, поскольку оно имеет форму умозаключения, мы здесь, как сказано, не будем говорить. Но каково поистине это опосредствование сущности с существованием – это ясно из предыдущего изложения. Природа самого доказывания должна быть рассмотрена в учении о познании. Здесь нужно указать лишь на то, что относится к природе опосредствования вообще.

Доказательства бытия бога указывают основание для этого бытия. Основание это не должно быть объективным основанием бытия бога, ибо бытие бога – это бытие в себе и для себя самого. Вот почему это основание есть лишь основание для познания. Тем самым оно в то же время выдает себя за нечто такое, что исчезает в предмете, который сначала являет себя как основанное им. Так вот, основание, почерпнутое из случайности мира, содержит возвращение этой случайности в абсолютную сущность, ибо случайное – это то, что в себе самом лишено основания, и то, что снимает себя. Абсолютная сущность, стало быть, при этом способе [доказательства] на самом деле возникает из того, что не имеет основания; основание снимает само себя, тем самым исчезает и видимость приписанного богу отношения, будто бог – нечто основанное в чем‑то ином. Вот почему это опосредствование – истинное опосредствование. Но указанной доказывающей рефлексии эта природа ее опосредствования остается неизвестной; с одной стороны, она принимает себя за нечто чисто субъективное и тем самым отстраняет свое опосредствование от самого бога, а с другой – именно поэтому не познает, что и как это опосредствующее движение имеет место в самой сущности. Истинное же отношение опосредствования состоит в том, что опосредствование есть и то и другое в «одном», есть опосредствование как таковое, но в то же время, конечно, субъективное, внешнее, а именно внешнее себе опосредствование, которое снова снимает себя в самом себе. В указанном же выше изложении существованию приписывается превратное отношение, так что оно являет себя лишь как опосредствованное или положенное.

С другой стороны, нельзя также рассматривать существование как то, что исключительно непосредственно. Будучи взято в определении непосредственности, постижение существования бога объявлялось чем‑то недоказуемым, а знание об этом существовании – исключительно непосредственным сознанием, верой. Знание якобы должно прийти к тому результату, что оно ничего не знает, т. е. что оно само снова отказывается от своего опосредствующего движения и от встречающихся в нем определений. Это выявилось уже в предыдущем; но следует прибавить, что рефлексия, завершаясь снятием самой себя, по этой причине не дает в результате ничто, так чтобы положительное знание о сущности как непосредственное соотношение с ней было отделено от указанного выше результата и было возникновением из себя, лишь с себя начинающим актом; нет, самый этот конец, это исчезание опосредствования в основании есть в то же время основание, из которого возникает непосредственное. Немецкий язык, как выше было отмечено, соединяет значение этого уничтожения (Untergang) и основания (Grund); так, говорят, что сущность бога есть бездна (Abgrund) для конечного разума. Она действительно такова, поскольку этот разум отказывается в ней от своей конечности и погружает в нее свое опосредствующее движение; но эта бездна, это отрицательное основание есть в то же время положительное основание возникновения сущего, в себе самой непосредственной сущности; опосредствование есть существенный момент. Опосредствование основанием снимает себя, но не оставляет основание внизу так, чтобы возникающее из него было чем‑то положенным, имеющим свою сущность где‑то в другом месте, а именно в основании; это основание как бездна есть исчезнувшее опосредствование, и, наоборот, лишь исчезнувшее опосредствование есть в то же время основание, и лишь благодаря этому отрицанию оно равно самому себе и непосредственно.

Таким образом, существование следует здесь понимать не как предикат или определение сущности, не так, чтобы положение о нем гласило: сущность существует, или обладает существованием, а так, что сущность перешла в существование; существование – это ее абсолютное становление внешней, по ту сторону которого она не осталась. Положение о существовании, следовательно, гласило бы: сущность есть существование; она не отлична от своего существования. – Сущность перешла в существование, поскольку сущность как основание уже не отличается от себя как основанного или поскольку это основание сняло себя. Но это отрицание столь же существенно есть ее полагание или всецело положительная непрерывность самой себя; существование – это рефлексия основания в себя, его тождество с самим собой, достигнутое им в своем отрицании, следовательно, опосредствование, которое положено им самим как тождественное с собой и потому есть непосредственность.

Так как существование – это по существу своему тождественное с собой опосредствование, то оно имеет определения опосредствования в самом себе, но так, что они в то же время рефлектированы в себя и обладают существенной и непосредственной устойчивостью. Как непосредственность, полагающая себя через снятие, существование есть отрицательное единство и внутри‑себя‑бытие; поэтому оно определяет себя непосредственно как нечто существующее и как вещь.

 

А. ВЕЩЬ И ЕЕ СВОЙСТВА

 

Существование как существующее положено в форме отрицательного единства; оно по существу своему есть такое единство. Но это отрицательное единство есть прежде всего лишь непосредственное определение и тем самым «одно» всякого нечто вообще. Но существующее нечто отлично от сущего нечто. Первое есть по существу своему такая непосредственность, которая возникла благодаря рефлексии опосредствования в само себя. Таким образом, существующее нечто есть вещь.

Различают вещь и ее существование, подобно тому как можно различать нечто и его бытие. Вещь и существующее – непосредственно одно и то же. Но так как существование не есть первая непосредственность бытия, а имеет в самом себе момент опосредствования, то определение его как вещи и различение их есть, собственно говоря, не переход, а анализ; и существование как таковое содержит само это различение в моменте своего опосредствования – различие между вещью‑в‑себе и внешним существованием.

 

а) Вещь в себе и существование

 

1. Вещь‑в‑себе – это существующее как существенное непосредственное, имеющееся благодаря снятому опосредствованию, так что для вещи в себе столь же существенно и опосредствование; но указанное различие в этом первом или непосредственном существовании распадается на безразличные определения. Одна сторона, а именно опосредствование вещи, – это ее нерефлектированная непосредственность, следовательно, ее бытие вообще, которое, будучи в то же время определено как опосредствование, есть другое для самого себя, внутри себя многообразное и внешнее наличное бытие. Но оно не только наличное бытие, но и находится в соотношении со снятым опосредствованием и существенной непосредственностью; поэтому оно наличное бытие как несущественное, как положенность. – (Если различают вещь и ее существование, то она возможное, порождение представления или мысли, которое как таковое не должно в то же время [непременно] быть существующим. Однако об определении возможности и о противоположности вещи и ее существования будет сказано позже.) – Но вещь‑в‑себе и ее опосредствованное бытие содержатся в существовании, и оба суть нечто существующее; вещь‑в‑себе существует и есть существенное существование вещи, опосредствованное же бытие есть ее несущественное существование.

Вещь в себе как простая рефлектированность существования в себя не есть основание несущественного наличного бытия; она неподвижное, неопределенное единство именно потому, что ей свойственно определение – быть снятым опосредствованием и потому лишь основой этого наличного бытия. Поэтому и рефлексия как наличное бытие, опосредствующее себя иным, совершается вне вещи‑в‑себе. Вещи‑в‑себе не должно быть свойственно какое‑либо определенное многообразие и потому она обретает такое многообразие лишь будучи вынесена во внешнюю рефлексию, но остается она к нему безразличной. (Вещь‑в‑себе имеет цвет лишь будучи поднесена к глазу, запах– к носу и т. п.) Ее различия – это лишь [различные] отношения к ней чего‑то иного, они определенные соотношения этого иного с вещью‑в‑себе, а не ее собственные определения.

2. Это иное – рефлексия, которая, будучи определена как внешняя, во‑первых, внешня себе самой и есть определенное многообразие. Во‑вторых, она внешня существенно существующему и соотносится с ним как со своей абсолютной предпосылкой. Но оба этих момента внешней рефлексии – ее собственное многообразие и ее соотношение с другой для нее вещью‑в‑себе – суть одно и то же. Ибо это существование внешне лишь постольку, поскольку оно соотносит себя с существенным тождеством как с чем‑то иным. Поэтому многообразие не имеет собственной самостоятельной устойчивости по ту сторону вещи‑в‑себе, а дано лишь как видимость по сравнению с ней, дано в своем необходимом соотношении с ней как преломляющийся в ней рефлекс. Таким образом, разность имеется как соотношение чего‑то иного с вещью‑в‑себе; но это иное вовсе не есть нечто устойчивое само по себе, а дано лишь как соотношение с вещью‑в‑себе; в то же время, однако, оно дано лишь как отталкивание от нее; оно, таким образом, беспрестанное самоотталкивание (der haltlose Gegenstoss) в само себя.

Вещи‑в‑себе, так как она существенное тождество существования, не свойственна эта лишенная сущности рефлексия, которая внутри себя совпадает сама с собой как внешняя для вещи‑в‑себе. Она исчезает в основании и тем самым сама становится существенным тождеством или вещью‑в‑себе. – Это можно рассматривать и так: лишенное сущности существование имеет свою рефлексию в себя в вещи‑в‑себе; оно соотносится с ней прежде всего как со своим иным; но как иное по отношению к тому, чтó есть в себе, оно лишь снятие самого себя и становление в‑себе‑бытием. Тем самым вещь‑в‑себе тождественна с внешним существованием.

Это проявляется в вещи‑в‑себе следующим образом. Вещь‑в‑себе есть соотносящееся с собой, существенное существование; она лишь постольку тождество с собой, поскольку в ней содержится отрицательность рефлексии в самое себя; то, что являло себя как внешнее ей существование, есть поэтому момент в ней самой. Поэтому она есть также отталкивающая себя от себя вещь‑в‑себе, которая, стало быть, относится к себе как к чему‑то иному. Таким образом, имеется теперь несколько вещей‑в‑себе, находящихся между собой в отношении внешней рефлексии. Это несущественное существование есть их отношение друг к другу как к иным; но оно, кроме того, существенно для них самих, иначе говоря, это несущественное существование, совпадая внутри себя сама с собой, есть вещь‑в‑себе, но другая, чем первая; ведь первая есть непосредственная существенность, а эта возникает из несущественного существования. Однако эта другая вещь‑в‑себе есть лишь нечто иное вообще, ибо как тождественная с собой вещь она не имеет никакой дальнейшей определенности относительно первой; она, как и первая, есть рефлексия несущественного существования в себя. Определенность разных вещей‑в‑себе относительно друг друга касается поэтому внешней рефлексии.

3. Эта внешняя рефлексия есть теперь отношение вещей‑в‑себе друг к другу, их взаимное опосредствование как других. Вещи‑в‑себе суть, таким образом, крайние члены заключения, середину которого составляет их внешнее существование, существование, благодаря которому они другие друг для друга и различенные. Это их различие касается лишь их соотношения; они как бы посылают лишь определения от своей поверхности в соотношение [с другими], к которому они как абсолютно рефлектированные в себя остаются безразличными. – Это отношение и составляет целокупность существования. Вещь‑в‑себе соотносится с внешней для нее рефлексией, в которой она имеет многообразные определения; это – ее отталкивание себя от самой себя в другую вещь‑в‑себе; это отталкивание есть ее самоотталкивание (Gegenstoss) в само себя, поскольку каждая из них есть нечто иное лишь как отсвечивающая себя от другой; она имеет свою положенность не в самой себе, а в ином, определена лишь определенностью иного; это иное точно так же определено лишь определенностью первой; но так как обе вещи‑в‑себе тем самым имеют разность не в самих себе, а каждая лишь в другой, то они неразличенные; вещь‑в‑себе, долженствуя относиться к другому крайнему члену как к другой вещи‑в‑себе, относится [к ней как] к чему‑то неразличенному от себя, и внешняя рефлексия, которая должна была бы составлять опосредствующее соотношение крайних членов, есть отношение вещи‑в‑себе лишь к самой себе, иначе говоря, есть по существу своему ее рефлексия в себя; тем самым она в себе сущая определенность, или определенность вещи‑в‑себе. Следовательно, вещь‑в‑себе имеет эту определенность не во внешнем для себя соотношении с другой вещью‑в‑себе и этой другой – с ней; определенность – это не только поверхность вещи‑в‑себе, но и существенное опосредствование ее с собой как с чем‑то иным. – Обе вещи‑в‑себе, которые должны были бы составлять крайние члены соотношения, так как они в себе не должны иметь никакой определенности одна относительно другой, на самом деле совпадают; имеется лишь одна вещь‑в‑себе, относящаяся во внешней рефлексии к самой себе, и ее собственное соотношение с собой как с чем‑то иным и составляет ее определенность.

Эта определенность вещи‑в‑себе есть свойство вещи.

 

b) Свойство

 

Качество – это непосредственная определенность [всякого] нечто, само то отрицательное, благодаря которому бытие есть нечто. Таким же образом свойство вещи есть отрицательность рефлексии, благодаря которой существование вообще есть существующее и как простое тождество с собой – вещь‑в‑себе. Но отрицательность рефлексии, снятое опосредствование само есть по существу своему опосредствование и соотношение, соотношение не с иным вообще в отличие от качества как нерефлектированной определенности, а с собой как с иным; другими словами, такое опосредствование, которое непосредственно есть также и тождество с собой. Абстрактная вещь‑в‑себе сама есть это отношение, возвращающееся в себя из иного, вследствие этого она определена в себе самой; но ее определенность – это такой характер (Beschaffenheit), который как таковой сам есть определение, а как отношение к иному не переходит в инобытие и не подвержен изменению.

Вещь обладает свойствами; они, во‑первых, ее определенные соотношения с иным; свойство имеется лишь как способ взаимного отношения; оно поэтому внешняя рефлексия и сторона положенности вещи. Но во‑вторых, вещь в этой положенности есть в себе; она сохраняет себя в соотношении с иным; следовательно, если существование предается становлению бытия и изменению, то это касается лишь поверхности; свойство не теряется в этом изменении. Вещь обладает свойством вызывать то или другое в ином и лишь ей присущим образом проявляться в соотношении [с другими вещами]. Она обнаруживает это свойство лишь при наличии соответствующего характера другой вещи, но в то же время оно ей присуще и есть ее тождественная с собой основа; это рефлектированное качество называется поэтому свойством. Вещь переходит в нем во внешнее, но свойство при этом сохраняется. Благодаря своим свойствам вещь становится причиной, а быть причиной – значит сохранять себя как действие. Однако здесь вещь есть лишь покоящаяся вещь со многими свойствами, но еще не определена как действительная причина; она лишь в‑себе‑сущая, но еще не полагающая рефлексия своих определений.

Следовательно, вещь‑в‑себе, как выяснилось, есть по существу своему вещь‑в‑себе не только в том смысле, что ее свойства – это положенность внешней рефлексии, но они ее собственные определения, в силу которых она действует определенным образом; она не лишенная определений основа, находящаяся по ту сторону ее внешнего существования, а наличествует в своих свойствах как основание, т. е. она тождество с собой в своей положенности; но в то же время [она наличествует в этих свойствах] как обусловленное основание, т. е. ее положенность есть также внешняя себе рефлексия; она лишь постольку рефлектирована в себя и есть в себе, поскольку она внешня. – Благодаря существованию вещь‑в‑себе вступает во внешние соотношения, и существование состоит в этой внешности; она непосредственность бытия, и вещь поэтому подвержена изменению; но существование есть и рефлектированная непосредственность основания, и потому вещь имеется в себе в своем изменении. – Это упоминание об отношении основания следует, однако, здесь понимать не в том смысле, что вещь определена вообще как основание своих свойств; сама вещность как таковая есть определение основания; свойство не отличается от своего основания и не составляет исключительно лишь положенности, оно основание, перешедшее в свое внешнее, и тем самым оно поистине рефлектированное в себя основание; само свойство как таковое есть основание, в себе сущая положенность, иначе говоря, основание составляет форму тождества свойства с собой; определенность свойства – это внешняя себе рефлексия основания, а целое – это основание, соотносящееся с собой в своем отталкивании и процессе определения, в своей внешней непосредственности. – Следовательно, вещь‑в‑себе существует существенно, а то обстоятельство, что она существует, означает, наоборот, что существование как внешняя непосредственность есть в то же время в‑себе‑бытие.

 

Примечание

[Вещь‑в‑себе трансцендентального идеализма]

 

Уже выше, говоря о моменте наличного бытия, о в‑себе‑бытии, мы упомянули о вещи‑в‑себе и при этом отметили, что вещь‑в‑себе как таковая – это не что иное, как пустая абстракция от всякой определенности; об этой вещи‑в‑себе, разумеется, ничего нельзя знать именно потому, что она абстракция от всякого определения. – После того как вещь‑в‑себе предположена таким образом как то, чтó неопределенно, всякое определение имеется вне ее, в чуждой ей рефлексии, к которой она безразлична. Для трансцендентального идеализма сознание и есть эта внешняя рефлексия. Так как эта философская система переносит всякую определенность вещей и по форме, и по содержанию в сознание, то, согласно этой точке зрения, от меня, от субъекта, зависит то, что я вижу листья дерева не черными, а зелеными, вижу солнце круглым, а не четырехугольным, что для моего вкуса сахар сладок, а не горек, что первый и второй удар часов я определяю как последовательные, а не как рядоположные, что я не определяю первый удар ни как причину, ни как действие второго удара и т. д. – Этому резкому изложению субъективного идеализма непосредственно противоречит сознание свободы, согласно которому я знаю себя скорее как общее и неопределенное, отделяю от себя указанные многообразные и необходимые определения и познаю их как нечто внешнее для меня, присущее лишь вещам. – «Я» в этом сознании своей свободы есть для себя то истинное, рефлектированное в себя тождество, которым, по указанному учению, служит вещь‑в‑себе. – В другом месте я показал, что этот трансцендентальный идеализм не идет дальше ограничения «Я» объектом и вообще не выходит за пределы конечного мира, а меняет только форму предела, остающегося для него чем‑то абсолютным, так как он лишь переводит его из объективного образа в субъективный и то, чтó обыденное сознание знает как многообразие и изменение, относящееся лишь к внешним для этого сознания вещам, превращает в определенности «Я» и совершающуюся в «Я» как в вещи бурную смену этих определенностей. – Теперь же, в данных рассуждениях, противостоят друг другу лишь вещь‑в‑себе и рефлексия, прежде всего внешняя ей; рефлексия еще не определила себя как сознание, равно как и вещь‑в‑себе еще не определила себя как «Я». Из природы вещи‑в‑себе и внешней рефлексии вытекает, что само это внешнее определяет себя как вещь‑в‑себе или, наоборот, становится собственным определением указанной выше первой вещи‑в‑себе. Главный же недостаток точки зрения, на которой стоит указанная философия, состоит в том, что она упорно держится абстрактной вещи‑в‑себе как некоего последнего определения и противопоставляет вещи‑в‑себе рефлексию или определенность и многообразие свойств, между тем как на самом деле вещь‑в‑себе имеет по существу своему эту внешнюю рефлексию в самой себе и определяет себя как вещь, наделенную собственными определениями, свойствами, благодаря чему абстракция вещи – быть чистой вещью‑в‑себе – оказывается неистинным определением.