Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Энгельс и утопические социалистические учения во Франции и англииСодержание книги
Поиск на нашем сайте
В ноябре 1843 г. Энгельс выступает в оуэнистском еженедельнике «Новый нравственный мир и Газета разумного общества» с большой статьей, которая затем была перепечатана (с некоторыми сокращениями) чартистской газетой «Северная звезда». Эта статья — «Успехи движения за социальное преобразование на континенте» — одна из наиболее важных вех на пути Энгельса к научному коммунизму. В начале статьи говорится о широком распространении коммунистических воззрений: «...во Франции насчитывается свыше полумиллиона коммунистов, не считая фурьеристов и других менее радикальных сторонников социального преобразования; в Швейцарии повсюду имеются коммунистические союзы, посылающие своих эмиссаров в Италию, Германию и даже Венгрию; немецкая философия тоже, после продолжительных и мучительных блужданий, пришла, наконец, к коммунизму» (1, 1; 525). Чтобы правильно понять это положение Энгельса, следует учесть, что накануне революции 1848—1849 гг. в западноевропейских странах радикальные элементы буржуазно-демократического движения сплошь и рядом выступали под флагом социализма и даже коммунизма. «В Германии, — указывает В. И. Ленин, — все были тогда коммунистами — кроме пролетариата. Коммунизм был формой выражения оппозиционных настроений у всех и больше всего у буржуазии» (5, 24; 266). 216 Говоря о сотнях тысяч коммунистов, Энгельс отдает дань тому расширительному пониманию социализма и коммунизма, которое было свойственно этой предреволюционной эпохе. Однако незрелость коммунистических воззрений Энгельса не помешала ему увидеть объективное содержание коммунистического движения: «...радикальная революция в общественном устройстве, имеющая своей основой коллективную собственность, стала теперь настоятельной и неотвратимой необходимостью» (1, 1;525). Энгельсу, следовательно, чуждо либеральное толкование социализма и коммунизма, от которого не был свободен и такой мыслитель, как Фейербах *. Энгельс еще не конкретизирует понятие коллективной собственности, не ставит вопроса об обобществлении средств производства. На данной ступени формирования марксизма понятие коллективной собственности даже в такой общей форме вполне удовлетворяет задаче разрыва с буржуазным миросозерцанием, увековечивающим частную собственность во всех ее видах. В предшествующих статьях об Англии Энгельс говорил о радикальной революции, обусловленной особенностями ее исторического развития. Теперь задача коммунистического переустройства общества определяется как интернациональная: «...коммунизм не следствие особого положения английской или какой-либо другой нации, а необходимый вывод, неизбежно вытекающий из предпосылок, заложенных в общих условиях современной цивилизации» (1, 1; 525). Энгельс бесповоротно порывает с буржуазно-демократическими иллюзиями, согласно которым уничтожение сословий, установление гражданских прав и свобод есть завершение исторического процесса освобождения личности. Знакомство с английской буржуазной демократией приводит его к выводу: «Демократия, в конечном счете, как и всякая другая форма правления, есть, на мой взгляд, противоречие в себе самой, ложь, не что иное, как лицемерие (или, как говорим мы, немцы, теология). Политическая свобода есть мнимая свобода, худший вид рабства; она лишь видимость свободы и поэтому в действитель- * Фейербах писал в начале 40-х годов: «К чему сводится мой принцип? К Я и к другому Я, к «эгоизму» и к «коммунизму», ибо и то и другое так друг с другом связаны, как голова и сердце. Без эгоизма у тебя не будет головы, без коммунизма — сердца» (51, 1; 267). 217 ности — рабство. То же и с политическим равенством; поэтому демократия, как и всякая другая форма правления, должна в конечном итоге распасться: лицемерие не может быть долговечным, скрытое в нем противоречие неизбежно выступит наружу; либо настоящее рабство, то есть неприкрытый деспотизм, либо действительная свобода и действительное равенство, то есть коммунизм» (2, 1; 526—527). Совершенно очевидно, что Энгельс говорит здесь о демократии, которая, провозглашая равенство всех членов общества, сохраняет социальное неравенство, эксплуатацию. Главная задача статьи — информация читателей о различных течениях утопического социализма и коммунизма. Энгельс не всегда высказывает свое отношение к каждому из этих течений, так как это потребовало бы более обстоятельного исследования, к которому он лишь приступал. Вслед за критикой буржуазной демократии Энгельс упоминает о французских коммунистах — сторонниках республиканской формы правления. Он излагает также важнейшие идеи книги Прудона «Что такое собственность?». Таким образом, хотя статья и не содержит развернутой постановки вопросов коммунистической теории, ее значение заключается в том, что она раскрывает становление коммунистических воззрений Энгельса. Мы видим, что Энгельс в общем отрицательно относится к сен-симонизму. Его основными пороками он считает мистицизм и нереволюционную постановку экономических проблем, в которой проявляется компромисс с капиталистическим устройством общества *. Энгельс, правда, отмечает в произведениях Сен-Симона и некоторых его учеников яркие искры гения, что, впрочем, не изменяет итоговой оценки: «Сен-симонизм, который, точно сверкающий метеор, приковал к себе внимание мыслящих людей, исчез затем с социального горизонта. Никто о нем теперь не думает, никто о нем не говорит; его время миновало» (1, 1; 527). * «Их экономические принципы, — указывает Энгельс, — также не были безупречны; доля каждого из членов их общин в распределении продуктов определялась, во-первых, количеством произведенной им работы и, во-вторых, обнаруженным им талантом. Немецкий республиканец Берне справедливо возразил на это, что талант, вместо того чтобы быть вознаграждаемым, должен считаться скорее преимуществом, данным природой, а поэтому для восстановления равенства следовало бы делать известный вычет из полагающейся талантливым людям доли» (1, 1; 527). 218 Сен-симонизму Энгельс противопоставляет фурьеризм, т. е. другую форму утопического социализма, которая также несвободна от мистицизма. Но, заявляет Энгельс, если отбросить мистицизм и экстравагантность Фурье, то «остается нечто, чего не найти у сен-симонистов, а именно — научное изыскание, трезвое, свободное от предрассудков, систематическое мышление, короче — социальная философия, между тем как сен-симонизм может быть назван только социальной поэзией» (1, 1; 528). По мнению Энгельса, Фурье впервые установил великую аксиому социальной философии: если присущее каждому индивиду влечение к определенной полезной для общества деятельности полностью удовлетворяется, леность, паразитизм невозможны. В природе человека заложено постоянное стремление к деятельности; нет никакой необходимости принуждать к ней людей, нужно лишь путем разумной социальной организации дать правильное направление этому естественному стремлению. Все, что делает труд тягостным, вытекает не из сущности труда, а из индивидуалистической социальной организации, которая, как доказал Фурье, должна быть заменена коллективизмом, ассоциацией. Высокая оценка идеи Фурье об исторически преходящем характере противоположности между трудом и наслаждением, городом и деревней в общем правильно выделяет рациональное в фурьеризме. При этом Энгельс указывает и на один из основных пороков фурьеризма: «...он не отменяет частной собственности. В его фаланстерах, или ассоциативных хозяйствах, существуют богатые и бедные, капиталисты и рабочие» (2, 1; 529). Осуждая эту половинчатость, Энгельс указывает, что она допускает возможность возрождения старой, т. е. капиталистической, системы «на улучшенных началах». Энгельс критикует французских утопических социалистов и за то, что они превращают свои доктрины в религиозные учения, провозглашая как аксиому, что христианство и коммунизм тождественны. «Они стараются это подтвердить ссылками на библию, на то, что первые христиане якобы жили на общинных началах и т. д.». Опровергая эту аргументацию, Энгельс подчеркивает: «...если немногие места из библии и могут быть истолкованы в пользу коммунизма, то весь дух ее учения, однако, совершенно враждебен ему, как и всякому разумному начинанию» (1, 1; 532). 219 Осуждая попытки соединить социализм с религией, Энгельс разъясняет, что для превращения социализма в научное и революционное учение недостаточно разделаться с религией; необходимо прежде всего последовательное отрицание частной собственности, как этого требует французский утопический коммунизм, который Энгельс называет наиболее значительной и радикальной партией во Франции. Возникновение коммунизма, начиная от бабувизма и кончая учением Кабэ, он связывает с историей буржуазных революций: эти революции совершались угнетенными и эксплуатируемыми и каждый раз обращались против них *. В конечном итоге пролетарии усваивают ту истину, что само по себе политическое преобразование не изменяет их положения; необходима социальная революция, уничтожающая частную собственность. Энгельс вполне разделяет этот вывод французских коммунистов, возвышающий их над сен-симонистами и фурьеристами. Но он еще не убежден в том, что коммунистическое преобразование общества с необходимостью предполагает революционное насилие. Организация тайных обществ, заговоры, восстания, которые многократно поднимались французскими коммунистами, постоянно приводили к поражению. Несостоятельность тактики заговорщиков, по-видимому, уже очевидна Энгельсу. Однако он еще не противопоставляет тактике заговорщиков организованную массовую революционную борьбу рабочих против буржуазии. Вслед за учением французских коммунистов Энгельс коротко характеризует немецкие коммунистические тео- * Так, указывает Энгельс, победа июльской революции 1830 г. «была результатом союза между буржуазией и рабочим классом, между либералами и республиканцами. Когда дело было сделано, рабочих оттеснили в сторону и буржуазия одна воспользовалась плодами революции. Рабочие несколько раз поднимали восстание, чтобы уничтожить политическую монополию и учредить республику, но они каждый раз терпели поражение... Они убедились, что даже тогда, когда их демократические планы имели успех, они постоянно оказывались обманутыми своими более способными и лучше образованными вожаками и что никакими политическими изменениями нельзя улучшить их социальное положение — причину их политического недовольства. Они обратились к истории великой революции и с жадностью ухватились за коммунизм Бабёфа. Вот и все, что можно с уверенностью утверждать о происхождении современного коммунизма во Франции...» (1, 1; 529—530). 220 рии. Уже Т. Мюнцер утверждал, что общность имущества — единственно надлежащее состояние для общества христиан. Противоположность между Мюнцером и Лютером выражает основное противоречие между народом и его угнетателями. Правда, Лютер начал свое жизненное поприще как человек народа, но затем перешел на службу к его угнетателям. Приступая к анализу положения Германии 40-х годов XIX в., Энгельс указывает на В. Вейтлинга, пролетария, которого «можно считать основателем немецкого коммунизма» (1, 1; 535). Энгельс полагает, что коммунистическое учение «в скором времени объединит весь рабочий класс Германии» (там же; 537). Особое внимание Энгельс уделяет так называемому философскому коммунизму, считая его закономерным результатом развития немецкой философии от Канта до Гегеля, младогегельянцев и Фейербаха. Политической революции во Франции сопутствовала философская революция в Германии. Высшее достижение этой революции — философия Гегеля заключала в себе глубокое противоречие между методом и системой. Раскол гегелевской школы на младогегельянцев и старогегельянцев выявил это противоречие и способствовал полевению тех учеников Гегеля, которые отстаивали прогрессивную сторону его философии. «Младогегельянцы в 1842 г. стали открытыми атеистами и республиканцами...» (1, 1; 538). Реакция, повсеместно проводившая преследование оппозиции, напрасно праздновала свою победу: «... из пепла политической агитации вырос коммунизм» (там же; 539). Энгельс считает, что уже осенью 1842 г. часть младогегельянцев (он не исключает, по-видимому, и самого себя) осознала, что одних политических преобразований общества недостаточно для осуществления их философско-исторических принципов и идеалов: необходима социальная революция, устанавливающая коллективную собственность. Этих выводов не разделяли «главари партии» Б. Бауэр, Фейербах и Руге. «Однако коммунизм был столь необходимым следствием неогегельянской философии, что никакое противодействие не могло помешать его развитию, и в течение этого года первые его сторонники с удовлетворением отмечали, что республиканцы один за другим присоединялись к их рядам. Кроме д-ра Гесса, одного из редакторов ныне закрытой «Рейнской газеты», который фактически первым из этой партии стал коммунистом, теперь имеется уже большое число других, а 221 именно: д-р Руге, редактор «Немецкого ежегодника» — научного периодического органа младогегельянцев, запрещенного постановлением германского Союзного сейма; д-р Маркс, также один из редакторов «Рейнской газеты»; Георг Герверг, поэт, письмо которого к прусскому королю было прошлой зимой напечатано в переводе большинством английских газет, и другие. И мы надеемся, что и остальная часть республиканской партии тоже постепенно перейдет на нашу сторону. Таким образом, философский коммунизм можно считать навсегда утвердившимся в Германии, несмотря на все старания правительств подавить его» (1, 1; 539—540). Приведенные положения Энгельса требуют обстоятельного разбора. Энгельс не просто высказывает определенную точку зрения об отношении младогегельянцев к коммунизму (утопическому), он выступает в данном случае как такой участник младогегельянского движения, который действительно переходит к коммунизму. Этот факт накладывает определенный отпечаток на его оценку младогегельянского учения. Нельзя не учитывать и того, что Энгельс, так же как и другие сторонники социализма и коммунизма, весьма расширительно толковал в то время эти учения, вкладывая в них наряду с отрицанием частной собственности и признанием общественной собственности в качестве главного условия социального переустройства весьма общие гуманистические представления. Выше уже говорилось, что в Германии 40-х годов XIX в. коммунизм был формой выражения оппозиционных настроений. Это в особенности относится к «философскому коммунизму», который не был связан с рабочим движением, не обращался к нему, не видел в пролетариате главной силы коммунистического преобразования общества. Немецкий «философский коммунизм» включал в себя различные элементы. Наряду с теми, кто действительно разделял идеи утопического социализма и коммунизма (к ним в первую очередь относится М. Гесс), к этому движению примыкали и некоторые буржуазные радикалы. Энгельс впоследствии указывал, что в Германии «не было в то время особой республиканской партии. Немцы были либо конституционными монархистами, либо более или менее ясно определившимися социалистами и коммунистами» (1, 8; 24). Эта тенденция получила наиболее яркое выражение именно в «философском коммунизме», который вследствие своего абстрактного, не свя- 222 занного с конкретной критикой капиталистического производства характера особенно часто прибегал к социалистической и коммунистической фразеологии. Таков, например, был «коммунизм» Л. Фейербаха, который в лучшем случае выражал его симпатии к коммунистическому движению. Что же касается Руге, то он, как показало его отношение к Силезскому восстанию 1844 г., был противником рабочего движения. Особая позиция Маркса и Энгельса, которые действительно переходили к коммунизму, очевидна из предшествующего изложения. Энгельс не дает критического анализа «философского коммунизма», возможно, потому, что он еще разделяет некоторые из его иллюзий. Подобно Гессу, он заявляет: «В Германии, больше, чем в какой-либо другой стране, есть условия для создания коммунистической партии среди образованных классов общества. Немцы — нация, далекая от практических интересов; когда в Германии принцип приходит в столкновение с интересами, принцип почти всегда укрощает притязания интересов... Англичанам покажется очень странным, что партия, стремящаяся к уничтожению частной собственности, состоит преимущественно из людей, которые сами являются собственниками, и, однако, в Германии дело обстоит именно так» (1, 1;540). В своих первых статьях из Англии Энгельс называл эту страну отсталой, погрязшей в феодализме. Теперь он в основном отказывается от этой точки зрения. Однако всеобщее значение основных особенностей капиталистического развития Англии еще не вполне осознано. Отсюда иллюзия о возможности для Германии особого пути, исключающего или хотя бы смягчающего социальные катаклизмы. Энгельс говорит о немецком национальном характере, о господстве идеальных принципов в Германии. Отсталая, полуфеодальная Германия, еще по-настоящему не разбуженная развитием капитализма, представлялась Энгельсу (и такова в известной мере видимость феодальных отношений) страной, в которой идеальное господствует над материальным. С утверждением, что в Германии распространение коммунистических идей обусловлено не столько материальными потребностями и интересами, сколько духовными побуждениями, связан и тезис о качественно различных путях к коммунизму в разных странах. Англичане, полагает Энгельс, пришли к коммунизму «практическим 223 путем, вследствие быстрого роста нищеты, деморализации и пауперизма вих собственной стране; французы — политическим путем, отправляясь от требования политической свободы и равенства... немцы же стали коммунистами философским путем, путем размышления над основными принципами» (1, 1; 525—526). Конечно, развитие коммунистических учений в каждой из указанных Энгельсом стран имело свои специфические особенности. Промышленная революция, резкая поляризация классов английского буржуазного общества, несомненно, наложили отпечаток на учение Оуэна, который в отличие, например, от Фурье считает основой социалистического преобразования общества крупную промышленность. Очевидно и то, что революция 1789 г., июльская революция 1830 г. придали французскому социализму и коммунизму определенные черты. Экономическая и политическая отсталость Германии также не могла не сказаться в учении немецкого «философского коммунизма». Но все это не дает оснований для вывода о качественно различных путях к коммунизму в разных странах, ибо везде, где речь идет о коммунистическом движении (а не об отдельных литературных выступлениях более или менее случайного характера), это движение обусловлено развитием антагонистических противоречий капитализма. В Германии 40-х годов не было массового рабочего движения и трудящиеся страдали не столько от развития капитализма, сколько от затянувшегося разложения феодальных отношений. Этим и объясняются основные особенности «философского коммунизма». А то, что Энгельс называл немецким путем к коммунизму, на деле представляло собой лишь особенности распространения и истолкования коммунистических идей в отсталой стране, где еще не сложились условия для массового пролетарского движения. Следует, впрочем, отметить, что, говоря о различных путях к коммунизму в разных странах, Энгельс не только не противопоставляет друг другу немецкие, английские и французские учения, но, напротив, указывает на их принципиальное единство, по существу предвосхищая марксистское положение об интернациональном характере коммунизма. Приведенное положение Энгельса заключает в себе также глубокую мысль о том, что учение коммунизма вырастает из экономического, политического и фи- 224 лософского развития крупнейших стран Западной Европы, что оно необходимый результат общественного прогресса и ни одна нация не может отказаться от коммунизма, если она не хочет отречься от всего прогрессивного в своем культурном наследии. Правда, связь коммунизма в Германии с немецкой классической философией Энгельс понимает еще как непосредственную, поскольку он не рассматривает материальной основы исторической преемственности и классового содержания этих учений. Нельзя, однако, не согласиться с ним, когда он заявляет: «Наша партия должна доказать, что либо все усилия немецкой философской мысли от Канта до Гегеля остались бесполезными или даже хуже чем бесполезными, либо их завершением должен быть коммунизм; что немцы должны либо отречься от своих великих философов, чьи имена составляют их национальную гордость, либо признать коммунизм» (1, 1; 540). Немецкая классическая философия — и это уже сознает Энгельс — действительно является одним из источников научного коммунизма. Естественно возникает вопрос: был ли Энгельс в это время, т. е. накануне своего перехода на позиции диалектического материализма и научного коммунизма, утопическим социалистом? Мы приводили уже отдельные его высказывания в духе утопического социализма. Однако система взглядов утопических социалистов и коммунистов была для него неприемлемой. М. В. Серебряков убедительно показывает, что в рассматриваемой статье Энгельс «критиковал аполитичность сен-симонистов и фурьеристов, был далек от чартистских демократических иллюзий и осудил заговорщицкую тактику бланкистов. Наконец, Энгельс самостоятельно нащупывал «фундамент и движущие силы» общественного развития, усмотрев их в материальных интересах. Стало быть, уже в 1843 г. он стоял выше всевозможных утопических социалистов» (48; 244). Было бы упрощением и схематизацией реального процесса формирования марксизма считать, будто создание научного социализма предполагает в качестве предваряющей стадии утопически-социалистические воззрения его создателей. Конечно, научный социализм не возник сразу, но благодаря творческому усвоению гегелевской философии, которая, как правильно отмечал Г. В. Плеханов, «беспощадно осуждала утопизм» (41; 643), Маркс и Энгельс с самого начала критически относились к доктринам утопических социалистов и коммунистов. Изучение 225 политической экономии, осознание того, что частная собственность является не заблуждением разума, а исторической необходимостью, во всяком случае при определенных исторических условиях, — все это также питало их критическое отношение к утопистам. Они, разумеется, испытали на себе влияние утопических социалистов и коммунистов; они принимали некоторые их положения, в том числе и такие, от которых впоследствии отказались. Но они уже в начале своей научной деятельности усвоили принцип историзма, принципиально исключающий то — в основном нигилистическое — отношение к предшествующей истории человечества, которое было характерно для мыслителей-утопистов. Анализ статьи Энгельса «Успехи движения за социальное преобразование на континенте», в которой особенно сказывается влияние утопического социализма и коммунизма, подтверждает этот вывод. 3 Подготовка издания «Deutsch-Franzosische Jahrbiicher».
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2021-01-14; просмотров: 106; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.119.28.173 (0.017 с.) |